Читать книгу Песнь чёрной розы - Дженесса Кара - Страница 2

Звук должен быть закутан в тишину, звук должен покоиться в тишине, как драгоценный камень в бархатной шкатулке.

Генрих Нейгауз

Все жители небольшого района под названием Хайлэнд парк будто затаились в своих домах и квартирах в солнечный осенний день Лос-Анджелеса. Это было время уюта и спокойствия после шумного и яркого лета. Хотя земля немного увяла, усилились ветра, стали колыхаться деревья, а небо стало ближе, чем обычно. Небольшая часть Хайлэнд парка, та самая молодая, одновременно депрессивная и жизнерадостная половина населения этого района – хипстеры, постоянно болтающиеся с местными жителями, которые любили веселиться и днём, и ночью гуляли в самом центре Хайлэнд парка.

Это один из немногих дней, когда в основном влюблённые пары, лежавшие на траве друг на друге, на коленках, бёдрах, читали друг другу книги, ели мороженое, устраивали пикники и слушали песни. Казалось, разлилась магическая субстанция, которая заставляла людей бродить, тревожиться и влюбляться, объединяясь в небольшие группы в центре самого района. Это было время настоящей романтической осени с привкусом лёгкой грусти и ностальгии о бурном лете. Осень непременно пробуждала любовь перед сильными ветрами и прохладами зимой. Именно осенние времяпровождения на улице для тех, кто гулял по центру Хайлэнд парка, были незабываемы, пока другие прятались в домах от ветра в уюте и тепле за чашкой лимонного чая.

Неподалёку раздавалась приятная для ушей музыка от самого модного сбора людей возле популярного места, где в середине 1960-х годов жители дебатировали о борьбе с дискриминацией и предварительными гражданскими правами. Эта атмосфера идеально гармонировала с пронзительной, спокойной и завораживающей до души песней под названием «Чужая жизнь» в исполнении молодой, миниатюрной семнадцатилетней девушки, по имени Меделина, поющая в стилях электропоп и инди-поп.

Юная девушка, будто фиалка в марте, усыпанная мельчайшими прозрачными капельками росы, с почти белыми тонкими волосами серого оттенка до груди и овальным, слегка продолговатым лицом с белоснежной, словно молочный селенит, чисто-ухоженной кожей. По её лицу было видно, что она, практически, не пользовалась косметикой. Прямой небольшой нос с закругленным кончиком, пухлые губы, выраженный лоб и подбородок – правильные черты лица, которые подчёркивали её ирландское и итальянское происхождения. Глаза у неё большие светло-голубого цвета, будто море, в глубине которых таится неизъяснимая грусть. Прекрасный разрез глаз делал её взгляд, как у ребёнка, показывающий правдивость, неподдельность и пленительную очаровательность. Томный взгляд выражал огромную горечь, усталость, депрессивность и глубокую задумчивость.

Однако, когда ей приходилось улыбаться, эта грусть немедленно исчезала и её белоснежные зубы наполняли её прекрасной харизмой и обаятельностью. Её внешность гармонировала с глубоким, нежным, специфическим высоким голосом. Она порой брала высокие ноты. Часто её звучание и глубокий бархатный голос обволакивали слушателя, погружая их в иной, потусторонний, загадочный мир. На ней были модные светлые джинсы большого размера, сильно отвисшие на заду, длинная белая футболка с принтом «будь счастлив, будь собой, будь креативен» и красные большие модные кеды.

Получив строгое воспитание и музыкальное образование с детских лет, трудолюбивая и целеустремлённая Меделина прекрасно умела играть на пианино и петь. С самого детства она сильно мечтала стать популярной певицей, выступающей на больших концертах.

Возле неё играл на гитаре привлекательный парень высокого роста, стройного телосложения с правильными чертами лица, тёмно-волнистыми волосами и карими глазами. Его звали Ник. По характеру он был достаточно общительный, порядочный, скромный молодой человек с высокими моральными принципами. Ему было двадцать лет. Его сдержанность, терпеливость и невероятное спокойствие внушительно импонировали Меделине, ведь именно эти качества порой ей больше всего не хватали. Он всегда пытался поддержать свою партнёршу в трудных ситуациях, когда у неё появлялись психологические проблемы. Ник мог узнать Меделину, не видя её лицо, а только слушая звучание её голоса. Настолько у него был тонкий и острый слух, что говорит о его таланте и близко-деловом отношении с его подругой. И он был единственным, кто всегда называл её коротко и шутя «Мэд».

