Читать книгу Магнус Ридольф - Джек Вэнс - Страница 3

«В конечном счете пристрастие к азартным играм объясняется пассивностью, безволием, безответственностью; азартный игрок относится к той презренной, бесхребетной породе людей, которые безропотно отдаются на волю капризного случая. Сравните такое поведение с действиями человека решительного, владеющего собой: он не идет на поводу у судьбы. Он придерживается заранее установленного курса, манипулирует переменными параметрами и вместо того, чтобы плыть по течению в направлении, предрешенном превратностями бытия, сам создает закономерности, способствующие достижению его целей».

– Магнус Ридольф

Магнус Ридольф нередко нуждался в деньгах, так как практически ни в чем себе не отказывал, не располагая при этом регулярным доходом. Не будучи человеком, склонным к прилежанию, он испытывал отвращение к однообразной будничной работе, в связи с чем ему приходилось иметь дело с каждым очередным кредитным кризисом по мере его наступления – что его вполне устраивало. Прецизионный логический механизм его мозга работал параллельно с редкостным воображением, простиравшимся в необъятные дали пространства и времени, каковые дарованные природой таланты он использовал не только для того, чтобы математически формулировать и упорядочивать фактические обстоятельства, но и с целью поддержания финансового благополучия.

За многие годы он разработал несколько методов, позволявших делать деньги. Первый такой метод был, в принципе, исключительно прост. Наблюдая за окружающим миром, через некоторое время Ридольф замечал какое-либо упущение. Непродолжительное размышление позволяло ему предложить способ устранения убыточного недостатка – таким образом, совершенствуя Вселенную, Магнус Ридольф, как правило, умудрялся одновременно пополнить свой банковский счет.

В других случаях он выполнял поручения частного характера, иногда выступая в качестве неофициального агента Межпланетного бюро расследований, где его белоснежная шевелюра, аккуратная белая бородка, невозмутимый беспристрастный взгляд и непритязательные манеры заслужили известность и высоко ценились.

Время от времени Ридольф посещал тот или иной из роскошных игорных домов, рассредоточенных по планетам Содружества, неприметно сливаясь с толпой состоятельных посетителей, спешивших транжирить свои богатства. При этом он ни в коей мере не полагался на удачу; напротив, своей методичной бесстрастностью он напоминал скорее сборщика налогов. Невозможно отрицать, однако, что Ридольф испытывал некое мрачное удовлетворение в процессе экспроприации активов гангстеров-нуворишей, не позволявшей последним выдвигать какие-либо возражения.

Так называемая «планета развлечений», Веер, находилась за установленными пределами Содружества, но не настолько далеко, чтобы не подвергаться влиянию МБР. Именно на Веер прибыл Магнус Ридольф, когда программа изучения проявлений телепатии опустошила его кошелек. Милитта, крупнейший город и космический порт Веера, занимала окраину плодородного полуострова в теплых широтах – здесь Акко Мэй повелевал своим «Пассажем прихотливой Фортуны», окруженным не столь знаменитыми казино, борделями, тавернами, ресторанами, отелями и сводчатыми торговыми галереями.

На третий день после приземления в космопорте Магнус Ридольф направился к «Пассажу прихотливой Фортуны» с небольшим чемоданчиком в руке. Пройдя через распахнувшуюся перед ним огромную двустворчатую стеклянную дверь, он задержался в большом молчаливом вестибюле с декоративной обшивкой стен в стиле «вау-кема», подражавшем вышивке туземных племен с ее типичными коричневыми и синими лиственными узорами. Прямо перед ним, за колоннадой из зеленой яшмы, можно было видеть тридцатиметровый овал ипподрома для карликовых пони. Справа и слева тянулись анфилады помещений для состязаний в навыках и смекалке, а также для интеллектуальных и традиционных азартных игр. Ридольф проигнорировал ипподром и повернул туда, где играли в карты – в покер и планетту, в «очко», «порчу» и румбо. Понаблюдав несколько минут за игрой в покер, он двинулся дальше. Для существенного выигрыша в покере требуются большие затраты времени, исключительная выдержка и внимательный анализ статистических закономерностей.

Бросив саркастический взгляд на столы для игры в кости, Магнус Ридольф направился в боковой флигель, где пощелкивали и поблескивали десятки крутящихся рулеток. «Красное и черное! – пробормотал себе под нос Магнус Ридольф. – Красное и черное на зеленом сукне, неизменные атрибуты игорного дома с восемнадцатого века».

Ридольф обвел взглядом весь зал – ему доставляли удовольствие тысячи различных оттенков – после чего обратил внимание на потолок из матового стекла, переливавшийся многоцветными орнаментами гигантского проектора-калейдоскопа, чудесно затейливыми, постоянно меняющимися: в глазах пестрили плазменно-желтые, бутылочно-зеленые, пылкие алые тона, пламенно-оранжевые розетки, пульсирующие фиолетово-синие волны, звезды со стреловидными остриями, взрывающиеся и гаснущие; все это соединялось и пересекалось, образуя расширяющиеся кольца, извивающиеся дуги и разбегающиеся полосы.

С потолком контрастировал тусклый темно-серый ковер, поглощавший тени; по ковру расхаживали шикарно одетые мужчины и женщины в красочных блузах и жилетах – блестящих черных, рубиново-красных, зеленовато-голубых, как озаренная солнцем толща морских вод. Вдоль дальней стены тянулись три яруса балконов – там пировали и наблюдали сверху за играми небольшие группы гостей.

