Читать книгу Игра в обольщение - Дженнифер Эшли - Страница 7
Глава 7
ОглавлениеКэмерон последовал по ступенькам за покачивающимся серым турнюром Эйнсли Дуглас в темный конец террасы. Его пиджак почти соскользнул с ее плеч, туфельки были в грязи, а по спине струился выбившийся из прически локон.
Кэмерон не понимал, почему так оживился, глядя на женщину, у которой совсем не было намерения спать с ним. Он понимал лишь то, что благодарен ей за это. Единственное, с чем он мог сравнить сейчас свои ощущения, – это пробуждение в день открытия важных скачек, когда он знал, что день будет заполнен волнением, суетой и восторгом. Он проведет день с Дэниелом и своими лошадьми, и даже разочарования будут окрашены всеобщим весельем от предстоящего события.
Кэмерон открыл дверь в конце террасы, Эйнсли уверенно вошла внутрь и, не ожидая его, пересекла темную комнату.
– Ты хорошо ориентируешься в пространстве, – сказал Кэмерон, догнав ее.
– Балморал и Букингемский дворец я знаю как свои пять пальцев, – отозвалась Эйнсли, выходя из комнаты в пустой холл. – А там заблудиться куда легче, чем в этом доме. Отсюда мы можем попасть в ваше крыло незамеченными.
Эйнсли открыла другую дверь, которая вела к черной лестнице, и не раздумывая стала подниматься по ней.
– Почему ты уверена, что слуги не заметят тебя? – следуя за ней, спросил Кэмерон. – Или ты связала и заперла их на кухне?
– Единственный слуга, который пользуется этой лестницей, – ваш камердинер, а он в настоящий момент находится на конюшне.
В самом деле, все так. Анджело не любил оставлять Жасмин без пригляда.
– Ты так хорошо умеешь проникать в нужные дома, что из тебя получился бы чертовски хороший воришка драгоценностей, – заметил Кэмерон. – Ты могла бы работать на загородных вечеринках по всей стране.
– Не говорите ерунды, – огрызнулась Эйнсли. – У меня все-таки есть моральные принципы, лорд Кэмерон.
Через узкую дверь они вышли на лестничную площадку на его этаже. Его покои располагались через две комнаты по коридору, и Кэмерон обошел Эйнсли, чтобы открыть дверь спальни своим ключом.
– Берегу твое время.
Ни слова не говоря, Эйнсли сняла его пиджак, передала ему и вошла в комнату. Она направилась прямо к шкафу, открыла его и начала в нем копаться. Кэмерон бросил пиджак на стул и наблюдал за прекрасным видом Эйнсли сзади, пока она поднимала коробки с рубашками и воротничками, заглядывала под крышки и ощупывала ткань.
Кэмерон снял перчатки и слишком облегающий парадный жилет, подошел к столу и налил в хрустальный стакан виски. Потягивая виски, он прислонился к столбику кровати, продолжая наблюдать за ней.
Эйнсли закрыла шкаф с одеждой и повернулась к застекленному книжному шкафу.
– Вы странный человек, лорд Кэмерон. Пьете виски и курите сигары в присутствии леди, не спросив позволения. Я уже не говорю о том, как вы выбили ее шар в крокете, вместо того чтобы позволить ей выиграть. В моем обществе так не принято. На вас бы смотрели осуждающе.
– В таком случае хорошо, что я не живу в твоем обществе. И потом, я знаю, что ты вовсе не леди.
– Что? – Эйнсли изумленно посмотрела на него и открыла книжный шкаф.
– Ты вскрываешь замки, проникаешь в мою спальню, – говорил Кэмерон, жестикулируя стаканом, – знаешь черные ходы в моем фамильном доме, откровенно обыскиваешь мою спальню, а вчера вечером боролась со мной на моей кровати. – Он сделал неторопливый глоток виски. – Я бы сказал, что леди так себя не ведут.
– Обстоятельства иногда требуют вести себя странным образом, милорд.
– К черту обстоятельства. Ты не заглянула под матрас.
– Потом. – Эйнсли взяла с полки книгу и начала ее пролистывать. Сообразив, что за книга у нее в руках, она покраснела.
Кэмерон с трудом сдерживал смех, когда Эйнсли уставилась на страницу с откровенно обнаженными фигурами французского художника Курбе, которые сплелись в интересной позе. Кэмерон заключил пари сам с собой: отбросит она с отвращением книгу и выбежит из комнаты или его миссис Дуглас не отступит.