Дико депрессивный район в будние дни не видел эту пару, поющую для его жителей. И только по выходным Меделина и Ник выходили в центр Хайлэнд парка, чтобы отработать свои навыки пения, подзаработать, увеличивая количество фанатов и подписчиков в социальных платформах. Никто не знал про них ничего, да и никто не желал узнать. Вокруг них собирались максимум от десяти до пятнадцати человек, чтобы снять их на видео или непринуждённо постоять, посмотреть, насладиться песней и атмосферой влюблённых пар. Для Меделины и Ника это стало традицией – петь в центре района Хайлэнд парка каждые выходные.

С окончанием песни последовали аплодисменты двенадцати человек, стоящих вокруг Меделины и Ника. Уличные зрители радостно смотрели на пару. Несколько из слушателей вынули из своих карманов бумажные доллары и положили в кофр для гитары, лежавший неподалёку от Ника. Где-то издалека были слышны голоса, которые хвалили исполнительницу и яркую молодую пару, спрашивая: «Они встречаются?».

Меделина, мило улыбнувшись, сделала низкий поклон зрителям – и повернулась назад к Нику. В это время её партнёр машинально и крепко обнял свою подругу. Трогательность их объятий уже никто не заметил, так как все уже успели разойтись. Они направились вдвоём в дом Меделины, идя пешком и любуясь красивым осенним пейзажем маленького района Лос-Анджелеса.

– Мы ещё раз отрепетируем вечером обязательно, – твёрдо настояла юная девушка.

– Не надо, Мэд, – заботливо попросил её Ник, – ты подорвёшь свой голос, который мне тоже нужен завтра.

– Завтрашний кастинг должен стать для нас судьбоносным, – слегка подпрыгивая и улыбаясь, сказала Меделина, подбежав ближе к Нику и смотря прямо на его карие глаза. – Мы его ждали целых два года! Ты представляешь, что это будет уже завтра?

– Мэд, твоё переживание передаётся мне! – вскинул он руки драматическим жестом.

– А я не переживаю, – Меделина невольно пожала плечами. – Я говорю, что для нас завтрашний кастинг – это самое важное событие в жизни! – с восторгом почти вскрикнула она. – Нас могут взять в группу или сделать из нас группу… У нас будут миллионы фанатов, мировые туры, бесконечные концерты, гигантские контракты! Для меня это всё ещё кажется обычной мечтой семнадцатилетней девочки. Мне не верится, что она может сбыться. И то, чем мы занимались годами, может раз и навсегда решиться в один день! А что если что-то произойдёт? Мой нервный тик, например? Тогда всё рухнуло?

– Стоп, – остановил её Ник. – Даже не думай об этом. Ты сможешь пройти на кастинг. Тебя слушает целый район. У тебя красивый голос. Я ни у кого такой голос ещё не слышал. Ты – лучшая. Я в тебя верю, Мэд!

Ник остановился, посмотрев прямо в глаза Меделины, у которой они горели либо искрой радости, либо от предвкушения, что произойдёт дальше. Этот влюблённый взгляд у обоих не мог обмануть их привязанность друг к другу. Ник трепетно коснулся к припухлым губам Меделины, у которой заметно участилось дыхание так, что ей стало неловко прикасаться дольше к губам Ника.

В воздухе витала острая напряжённость. В это мгновенью она задержала дыхание, втягивая щёки и чувствуя их жар. Так близко Ник ещё не подходил к Меделине. Им обоим было неловко, ведь они почти с детства были только друзьями, которые не показывали друг к другу чувства. Нику и Меделине было не привычно иметь какие-то другие отношения, кроме как деловых и дружественных. Они больше походили на брата и сестру. Раньше у Ника были возлюбленные, о которых рассказывал Меделине, поэтому она очень хорошо знала его вкусы и не претендовала на роль его новой избранницы, хотя сиюминутными моментами проскальзывали такие мысли. Они бы так не сдружились, если бы он не жил напротив её дома, ведь даже познакомившись впервые в музыкальной школе, они были на разных уроках: он – на уроках гитары, а она – на хоре.

