Читать книгу Белый Клык. Рассказы - Джек Лондон, William Hootkins - Страница 10

Глава 1
Творцы огня

Волчонок наткнулся на это нечаянно, по своей вине и неосторожности. Он вышел из пещеры и спустился к ручью, чтобы напиться. Возможно, что он не заметил этого еще потому, что был совсем сонный (он всю ночь провел на охоте и только что проснулся). Небрежность его объясняется еще тем, что путь к ручью был ему хорошо знаком. Он часто здесь бродил, и с ним ничего не случалось.

Он спустился мимо засохшей сосны, пересек поляну и побежал между деревьями. И вдруг одновременно увидел и учуял что-то незнакомое. Перед ним молча сидели на корточках пять живых существ, каких он еще ни разу не видел. Это было его первое знакомство с людьми. Но при виде его никто из них не вскочил, не оскалил зубов, не зарычал. Они не пошевелились и сидели в зловещем молчании.

Замер и волчонок. Его инстинкт требовал бежать со всех ног, но внезапно и первый раз в жизни проснулся в нем какой-то другой инстинкт. Великий страх, похожий на благоговение, сковал его. Тягостное сознание своей слабости и ничтожества лишило его сил. Перед ним были власть и могущество, далеко превышавшие его силы.

Волчонок ни разу не видел человека, но инстинктом чувствовал его могущество. Он смутно распознал в нем животное, отвоевавшее себе первенство среди прочих обитателей Северной пустыни. Не только своими глазами смотрел волчонок на человека, но и глазами всех своих предков, некогда бродивших во мраке, невдалеке от бесчисленных зимних костров, и приглядывавшихся на безопасном расстоянии, скрываясь в кустарнике, к странному двуногому существу, которое стало господином над всей живой тварью. Наследственный благоговейный страх, накопленный столетиями борьбы и опыта, овладел волчонком. Этого наследства хватило бы с избытком и для взрослого волка, но взрослый волк не преминул бы пуститься в бегство, волчонок же, парализованный страхом, припал к земле, уже наполовину изъявляя покорность, какую его порода выказывала с тех пор, как волк впервые подошел к человеку и стал греться у разложенного им костра.

Один из индейцев встал, подошел к волчонку и наклонился над ним. Волчонок еще ниже припал к земле. Неизвестное, воплотившееся наконец в существо из плоти и крови, нагнулось к нему и попыталось его схватить. Волчонок ощетинился, зарычал, и его маленькие белые клыки обнажились.

Протянутая, подобная року, рука остановилась на минуту, и человек сказал со смехом:

– Вабам вабиска ип пит тах! (Смотрите, какие белые клыки!)

Другие индейцы громко засмеялись, подзадоривая его схватить волчонка. Рука опускалась ниже и ниже, а в волчонке боролись два противоположных инстинкта. Один внушал ему, что надо покориться, другой толкал на борьбу, результатом чего стал компромисс. Он последовал обоим инстинктам. Он покорялся до тех пор, пока рука не коснулась его. Тогда он стал бороться, вонзил зубы в руку. В следующий момент он получил удар по голове, сваливший его на бок. Тут уж пропала всякая охота бороться. Волчонок превратился в покорного щенка. Он сел на задние лапы и заскулил. Но человек, чью руку он укусил, рассердился. Волчонок получил новый удар по голове, от которого опрокинулся и заскулил еще громче.

Четыре индейца хохотали, и даже укушенный засмеялся. Они окружили волчонка и смеялись над ним, а тот продолжал скулить от боли и ужаса. Но вот он что-то услышал и насторожился, индейцы тоже насторожились. Волчонок знал, что это было, и, издав последний протяжный вопль, в котором слышалось больше торжества, чем боли, умолк, дожидаясь прихода матери – свирепой, неукротимой матери, сражавшейся со всеми, убивавшей всех и ни перед чем не отступавшей. Она приближалась с громким рычанием. Услышав вопли волчонка, она бросилась ему на помощь.

Она кинулась к людям, разъяренная, готовая на все, и это придавало ей дьявольский вид. Но этот спасительный гнев только обрадовал волчонка. Он взвизгнул от счастья и бросился навстречу матери, в то время как люди поспешно отступили на несколько шагов. Волчица стояла между детенышем и людьми, ощетинившись и яростно рыча. Даже волчонок не узнавал ее: до такой степени ярость сделала ее страшной.

Но один из людей крикнул:

– Кич!

В этом восклицании слышалось удивление, и волчонок почувствовал, как вздрогнула его мать.

– Кич! – крикнул снова человек, на этот раз резко и повелительно.

И волчонок увидел, как волчица, его бесстрашная мать, поползла, извиваясь, по земле, визжа от радости, виляя хвостом и всем видом выражая миролюбие. Волчонок ничего не понимал. Он был потрясен. Чувство благоговения к человеку овладело им с новой силой. Итак, инстинкт не обманул его: мать подтверждала это. Она тоже выражала покорность перед этими неведомыми существами.