Он выиграл пари. Эйнсли глубоко и решительно вздохнула и продолжила пролистывать страницы.
Ничего не найдя, она поставила книгу на полку и осторожно открыла следующую. И опять с такими же картинками.
– Вы… читаете… это?..
– Конечно, читаю. И даже коллекционирую.
– Эта книга на французском.
– Разве вы не читаете на французском? Изабелла рассказывала мне, что вы учились с ней в академии для избранных леди.
– Да, я учила французский язык, но сомневаюсь, что в нашем учебнике были те слова, которые есть в этой книге.
Кэмерон расхохотался от всей души. Ощущения при этом у него были самые приятные.
– Я бы закончила намного быстрее, если бы вы мне помогли.
– Но наблюдать за тобой гораздо занятнее.
Эйнсли рассерженно вздохнула, поставила книгу на полку, достала и открыла толстый том.
– Я понимаю, что я неопытна, лорд Кэмерон, но мне кажется, то, что они делают, едва ли возможно сделать, – сказала она, изучив первый рисунок.
Кэмерон заглянул через ее плечо и увидел чувственный эскиз итальянского живописца Романо, сделанный три века назад. Да, любовники были изображены там в неудобной позе.
– Я купил это ради красоты, а не для обучения.
– Ну, это просто счастье, иначе у вас никогда бы не было сына.
Кэмерон снова рассмеялся, в нем бурлила настоящая радость.
Разве есть что-то более чувственное, чем наблюдать за очаровательной молодой женщиной, которая страницу за страницей просматривает эротические рисунки?
Эйнсли не строила из себя притворную скромницу, не посылала ему неприличные взгляды, используя рисунки в качестве обольщения. Она внимательно просматривала каждый рисунок, при этом ее щеки покрылись нежным румянцем, а грудь при каждом вздохе вздымалась в декольте.
– Их здесь нет, – разочарованно произнесла Эйнсли, поставив последний том на полку, и повернулась к Кэмерону.
– Рядом находится мой кабинет, – глотнув виски, сказал Кэмерон.
– Вы считаете, есть вероятность, что они там?
– А почему бы и нет?
От Кэмерона не укрылся вспыхнувший у нее на щеках румянец, пока она обдумывала, зачем Кэмерон приглашал любовницу в свой личный кабинет.
– Ну что ж, давайте осмотрим кабинет.
Кабинет не соединялся со спальней, поэтому Кэмерон провел ее по коридору к следующей двери, которую опять открыл своим ключом. Обычно он не запирал двери своих комнат, когда бывал в Килморгане, в этом не было необходимости. Но сегодня слишком много незнакомых людей приезжало и уезжало отсюда.
Эйнсли в смятении огляделась – в кабинете царил беспорядок. Это была личная комната Кэмерона, его убежище от суеты светской жизни, которую ему приходилось вести, будучи братом Харта и наследником титула.
Повсюду лежали газеты о скачках и книги о лошадях. В некоторых из них отдельные главы были написаны Кэмероном. В газетах она также заметила несколько статей за его подписью.
Везде висели любимые картины Кэма: изображения лошадей, с которыми он вырос, рисунки с его любимыми скаковыми лошадями и просто лошади, которых он любит. Большинство работ было выполнено Маком, хотя один набросок лошади в движении, с перекатывающимися мышцами и развевающимися гривами, сделал для него Дега, известный французский живописец.
Анджело был единственным, кому разрешалось заходить в кабинет, и он прекрасно знал, что здесь ничего нельзя трогать. Легкий слой пыли лежал на всем, но графин с виски и коробка для хранения сигар пополнялись регулярно, пепельницы были пустые и чистые, а случайный предмет одежды, обуви или снаряжения для верховой езды возвращался на свое законное место.
– Выпьешь? – предложил Кэмерон, взяв с подноса, где стоял графин с виски, чистый стакан. – От такой работы захочется пить.
Эйнсли с тревогой посмотрела на стакан. Кэмерон не сомневался: сейчас она напомнит ему, что леди не употребляют алкоголь.
– А почему бы и нет? – кивнула она. – Я предпочитаю с содовой. У вас есть содовая?
– Это – виски, изготовленный на заводе Маккензи. Харт умер бы от сердечного приступа, если бы кто-то разбавил его виски содовой. Либо чистый, либо вообще ничего.
– Ладно. – Эйнсли начала просматривать бумаги на столе. – Братья научили меня пить виски с содовой, но тогда мы не могли позволить себе виски Маккензи. Я почти слышу, с какой завистью вздыхает сейчас Стивен.
