Читать книгу Любовь с ароматом чая - Джанет Маклеод - Страница 7

Джон Белхэйвен был похоронен согласно завещанию: рядом со своей супругой Джейн на маленьком участке позади дома, а не на кладбище в Шиллонге, где хоронили всех выходцев из Британии. Его тело нашел Камаль, но не в кабинете, а в супружеской спальне. Джон лежал, свернувшись калачиком на покрытой плесенью кровати, в которой умерла его жена. Гарнизонный врач сказал, что его сердце отказало после многих лет малярии и горячки. Плантаторы редко доживали до пятидесяти пяти.

Кларри терзали воспоминания о жестоких словах – последних словах, которые Джон от нее услышал. Ее преследовало видение: отец, уползающий в свою старую спальню, словно раненое животное в нору. Скорбь Олив усиливала чувство вины.

– Ты убила нашего отца! – рыдала девочка. – Как ты могла сказать ему такое?!

Кларри даже не пыталась доказывать обратное, ведь в глубине души знала: это отчасти правда.

На похороны, которые провел священник из Шиллонга, пришло совсем мало людей. Были две монашки из монастыря и один чайный плантатор из Гувахати, с которым Джон рыбачил в лучшие времена.

Однако только через две недели после похорон среди плантаторов из более отдаленных районов распространился слух о его смерти, и начали приходить письма с соболезнованиями. Пришло короткое сообщение и от Харри Уилсона, но он не предпринял попыток нанести им визит. Из Оксфордского поместья не поступило никаких вестей. Кларри даже не знала, что чувствует по этому поводу – горечь или облегчение.

Они с Олив жили в состоянии неопределенности, нося траур и ожидая каких-то событий. Вскоре пришли письма из Калькуттского банка и от других кредиторов. Слова сочувствия соседствовали с настойчивым требованием продажи Белгури. Кларри вдруг отчетливо осознала: они могут быть выселены и будут скитаться по улицам Шиллонга или, еще хуже, Калькутты без пенни в кармане. Наверное, им придется просить монашек принять их к себе. Мысль о такой жизни повергала ее в уныние.

Отчужденность Олив также заставляла Кларри страдать. Младшая сестра почти не разговаривала с ней, казня за то, что Кларри оставила ее одну в ту ночь, когда умер их отец. Олив превратилась в несчастного, беспомощного ребенка. Она часами лежала в кровати и рыдала. Даже терпеливый Камаль был не в силах ее утешить.

Перебирая бумаги Джона, Кларри наткнулась на адрес его двоюродного брата Джейреда и написала ему письмо, извещая о смерти отца. Она уже подумывала о том, чтобы покинуть Индию и отправиться в эту неизвестную Англию, лежащую где-то далеко на севере. Джон с теплотой вспоминал о годах, проведенных на ферме в Нортумберленде, которая, правда, уже давно ему не принадлежала. Единственным из его родни, кто остался в живых, был его кузен Джейред, уехавший в Ньюкасл[12] в поисках работы. Джон пренебрежительно отзывался о двоюродном брате, содержавшем питейное заведение, но, вероятно, у Джейреда была более крепкая деловая хватка, чем у ее отца. Если ей удастся найти работу в Англии, она сможет содержать Олив до тех пор, пока та не станет совершеннолетней. Потом они могли бы вернуться домой, в Индию. Чем дольше Кларри думала об их положении, тем сильнее убеждалась в том, что им придется покинуть Ассам, чтобы выжить.

Хотя Кларри не получила ответа от Джейреда, она снова написала ему, спрашивая, сможет ли он помочь ей найти в Ньюкасле место экономки или компаньонки. Она сообщила своему незнакомому дяде, что хорошо шьет и готовит, а также умеет обращаться с прислугой и вести домашнее хозяйство. И много знает о чае.

Отправив второе письмо, Кларри начала сомневаться в том, правильно ли она поступила, ведь она почти ничего не знала о своем родственнике. Женат ли он? Есть ли у него дети? В конце концов, жив ли он вообще? Поскольку Джон не стремился поддерживать связь со своим кузеном и никогда никому не писал, если в том не было крайней необходимости, она ничего об этом не знала.