Магнус Ридольф внимательно рассматривал просторное помещение с одного конца до другого, оценивая на глаз размеры прибыли, возможной за тем или иным столом. Судя по тому, как раскраснелись нервные лица игроков, то подскакивавших от радости, то погружавшихся в потрясенное уныние, здесь приобретались и терялись огромные суммы. И все эти потоки денег в конечном счете наполняли карманы Акко Мэя. Акко Мэя боялись во всех мирах Содружества – воображение масс связывало этого человека с тысячами преступлений. Тем не менее, в какой бы форме ни осуществлялись его грабежи, Акко Мэй оставался неуловим всякий раз, когда к нему протягивалась рука правосудия – не было никаких убедительных доказательств, позволявших предъявить ему обвинения.

Мысли Магнуса Ридольфа сосредоточились на первоочередной задаче. Он внимательно изучил рулетки, оценивая частоту вращения каждого колеса, его массу и скорость радиального смещения шариков, после чего произвел несколько расчетов в уме и отвернулся. Вероятность ошибки была такова, что игра буквально не стоила свеч.

Ридольф вернулся к ипподрому, заметив по пути мелькавших, как тени за колоннами, темно-коричневых миниатюрных пони, направился в анфиладу другого флигеля, прошел, не останавливаясь, мимо еще нескольких рулеточных столов, а также мимо устройства, тасовавшего быстро вращающиеся диски, но задержался у большой прозрачной сферы, наполненной жидкостью и плавающими в ней шариками разнообразной расцветки; эту игру здесь называли «лоранго».

Пока он наблюдал за шариками, они замедлились, всплыли, сталкиваясь и теснясь, к потолку сферы, и образовали там пирамидку: один шарик на вершине, три непосредственно под ним, семь на третьем уровне и, наконец, тринадцать в основании. Все шарики, ярко подсвеченные, словно горели изнутри, как самоцветы.

Устройством управлял молодой человек с гладкой, как тюленья шкура, светлой шевелюрой и раскосыми карими глазами; на нем была зеленая с белыми отворотами униформа Пассажа. Когда шарики окончательно выстроились на четырех уровнях, крупье объявил выигравшие цвета: «Серебряный получает первый приз! Карминовый, сапфировый и пунцовый – второй; золотой, ярко-синий, черно-белый полосатый, опаловый, изумрудный и угольно-черный – третий».

Магнус Ридольф подошел ближе. Правильный предварительный выбор расцветки шарика, оказавшегося на вершине пирамидки, позволял получить приз в размере, превышавшем ставку игрока в 24 раза; ставка на любой из трех шариков, всплывших на второй уровень – восьмикратный выигрыш; ставка на любой из семи шариков третьего уровня – трехкратный выигрыш. «Вероятность выигрыша – почти 50 процентов, – подумал Ридольф. – Казино получает небольшое преимущество только на третьем уровне». Он тут же заметил, однако, небольшую табличку, закрепленную перед прозрачной сферой:

«ЕСЛИ ВЕРШИНУ ЗАНИМАЕТ БЕЛЫЙ ШАРИК ВСЕ СТАВКИ, КРОМЕ СТАВОК НА БЕЛОМ ПОЛЕ, ПЕРЕЧИСЛЯЮТСЯ В ПОЛЬЗУ КАЗИНО».

«Делайте ставки!» – объявил блондин-крупье. Он нажал кнопку – сфера стала кружиться: «Ставки больше не принимаются!» Сфера резко остановилась; продолжая двигаться по инерции, шарики замедлялись и всплывали, отталкивая друг друга; наконец из них выстроилась пирамидка.

Крупье провозгласил результаты: «Темно-синий получает первый приз! Угольно-черный, светло-коричневый и рубиновый выиграли второй; темно-коричневый, аквамариновый, бледно-желтый, аметистовый, бирюзовый и оливковый – третий».

Блондин собрал ставки и выдал призы.

«Делайте ставки!» – снова объявил крупье. Магнус Ридольф тайком вынул из кармана секундомер.

«Ставки больше не принимаются!» Сфера закружилась, разогналась до максимальной частоты вращения, остановилась. Шарики толпились и всплывали. Ридольф взглянул на секундомер: 10,23 секунды. Шарики выстроились в пирамидку. Ридольф снова сверился с секундомером: 32,01 секунды.

«Белый на вершине! – провозгласил крупье. – Все ставки – в пользу казино».

Магнус Ридольф продолжал измерять продолжительность этапов цикла «лоранго» на протяжении еще нескольких раундов, украдкой записывая результаты в маленькую записную книжку с черной обложкой.

Затем Ридольф сосредоточил внимание на прозрачной сфере. Он вынул из чемоданчика миниатюрную видеокамеру и заснял последовательность трех раундов.

Положив камеру обратно в чемоданчик, Ридольф задумался: какая еще информация могла бы ему понадобиться? Жидкостью, наполнявшей сферу, очевидно была вода. Пользуясь кадрами видеозаписи, он мог рассчитать скорость перемещения всплывающих шариков и, следовательно, удельный вес каждого из них. Кроме того, видеозапись позволяла точно определить диаметры шариков и сферы, а также кривизну прозрачных стенок сферы.

Оставались неизвестными еще несколько количественных факторов – коэффициенты поверхностного трения погруженных в воду шариков и внутренних поверхностей сферы, коэффициент эластичности шариков при взаимном столкновении, частота вращения сферы, параметры ускорения ее вращения и ее внезапного торможения. Следовало учитывать также центробежную силу, вызванную вращением планеты вокруг своей оси, гравитационные отклонения, вызванные перемещением солнца по небосклону, и повышение температуры воды, вызванное возмущениями при вращении и остановке сферы. Необходимо было также исключить возможность воздействия каких-либо сильных или необычных гравитационных и электромагнитных полей. Ридольф открыл чемоданчик и, следя за стрелками индикаторов находившихся внутри приборов, прошелся вокруг прозрачной сферы.

Захлопнув чемоданчик, он обратился к крупье: «Из какого материала сделаны шарики?»

Взглянув на старика, блондин поднял брови: «Из витрина, сударь».

«А сфера?»

«Тоже из витрина». Крупье отвернулся: «Делайте ставки, господа!»

