Читать книгу Сейчас самое время - Дженни Даунхэм - Страница 6

– Ты не любишь пиво? – спрашивает Джейк.

Он опирается о кухонную раковину; я стою рядом с ним. Очень близко. Нарочно.

– Я хочу чаю.

Он пожимает плечами, чокается бутылкой о мою кружку и, запрокинув голову, пьёт. Я вижу, как двигается его кадык, когда он глотает, и маленький бледный шрамик у подбородка – след какой-то давней травмы. Джейк вытирает губы рукавом и замечает мой взгляд.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

– Ага. А ты?

– Да.

– Вот и хорошо.

Он улыбается мне. У него приятная улыбка. И это здорово. Будь он урод, всё было бы гораздо сложней.

Полчаса назад Джейк со своим приятелем Торчком, ухмыльнувшись друг другу, привели нас с Зои к себе домой. Эти ухмылки говорили, что ребята добились своего. Зои им сказала, чтобы не радовались раньше времени, но мы зашли в дом, и Торчок помог ей снять пальто. Зои смеялась его шуткам, брала косяки, которые он для неё скручивал, и в конце концов укурилась.

Мне было видно её через дверь. Они включили музыку, какой-то мягкий джаз, выключили свет и танцевали, медленно и лениво кружась по ковру. В одной руке Зои держала косяк, вторую засунула сзади за пояс штанов Торчка. Он обнимал её обеими руками, и казалось, будто они держатся друг за друга.

Тут до меня доходит, что я пью чай на кухне, вместо того чтобы осуществлять свой план, и понимаю, что пора браться за дело. В конце концов, я сама эту кашу заварила.

Одним глотком я допиваю чай, ставлю кружку на сушилку и прижимаюсь к Джейку. Пальцы наших ног соприкасаются.

– Поцелуй меня, – прошу я, и, едва договорив, понимаю, до чего это смешно. Но Джейк, похоже, ничего не замечает. Он ставит пиво и наклоняется ко мне.

Мы целуемся очень нежно, едва прикасаясь губами, ловим дыхание друг друга. Я всегда знала, что буду целоваться хорошо. Все статьи в журналах прочитала – ну, те, в которых объясняют, как сделать, чтобы не мешал нос, и про избыток слюны, и куда девать руки. Хотя, конечно, я и представить не могла, что буду чувствовать на самом деле: его щетина слегка царапает мой подбородок, он проводит языком по моим губам, засовывает язык мне в рот.

Мы целуемся долго и всё теснее прижимаемся, наклоняясь друг к другу. Так классно быть с кем-то, кто ничего обо мне не знает. Мои руки смело лезут ему под футболку, поглаживают спину, поясницу. Какой же он крепкий и здоровый.

Я открываю глаза, чтобы посмотреть, нравится ли Джейку, что я делаю, но мой взгляд привлекают окно за его спиной и утопающие во тьме деревья. Чёрные веточки барабанят по стеклу, точно пальцы. Я зажмуриваюсь и прижимаюсь к Джейку. Я чувствую через платье, как сильно он меня хочет. Он издаёт еле слышный глухой стон.

– Пойдём наверх, – просит он.

Джейк подталкивает меня к двери, но я отстраняюсь, уперевшись рукой ему в грудь, и задумываюсь.

– Пойдём, – повторяет он. – Ты же хочешь, правда?

Я чувствую, как стучит его сердце под моими пальцами. Он улыбается мне. Я же хочу, верно? Разве я не за этим приехала?

– Ладно.

Джейк переплетает свои пальцы с моими; ладонь у него горячая. Он ведёт меня через гостиную к лестнице. Зои целуется с Торчком. Он прислонился спиной к стене, она просунула ногу меж его ног. Когда мы проходим мимо них, они, услышав наши шаги, оборачиваются. Вид у обоих встрёпанный и возбуждённый. Зои показывает мне язык. Он блестит, как рыбка в норке.

Отпустив руку Джейка, я иду к дивану за сумочкой Зои. Я роюсь в сумке, спиной чувствуя их взгляды, ленивую усмешку на лице Торчка. Джейк ждёт, прислонившись к дверному косяку. Интересно, он сделал знак Торчку, что всё о'кей? Мне не видно. Я никак не могу найти презервативы, даже не знаю, как они выглядят, в чём они – в пакетике или в пачке. В замешательстве решаю забрать сумку с собой. Если Зои понадобятся презервативы, она поднимется и возьмёт у меня.