Когда через месяц пришел ответ на ее первое письмо, Кларри почувствовала облегчение, ведь на свете был кто-то, к кому они могли обратиться за помощью. Она рассказала об этом Олив.

– Смотри, дядя Джейред прислал нам письмо! Он пишет, что ему очень жаль и что он любил нашего отца, когда они были детьми. Подписано: от Джейреда и Лили Белхэйвен. Лили, должно быть, его жена. – Кларри присела на кровать рядом с сестрой. – Ведь это же чудесно – иметь родственников, правда?

– Но какой в этом прок, ведь они так далеко, – безрадостно сказала Олив.

Кларри постаралась, чтобы в ее голосе прозвучал оптимизм.

– Они могут найти мне работу, я их об этом попросила.

– Что?! – Олив села на кровати. – Ты хочешь сказать, что мы поедем в Англию?

– А почему бы нет?

Олив ужаснулась.

– Мы ничего не знаем об этой стране, кроме того что там холодно и постоянно идут дожди, а также полно дымных городов, в одном из которых живет король. И мы не знаем наших родственников; возможно, они жестокие люди и продадут нас в рабство.

– Какие глупости! – засмеялась Кларри. – Ты читаешь слишком много сказок.

– Не нужно надо мной смеяться, – сказала Олив с укоризной. – Я серьезно. Я не хочу там жить.

Кларри взяла ее ладони в свои.

– Послушай, я тоже не хочу ехать в Англию. Но, похоже, у нас нет выбора. Нам придется продать Белгури, чтобы выплатить долги отца. Мы не сможем самостоятельно содержать поместье. Неужели тебе это не понятно?

– У нас есть выход, – сказала Олив с мольбой во взгляде. – Ты можешь изменить свое решение и выйти замуж за Уэсли Робсона.

– Как ты можешь говорить такое после того, как он поступил с нашим папой? – отпрянула от нее Кларри. – После посещения Робсона отец сдался. Встреча с этим человеком лишила его сил сопротивляться.

– Нет, Робсон здесь ни при чем, – прошипела Олив. – Это сделала ты.

Кларри встала. Она устала от жалоб Олив.

– Я не собираюсь спорить.

– Это твоя вина! – закричала Олив. – Во всем виновата твоя идиотская гордость! Если бы ты согласилась выйти замуж за мистера Робсона, все было бы хорошо. Отец примирился бы с твоим решением, если бы Белгури снова процветало.

– Не фантазируй, – ответила Кларри. – Такого никогда бы не было. Робсон получил бы нашу землю и не выполнил бы обещаний.

– Ты неправа, – сказала Олив, снова готовая разрыдаться. – Это был наш единственный шанс. Но ты все испортила. Если бы ты вышла замуж за Робсона, папа сейчас был бы жив!

Кларри выбежала из комнаты, уязвленная обвинениями сестры. Ерунда! Даже если бы она и согласилась на этот отвратительный брак, отец никогда бы его не благословил.

Однако Кларри не могла избавиться от гложущей ее мысли: не ускорила ли она смерть отца, отказавшись выйти замуж за Уэсли? Это была сомнительная возможность сохранить Белгури, но все же это был шанс. Может, ей следовало попытаться переубедить отца, пока не стало слишком поздно? Она уже никогда этого не узнает, но это усугубляло ее и без того мучительное чувство вины за его смерть.

На следующей неделе Белгури было выставлено на продажу. Олив продолжала изводить Кларри обвинениями в эгоизме, упрекая за то, что она оттолкнула Уэсли.

– Что сделано, то сделано, – резко бросила Кларри. – Теперь слишком поздно что-либо менять.

– Может быть, и нет, – возразила Олив. – Почему бы тебе не написать мистеру Робсону и не сообщить ему о том, что ты передумала? А еще лучше поехать к нему самой. Я могла бы поехать с тобой.