«Вряд ли крупье известна точная частота вращения сферы», – подумал Ридольф. Взглянув на провода, ведущие к приводу сферы, он слегка пожал плечами – у него не было возможности определить характеристики двигателя. Для этого потребовались бы непосредственные измерения.

Магнус Ридольф вышел из Пассажа и направился к аптеке.

«Один грамм флуоресцеина, будьте добры, – сказал он продавцу. – Кроме того, мне понадобятся пятьдесят метров двухмиллиметровой пленки „Пан-Анг“».

Вернувшись в Пассаж с приобретенными товарами, он незаметно прикоснулся к сфере «лоранго», пометив ее пятнышком светящегося порошка, и заснял видеокамерой еще три раунда игры. После этого он снова проверил секундомером продолжительность периодов вращения сферы и формирования пирамидки шариков. Результаты остались прежними: 10,23 секунды до остановки сферы, 32,01 секунды до окончательного размещения шариков на уровнях пирамидки.

Покинув «Пассаж прихотливой Фортуны», Ридольф прогулялся к своему отелю под сенью деревьев бульвара Мокалемаака.

На следующий день его расчеты были завершены, чему способствовали переносной компьютер и карманный дифференциальный анализатор. Пределы погрешности оказались вполне допустимыми.

Ридольф вернулся в «Пассаж прихотливой Фортуны» и на этот раз приобрел у сидевшего за окошком кассира десять фишек достоинством сто валюнтов каждая, после чего повернул налево – туда, где двадцать четыре разномастных шарика «лоранго» танцевали и подпрыгивали в прозрачной сфере, кружась и кувыркаясь случайным, непредсказуемым образом – на взгляд непосвященного наблюдателя. Фактически, однако, их траектории определялись непреложными законами физики и математики так же точно, как площадь их поверхности.

Руководствуясь этими непреложными законами, Магнус Ридольф рассчитал последовательности перемещений шариков в зависимости от исходного взаимного расположения, и, следовательно, вероятность заполнения каждым из шариков, по окончании вращения, каждой из двадцати четырех позиций четырехуровневой пирамидки.

Сумма четырех наибольших значений вероятности составляла 62 процента. Другими словами, наблюдая исходный состав пирамидки и делая ставки на шарики, вероятность восхождения которых на вершину пирамидки – то есть выигрыша в соотношении 24:1 – составляла 62 процента, в среднем Магнус Ридольф мог выигрывать в каждом раунде, на протяжении множества раундов, в 12 раз больше поставленной им суммы.

Перед тем, как принять участие в игре, он еще раз проверил продолжительность периодов цикла «лоранго». Получив удовлетворительные результаты, он поставил по одной фишке на бледно-желтое, бирюзовое, алмазно-радужное и иссиня-черное поля. Сфера завертелась, шарики всколыхнулись и закружились в толще воды ленивым беспорядочным вихрем.

«Бледно-желтый получает первый приз! – воскликнул крупье. – Темно-синий, киноварный и угольно-черный – второй; серебряный, светло-зеленый, светло-коричневый, темно-коричневый, топазовый, черно-белый полосатый и опаловый – третий».

Магнус Ридольф получил выигрыш и сохранил ту фишку, которую поставил на бледно-желтый цвет; прибавление к его исходному капиталу составило 2100 валюнтов. Взглянув на пирамидку, Ридольф поставил по три фишки на рубиновое, белое, аметистовое и оливковое поля.

Сфера завертелась.

«Белый на вершине! – провозгласил крупье. – Все ставки, кроме тех, что на белом поле – в пользу казино».

Теперь у Ридольфа были на руках 94 фишки; он поставил по десять фишек на угольно-черное, аквамариновое, темно-коричневое, изумрудное и золотое поля, то есть прибавив пятую ставку, наиболее перспективную по сравнению с другими неиспользованными вариантами, тем самым слегка увеличивая вероятность выигрыша – и в то же время препятствуя попыткам проанализировать его метод.

Он проиграл – и тут же поставил по десять фишек на светло-коричневое, угольно-черное, ярко-синее и рубиновое поля.

«Угольно-черный получает первый приз!» – объявил крупье.

Магнус Ридольф спокойно расставил столбики своих фишек: теперь их было 254. Игнорируя зевак, собравшихся у него за спиной, старик поставил по пятьдесят фишек на сапфировое, светло-зеленое, топазовое и киноварное поля. Сфера завертелась. Взглянув на выстроившуюся пирамидку, крупье едва заметно поморщился и покосился на Ридольфа: «Сапфировый получает первый приз!»

Игорный дом выплатил выигрыш фишками достоинством в тысячу валюнтов каждая. Магнус Ридольф подозвал служителя с тележкой, чтобы тот помог ему отвезти фишки к кассе, где он обменял выигрыш на фишки стоимостью десять тысяч валюнтов каждая. Теперь у него в руках были 13 «десятитысячных» фишек и четыре «сотенных». Для того, чтобы успокоить крупье, Ридольф поставил четыре сотенные фишки на бесперспективные поля и, естественно, проиграл, после чего поставил по «десятитысячной» фишке на изумрудное, оливковое, светло-коричневое и серебряное поля. Немного поколебавшись, крупье запустил сферу «лоранго».

Пирамидка выстроилась; крупье заметно повеселел: «Первый приз получает рубиновый!»

Магнус Ридольф снова поставил четыре фишки достоинством десять тысяч валюнтов каждая – на карминовое, опаловое, шахматное и золотое поля.

Прозрачная сфера закружилась, шарики вспыхнули в подсвеченной воде, как разноцветные светлячки.

«Опаловый получает первый приз!»

Толпа, собравшаяся за спиной Ридольфа, ахнула.

Теперь перед Ридольфом выстроились фишки на сумму 300 тысяч валюнтов; крупье следил за стариком, прищурившись подобно коту, получившему щелчок по носу.