– Пошли, – говорю я.

Я иду за Джейком по лестнице, не сводя глаз с его бёдер – для храбрости. Я испытываю какое-то новое, незнакомое чувство; немного подташнивает и кружится голова. Не думала, что, поднимаясь по лестнице вслед за парнем, я вспомню о больничных коридорах. Наверно, я просто устала. Я перебираю в уме, что нужно делать, когда тошнит, – подышать свежим воздухом: открыть окно или, если есть силы, выйти на улицу. И постараться отвлечься – что-то сделать, что угодно, лишь бы не думать о тошноте.

– Сюда, – произносит Джейк.

Спальня у него самая обычная – маленькая комнатка, где стоят письменный стол, компьютер, стул, односпальная кровать, а на полу валяются книги. На стенах висит несколько черно-белых постеров – в основном фотографии джазовых музыкантов.

Он смотрит, как я оглядываю его комнату.

– Хочешь, поставь сумку на пол, – предлагает он.

Джейк срывает с постели грязное белье и швыряет на пол, расправляет одеяло, садится и пригласительно хлопает ладонью по кровати рядом с собой.

Я не двигаюсь. Я не сяду на кровать, пока он не выключит свет.

– Зажги свечу, – прошу я.

Джейк открывает ящик, достает спички и встаёт, чтобы зажечь стоящую на столе свечу. Он выключает верхний свет и опускается на кровать.

Вот сидит настоящий, живой парень, смотрит на меня, ждёт меня. Теперь дело за мной, но я чувствую, как теснит у меня в груди, как бьётся сердце. Чтобы он не подумал, будто я полная идиотка, наверно, мне нужно притвориться кем-то ещё. Я решаю стать Зои и начинаю расстёгивать пуговицы её платья.

Он следит, как я расстёгиваю пуговицу за пуговицей. Облизывает губы. Три пуговицы.

Джейк поднимается с кровати и просит:

– Дай я.

Его пальцы действуют проворно. Он уже явно занимался сексом. С другой девушкой, в другой вечер. Интересно, где она сейчас. Четыре пуговицы, пять; красное платье сползает с плеч на бёдра и, нежно скользнув по ногам, падает на пол. Я отхожу в сторону и встаю перед Джейком в одном лифчике и трусиках.

– Что это? – Он кивает на сморщенную кожу у меня на груди.

– Я болела.

– Чем?

Я закрываю ему рот поцелуями.

Голая, я пахну по-другому – мускусно, пряно, сексуально. От Джейка пахнет иначе – дымом и чем-то сладковатым. Наверно, жизнью.

– Ты не хочешь раздеться? – голосом Зои интересуюсь я.

Он поднимает руки и стягивает через голову футболку. На секунду его лицо скрывается из виду, но обнажается тело – узкая юная грудь в веснушках, блестящие тёмные волосы под мышками. Он бросает футболку на пол и снова целует меня. Он пытается не глядя расстегнуть ремень одной рукой, но у него ничего не получается. Тогда он отстраняется и, не сводя с меня глаз, нащупывает пуговицу и молнию. Он снимает штаны и остаётся в одних трусах. Секунду он мнётся в нерешительности – как будто стесняется. Я гляжу на его ноги в белых носочках – он выглядит невинно, словно младенец, – и мне хочется что-нибудь ему подарить.

– Я никогда раньше ни с кем не была, – признаюсь я. – Я никогда не спала с парнем.

Со свечки капает воск.

Джейк молчит, потом потрясенно качает головой:

– Ух ты, ничего себе!

Я киваю.

– Иди ко мне.

Я прячу лицо у него на плече. Это успокаивает меня, и кажется, что всё будет хорошо. Одной рукой Джейк обнимает меня, а другой гладит по спине, по шее. У него тёплая ладонь. Два часа назад я даже не знала, как его зовут.

Может, нам не надо заниматься сексом. Мы просто полежим, обнявшись, под одеялом и заснём. Быть может, мы полюбим друг друга. Он найдёт средство, которое меня вылечит, и я буду жить вечно.

Но это не так.

– У тебя есть презервативы? – шепчет он. – А то мои кончились.

Я беру сумку Зои и выворачиваю на пол у наших ног. Джейк находит презерватив, кладёт его на тумбочку у кровати и снимает носки.