– Нет! – воскликнула Кларри. – Я не могу. Он даже ничего не написал нам по поводу смерти отца.

– Значит, ты не любишь Белгури так, как говоришь, так, как люблю его я! – восклицала Олив. – Если бы я могла, то сделала бы что угодно, лишь бы остаться здесь, даже вышла бы замуж за такого человека, как Уэсли Робсон.

– Прекрати! – взмолилась Кларри.

– Не прекращу, – сказала Олив, – и не уеду отсюда. Я никогда не поеду в Ньюкасл, ты не заставишь меня это сделать!

Кларри решила посоветоваться с Камалем, но от него было мало толку.

– Вы должны принять волю Аллаха, – сказал он и продолжил заниматься своими делами, погруженный в печаль.

Когда пришло второе письмо от Джейреда и Лили с великодушным предложением поселиться в их доме в Ньюкасле до тех пор, пока сестры не достигнут совершеннолетия, у Кларри будто гора свалилась с плеч. Но Олив беспрерывными рыданиями довела себя до болезненного состояния. У нее было несколько сокрушительных приступов кашля, после которых она совершенно обессилела. К тому же она простудилась. Кларри вместе с Камалем ухаживали за ней с растущим беспокойством. Олив ничего не говорила, но ее глаза были полны упрека.

Кларри уже начала подумывать о том, что еще недавно казалось ей невозможным: она поедет к Уэсли Робсону и будет просить его о помощи. Она готова униженно молить его о прощении, если это поможет вернуть сестру к жизни. Попросив Аму приглядывать за Олив, она в сопровождении Камаля отправилась в Верхний Ассам.

Весь день они ехали вниз по склону холма через лес и джунгли, остановились на ночь в чайном домике и продолжили путь на следующий день, пока не добрались до Гувахати, раскинувшегося по обе стороны реки Брахмапутры. Здесь Кларри и Камаль оставили своих пони на постоялом дворе и сели на пароход, который через два дня пути вверх по реке доставил их в Тезпур. Сойдя на берег, они наняли двуколку, чтобы ехать в горы неподалеку от Нагаона.

Поначалу Кларри была настолько очарована сдержанной красотой туманной речной долины, что мало о чем думала, кроме самого путешествия. Но когда ландшафт сменился и они стали приближаться к Оксфордскому поместью, ее нервное напряжение многократно возросло. Что же она, в самом деле, скажет, когда окажется лицом к лицу с Уэсли Робсоном?

Подъехав к воротам поместья, Кларри и Камаль были поражены масштабами чайных плантаций. Посадки тянулись на многие мили по склонам холмов, так далеко, как можно было охватить взглядом. Получив разрешение въехать, они еще час добирались до центральной усадьбы, мимо добротно построенных производственных помещений. Множество работников сновало между рядами чайных кустов, согнувшись под тяжестью своей ноши. Кларри изумила такая активная деятельность в столь ранний сезон, но здесь растения уже буйно зеленели, а воздух был теплым и влажным. В Белгури по ночам все еще случались заморозки.

В самом центре поместья, среди прекрасных декоративных садов виднелись низенькие дома, а также гольф-клуб и ухоженная площадка для игры в поло.

Из конторы вышел смотритель и, поприветствовав гостей, предложил им выпить. Он был бенгальцем и дружелюбно беседовал с Камалем.

– Смотритель говорит, что может отвести вас к помощнику руководителя, – сказал Кларри Камаль. – Он в цеху.

У девушки замерло сердце.

– А где же мистер Робсон? – спросила она, вдруг ощутив сухость во рту.

Камаль покачал головой.

– К сожалению, его здесь нет.

Кларри охватил ужас.

– Когда же он вернется?

– Вам придется поговорить с помощником управляющего, мистером Бейном, – сказал Камаль, снова качая головой.