Магнус Ридольф поставил по пять фишек на светло-зеленое, темно-коричневое, красно-оранжевое и серебряное поля.

Крупье покачал головой: «Боюсь, мне придется ограничить сумму ваших ставок, сударь».

Ридольф смерил его ледяным взглядом: «Насколько мне известно, в Пассаже таких ограничений нет».

Блондин-крупье облизал губы: «В большинстве случаев это так, сударь, но…»

«Будьте добры, позовите своего начальника».

Крупье отвел глаза, не в силах выдержать пристальный взгляд старика: «В данный момент мой руководитель недоступен, сударь. По сути дела, его нет на планете – он улетел по срочному делу».

«В таком случае, кто здесь главный?»

Глядя куда-то поверх головы Ридольфа, крупье заметил владельца казино, целенаправленно шагавшего к двери в стене: «Вот идет господин Мэй! Надо полагать, он только что вернулся. Господин Мэй!»

Акко Мэй задержался – его бледное, почти треугольное лицо повернулось к молодому крупье. Внешность этого хорошо сложенного человека среднего роста можно было бы назвать располагающей к себе, если бы это впечатление не нарушалось жесткой напряженностью телодвижений и странно перекошенным ртом. Брови его казались приподнятыми, словно что-то вызывало у него постоянное раздражение, а его необычно маленькие уши плотно прилегали к темноволосой голове.

«Да, Хорхе? В чем дело?»

«Этот господин слишком часто выигрывает. Подозреваю, что он каким-то образом мошенничает».

Акко Мэй повернулся к Ридольфу и смерил его взглядом с головы до ног. Скромно одетый, пожилой беловолосый субъект с аккуратной козлиной бородкой выглядел вполне респектабельно.

«Чепуха! – сказал Акко Мэй. – Лоранго невозможно обмануть. Здесь не помогают никакие ухищрения, никакие электромагниты. Ограничения не нужны, пусть играет».

Тем не менее, Мэй задержался, наблюдая за тем, как Ридольф разместил по пять фишек на светло-зеленом, темно-коричневом, красно-оранжевом и серебряном полях. Размеры ставок, по 50 тысяч валюнтов, явно удивили его.

Сфера завертелась, шарики исполнили ленивый хоровод в воде, замедлились, стали всплывать, толкаясь и теснясь, выстроились в пирамидку.

«На вершине светло-зеленый!»

Отсчет выигрыша занял некоторое время; глубоко вздохнув, крупье вручил Ридольфу фишки на сумму 1 200 000 валюнтов.

Акко Мэй поднялся на площадку крупье, внимательно рассмотрел разноцветные шарики, после чего подверг Магнуса Ридольфа не менее тщательному осмотру.

«Делайте ставки!» – резко объявил он.

Бросив быстрый взгляд на пирамидку шариков, Ридольф поставил по двадцать фишек на аметистовое, черно-белое полосатое, белое и светло-коричневое поля.

Сфера завертелась, шарики всплыли.

«На вершине рубиновый!»

Кривой рот Акко Мэя растянулся в презрительной смешке: «Делайте ставки!»

Магнус Ридольф поставил по десять фишек на изумрудный, карминовый, шахматный и аквамариновый цвета.

«На вершине карминовый!»

Акко Мэй прикусил губу. Крупье что-то прошептал ему на ухо.

«Позвони кассиру», – сказал ему Мэй.

Впопыхах прибыл посыльный, передавший Мэю небольшой черный кожаный мешок. Мэй отсчитал Ридольфу 24 пачки банкнот Содружества.

«Вам повезло, дружище! Давно у нас не было такого! – слегка наклонив голову, Мэй сосредоточил мрачный взгляд на лице Ридольфа. – Вы намерены играть дальше?»

По всей видимости, Ридольф колебался, перебирая пальцами лежавшие перед ним фишки.

«Так вы будете еще играть?»

Магнус Ридольф поставил по четыре фишки достоинством в десять тысяч валюнтов на четыре бесперспективных поля – и, разумеется, проиграл. Он сделал это опять – и снова проиграл. Напряженно приподнятые плечи Акко Мэя слегка опустились.

Взглянув на пирамидку шариков, Ридольф безмятежно поставил по 500 тысяч валюнтов на радужно-алмазное, угольно-черное, бирюзовое и черно-белое полосатое поля. Мэй наклонился, подсчитывая ставки, повернулся, снова рассмотрел прозрачную сферу, взглянул в лицо Ридольфу и нажал на кнопку.

За движениями шариков следили уже не меньше сотни зрителей. Кружащаяся сфера остановилась. Плавающие по кругу шарики замедлились и всплыли. На вершине пирамидки оказался угольно-черный шарик.

«Двенадцать миллионов валюнтов!» – процедил сквозь зубы Акко Мэй. «Отключи систему! Позови Мак-Натта, чтобы он ее хорошенько проверил, – приказал он блондину-крупье, после чего медленно повернулся к Ридольфу. – Не пройдете ли в мой кабинет? У меня нет на руках такой суммы наличными».

Магнус Ридольф спокойно взглянул на неподвижное треугольное лицо: «Пожалуйста, выпишите мне чек. Этого будет достаточно – я подожду здесь».

Акко Мэй развернулся на каблуках и удалился. Прошло десять минут – толпа, собравшаяся вокруг машины для игры в лоранго, рассеялась. Акко Мэй вернулся и протянул Ридольфу чек: «Вынужден попросить вас не получать наличные по этому векселю в течение трех дней. Текущий баланс на моем счету на три миллиона меньше вашего выигрыша».

Магнус Ридольф благосклонно кивнул: «Разумеется, меня это нисколько не затруднит».

Акко Мэй бросил на него горящий взгляд. Наклонившись ближе, он пробормотал: «В чем секрет, приятель? Что позволило вам одолеть систему?»