Человек подошел к волчице. Он положил руку ей на голову, а она припала к земле еще плотнее. Она не укусила его, даже не угрожала. Прочие люди тоже приблизились, окружили ее, ощупывали, притрагивались к ней, а она не пыталась их отогнать. Они были крайне возбуждены, их рты издавали громкие звуки. Но в этих звуках не было ничего угрожающего, и волчонок подполз и прижался к матери, все еще взвизгивая по временам, хотя и стараясь сдерживаться.

– Все просто и понятно, – заговорил индеец, – ее отец был волк. Правда, по матери она произошла от собаки. Но разве мой брат не оставлял ее мать привязанной три ночи в лесу? Значит, отцом Кич был волк.

– Уже прошел год, Серый Бобр, как она убежала, – сказал второй индеец.

– И в этом нет ничего странного, Язык Лосося, – ответил Серый Бобр. – В то время был голод, и собакам не хватало мяса.

– Она жила среди волков, – сказал третий индеец.

– Похоже на то, Три Орла, – сказал Серый Бобр, положив руку на волчонка, – и вот доказательство.

Волчонок слегка зарычал, почувствовав прикосновение, и рука поднялась, чтобы нанести удар. Но волчонок спрятал клыки и с покорным видом приник к земле, а рука стала чесать у него за ухом и гладить по спине.

– Вот доказательство этого, – продолжал Серый Бобр. – Ясно, что его мать – Кич, а отец – волк. Поэтому в нем мало собачьего и много волчьего. И так как у него белые клыки, то и кличка ему будет Белый Клык. Я сказал. Он – моя собака. Разве Кич не была собакою моего брата? И разве не умер брат мой?

Волчонок, получивший таким образом имя, лежал и слушал. Еще некоторое время люди издавали ртами свои звуки. Потом Серый Бобр вынул нож из чехла, висевшего у него на шее, пошел в кустарник и вырезал палку. Белый Клык наблюдал за ним. Серый Бобр сделал зарубки на концах палки и обвязал вокруг них ремни из сыромятной кожи. Один ремень он надел на шею Кич, затем подвел ее к небольшой сосне и привязал второй ремень к дереву.

Белый Клык пошел за матерью и лег подле нее. Язык Лосося протянул руку и перевернул его на спину. Кич выказала беспокойство, и страх снова овладел Белым Клыком. Он не мог подавить в себе рычание, но уже не делал попыток кусаться. Рука приятно гладила его по животу и перекатывала то на одну, то на другую сторону. Было смешно и неловко лежать на спине с растопыренными кверху лапами. Кроме того, Белый Клык был так беспомощен в этом положении, что все его существо восставало против такого унижения. Он не мог защищаться. Если бы это неведомое существо захотело причинить ему боль, то Белый Клык знал, что ему этого не избежать. Попробуйте отпрыгнуть, когда все ваши четыре лапы подняты кверху! Однако покорность заставила его подавить страх, и он только рычал едва слышно. Рычание вырывалось невольно, и за рычание теперь не били по голове. К тому же, как это ни странно, Белый Клык испытывал какое-то необъяснимое блаженство, когда рука гладила его по шерсти. Когда же он был перевернут на бок, то и рычать перестал, а когда пальцы стали чесать у него за ухом, приятное ощущение усилилось. Погладив, человек оставил его в покое и отошел, и весь страх испарился в Белом Клыке. Ему предстояло еще много раз испытывать страх перед человеком, но теперь совершился как бы залог тех дружеских отношений, которые должны были установиться между ним и людьми.

Некоторое время спустя Белый Клык услышал приближение странных звуков и определил их как звуки, издаваемые людьми. Подходила остальная часть племени, растянувшаяся в длинную вереницу, как это принято у индейцев в походе. Здесь было много мужчин, женщин и детей – всего около сорока человек, и все они сгибались под тяжестью лагерного скарба и оружия. С ними пришло очень много и собак, тоже, за исключением щенят, нагруженных разной поклажей. На спине в мешках каждая собака несла от двадцати до тридцати фунтов разного груза.

Белый Клык еще не видел собак, но при встрече почувствовал, что они одной с ним породы, только в чем-то не сходны с ним. Они тотчас же доказали, как незначительно их отличие от волков, когда учуяли волчонка и его мать. Началась свалка. Белый Клык, ощетинившись, рычал и хватал зубами за морды налетавших собак, но был сбит с ног и почувствовал, как острые зубы собак впиваются в его тело. Лежа под ними, он хватал их за ноги и животы. Поднялась невообразимая суматоха. Он слышал рычание Кич, бросившейся ему на помощь, крики людей, палочные удары, которыми отгоняли собак, и вой побитых животных.