В цеху стоял оглушительный шум. Шипя, работали механизмы на паровой тяге, вращались гигантские валы и жужжали вентиляторы, сушившие огромное количество чайного листа. Кларри подумала об их маленьком помещении для сушки с бамбуковыми поддонами, которым требуется восемь фунтов[13] хороших дров, чтобы получить древесный уголь для сушки всего одного фунта чая. Ей стало понятно, какая пропасть пролегает между Оксфордом и Белгури. Неудивительно, что Уэсли был таким язвительным.

Может, именно поэтому ее отец так противился ее общению с плантаторами из Верхнего Ассама и посещению их поместий, боясь, что она поймет, сколь незначительно их собственное. Кларри со стыдом вспомнила о том, как хвасталась перед Уэсли прекрасными чайными посадками. Возможно, в прежние времена мелкие поместья и преуспевали, но одного взгляда на этот механизированный цех было достаточно, чтобы понять: Белгури безнадежно устарело.

Мистер Бейн оказался приветливым краснолицым человеком, ненамного старше ее самой. Он попросил Кларри выйти из цеха. Услышав, откуда она прибыла, мистер Бейн не смог скрыть удивление.

– Белгури? Это поместье выставлено на продажу, если я не ошибаюсь. Я слышал, его владелец недавно умер.

– Да, это мой отец, – сказала Кларри.

– О боже. Очень сожалею. Чем я могу быть вам полезен?

– Я разыскиваю мистера Уэсли Робсона, – произнесла Кларри, краснея. – В прошлом году он изъявил желание приобрести Белгури.

– Ах, вот оно что, – сказал управляющий, приподняв светлые брови.

– Я хотела бы узнать, когда с ним можно будет поговорить, – продолжила Кларри.

– Мне очень жаль, мисс Белхэйвен, но его здесь уже нет. Он отсутствует с сентября.

– С сентября?! – ахнула Кларри.

– Да, я его замещаю. Мистер Робсон сказал, что изучил все, что хотел. Должен признаться, он произвел на меня впечатление человека, который всегда куда-то спешит.

«Да, – сказала себе Кларри, – это очень похоже на Уэсли: думать, будто он узнал все о выращивании чая меньше, чем за год».

– А куда он уехал? – спросила она.

– Ну, – мистер Бейн надул щеки, выдыхая, – думаю, он направился на Цейлон – посмотреть, как выращивают чай там; попутешествовать по Индии, поохотиться на тигров.

– То есть сюда он не вернется? – спросила Кларри, чувствуя странную опустошенность.

– Мне это неизвестно, – сказал заместитель, глядя на нее с любопытством. – Вы с Робсоном достигли договоренности?

Кларри вспыхнула.

– Нет, ничего такого. Тогда мы не были готовы продать Белгури, но теперь, после смерти отца, мы согласны.

Мистер Бейн кивнул.

– Я понял, но не уверен, что это что-то изменило бы, даже если бы он был здесь.

– Почему?

– Видите ли, мистер Робсон не из тех, кто задерживается на чем-то надолго. Думаю, если его предложение отвергли, он уже не будет к нему возвращаться. Он, скорее, выбросит это из головы и ухватится за следующую бизнес-идею.

Мистер Бейн виновато улыбнулся.

– Извините, от этого вам мало пользы. Позвольте угостить вас ленчем.

Кларри отказалась. Неожиданно ей захотелось покинуть это подавляющее своими масштабами место. Она попросила дать им корзину с едой на обратную дорогу. Управляющий был крайне удивлен тем, что она проделала весь этот путь в сопровождении одного лишь кхансамы своего отца. Но Кларри отвергла его предложение остаться, по крайней мере на ночь, вызвав еще большее недоумение своим экстравагантным поведением.

У Кларри было здесь еще одно дело. Прежде чем отправиться домой, она вернулась к конторе и спросила у смотрителя-бенгальца, можно ли ей взглянуть на вытянувшиеся вдоль улицы жилища работников. Он проявил подозрительность, но, услышав, что ей разрешил мистер Бейн, провел Кларри к хижинам.