Щека Ридольфа неприязненно подернулась. «Математика», – ответил он.

«Чушь!» – выплюнул Мэй, как неожиданно чихнувший черный кот.

Магнус Ридольф пожал плечами: «Любое событие во Вселенной можно выразить в математических терминах. Зачем делать исключение для такого простого механизма, как ваша вращающаяся сфера?»

Рот Акко Мэя покривился пуще прежнего: «Я не математик, дружище. Я – владелец казино. У вас свои игры, у меня – свои. Забавляйтесь математикой где угодно, но в Пассаж больше не приходите».

Ридольф задумчиво поджал старческие бескровные губы: «У вас есть законная возможность не допускать меня в принадлежащее вам заведение».

Мэй кивнул: «Еще какая возможность! Причем я не нуждаюсь в ее правовом обосновании».

«Правоведение – своего рода математика социальных взаимодействий, – заметил Магнус Ридольф. – Оно находит не меньшее практическое применение, чем теория вероятности».

Презрительно усмехнувшись, Акко Мэй отвернулся: «Теориями выше облака ходячего пусть занимаются птички небесные, профессор. И не забывайте о моем предупреждении».

Ридольф обменял оставшиеся у него фишки на наличные – 480 тысяч валюнтов – и покинул Пассаж.

В «Азиатско-африканском банке Содружества» он положил эти деньги на свой счет, воздержавшись от того, чтобы немедленно депонировать чек Мэя, вышел на озаренный лучами послеполуденного солнца бульвар, повернул направо по окаймленной гибискусами Кеалихану-авеню и спустился мимо Рощи Основателей на прогулочную набережную с видом на океан. Пользуясь терминалом продавца новостей, он распечатал «Сводку текущих событий и социального прогресса Содружества», уселся на свободной скамье и стал просматривать колонки новостей под оглушительный аккомпанемент пенящегося прибоя.

Вскоре он встал, однако, вспомнив, что сегодня еще ничего не ел. Пройдясь по набережной к отелю «Коралловый сад», он поднялся в лифте на двадцатый этаж и зашел в кафе на широком балконе. Здесь он пообедал, обозревая обширную панораму прибрежной Милитты – многочисленные беленые домики с крышами, выложенными синей и красной черепицей, лесистые ложбины и солнечное синее море.

Когда официант принес чашку кофе, Ридольф вернулся к просмотру новостей и обнаружил в разделе «Преступная деятельность» заметку под следующим заголовком:

Наклонив голову над газетой, старый математик прочел всю статью. Ему уже были известны, в общих чертах, фактические обстоятельства дела: грузовое космическое судно «Джон Калхун», перевозившее 1200 тонн товаров, еще не оплаченных пошлиной, было взято на абордаж и захвачено в полете, что привело к гибели четырех членов экипажа. Оставшихся в живых астронавтов пираты заперли в каютах.

Когда команде удалось наконец освободиться, трюмы уже опустели, радиопередатчик был выведен из строя, а двигатели – повреждены. «Калхуну» удалось кое-как добраться до космической таможенной станции, откуда о происшествии доложили в МБР.

Покончив с кофе, Магнус Ридольф откинулся на спинку стула и зажег сигару. Посмотрев по сторонам, он заметил, что за ним наблюдали три субъекта, сидевших с рюмками ликера «Санг-де-Дьё» за столом неподалеку; соглядатаи тут же отвели глаза.

Не задерживая на них невинно-голубой взор, Ридольф устроился на стуле поудобнее и продолжал спокойно сидеть, пока оранжевое солнце безмолвно опускалось за горизонт. Сумерки наступили быстро: на балкон опустилась теплая тень, местами озаренная дрожащими язычками пламени свечей.

Магнус Ридольф задумчиво поглядывал на перила балкона, изготовленные из полированного твердого туземного дерева и в высоту достигавшие примерно половины человеческого роста. В семидесяти метрах под балконом не было ничего, кроме бетонного тротуара. Три субъекта за спиной Ридольфа следили за каждым его движением. Один из них прятал лицо под капюшоном, но от внимания Ридольфа не ускользнули светлые волосы, гладкие, как тюлений мех, и хищные раскосые глаза.

Ридольф размышлял. Скорее всего, подручные Мэя ждали того момента, когда он подойдет к перилам, после чего они собирались быстро столкнуть его вниз и тут же скрыться. Настанет переполох, и никто не сможет вспомнить, что, в точности, произошло. Свидетели будут давать противоречивые показания по каждому существенному вопросу. Такое убийство можно было совершить безнаказанно.

Даже если бы он попытался потихоньку покинуть ресторан, ему все равно предстояло пройти не меньше тридцати метров по пустынной набережной до Кеалихану-авеню.

Появился метрдотель, провожавший молодую пару к столу на краю балкона, где они могли бы наслаждаться сумрачным видом на океан.

Магнус Ридольф встал. Краем глаза он видел, как напряглись три бандита. Взяв одной рукой чашку с остатками кофе, а другой – стакан с водой, он сделал шаг вперед и одним быстрым движением кистей облил бандитов водой и кофейной гущей. Тут же схватив за края свой столик, Ридольф приподнял его и швырнул в разъяренных громил. Блондин в капюшоне опрокинулся на спину, двое других вскочили.

Метрдотель тут же подбежал, отчаянно размахивая руками: «Что вы делаете? Вы с ума сошли?» Он схватил Ридольфа за плечо, но не успел удержать седого старика прежде, чем тот бросил горящей свечой в лежащего на полу блондина.

«Антон! Артур! Пол!» – закричал метрдотель. Три официанта ринулись ему на подмогу. «Держите этого психопата! Отведите его в коридор, а я вызову полицию. Боже мой, что же это такое?» Метрдотель поставил на ноги упавший столик и помог трем гангстерам занять прежние места: «Прошу прощения, господа! Уверяю вас, ничего подобного у нас в „Подветренном кафе“ обычно не бывает! Позвольте налить вам еще по рюмке ликера».

