Читать книгу Спасенный любовью - Дженнифер Эшли - Страница 4

– Это вам, миледи, – сказала благовоспитанная горничная Харта, присев в безукоризненном реверансе.

На конверте значилось: «Леди Элинор Рамзи, проживающей по адресу: 8, Гросвенор-сквер». Однако не было указаний, откуда прибыло письмо. Конверт же оказался твердым и тяжелым, и, возможно, именно поэтому Элинор сразу поняла, что найдет внутри.

– Кто это принес? – спросила она служанку.

– Мальчик, миледи. Тот же, который обычно приносит почту его светлости.

– Где этот мальчик сейчас?

– Ушел, миледи. Он разносит письма во все окрестные дома, до самой Оксфорд-стрит.

– Понятно. Хорошо. Спасибо.

Элинор решила, что нужно будет найти мальчишку и подвергнуть допросу. Она поднялась наверх, закрылась в своей спальне, пододвинула стул к окну и вскрыла конверт. В нем находился лист дешевой бумаги, продающейся в любой лавке почтовых принадлежностей, а также картонка, внутри которой была фотография. На ней Харт стоял у распахнутого окна, за которым холмился не городской, а сельский пейзаж. Харт был обращен к фотографу спиной, и на нем снова не было ни нитки. Его широкая спина в переплетении мышц сужалась к крепким ягодицам, а мускулистые руки упирались в подоконник.

Фотография была напечатана на жесткой бумаге – примерно такую же использовали для визиток, – но без обозначения студии фотографа. Вероятно, Харт воспользовался собственным фотоаппаратом для этих снимков, которые впоследствии забрала его бывшая любовница миссис Палмер. Трудно было представить, чтобы он мог доверить подобное кому-то постороннему…

Миссис Палмер сама рассказала Элинор, что за человек Харт Маккензи. Ненасытный сладострастник! Непредсказуемый! Требовательный! Воспринимающий все как приключение. Его собственное приключение… А женщина была для него всего лишь средством для получения удовольствия. Миссис Палмер не вдавалась в подробности, однако ее намеков хватило, чтобы шокировать Элинор и вывести из состояния благодушия.

Но миссис Палмер умерла два с половиной года назад… У кого же в таком случае находились теперь эти проклятые снимки? Почему этот человек пересылал их ей, Элинор? И почему ждал так долго? Вероятно, потому, что Харт собирался выбросить Гладстона из его кресла и занять его место в правительстве.

Записка же ничем не отличалась от предыдущей. «Ат таво кто жилаит вам дабра». Никаких угроз или шантажа. И никаких требований.

Элинор поднесла письмо к свету, но не увидела каких-либо признаков тайнописи. Не было вообще ничего, кроме одного-единственного предложения, написанного печатными буквами карандашом.

Ни на лицевой, ни на обратной стороне фотографии Элинор также не обнаружила ничего, что могло бы послужить ключом к разгадке. Она взяла лупу и принялась изучать снимок под увеличением – вдруг кто-то оставил там тайное микропослание.

Нет, совершенно ничего!

Но ягодицы Харта при увеличении выглядели превосходно, и Элинор не отказала себе в удовольствии рассмотреть их получше.

Было ясно: единственный способ поговорить с Хартом с глазу на глаз – подстеречь его. В эту ночь Элинор дождалась, когда отец уйдет к себе в комнату, после чего спустилась на этаж ниже, где располагалась спальня герцога. С другого конца коридора она подтащила к двери его комнаты два стула, один – чтобы сидеть, а второй – для ног.

Особняк Харта был гораздо больше многих других домов в Мейфэре, и комнаты в нем располагались как по обеим сторонам лестницы, так и позади нее. На первом этаже находились комнаты общего пользования: просторная гостиная с одной стороны и парадная столовая – с другой. А вдоль заднего фасада, на всю длину дома, протянулся огромный бальный зал.

На втором этаже имелись дополнительные гостиные, а также библиотека и небольшая семейная столовая. На третьем этаже был весьма просторный кабинет герцога и кабинет поменьше – для Уилфреда; здесь же находилась и спальня Харта, у которой теперь ждала Элинор. Она, ее отец, Мак и Изабелла занимали комнаты этажом выше, а в помещениях под крышей устроили импровизированную детскую и студию.

Элинор сидела, прижавшись спиной к двери и положив ноги на стул напротив. Над ней шипел газовый фонарь, и она, раскрыв роман, который взяла из библиотеки, начала читать.