Девушка хотела скрыть своё неловкое волнение и жуткое покраснение на лице от своего приятеля, из-за чего Меделина отвела своё лицо, отвернувшись и машинально сказав: «Ты прав. Я смогу стать звездой.»

– Мэд, сегодня нужно с тобой все наши песни вспомнить с нашего альбома, – вдруг напомнил Ник, деликатно кашлянув.

– Да, я помню, – тихо и робко пробормотала она, чувствуя к нему искреннее влечение.

– У тебя сегодня есть уроки пианино с твоей мамой? – спросил он, немного закусив губу.

– Мы с ней договаривались об уроке во время нашей с тобой репетиции, – кивнула Меделина.

– Столько всего за один день! – простонал он. – Наверное, тебе стоит отдохнуть перед завтрашним днём?

– Я предпочитаю больше работать, – с нежной улыбкой ответила девушка. – Это меня вовсе не пугает, а даже больше мотивирует.

Дома их ждала Мэгги Флорес, мама Меделины, которая хлопотно возилась на кухне. При входе в дом сразу был заметен типичный американский интерьер: пластиковый комодик в разноцветные цветочки, несметное количество деревянных ниш, шкафов, арок и перегородок. Мебель, а именно, небольшие диваны и кресла, располагались по центру комнат. Стены были убраны в многочисленные полки, на которых были расставлены различные сувениры – множество мельчайших декоративных дешёвых предметов. Совершенно отсутствовали стенные перегородки. Хоть дом был полон специфическими декоративными элементами, он изнутри состоял из дешёвых материалов, заменённые натуральными.

Миссис Флорес поприветствовала дочь и Ника с восхитительной, белоснежной улыбкой. Её карие глаза освещали изнутри мягким живым сиянием, теплотой, добротой и искренностью. Морщин было у неё немного, и лицо у неё выглядело очень даже свежим для женщины в пятьдесят лет. Лишь когда она улыбалась глубокие морщины появлялись вокруг тёмных глаз. Её итальянские и английские корни объяснили красоту симметричного и красивого лица. А высокий рост с длинными руками и пальцами со стройными ногами обращали особое внимание. У неё были седовато-чёрные прямые волосы, которые она укладывала в аккуратное каре.

Это была простая женщина с чувствительной и эмоциональной душой. Семья Мэгги эмигрировала из Нидерландов в её юности в Соединённые Штаты. С тех пор она только преподаёт уроки пианино и играет сама для своей дочери, мечтая сделать из неё настоящую гениальную пианистку. В одежде она была достаточно скромна: предпочитала простые обычные платья в тёмных цветах.

Мэгги приготовила для всей семьи на ужин итальянские спагетти с соусом Сугга и салат капрезе, а на десерт торт на пивном тесте с начинкой из сгущёнки и грецких орехов. Да-да, мама Меделины любила вкусно готовить, и кормить свою семью было ей в удовольствие. Особенно в дни благодарения ей удавалось иногда даже одной приготовить столько всего, что такой еды могло хватить на две недели вперёд!

– Ох уж эти мамы, заботливые и невероятно беспокойные, – раздался весёлый голос отца Меделины, спускающегося со второго этажа.

– Добрый день, мистер Флорес, – почтительно поздоровался Ник. – Рад вас сегодня увидеть!

Отец, держа в одной руке газету «США Сегодня», подправил очки и пожал другой – руку молодому юноше.

Мистер Флорес работал санитаром в местной больнице района Хайлэнд парка. Он был достаточно простым и обычном отцом. Две главные его страсти – работа и его семья. Ростом он высок, а его красивое стройное, но худощавое телосложение и прямой стан вызывали восторг. Однако его высокая залысина на лбу со слегка седыми волосами на кончиках ярко указывала его пожилой возраст. Его тонкие и заострённые черты лица выражали аристократичность, а его самоконтроль и неординарная эрудиция показывали его безграничный ум, вызывая симпатию и уважение. Карие глаза, полные добротой и простотой, делали его взгляд добродушным, как у самого честного и правильного человека. Прямые и чёрные волосы Патрика, как и у его супруги, сильно отличали их от дочери, Меделины, которая в детстве часто спрашивала: «В кого у неё такой почти белый цвет волос?»