Тут ей ударила в нос вонь сточных канав. Дети копошились в грязи возле убогих халуп. Не обращая внимания на крики патрулирующего улицу человека, Кларри, пригнувшись, вошла в одно из жилищ.

Здесь было так темно, что поначалу она ничего не могла разглядеть. Крохотное и без окон, жилище состояло из одной комнаты. Единственным источником света и свежего воздуха была дыра в соломенной крыше. Кларри представила, в какое болото превращается здесь пол, когда идут дожди. Посуда и циновки для сна для полудюжины человек были свалены под одной стеной. Напротив, судя по запаху, находилось отхожее место.

Кларри вышла, чувствуя тошноту. Когда придет сырое лето, здесь расплодятся москиты. На ломаном ассамском языке она спросила у взволнованного надсмотрщика, знает ли он Рамшу из Белгури, что в горах кхаси.

– Туземец? – спросил он с презрением. – Они слишком ненадежны – все время устраивают драки и сбегают.

Кларри описала его, но человек пожал плечами, словно не считал предмет разговора достойным обсуждения. Девушка рассердилась.

– Его мать – друг моей семьи!

Камаль попытался увести ее отсюда.

– Он ничего не сможет нам сказать.

– Я должна найти Рамшу. Я обещала Аме.

Мысль о том, что их поездка не принесла никакой пользы, казалась Кларри невыносимой.

К тому времени, когда они вернулись в усадьбу, слух о том, что она шпионит, достиг ушей заместителя управляющего, и он уже поджидал ее, утратив былую учтивость.

– Вам не следовало ходить в рабочий поселок, – проговорил он раздраженно. – Я бы никогда вам этого не позволил. Если управляющий узнает об этом…

– Я ищу сына своей подруги, – сказала Кларри, ничуть не смутившись. – Я хотела бы повидать его и привезти ей хорошие вести о сыне.

Он изумленно уставился на нее.

– Вы говорите об одном из наших работников?

– Пожалуйста, – попросила Кларри. – Обещаю, что сразу же после этого я покину ваше поместье. Я не собираюсь причинять вам беспокойство.

Со вздохом неодобрения мистер Бейн прошагал в контору к смотрителю и попросил его уладить этот вопрос.

– Потом позаботьтесь, чтобы мисс Белхэйвен и ее слуга благополучно покинули поместье, – сказал он и, резко поклонившись, ушел.

Просмотрев свои записи, смотритель грустно покачал головой.

– К сожалению, этот юноша умер два месяца тому назад. Как и многие другие жители высокогорья, он не был приспособлен к здешнему климату.

– И условиям, – проворчала Кларри.

Камаль вывел ее из конторы и увлек к двуколке, пока Кларри не устроила еще какого-нибудь переполоха. На обратном пути они ехали молча до самой Брахмапутры.

* * *

Последующие недели сборов и подготовки дома к продаже отвлекли Кларри от мыслей о приближающемся отъезде. Пока дом не был продан, банк должен был вступить в его временное владение, и ей хотелось уехать отсюда до унизительного выселения. Девушка решила, что они доберутся до Англии на те средства, которые им удастся наскрести, продав личные вещи. Сестры устроили аукцион. На него явились любопытствующие из гарнизона в Шиллонге, офицерские жены и клерки, которым хотелось взглянуть на скандальное бегство Белхэйвенов.

Кларри услала Олив с ее альбомом для рисования, чтобы она не стала объектом внимания любопытствующей толпы, а сама скрепя сердце принялась играть роль хозяйки, предлагая посетителям чай. В конце концов в доме не осталось ни одного стула, чтобы присесть, или книги, чтобы почитать. Кларри не стала выставлять на торги скрипку сестры, несмотря на просьбы жены полицейского, которая хотела купить ее для своего сына. Кларри решила забрать инструмент Олив в Ньюкасл.

Уже были заказаны билеты на пароход из Калькутты в Лондон, и Кларри волновалась, успеют ли они уехать до наступления сезона дождей, который сделал бы путешествие вниз по реке очень опасным. Камаль отказался ехать с ними.