Роман был захватывающий – с подлым злодеем, настроенным опорочить невинную героиню, и героем, который всякий раз застревал где-нибудь в джунглях, сражаясь с тиграми, когда героиня попадала в беду. «Этих горе-героев никогда не бывает рядом, когда ты в них больше всего нуждаешься», – подумала Элинор, сладко зевнув, и вскоре глаза ее начали слипаться.

Внезапно она вздрогнула – и проснулась. А книга с грохотом упала на пол.

Элинор подняла голову и увидела возвышавшегося над ней Харта. Она вскочила на ноги. Герцог же молча стоял, глядя на нее вопросительно и ожидая объяснений, что было вполне в его духе.

На нем был килт из шотландки клана Маккензи и темный пиджак. Ворот рубахи был расстегнут, а галстук он держал в руке. Его глаза от выпитого спиртного покраснели, и от него пахло сигарным дымом, ночным воздухом и духами.

Подавив отвращение, вызванное этим женским запахом, Элинор пробурчала:

– Боюсь, единственный способ поговорить с тобой, Харт, – это залечь в засаде подобно тигру… в джунглях. Хочу обсудить с тобой… фотографию.

– Не сейчас. – Харт отставил в сторону стул и попытался открыть дверь своей спальни.

Но Элинор, став прямо перед ним, заявила:

– Ты никогда не поговоришь со мной, если будешь поступать по-своему. В доме все спят. Нам сейчас никто не помешает. А у меня есть кое-какие вопросы…

– Скажи об этом Уилфреду. Пусть назначит тебе встречу со мной.

Герцог открыл дверь и прошел к себе в комнату. Элинор тотчас проскользнула следом за ним.

– Я не боюсь твоей спальни, Харт Маккензи. Я уже была здесь.

Он пристально взглянул на нее, и от этого его взгляда сердце Элинор гулко застучало. Бросив галстук на стул, герцог направился к столу, где стоял графин с виски.

– Если хочешь, чтобы весь Мейфэр узнал, что ты притащилась в мою спальню, то оставайся, – проворчал он. – И закрой дверь.

Но Элинор оставила дверь открытой.

– Ты здесь даже мебель не сменил, – заметила она, стараясь говорить непринужденно. – Кровать все та же, средневековая. И очень неудобная, насколько мне помнится.

Харт скосил на нее глаза и, плеснув себе в стакан виски, звякнул стеклом, возвращая пробку на место.

– Что ты хочешь, Элинор? – спросил он, едва сдерживая раздражение. – У меня был чертовски трудный вечер.

– Мне надо поговорить с тобой о снимках, как я уже сказала. Чтобы найти остальные или хотя бы понять, чего хочет человек, присылающий их мне. Именно поэтому я должна знать как можно больше и…

– Но я не желаю это обсуждать! – перебил герцог. – О, будь все проклято!..

– Ты сегодня… какой-то очень злой, Харт. Наверное, твоя дама тебя сильно разочаровала, – заметила Элинор.

Он вопросительно уставился на нее.

– Какая еще дама?

– Та, чьими духами от тебя несет.

Харт фыркнул и проворчал:

– Это ты о графине фон Гогенштален? Ей восемьдесят два, но она буквально заливает себя духами, так что посрамит любую проститутку.

– О!.. – воскликнула Элинор в замешательстве.

Харт залпом выпил виски и с облегчением вздохнул; было очевидно, что напиток подействовал на него благотворно.

Со стуком поставив стакан на стол, он заявил:

– Я устал и хочу в постель. Поговорим об этом утром. Попроси Уилфреда, чтобы назначил тебе со мной встречу.

Возмущению Элинор не было предела. Резко развернувшись, она дошла до двери, но не вышла из комнаты. С силой захлопнув дверь, она повернулась к герцогу и проговорила:

– Я не желаю ждать, понял?

Харт, уже сбросивший пиджак, со вздохом пробормотал:

– О Господи, Элинор…

– Почему ты так упорно не желаешь говорить о снимках? Ведь они могут навредить тебе, Харт.

Он рухнул в кресло и снова протянул руку к графину, хотя джентльмену не следовало бы сидеть в присутствии дамы, не предложив ей первой присесть. Налив себе еще виски, герцог спросил:

– А разве тебе не хотелось бы увидеть, как мне причиняют неприятности?

– Может, и хотелось бы, но не так. Ты не заслуживаешь того, чтобы над тобой смеялись, – ответила Элинор.

Харт взглянул на нее с удивлением.