– Ну, как было сегодня выступление? – поинтересовалась миссис Флорес. – Готовы к завтрашнему кастингу?

– Выступление было, как всегда, блестяще! – улыбаясь во весь рот, ответил Ник.

– Ребятки, вы, должно быть, сильно проголодались, – предположила мама Меделины. – Вам обязательно надо поесть, – настойчиво отметила она.

За столом царила настоящая тишина, и только изредка скрипение вилки или ножа на тарелках было слышно. За ужином стояло напряжение. Вдруг Меделина стала неуместно и странно гримасничать, но никто на это не обращал внимания: Ник и родители привыкли к такому необычному поведению девушки. Она недолго подёргивала левым глазом вверх, поднимая голову, – и продолжила дальше ужинать.

Когда Меделине было шесть лет, она начала подёргивать глазом. Родители показывали её врачу, но не было никаких результатов. Врачи говорили, что это пройдёт, но подёргивание глазом не проходило. Становилось ещё хуже: с восьми лет Меделина стала подскакивать и делать резкие движения… С тех пор родители решили её оставить на домашнем обучении, чтобы изолировать дочь от негативного влияния её сверстников, которые подшучивали и издевались над её неконтролируемыми нервными тиками. Это хорошо сказалось на девочке, потому что она стала больше уделять внимания музыке: Меделина ходила в музыкальную школу, где она впервые встретила Ника, который всечасно поддерживал её, хотя сам страдал азотемией, из-за чего часто лежал в больнице в ранние школьные годы.

Её вокальные данные были уже отточены в одиннадцать лет. Болезни Ника и Меделины, музыкальная школа и домашнее обучение сильно сближали их. Родители были знакомы с Ником, когда ему было одиннадцать лет, так что они привыкли нахождению Ника часами в комнате у Меделины, где они играли в музыкальные инструменты. Вместе они сочиняли песни в стилях инди-поп и электро-поп. Кроме Ника у Меделины были ещё другие друзья, но именно с ним она проводила больше всего времени из-за музыки, которая их сближала.

– Меделина, у тебя всё в порядке? – мама, обеспокоившись, спросила, как она привычно спрашивает после таких характерных неконтролируемых поведений дочери.

– Да, мам, – судорожно сглотнув, ответила Меделина, пригубив стакан воды.

– Ну, как успехи на работе, Мэгги? – прервал тишину мистер Флорес. – Ты ведь говорила, что талантливые ученики набираются.

– Отличные! – мама Меделины задумалась с улыбкой. – Ты не поверишь: я получала такое удовольствие, слушая талантливого молодого ученика, старающегося воспроизвести произведение Шумана «Токката».

– Мам, а сколько у тебя учеников? – с искренним интересом спросила Меделина.

– Было трое, но скоро будет шестеро. И все они не начинающие, а продвинутые пианисты, что меня очень восхищает. Мы скоро будем готовиться к выступлению на концерты, а это моё самоё любимое занятие. Подготовка к концертам занимает много сил и времени, но это самое увлекательное, волнующее чувство, которое мне всей душой хочется переносить хоть каждый день. Я люблю своих талантливых учеников. И хочу, чтобы они добились результата, а результат – это уже концерт, который должен пройти идеально во всех его смыслах. Поэтому, если я буду приходить поздно, то значит – я должна быть на концерте.

– Мэгги, я очень горжусь тобой, – с нехитрой улыбкой подметил мистер Флорес. – Скоро мы будем гордиться нашей дочерью, Меделиной, – добавил он, намекая о предстоящем кастинге, на котором он ожидает победу от дочери.

Меделина заметно улыбнулась папе, глядя большими глазами прямо в его сторону, которые говорили: «Конечно, обязательно. Ты будешь мной гордиться».

– Было бы хорошо, если бы мы поехали куда-нибудь отдохнуть от этого мрачного и беспокойного района, – намекнула Мэгги, поворачиваясь к своему супругу, который сидел справа от неё.

– Твоя кузина планировала поехать и взять нас в Амстердам? – уклончиво напомнил он жене, отхлебнув немного апельсинового сока. – Не так ли, Мэгги?