Магнуса Ридольфа подхватили под локти и вывели с балкона; через некоторое время прибыл наряд полиции. Многословно объясняя происшествие, метрдотель требовал, чтобы нарушителя наказали строжайшим образом. Тем временем Ридольф с достоинством ждал, прислонившись к прилавку кассира. Мимо прошли с каменными лицами три бандита.

Из полицейского участка Ридольф позвонил в местное отделение МБР и попросил соединить его с коммодором Эфремом.

«Магнус Ридольф! – рявкнул коммодор, немедленно узнавший безмятежную физиономию старика на экране телефона. – Что вы делаете в тюрьме?»

«Меня арестовали за хулиганство», – ответил Ридольф.

«Как так? – встревожился коммодор. – Кто несет за это ответственность? Дайте-ка мне поговорить с лейтенантом, я ему покажу, где раки зимуют!»

Уже через час, спокойно сидя за столом в полицейском управлении, Магнус Ридольф рассказал свою историю коммодору Эфрему – тощему коротышке с костлявым темным лицом и выдающимся квадратным подбородком.

«А у нас наконец нашлись улики, позволяющие надеяться, что Акко Мэй не выйдет сухим из воды, – сообщил коммодор. – Мы пытаемся связать его с нападением на „Калхун“. Несколько человек из команды опознали его по фотографии, но у него неплохое алиби. До Санаториса-Бета триста восемьдесят световых лет. А „Калхун“ взяли на абордаж, насколько нам известно… гм… двенадцать с половиной суток тому назад».

Коммодор указал на тот факт, что максимальная возможная скорость звездолета в свободном пространстве равна c²/e³, то есть не более 42½ световых лет в сутки, тогда как полет до Санаториса занимал почти девять суток, причем на ускорение и на торможение затрачивалось как минимум по 48 часов.

«Таким образом, полет отсюда до Санаториса продолжается ни в коем случае не меньше тринадцати суток, – говорил коммодор. – Но Акко Мэй приземлился в Милитте сегодня в первой половине дня, то есть на сутки раньше, чем это было бы возможно, если бы он участвовал в захвате „Калхуна“ – в каковом случае он никак не мог бы вернуться раньше сегодняшнего вечера даже в оптимальном варианте».

Магнус Ридольф медленно поглаживал белую бородку: «Преступление совершено на расстоянии тринадцати суток полета. Вы подозреваете человека, прибывшего на Веер по прошествии двенадцати суток после захвата космического судна. Существуют четыре возможности. Во-первых, вы могли неправильно установить время нападения на „Калхун“».

«Ни в коем случае! Время определено безошибочно».

«Во-вторых, Мэй мог пользоваться звездолетом, летевшим со скоростью, превышавшей отношение квадрата скорости света к основанию натурального логарифма в кубе – что маловероятно. В-третьих, Мэй мог не участвовать в нападении на „Калхун“».

Коммодор Эфрем нервно выпрямился на стуле, сжимая кулаки рук, лежавших на столе. Вздохнув, он постепенно расслабился и зажег сигарету: «Боюсь, дело обстоит именно так. Акко Мэй невиновен в захвате „Калхуна“. Но за ним числится множество других подсудных дел – массовое уничтожение аборигенов в Порт-Миранде, дюжина одиночных убийств, торговля женщинами и наркотиками, контрабанда – практически все тяжкие преступления, предусмотренные кодексом».

«В том числе сговор с целью совершения убийства, – прибавил Магнус Ридольф, – жертвой которого должен был стать я собственной персоной». Ридольф широко открыл глаза и без всякого видимого намека на иронию приложил ладонь к груди: «Я, представьте себе?»

Коммодор Эфрем ухмыльнулся: «И теперь вам тоже не терпится содрать с него шкуру?»

Ридольф беззвучно постучал пальцами по ручке кресла: «Ничто так не удовлетворяет тщеславие, как месть. По сути своей, месть эгоистична и мелочна, она мало меня привлекает. Тем не менее, вынужден с вами согласиться: преступную карьеру Акко Мэя давно пора пресечь».

Коммодор Эфрем серьезно кивнул, хотя на его тонких губах еще сохранилась тень улыбки: «Короче говоря, вы не прочь содрать с него шкуру».

Покинув полицейский участок, Ридольф не поддался искушению снова взглянуть на прозрачную сферу для игры в лоранго. Вместо этого он прошел под аркой в приемную кабинета Акко Мэя.

Хорошенькая рыжая секретарша гладила рыжего котенка, поднявшего хвост трубой и бродившего взад и вперед по ее столу. Она взглянула на появившегося перед ней старика без малейшего интереса.

«Меня зовут Магнус Ридольф. Я хотел бы поговорить с Мэем», – сказал математик. Почесывая котенка под подбородком, секретарша наклонилась к микрофону и произнесла несколько слов, после чего пригласила Ридольфа подойти к белой панели в стене, обшитой темным твердым деревом. Панель отодвинулась в сторону; за ней на обтянутом кожей диване сидел, положив ногу на ногу, Акко Мэй.

«Садитесь!» – сказал Мэй. Ридольф сел. «По какому поводу вы оказали мне честь своим визитом?»

Магнус Ридольф сухо произнес: «Я хотел бы доказать, что вы участвовали в пиратском нападении на „Калхун“».

Акко Мэй хрюкнул и расхохотался – ответ Ридольфа его изрядно развеселил: «Ничего у вас не получится! Я не бывал в окрестностях Санаториса уже много лет».

«И вы можете это доказать? Выжившие астронавты, оставшиеся на борту „Калхуна“, однозначно опознали вас по фотографии».

Мэй пожал плечами: «Они ошибаются. Меня там не было».