Не торопясь, я расстегиваю лифчик. Ни один парень никогда не видел меня голой. Джейк пожирает меня глазами и не знает, с чего начать. Я слышу, как колотится моё сердце. Джейк с трудом снимает штаны – у него эрекция. Я стягиваю трусики и чувствую, что дрожу. Мы оба голые. Мне вспоминаются Адам и Ева.

– Всё будет хорошо, – успокаивает Джейк, берёт меня за руку, ведёт к кровати, отбрасывает одеяло, и мы ложимся.

Это лодка. Берлога. Убежище.

– Тебе понравится, – обещает Джейк.

Мы не спеша начинаем целоваться; он медленно водит пальцами по моему телу. Мне нравится, как мы нежны друг с другом, как неторопливы наши движения в мерцании свечи. Но это длится недолго. Его поцелуи становятся настойчивее, язык мечется у меня во рту, словно хочет проникнуть глубже, но не может. Руки Джейка, не останавливаясь ни на минуту, сжимают и гладят меня. Наверно, он что-то ищет? Он повторяет: «Да, да», но, кажется, говорит не со мной. Глаза его закрыты; он прильнул губами к моей груди.

– Посмотри на меня, – прошу я, – мне нужно, чтобы ты на меня посмотрел.

Он приподнимается на локте:

– Что?

– Я не знаю, что делать.

– Всё нормально. – Его глаза так потемнели, что я его не узнаю. Как будто он превратился в кого-то другого – теперь он даже не тот едва знакомый парень, что был несколько минут назад. – Всё в порядке.

И он снова приникает губами к моей шее, груди, животу, и вот уже мне не видно его лица.

Его руки тоже спускаются вниз, и я не знаю, как ему сказать, чтобы он прекратил. Я отодвигаюсь, но Джейк не перестаёт. Его пальцы копошатся меж моих ног, и я задыхаюсь от смущения, потому что со мной никто никогда так не делал.

Что не так, почему я растерялась? Я-то думала, будто знаю, что делать и как это произойдёт. Но у меня ничего не получается, и кажется, что Джейк меня заставляет, хотя ведь я сама должна всё уметь и направлять его.

Я прижимаюсь к нему, обвиваю руками поясницу и глажу по спине, словно он собака, которая непонятно чего от меня хочет.

Джейк отстраняется и садится на кровати:

– Тебе хорошо?

Я киваю.

Он тянется к тумбочке, на которой оставил презерватив. Я смотрю, как он его надевает. Ловко, ничего не скажешь.

– Ну, давай?

Я снова киваю. Отказаться было бы оскорбительно.

Он ложится на кровать, раздвигает мои ноги своими, прижимается, наваливается на меня. Вот-вот я почувствую его член в себе и пойму, почему же все так любят секс. Этого-то я и хотела.

За те четыре минуты, что проходят, пока красные цифры 3:15 на его электронных часах не превращаются в 3:19, я успеваю подметить множество мелочей. Я вижу его ботинки, которые валяются у двери. Она закрыта неплотно. На потолке в дальнем углу лежит странная тень, похожая на лицо. Я вспоминаю потного толстяка, который однажды пробежал трусцой по нашей улице. Я думаю о яблоках. Решаю, что прятаться лучше всего под кроватью или лицом в мамины колени.

Опираясь на руки, Джейк медленно двигается надо мной. Он зажмурился, отвернулся в сторону. Вот оно. Всё по-настоящему. Прямо сейчас. Я занимаюсь сексом.

Когда всё заканчивается, я лежу под ним, чувствуя себя растерянной, маленькой и слабой, и мне не хочется говорить. Какое-то время мы не двигаемся, потом он скатывается и всматривается в моё лицо в темноте.

– Что с тобой? – спрашивает он. – Что-то не так?

Я не могу взглянуть ему в лицо, поэтому я придвигаюсь к Джейку, прижимаюсь, прячусь в его объятиях. Я понимаю, что веду себя как полная идиотка. Я хлюпаю носом, точно младенец, и не могу остановиться. Ужас. Он гладит меня по спине, шепчет мне на ухо «Тс-с-с» и потихоньку высвобождается из моих рук, так что теперь ему видно моё лицо.

– Что случилось? Ты же не будешь говорить, что тебе не хотелось?

Я вытираю глаза краешком одеяла. Сажусь на кровати, свесив ноги, так что они касаются ковра. Я сижу спиной к Джейку и, при-щурясь, пытаюсь разглядеть свою одежду. Она раскинулась по полу причудливой тенью.