– Детка, ты помнишь Амстердам? – подмигнув, спросила мама у Меделины. – Мы часто туда ездили, когда ты была маленькой…

– Конечно, помню, но я не хочу туда ехать, пока не пройду кастинг или меня не возьмут в группу, – твёрдо буркнула дочь, закончив ужинать.

– Я слышала, что в Нью-Йорке будут несколько таких кастингов подряд на следующей неделе. Они разъезжают по Америке и Европе для набора в музыкальную группу, – пояснила миссис Флорес. – Меделина и Ник, вы бы не хотели посетить эти кастинги, ведь они проходят раз в четыре года? – спросила она, широко раскрыв глаза и выжидающе глядя на обоих.

На удивление всех – было неожиданное предложение.

– Я бы поехал с удовольствием, но боюсь, что мои родители вряд ли одобрят мою поездку в Нью-Йорк, – вымолвил Ник. – У меня остались посещения в клинике в этом месяце, чтобы закончить полный курс лечения азотемии.

– А я пока не думала об этом…, – глядя на Ника ответила Меделина, положив согнувшие локти на стол. – Наверное, нет, не поеду… Хотя я ещё подумаю.

Меделине нравился Нью-Йорк. Она всю жизнь мечтала посетить его с семьёй и друзьями, и миссис Флорес это знала. Однако её неожиданный отказ удивил её мать.

– Меделина, безусловно всё можно потом решить, а пока, ребята, вам стоит пойти в свою комнату и отрепетировать песню на завтра, а потом я к вам присоединюсь, – оживлённо взбодрила мама Меделины в такой непредсказуемо появившийся диссонанс. – Я сочинила, детка, для тебя новую песню. Она несомненно тебе понравится.

В комнате у Меделины Ник схватил большую тетрадь с записями нот и слов разных, но своих собственных песен, показывая и предлагая ей, что можно спеть на завтрашний кастинг. Список был небольшой: «На каждую страницу», «Капля яда», «Невероятный сон» и «Маленькая чёрная роза».

Меделина остановилась на песне «Маленькая чёрная роза», считая её лучшей из этого списка. Ник, безоговорочно соглашаясь со своей партнёршей, приступил медленно играть на гитаре. Она пела спокойно, мелодично, охватывая своим голосом всё пространство своим нежным и приятным голосом, который забирал полностью и окунал мысли слушавшего в воспоминания и потусторонний мир.

В комнате царила гармония с романтичностью. Меделина любила убирать свою комнату, поэтому комната всегда была чистой. По размеру она была небольшой, но довольно уютной. Комната была пропитана лавандовым запахом, который с первых же минут пробуждал воображение, фантазию и грусть, захватывая разум и сердце в свои сети. Запах был очарователен, эмоционален и чувствителен, как вся её жизнь. В нём можно было забыться в потустороннюю реальность и создавать лучшие произведения. Это та самая комната, в которой Ник и Меделина работали, вдохновлялись и пели днями и ночами. Она была в четыреста раз лучше любой звукозаписывающей студии. Однако комната имела вид весьма неправильной геометрической формы, похожую на призму, что создавало больше креативности. Порой, казалось, что её комната из-за небольших размеров не давала простора, но угнетала и душила депрессивностью, из-за чего многие её песни были невыносимо грустными.

Меделина за свои семнадцать лет пришлось пройти через психологические страдания, но её душа не заледенела, потому как она проливала с душой и искренностью весь свой внутренний и духовный мир через громкую музыку, которая её исцеляла. Она сумела пройти через унижения и при этом сохранить живую душу и ту необходимую связь с музыкой, которая помогала ей бороться с её глубоко психологическими проблемами. Также в комнате преобладал жёлтый цвет, который усиливал драматические переживания Меделины. В отличие от других американских подростков, у неё был относительный минимализм в интерьере, кроме висевших на стене фотографий с Ником, мамой, папой, её погибшей собакой и единственного постера группы Tropical Island.

Изображённая на фотографии собака, по имени Джек, была одной из самой популярной породы собак в Америке – лабрадор-ретривер золотистого цвета. У Джека были густая шерсть, добрые глаза и игривый характер. В детстве у Меделины – это был её самый лучший преданный друг, который по утрам приносил её тапочки и газеты, слушал её песни, старался быть рядом, когда её кто-то обижал. К несчастью, Джек был расстрелян случайно одной неспокойной ночью гангстерами криминального района Хайлэнд парка, потому что в ночное время часто перестреливались на улице. Пока Джек выбегал из дома за другим щеночком, в него попала пуля, из-за которой собака ещё долго скулила. Меделина потеряла своего преданного друга в возрасте тринадцати лет. Она не отходила от своей трагедии на протяжении нескольких лет, из-за чего решила больше никогда не заводить собаку. К сожалению, это была её не первая и не последняя потеря в её жизни.