«Но вас не было и здесь, когда судно взяли на абордаж. Где вы находились?»

Акко Мэй помрачнел: «А вам какое дело?»

«В данный момент я представляю Межпланетное бюро расследований». Наклонившись, Ридольф вручил Мэю визитную карточку.

Презрительно взглянув на нее, Мэй вернул карточку: «Почему в МБР никак не могут оставить меня в покое? Неуемные следопыты! Напрягите скудные умственные способности и поймите наконец: я – всего лишь обычный бизнесмен, у меня свое предприятие – здесь, в Милитте. Как любого другого, меня надувают всевозможные мошенники – вчера, как вам известно, один из них нагрел меня на двенадцать миллионов».

Магнус Ридольф задумчиво сосредоточил внимание на древнем марсианском скарабее, украшавшем кольцо на пальце Мэя: «Припоминаю кольцо, которое вы носите. Точно такое же носил мой старый приятель, Риммер Фогель. Пираты убили Фогеля и ограбили его космическую яхту».

«Навозный жук? Я купил его на Лягушачьей Развязке, – заявил Акко Мэй. – Лягушатник утверждал, что выкопал кольцо в каких-то развалинах».

«Понятно. Что ж… Как говорится, имущество отражает характер владельца».

Акко Мэй встал, взял стакан и лениво налил себе воды из крана, встроенного в стол: «Это все? Вы за этим пришли? Чтобы пришить мне дело „Калхуна“? Я просто не мог бы там оказаться, даже если бы захотел. До Санаториса не меньше двух недель полета. А я вернулся домой уже вчера».

«Ваше возвращение ничего не доказывает. Такое расстояние можно преодолеть за двенадцать суток».

Мэй прищурился, достал с полки «Астронавигационный альманах», просмотрел алфавитный указатель, пролистал несколько страниц и записал на листке бумаги несколько цифр. Покачав головой, он криво усмехнулся: «Похоже на то, что вам пора на покой, старина. Никто не смог бы остаться в живых, проделав такой путь даже за тринадцать суток. Передать информацию, конечно, можно было бы – лучом ультра-радио, в три раза быстрее света».

«Действительно, – согласился Ридольф, – вы не могли бы вернуться так быстро на обычном космическом корабле».

Акко Мэй ухмыльнулся еще шире и снова уселся на диван: «Хотите заключить пари? Насколько я помню, вы получили от меня чек на двенадцать миллионов валюнтов».

Магнус Ридольф не спешил с ответом. «Да, – сказал он наконец, – я заключу с вами своего рода пари. Пишите – я продиктую».

«Что именно?»

«Я, Акко Мэй, признаюсь в том, что участвовал в вооруженном захвате и ограблении грузового космического судна „Джон Калхун“, сопровождавшемся убийством четырех членов экипажа, с тем условием, что будет доказана возможность полета из Милитты на Веере до космической таможенной станции на Санаторисе-Бета за двенадцать суток или быстрее. Я предоставляю настоящее обусловленное признание вины в обмен на сумму в размере двенадцати миллионов валюнтов, настоящим подтверждая получение таковой суммы от Магнуса Ридольфа».

Мэй долго и неподвижно смотрел на Ридольфа, после чего снова схватил «Астронавигационный альманах». Его кривой рот нервно подергивался: «Вы вернете мне чек, если я подпишу это признание?»

«Верну», – кивнул Ридольф.

«Кто полетит на Санаторис?»

«Я».

«На каком корабле?»

«На стандартном патрульном катере МБР».

Акко Мэй еще раз заглянул в «Альманах»: «Вам не удастся долететь туда за двенадцать суток».

«Я готов заплатить двенадцать миллионов валюнтов за возможность совершить такую попытку».

Мэй лукаво усмехнулся: «Но у вас это не получится».

«В таком случае почему бы вам не подписать обусловленное признание вины?»

Мэй поколебался еще пару секунд, но принял решение: «Хорошо, я подпишу его».

«Могу ли я воспользоваться вашим телеэкраном? – спросил Ридольф. – Я хотел бы, чтобы этот документ был подписан в присутствии свидетелей».

«Не возражаю», – пожал плечами Акко Мэй.

Крупный субъект в типичной одежде астронавта, с обвисшими багровыми щеками и длинными, спутанными черными волосами, сидел на стуле, который за несколько часов до этого освободил Магнус Ридольф. Акко Мэй расхаживал взад и вперед по кабинету, стискивая кулак правой руки ладонью левой.

«Не доверяю я старому козлу, – бормотал Мэй. – Он опять что-то придумал».

«Он отдал вам чек, разве не так?»

«Отдал, – язвительно отозвался Мэй, – и при этом получил мое признание вины. Конечно, пролететь триста восемьдесят световых лет за двенадцать суток невозможно».

«Но вы-то вернулись за двенадцать суток», – возразил верзила.

«Ничего подобного! – взвился Мэй. – Мы подделали видео. Двойник – мы с ним похожи как две капли воды – прибыл в космопорт с поддельным паспортом на сутки раньше меня. Кроме того, мы подкупили двух инспекторов из космопорта, чтобы они дали ложные показания, подтверждающие мое прибытие. Даже Ридольф не разобрался в том, как все это было подтасовано. Мое алиби невозможно опровергнуть».

Верзила кивнул: «Взятки гладки. Но разве Ридольф не подозревает, что дело нечисто?»

«Конечно, подозревает! – рявкнул Мэй. – Поэтому он и приплелся ко мне в управление. Но он ничего не может доказать. Так или иначе, рисковать нельзя. Ридольф не должен вернуться живым. Тебе придется этим заняться. Свяжись с Хорбом, Корви и Штойбеном. Пусть они займут пункты, рассредоточенные по маршруту до Санаториса. Ты вылетишь туда же и будешь наблюдать – чтобы в том случае, если один из троих упустит Ридольфа, другие не зевали. Ридольф не должен вернуться ни в коем случае! Все понятно?»