– А чего же, по-твоему, я заслуживаю? – Язык у него слегка заплетался, что свидетельствовало о том, что он изрядно захмелел. Харт редко проявлял признаки опьянения, но если уж проявлял, то это значило, что он находился в сильной степени опьянения. – Так чего же я заслуживаю, Элинор?

Она пожала плечами.

– Ты, например, заслужил однажды, чтобы я разорвала помолвку. Хотя, наверное, давно уже заслужил и мое прощение, так что я просто из гордости не разговаривала с тобой. Но все это – в прошлом. Главное, что мы оба продолжаем жить. Порознь. Как и должно быть.

– А так должно быть? – Его голос прозвучал тихо и вкрадчиво.

Элинор снова пожала плечами.

– Мы бы не слишком хорошо ладили, и ты это знаешь, Харт. У нас с тобой очень много… взаимных претензий.

– Да, верно, детка. Это правда. Крутой нрав горцев, не так ли? – Харт проглотил очередную порцию виски.

А Элинор вдруг вспомнила все, что у них было с Хартом. Вспомнила, конечно же, не только поцелуи…

Леди не должна ничего знать о мужчинах до первой брачной ночи, но она, Элинор, знала о Харте Маккензи все. Трижды он соблазнял ее, и трижды она это ему позволила. Один раз – в летнем коттедже, другой раз – в этой спальне, а однажды – в его спальне в Килморгане. Но они были обручены тогда, и она не видела препятствий.

И вот сейчас Харт сидел в кресле, попивая виски, и хмурился. А ведь мог бы сидеть с ней рядом, как прежде, и…

Усилием воли Элинор отбросила приятные воспоминания. Ей следовало держать себя в руках – иначе упадет к его ногам и будет молить, чтобы вновь заставил ее трепетать.

– Так вот, насчет этих снимков… – продолжала она. – Я ни в одном из них не увидела ничего такого, что указывало бы на отправителя.

Харт насторожился.

– Ни в одном из них? А есть еще один?

– Да, я получила его сегодня пополудни. Снимок принес посыльный. Но я не смогла узнать у мальчишки, кто его передал.

Харт выпрямился в кресле. И он уже не выглядел захмелевшим.

– Выходит, этот человек знает, что ты здесь.

– О Боже, да вся Англия об этом знает! Леди Маунтгроув уже сообщила об этом всем и каждому. Она ведь видела, как ты привез меня сюда, помнишь? Наверное, ей следовало бы остаться и посмотреть, уехала я или нет. Я, разумеется, уехала, но потом вернулась. И осталась.

– Я расспрошу мальчишку-посыльного.

Элинор покачала головой:

– Не стоит. Фотографии прислали мне, так что и спрашивать буду я.

Харт поставил стакан на подлокотник кресла.

– Но этот человек знает, кто ты и где находишься. И мне это очень не нравится. – Герцог протянул руку. – Покажи снимок.

– Не будь таким глупым. Я не таскаю его с собой. Он наверху, в моей комнате. Спрятан вместе с первым. Но могу сказать, что «картинка» почти такая же. За исключением того, что на второй ты смотришь в окно. Судя по виду из окна, снимок был сделан в замке Килморган.

Харт снова нахмурился и проворчал:

– Наверное, хотели показать мне, что замок именно мой.

– Ну, положим, в то время замок был не совсем твоим. Твой отец тогда был еще жив.

– Был жив, но находился в отъезде. Так что я мог там делать все, что вздумается.

– И фотографии, надо сказать, очень хорошие. Художественные. «Картинки», которые когда-то собирала королева с принцем Альбертом, тоже были высокого качества – она однажды мне их показывала, – но ведь это не одно и то же… На твоих ты сам же и позировал, и королеве это очень не понравилось бы. Герцог ведет себя как обычный натурщик! Миссис Палмер забрала все снимки?

– Да. – Харт тяжко вздохнул.

Элинор кивнула:

– Что и требовалось узнать. Миссис Палмер, возможно, оставила коллекцию кому-то. Либо этот человек нашел фотографии уже после ее кончины. Ты должен позволить мне поехать в Хай-Холборн, где она проживала. Хочу поискать там.

– Нет! – ответил герцог громко, резко – и окончательно.

– Но почему? – спросила Элинор, изобразив удивление. – Ведь дом миссис Палмер уже вовсе не…

– Эл, ты не войдешь в этот дом, – решительно перебил Харт.

Она вдруг улыбнулась.

– И вообще, ты должен был разместить нас с отцом именно там. Это было бы гораздо ближе к Британскому музею, и я могла бы обыскать там все вдоль и поперек в поисках фотографий.

– Нет, Элинор! – Харт повысил голос.