В комнате Меделины в глаза сразу бросалась стоявшая на столе небольшая колба с маленькой чёрной розой, подаренная родителями на её день рождение. По словам родителей, эта маленькая чёрная роза, как глубокий, редкий и таинственный цветок, символизировала саму Меделину, сильную бунтарку, которая готова сопротивляться против своей болезни, проблем и депрессии. К тому же ей были по нраву чёрные розы, поэтому, получив от родителей желанный подарок, Меделина поставила колбу с черной розой на самое видное место в своей комнате.

На её столе ещё лежала красная шкатулка с украшениями, камешками, резинками и красками для ногтей, особенно чёрного цвета в большом количестве. Её комнату приятно украшали разноцветные подушки-думки, радующие глаза. В углу стоял деревянный красный большой шкаф из нескольких полок, в которых теснились небольшая косметика, ароматические свечи, школьные книги, тетради для фортепиано, в которой была расписана вся нотная грамота, декоративная лампа с запахом лаванды, три награды за победы на конкурсах в музыкальной школе, альбомы и диски любимой группы Tropical Island и любимой певицы Люси Бэнкс, а также фотографии в красно-чёрных рамках.

Награда за второе место на городском конкурсе в танцевальной школе хип-хопа, которую она раньше посещала, напоминала ещё одну боль в её жизни… С раннего детства она сохраняла ритмичность, чёткость, резкость и скорость в танцах. Меделина ходила около полтора года в танцевальную школу, но это ей хватало, чтобы занять второе место на городском конкурсе. Она фанатела от этих танцев, что просмотрела все американские фильмы о танцах, начиная от «Города танцев» до фильма «Начало», которые она прятала в нижних полках. К сожалению, один случай изменил её пристрастие к этому занятию: она получила перелом костей стопы, когда танцевала. Из-за чего ей пришлось ходить в гипсе около трёх месяцев. За этот период Меделина больше успела написать песни, чем думать о продолжении занятии танцами.

Также в комнате на красном большом шкафу привлекала внимание большая фотография, стоящая прямо по середине – это семья Меделины, в котором был и Ник. Он так часто проводил время с её семьёй, что уже, казалось, он неразделимая часть семьи Флорес. Все были одеты в повседневной одежде. Фотография была снята непрофессионально, в стиле «селфи». Похоже, что снимал все и сразу мистер Флорес. Эта была самая трогательная и единственная фотография совместная с Ником.

В комнате помещалось ещё и электронное фортепиано небольшого размера – это лучшее душевное лекарство Меделины, которое она называла «бальзамом на душу». Однако девушка до сих пор берёт уроки фортепиано у своей матери, которая в своей молодости очень любила часто играть дома и выступать на концертах, а сейчас играет дома только ради своей дочери, которая восхищается талантом своей матери. Активность, воля, целеустремлённость и трудолюбие Меделины – главные факторы, которые помогли ей освоить главные навыки игры на фортепиано. Ведь, как учила её мама: «Чем больше бездействия, тем сильнее уменьшается интерес к музыкальному инструменту».

Хотя родители были убеждены, что у их дочери был поистине музыкальный талант: музыка жила внутри неё с самого раннего детства. Её заразила мама, постоянно играющая на фортепиано по ранним вечерам. Так что в её сознании, чувстве и воображении свирепствовала музыкальная бактериальная палочка, которая надолго зажилась в мозгу у юной девушки. Хотя ещё роль сыграли её слух и творческая воля. Совсем ребёнком она слушала целыми вечерами до глубокой ночи великолепную игру матери таких фортепианных произведений, как Бетховена, Чайковского, Шопена. А во время багровых закатов, Меделина сладко засыпала под музыку Бетховена «К Элизе», которую вскоре сама начала воспроизводить.