Тяжеловесный астронавт поднялся на ноги: «Будет сделано».

«Поспеши! Он вылетает в полночь».

«Он не пролетит мимо – мы будем начеку».

«Миллион валюнтов тому, чей корабль покончит с Ридольфом – так и передай!»

На следующий день, в три часа пополудни, тот же верзила-астронавт зашел в кабинет Акко Мэя. Его глаза покраснели от бессонницы, щеки обвисли пуще прежнего, он едва держался на ногах от усталости.

«Ну? – отрывисто спросил Мэй. – Что скажешь?»

Верзила тяжело опустился на стул: «Он ускользнул».

Акко Мэй вскочил: «Какого дьявола? Каким образом? От четырех кораблей?!»

Астронавт покачал головой: «Вы сказали, что он полетит к Санаторису».

«Туда он и летел, дубина ты стоеросовая!» – закричал взбешенный Мэй.

Верзила угрюмо поднял глаза: «Он взял прямолинейный курс – так, как это делают галактические лайнеры. Мы за ним наблюдали. Его курс отклонился от нашего. По сути дела, он летел к Альциону, а не к Санаторису».

Мэй прикусил губу: «Конечно, если он взял другой курс, догнать его было бы трудно… Ладно, Булыган. На твоем месте я тоже ничего не смог бы сделать. Так ты говоришь, он полетел куда-то не туда?»

«Совсем не туда», – подтвердил астронавт по прозвищу Булыган.

Акко Мэй мрачно усмехнулся: «Что ж, я быстро сделал двенадцать миллионов. Почти так же быстро, как обчистивший мое казино Ридольф».

Спустя несколько месяцев судья зачитал приговор: «Подсудимому предъявлены обвинения в пиратстве, похищении имущества в крупных размерах, вооруженном нападении и убийстве. Обвиняемый признал свою вину. Суд постановляет, что он нуждается во всеобъемлющей церебральной коррекции и в содержании под наблюдением на протяжении пяти лет. Желает ли подсудимый выступить с последним словом?»

Акко Мэй сверлил судью злобным горящим взглядом затравленного хищника: «Нет, не желаю».

Мэя окружили охранники. Гангстер повернулся туда, где сидел Магнус Ридольф, всем своим видом излучавший спокойствие и достоинство.

Мэй оттолкнул охранников: «Одну минуту! Я хотел бы поговорить с этим старым мерзавцем!»

Охранники не знали, как поступить – они повернулись было к судье, но тот уже скрылся у себя в кабинете. Решение в затруднительной ситуации принял Магнус Ридольф – он вышел вперед и спросил у Мэя: «Вы желаете со мной поговорить?»

«Ага. Я прекрасно понимаю, что мне – такому, какой я есть – осталось жить не больше двух часов, после чего в моем костюме, несмотря на внешнее сходство, будет разгуливать кто-то другой. Прежде всего я хотел бы знать: каким дьявольским способом вам удалось долететь до Санаториса-Бета за двенадцать суток?»

Магнус Ридольф поднял брови: «Дьявол не имеет никакого отношения к астронавигации».

Акко Мэй нетерпеливо отмахнулся: «Да-да – конечно, понятно, разумеется! Но все-таки – как вы обвели меня вокруг пальца?»

Взгляд Ридольфа сосредоточился на кольце с марсианским скарабеем, украшавшее палец Мэя: «Ваше кольцо… найденное лягушатником… Не могу не признаться, оно мне приглянулось. Я всегда завидовал моему покойному приятелю, Риммеру Фогелю, когда он носил такое же кольцо».

Акко Мэй мрачно усмехнулся и сорвал кольцо с пальца: «Ты – мне, а я – тебе? Не без этого, а? Ладно, берите навозного жука. Так в чем секрет?»

Магнус Ридольф ответил красноречивым жестом, призывающим к доверию: «Только в астронавигации, больше ни в чем. С одним исключением, пожалуй – я слегка усовершенствовал обычные методы».

«Каким образом?»

Ридольф направил на гангстера невозмутимый взор прозрачно-голубых глаз: «Вам когда-нибудь приходилось видеть географическую карту – скажем, карту Земли – в проекции Меркатора?»

«Разумеется».

«Кратчайший путь от одного пункта до другого, отмеченный на карте в проекции Меркатора, выглядит как кривая, не так ли?»

«Да».

«Классические астронавигационные карты, – продолжал Магнус Ридольф, озаряя Акко Мэя невинным голубым взором, – составлены по принципу Меркатора. Линии координатной сетки пересекаются под прямым углом, ряды ячеек строго параллельны и перпендикулярны. Если речь идет о непродолжительном полете, эта система работает замечательно – так же, как использование проекции Меркатора не приводило к существенным ошибкам при плавании, скажем, по Лонг-Айлендскому проливу.

Тем не менее, совершая более продолжительные плавания или полеты, следует учитывать кривизну, в первом случае – поверхности планеты, а во втором – пространства-времени, внося соответствующие поправки. Это позволяет существенно экономить время. Путь, по классическим правилам астронавигации занимающий тринадцать суток, можно сократить на сутки, если внести надлежащую поправку, хотя на взгляд непосвященного человека может показаться, что астронавигатор проложил ошибочный курс».

Акко Мэй поджал губы – его искривленный рот стал напоминать римскую цифру V. Повернувшись спиной к Ридольфу, он пробормотал: «Уведите меня! Надеюсь, врачи-палачи сотворят из меня человека поумнее, который проучит этого старого козла и заставит его подавиться собственной бородой!»

«Пошли, пошли!» – отозвался охранник.

Магнус Ридольф безучастно проводил глазами осужденного гангстера, после чего внимательно рассмотрел древнего марсианского скарабея, подышал на него и любовно протер рукавом.