Когда Кэмерон наполнил стакан и поднес его Эйнсли, она уже сидела на полу, вокруг нее вздымалась гора ее атласных юбок, а рядом лежала стопка написанных от руки заметок. Она взяла стакан с виски и подняла на него оживленные серые глаза.
– За плодотворный поиск, – чокнулся с ней Кэмерон.
Эйнсли кивнула, сделала умелый глоток и продолжила раскладывать бумаги в аккуратные стопки.
– Нашла что-нибудь? – заглянул ей через плечо Кэмерон. Отсюда ему открывался великолепный вид на ложбинку между грудей, и он не торопился отвести взгляд.
Эйнсли молилась небесам, чтобы он не стоял так близко. Чулки, которые он надел для прогулки по сырому парку, обтягивали сильные мускулистые ноги, а край килта оказался на уровне глаз Эйнсли.
Она посмотрела на его ступни, большие и крепкие, в безукоризненно сшитых ботинках. К одному ботинку прилипла грязь. Толстая серая шерсть чулок облегала широкие лодыжки. Это были ноги гиганта.
Эйнсли не смогла удержаться, и ее взгляд заскользил выше по ноге Кэмерона, туда, где скрывались под килтом крепкие колени. От него исходило невероятное тепло, которое ощущали ее открытые плечи. Эйнсли ужасно замерзла в саду, но присутствие Кэмерона, совсем рядом, изгнало из тела озноб.
Она заставила себя продолжать разбирать бумаги. Здесь не было никакой эротики, только то, что касалось лошадей, скачек и результатов, истории и родословные жеребцов, записи о купле и продаже лошадей.
– А что это за Жасмин? – поинтересовалась Эйнсли, потому что эта кличка часто встречалась в бумагах.
– Молодая кобыла, которую я тренирую. Лошадь с большими перспективами.
Эйнсли подняла глаза, заметив шрам на внутренней поверхности бедра Кэмерона. Она заставила себя поднять глаза выше, к рубашке и шейному платку, узел которого он как раз расслаблял. Ее взору открылась крепкая загорелая шея, и она почувствовала сладостное волнение. Ей нравилось, когда у него расстегнут ворот.
– Это ваша лошадь? – спросила она, потому что от ее внимания не ускользнули горделивые нотки в его голосе.
– Еще нет. – Кэмерон снял шейный платок и небрежно бросил его на стол. – Проклятый владелец не продает мне ее.
– Почему?
– Потому что он презирает Маккензи. Он лишь позволяет мне тренировать ее, потому что сам не может с ней справиться, хотя кобыла прекрасная и может бежать, ей-богу, может. – Голос Кэмерона потеплел, это был голос человека, который говорит о своем сокровенном желании.
– Какой противный человек.
– И чертовски глупый, – насупил брови Кэмерон, потягивая виски. – Я хочу, чтобы эта лошадь стала моей, уж я бы относился к ней должным образом, если бы только мог заставить Пирсона проявить здравый смысл.
– Боже мой, вы говорите о лошади так, будто делаете предложение о браке.
– Никогда. Брак… Мне даже звук этого слова ненавистен, – пожал плечами Кэмерон. – Я допускаю, что приобретение лошади чем-то похоже на брак, но лошади не докучают так, как жены.
В его голосе звучали нотки отвращения.
– Я уверена, Изабелла была бы рада услышать вас сейчас, – небрежно бросила Эйнсли.
– Изабелла знает, что она зануда. Она наслаждается этим. Спроси у Мака.
Эйнсли улыбнулась, но поняла: его слова о браке были искренние. Именно так он и думал. Она отвела взгляд и продолжала быстро разбирать бумаги.
Эйнсли обнаружила массу свидетельств тому, что Кэмерон был развратным, читающим эротику, пьющим виски и сходящим с ума по лошадям джентльменом, но писем королевы не нашла. Она отложила в сторону последние бумаги, расправила юбки и встала. Твердая рука Кэмерона подхватила ее под локоть, помогая встать.
– Теперь я уже сомневаюсь, что миссис Чейз спрятала их здесь, – вздохнула Эйнсли. – Готова спорить, что письма не покидали ее дома в Эдинбурге, за исключением одного, которое она принесла, чтобы показать мне, что письма у нее. Она знала, что я попытаюсь отыскать их.