Её пение и игру Ника на гитаре прервала Мэгги сверх всякого чаяния, в руке которой была горстка бумаги, сев на кровать и восхищаясь, смотрела она на Меделину.

– Ну, что, детка, у меня есть для тебя очень интересная песня, – подправляя бумагу перед собой, и очки, прищуриваясь, медленно добавила, словно она произносит имя какого-то победителя: «Танец с моей дочерью».

– Ну, окей, название мне уже нравится, – мило захихикала Меделина, оглядываясь на Ника, который, улыбаясь, смотрел на неё.

– Ник, подыграй мне, – попросила Мэгги.

Она стала распевать низкие ноты тихо и спокойно, подбирая мелодичные слова, а Ник в это время пытался подобрать мелодию на гитаре.

Когда Меделина села за фортепиано, чтобы сопроводить с игрой Ника на гитаре и песней мамы, её эмоциональное состояние было совершенное иное, чем обычно. Играла она с нежностью, ровностью, блестящей быстротой, а в то же время с совершенным спокойствием и красотой звучания. Вдохновлённая игра на фортепиано унесла её в детские воспоминания – незабываемые и блаженные дни. Жизнь казалась ей с тех пор абсолютным праздником, чувствуя с утра до ночи ощущение неимоверной радости и непомерного счастья.

В десять лет она доходила до полной одержимости, что, не успев проснуться – она уже чувствовала музыку внутри себя весь день, всю неделю и целыми месяцами. Меделина любила сама импровизировать с игрой на фортепиано, при этом скрывая это от матери, которая могла бы дать ей замечания или критику, поэтому она играла, когда дома никого не было. Для неё было важно настоящая свобода, властность, гармония, уверенность, согласованность с её душевным состоянием и строгость. Будучи потрясенной до глубины души музыкой, как безумно одержимая, Меделина любила играть страстно, что позволило ей стать талантливой исполнительницей игры на фортепиано.

Она обладала у себя в воображении более чувственными, загадочными звуковыми образами, тембром и необычными красками, которые воплощались в её голосе и на её инструменте. Для Ника она была примером, который блестяще и поразительно ярко мог воскресить к жизни звуки немой нотной записи. Меделина имела свой индивидуальный специфический стиль, который соответствовал её эмоциональному, депрессивному состоянию, который также отражался на картине, висевшая у неё в комнате.

Эта картина изображала маленькую девочку, которая сидела на коленях и держала двумя руками опустившуюся вниз голову, закрывая лицо. Из её рук лились цветные слёзы, а толстые бретели платья до колен спадали вниз до её локтей. Меделина называла эту картину «Цветной депрессией», которая вдохновляла её оригинальностью и смыслом. Юная пианистка всегда стремилась к простоте и правде, что и хотела отразить в своей музыке. Она вовсе не играла загадочно или образцово. Это было совершенно не про неё. Меделина ценила простоту, искренность чувств, подлинность своих эмоции и самой музыки, с которой она трепетно жила и хранила в своём сердце.

Миссис Флорес закончила петь через две минуты, но они так быстро закончились, что Меделина сидела ещё долго в погружении этой песни, представляя её внутри себя, воображая снова свои блаженные дни, когда она могла целыми днями играть на фортепиано.

– Мне определённо нравится «Танец с моей дочерью», – улыбчиво заявила семнадцатилетняя девушка. – Мам, спасибо за все песни, которые ты пишешь, за уроки… Я их никогда не забуду, – спонтанно и искренне призналась дочь.

– О, детка, я люблю тебя. Конечно, я буду писать тебе, пока я ещё жива. Я буду преподавать уроки фортепиано, когда ты захочешь. И я надеюсь всем сердцем, что все наши усилия оправдаются на завтрашнем кастинге. Нам лучше оставить тебя одну, чтобы ты психологически и морально подготовилась, а самое главное – ложись спать рано.

Ник вышел из комнаты через пять минут, пока мама целовала и обнимала свою дочь. Он пообещал заехать к ней с утра, к семи часам.

«Ну вот и всё. Покуда утро начинается с рассвета, а вечер заканчивается закатом, я не изменю своему стилю и любимому занятию, поэтому я настроена пройти кастинг», – записав у себя в красном дневнике, Меделина его захлопнула неторопливо, прижала к груди и глубоко вздохнула, надеясь на абсолютную победу.