– Вернусь в свою деревню и открою чайную, – заявил он. – Или, может, постоялый двор.

Кларри с ужасом думала о той минуте, когда ей придется расстаться с Камалем и Амой. И с Принцем.

Сослуживец Харри Уилсона приехал, чтобы купить Принца. Он предложил хорошую плату.

– Нет, Принц не продается! – воскликнула девушка, видя, как скрупулезно он осматривает ее пони.

Позже Камаль попытался ее образумить.

– Вы не можете забрать Принца с собой в Англию. Ваши родственники писали вам об этом. Почему бы не продать его этому солдату?

Кларри покачала головой.

– Я хочу подарить Принца одному особенному человеку, который, я уверена, хорошо о нем позаботится.

– Вам нужны деньги, мисс Кларисса, – вздохнул Камаль. – И кого вы называете особенным? Надеюсь, не одного из этих деревенских оборванцев?

Кларри засмеялась.

– Нет, не оборванца. Я имею в виду вас, Камаль. Я хочу, чтобы вы взяли Принца себе.

Глаза бенгальца округлились. Приложив кулак к губам, он притворился, что закашлялся.

– Я не могу… – вымолвил он.

– Можете. Жаль, я не в состоянии дать вам больше за все то добро, что вы сделали для нас.

– Спасибо вам, – пробормотал Камаль и отвернулся, чтобы скрыть слезы.

В последний день пребывания в Белгури Кларри встала до рассвета и поехала к хижине свами. В последний раз она видела, как поднимающееся солнце осветило вершины Гималаев, слышала звуки пробуждающегося леса. Мысленно возвращаясь к тому роковому утру, когда Харри застрелил лань, а Уэсли отнес Кларри без сознания в свою палатку, девушка размышляла о том, как бы сложилась ее жизнь, если бы она их не встретила.

Уэсли всколыхнул застарелую вражду между Белхэйвенами и Робсонами и ускорил крах Белгури. Здесь, в уединении этого романтического места, Кларри смогла признаться себе в том, что он ей нравится. Правда, она презирала себя за это. Уэсли эгоцентричен, и, увидев условия в поместье Робсонов, в которых жил и умер Рамша, Кларри никогда не простит ему бессердечности, с которой он преследовал любимого сына Амы. Старая нянька была безутешна, узнав о смерти сына, и ее скорбный плач и причитания, раздающиеся в ночи, были невыносимы.

Появившийся свами прервал ее размышления. Они поприветствовали друг друга, и старик, подойдя, повесил на шею Кларри гирлянду из цветов, как будто знал, что девушка собирается уезжать. Затем он вложил ей в ладонь гладкий розовый камешек – цвета гор во время восхода солнца. Тронутая, Кларри поблагодарила его и вынула из кармана подарок для него.

– Это морские раковины, – пояснила она. – Они с нортумберлендского побережья, это в Англии. Мой отец хранил их, чтобы они напоминали ему о море, о его доме. Туда я и направляюсь. Я никогда не видела Северного моря. Отец говорил, что оно часто бывает цвета грозовых туч.

Кларри высыпала раковины в ладони отшельника.

– Я подумала, что они будут хорошо смотреться в вашем саду.

Свами кивнул и улыбнулся. Когда Кларри уходила, он запел песню радости. Девушка слышала ее даже тогда, когда ее обступили джунгли и отшельника уже давно не было видно.

Камаль приготовил на завтрак яичницу, которую ни Кларри, ни Олив есть не стали. Бывший кхансама собирался проводить их до парохода в Гувахати, а дальше идти своей дорогой, в Западную Бенгалию. Звук шагов эхом отдавался в пустом доме, когда они зашли туда, чтобы бросить прощальный взгляд. На веранде Олив обняла сестру, крепко прижавшись к ней.

– Я не хочу уезжать, – заплакала она. – Прости меня за все то, что я тебе наговорила. На самом деле я так не думаю.