В детстве папа частенько катал меня на плечах. Я была такая маленькая, что ему приходилось придерживать меня руками за спину, чтобы я не свалилась; я сидела так высоко, что могла достать ветки деревьев. Я никогда не расскажу об этом Джейку. Ему до этого нет дела. Мне кажется, люди не понимают, что им говорят. Их ничем не проймёшь.

Я поспешно натягиваю одежду. Красное платье кажется меньше прежнего; я пытаюсь натянуть его на колени. Неужели я и правда отправилась в таком виде в клуб?

Я надеваю туфли, собираю Зоину мелочовку с ковра в сумочку.

– Тебе не обязательно уходить, – произносит Джейк, привстав на локте. В мерцании свечи его грудь кажется бледной и слабой.

– Я так хочу.

Он откидывается на подушку. Его рука свисает с кровати; коснувшись пола, пальцы сжимаются. Джейк медленно качает головой.

Зои спит внизу на диване. Вместе с Торчком. Они лежат, обнявшись, голова к голове. Меня бесит, что Зои не видит в этом ничего особенного. На ней даже его рубашка. Ряды пуговок наводят на мысли о сахарном домике из детской сказки. Я сажусь около них на корточки и тереблю Зои за руку. Она тёплая. Я тормошу её, пока Зои не открывает глаза. Прищурившись, она смотрит на меня.

– Эй, – шепчет Зои, – ты уже всё?

Я киваю и непонятно почему не могу сдержать ухмылки. Зои высвобождается из объятий Торчка, садится и оглядывает пол:

– Там осталось хоть что-нибудь?

Я протягиваю ей жестянку с травкой, иду на кухню выпить воды. Я полагала, что Зои последует за мной, но она остаётся в гостиной. Какие могут быть разговоры при Торчке? Я допиваю воду, ставлю стакан на сушилку и возвращаюсь в гостиную. Я сажусь на пол у ног Зои, которая, лизнув папиросную бумагу, склеивает самокрутку и отрывает кончик.

– Ну и как оно? – интересуется Зои.

– Да так.

Меня ослепляет вспышка света сквозь занавески. Видно только, как блестят Зоины зубы.

– Он тебе понравился?

Я думаю о Джейке, который лежит в комнате наверху; рука свесилась с кровати на пол.

– Сама не знаю.

Зои затягивается, бросает на меня любопытный взгляд, выдыхает дым.

– К этому надо привыкнуть. Мама как-то сказала, что секс – всего лишь три минуты удовольствия. Я подумала: и всё? У меня будет не так! И я добилась своего. Если парню даёшь понять, что тебе с ним просто офигенно, то всё и вправду проходит хорошо.

Я встаю, иду к окну и раздергиваю занавески. Фонари ещё горят. Рассветёт явно не скоро.

– Ты просто ушла, оставив его наверху? – спрашивает Зои.

– Вроде того.

– Это не очень красиво. Вернись – и давайте ещё разок.

– Не хочу.

– Ну, домой пока тоже нельзя. Я под кайфом.

Она тушит окурок в пепельнице, укладывается рядом со Скоттом и закрывает глаза. Я долго-долго сижу и смотрю на неё, наблюдаю, как при дыхании поднимается и опускается её грудь. Гирлянда огней на стене бросает отблеск на ковер. Там же, на полу, лежит маленький овальный коврик в сизых морских разводах.

Я возвращаюсь на кухню и ставлю чайник. На столе лежит лист бумаги. На нём написано: «Сыр, масло, фасоль, хлеб». Сидя на табуретке, я добавляю: «Ирис с шоколадом, шесть шоколадных яиц». Больше всего мне хочется шоколадных яиц – обожаю их есть на Пасху. А до Пасхи ещё двести семнадцать дней.

Наверно, нужно смотреть на вещи трезво. Я вычеркиваю шоколадные яйца и вписываю «Шоколадный Санта-Клаус в красной с золотом фольге с колокольчиком на шее». Это, пожалуй, я ещё съем. До Рождества сто тринадцать дней.

Перевернув листок, я пишу: «Тесса Скотт». Славное имя в три слога, как любит повторять папа. Если мне удастся написать своё имя на бумажке больше пятидесяти раз, всё будет хорошо. Я пишу мелкими-мелкими буквами, как если бы я была зубной феей и отвечала на детское письмо. Побаливает запястье. Чайник свистит. На кухне клубится пар.