– Фретка. Такой маленький хорек, красивый и умный. Подходящая кличка для тебя. Сначала я подумал: мышь, увидев тебя на своем подоконнике, когда ты пряталась за шторами. Но теперь вижу: вовсе не мышь. У тебя глаза загораются, когда ты идешь по следу.
Эйнсли нравилась его полуулыбка, дразнящий блеск в глазах. Злость, вспыхнувшая в них при разговоре о браке, бесследно исчезла.
– Да вы, милорд, льстец. Неудивительно, что вас так любят дамы.
Кэмерон выдвинул ящик стола, который Эйнсли уже обыскала. Здесь лежали старые бумаги, которым было лет пятнадцать – двадцать. Кэмерон вывернул содержимое ящика на пол и заглянул внутрь.
– Насколько я помню, в этом ящике двойное дно. Давно я его не трогал, – сказал Кэмерон, всматриваясь в деревянную поверхность.
– Попробуйте этим. – Эйнсли протянула ему шпильку, которую вытащила из волос.
– А, профессиональный инструмент. – Кэмерон взял шпильку, вставил конец в небольшую выемку в углу и потянул на себя.
На дне выдвинутого ящика лежало сложенное пополам письмо, немного помятое от хранения в таких условиях. Эйнсли схватила его и развернула, но, не успев прочитать ни слова, разочарованно проворчала:
– Почерк другой. Это не ее письмо.
Эйнсли отдала письмо Кэмерону и направилась к камину, где лежала стопка книг, но легкий шум за спиной заставил ее оглянуться. Кэмерон застыл на месте, неподвижный как скала, и смотрел на письмо, которое она ему передала.
– Лорд Кэмерон?
Он, кажется, не слышал и не моргая продолжал смотреть на письмо, как будто не понимая, что там написано или не веря своим глазам.
– Что такое? – Эйнсли подошла к нему и коснулась его руки.
Он вздрогнул и посмотрел на нее пустыми глазами:
– Это письмо моей жены.
О Боже! Всякий раз, когда Эйнсли находила что-то принадлежавшее ее мужу Джону Дугласу, ее печаль вспыхивала с новой силой. И хотя Кэмерон овдовел уже довольно давно, его боль, должно быть, еще не утихла – насильственная смерть жены и отвратительные людские сплетни на этот счет не давали забыть о прошлом.
– Мне очень жаль, – сказала Эйнсли, вкладывая в эти слова душу.
Кэмерон только взглянул на нее. Его удивительная терпимость и товарищеская помощь в поисках писем бесследно исчезли.
Ни слова не говоря, он устремился к горящему камину – сентябрьские вечера уже стали холодными – и бросил туда письмо. Эйнсли поспешила к нему, но он взял кочергу и подтолкнул бумагу подальше в огонь.
– Зачем вы это сделали? Письмо вашей жены…
Кэмерон бросил кочергу и, взглянув на перепачканные сажей руки, достал носовой платок.
– Это не письмо моей жены, – хрипло проговорил он. – Это письмо одного из ее любовников. Рассказывал о своей неугасающей страсти.
– Кэмерон… – Эйнсли, пораженная, остановилась.
– У моей жены было много любовников, до нашего брака и после. – Эти слова он произнес бесцветным голосом, без всяких эмоций, но его глаза сказали Эйнсли совсем другое. Измены леди Элизабет ранили его, и рана эта оказалась глубокой.
Все, что Эйнсли слышала о леди Элизабет Кавендиш, сводилось к следующему: легко возбудимая, красивая, распущенная, на несколько лет старше Кэмерона. Их брак от начала до конца был скандальным и закончился ее смертью через шесть месяцев после рождения Дэниела. Должно быть, леди Элизабет часто бывала в этой самой комнате и, возможно, однажды спрятала это письмо.
– Не очень честно с ее стороны, – возмутилась Эйнсли.
– А у меня связи с замужними женщинами. В чем разница?
Разница в том, что он не получает от этого удовольствия и презирает женщин, с которыми встречается.
– Думаю, вы не пишете этим женщинам письма с выражением вашей неугасающей страсти.
– Не пишу.
Кэмерон потер запястье, подняв манжету рубашки, и Эйнсли опять увидела шрамы, ровные и округлые.
– Кто это сделал? – спросила она.
– Не будем об этом. – Кэмерон опустил манжету.
– Почему?
– Эйнсли. – В его голосе звучало настоящее горе.
– Милорд?
– Остановись. – Кэмерон обхватил ее голову и стал перебирать волосы. – Просто… остановись. – Он наклонился и с суровым отчаянием прильнул к ее губам.