– Я знаю, – ответила Кларри, обнимая ее.

– Пообещай, что ты никогда не бросишь меня, как мама и папа, – попросила Олив.

– Обещаю, – сказала Кларри, сильнее прижимая ее к себе. – А теперь идем, Камаль ждет.

В последний раз взглянув на запертый дом, она повела плачущую сестру со двора, к двуколке, которой правил Камаль. Сама Кларри поскакала на Принце.

В деревне они сделали остановку. К ним вышла Ама с дочерьми и, рыдая, обняла их на прощанье. Кларри заметила, что на Аме брошь и ожерелье, которое она подарила ей на память. Драгоценности принадлежали ее матери, и теперь ими владела Ама, поскольку последние восемь лет была им вместо нее.

– Мы вернемся, – пообещала ей Кларри. – Однажды мы вернемся, вот увидите.

Она была рада, что несколько часов могла ехать через джунгли позади двуколки и ее плач заглушали крики обезьян и птиц.

На следующий день они прибыли в Гувахати, к речной пристани, у которой стоял пароход. Здесь было жарко и влажно. Река разлилась из-за ранних дождей и стала в два раза шире, чем была в апреле. Острова оказались под водой, а вода стала коричневой от ила, который она смывала с подножий гор.

В саду на постоялом дворе, рядом со старинной пушкой сестры попрощались со своим дорогим Камалем. Слезы стекали в его бороду, когда он разрешил им обнять его на прощание и пообещал время от времени давать знать о себе.

– Для меня было честью познакомиться с вами и с Белхэйвен-сагибом, – сказал Камаль сдавленным голосом. – Да хранит вас Аллах.

– Это для нас было честью знать вас, – улыбнулась ему Кларри сквозь слезы. – Вы были нам лучшим другом. Спасибо.

Затем она погладила Принца и в последний раз прижалась лицом к его шее.

– Служи хорошо, мой Принц, – шепнула она ему на ухо.

Пони всхрапнул и взволнованно ткнулся в нее мордой, словно догадываясь о предстоящем расставании.

Последнее, что Кларри и Олив видели в Гувахати, когда пароход отчаливал от переполненной пристани, был Камаль верхом на Принце, машущий им рукой. Сестры махали ему в ответ и кричали, пока он не стал маленьким пятнышком вдали.

Кларри и Олив неподвижно сидели на передней палубе, глядя на поросшие лесом горы Гаро, проплывающие мимо них с восточной стороны. Далеко за этими горами находился их дом в Белгури. По мере того как пароход спускался вниз по течению, набирая пассажиров, Брахмапутра расширялась, становясь похожей на море. На песчаных отмелях дремали крокодилы, а члены экипажа по ночам ловили рыбу с кормы.

Еще через два дня пути они прибыли в Рангпур – железнодорожный узел, откуда должны были ехать на поезде до Калькутты. У Кларри были очень туманные воспоминания о путешествии по этому пути, совершенном в те давние дни, когда ее родители ездили в большой город по делам, за новой одеждой и для того, чтобы вечером сходить в театр. Олив ничего этого не помнила и становилась все более подавленной и молчаливой по мере удаления от Ассама. К тому времени, когда Кларри приехала в Калькутту, в миссионерский дом, где они с сестрой должны были остановиться на два дня до отплытия парохода из Индии, она и вовсе перестала говорить.

Пароход отчалил восьмого июля. Дул горячий ветер, и отражающееся в воде солнце слепило глаза. Кларри щурилась и прикрывалась ладонью, глядя в последний раз на берег, когда их корабль, вибрируя, выходил в открытое море. Многолюдная пристань с ее разговорчивыми торговцами и разнообразными запахами еды удалялась слишком быстро. Индия, единственный дом Кларри, кроме которого она ничего не знала и за пределы которого никогда не стремилась, теперь быстро ускользал от нее. И только когда совсем стемнело и на небе засияли звезды, Кларри и молчаливая Олив нашли в себе силы оторваться от борта и спуститься в каюту.