– Но ведь это всего лишь дом… – Она пожала плечами. – И там мог бы найтись ключ к отгадке.

– Ты хорошо знаешь, Эл, что это не просто дом. – Харт еще больше разозлился. – И перестань смотреть на меня невинными глазами. Ты не такая уж невинная. Я тебя знаю.

– Да, верно. Боюсь, что ты знаешь меня слишком хорошо. Поэтому мне порой чертовски трудно разговаривать с тобой.

Эл по-прежнему улыбалась. Улыбалась так же, как прежде, как когда-то… Правда, сейчас она стояла перед ним в скромном голубом платье, давно вышедшем из моды, и, глядя на него простодушно, заявляла, что должна осмотреть дом в Хай-Холборне, существование которого и вбило между ними клин, а затем разлучило.

Однако Элинор после первой вспышки вела себя очень достойно, хотя могла бы привлечь его к суду за то, что соблазнил ее, лишил девственности и нарушил многочисленные пункты их весьма пространного и сложного брачного контракта. Но она просто сказала ему «до свидания» и ушла из его жизни, оставив в ней зияющую пустоту, которую он так и не сумел заполнить.

Между прочим, он совершенно забыл об этих фотографиях, пока Элинор вдруг не объявилась и не бросила одну из них ему на стол.

– Если этот человек – шантажист, Эл, я не хочу, чтобы ты имела к этому делу отношение. Шантажисты чрезвычайно опасны.

Ее брови поползли вверх.

– А ты уже имел с ними дела?..

Харт еще больше помрачнел.

– Попытки шантажировать семейство Маккензи – это занятие приобрело в последнее время особую популярность.

– Хм… возможно. Полагаю, есть люди, считающие, что ты заплатишь – лишь бы ваши секреты не просочились в газеты или в чужие уши. А у вас ведь множество секретов… – И Элинор знала их все до единого, знала то, чего не знал ни один человек на свете, – кроме самих братьев Маккензи, разумеется.

– Но у всех шантажистов есть одна общая черта, – продолжал Харт. – Они ничего от меня не добиваются.

– Вот и хорошо! В таком случае мы постараемся сделать так, чтобы и этот ничего не добился.

– Не «мы», а я, – поправил герцог.

– Но будь же благоразумным, Харт! Кто-то шлет мне фотографии. Не тебе, не твоим врагам, не твоим братьям – а именно мне. Думаю, это что-то да значит. К тому же зачем их вообще посылать без угроз, без шантажа и без требования денег?

– Чтобы показать, что они у них есть, а затем потребовать выкуп за остальные.

Элинор пожала плечами:

– Что ж, может, и так.

Но Харту сейчас было наплевать на эти проклятые снимки. Невольно вздохнув, он пробормотал:

– Какая ты жестокая, Эл…

Она взглянула на него с удивлением:

– Жестокая?.. Но что навело тебя на эту мысль?

– Ты не разговаривала со мной много лет. И вдруг примчалась в Лондон, объявив, что приехала, чтобы спасти меня. Ты что, проснулась однажды утром на прошлой неделе и решила, что простила меня?

– Нет, конечно же. Я начала прощать тебя уже много лет назад. После смерти Сары. Мне было очень жалко тебя, Харт.

Он похолодел, несмотря на выпитый виски.

– Но это случилось почти восемь лет назад…

Она кивнула:

– Да, знаю.

– Но я что-то не замечал, что ты меня простила, – пробурчал Харт. – Не было ни писем, ни визитов, ни телеграмм, ни признаний моим братьям или хотя бы Изабелле.

– Я ведь сказала, что «начала» прощать тебя. А чтобы весь мой гнев прошел, понадобилось гораздо больше времени. К тому же ты тогда уже стал герцогом Килморганом, удобно устроившимся за щитом герцогского титула. Кроме того, ты вернулся к миссис Палмер. Может, я и живу в глуши, но поверь, Харт, я хорошо информирована обо всех твоих поступках. И еще одна причина моего молчания… Видишь ли, я не знала, нужно ли тебе мое прощение.

– Почему же не знала?

Элинор тихонько вздохнула. Немного помолчав, вновь заговорила:

– Ты ведь ухаживал за мной, чтобы заполучить в сторонники друзей моего отца. Тебе нужны были его связи, а вовсе не я. По этой же причине ты женился на Саре, а следующую жену, думаю, выберешь по такому же принципу. Так что какая разница, простила я тебя или нет?

Харт встал с кресла, и Элинор попятилась. Конечно, она не боялась его, но ведь он был пьян…

– Ухаживая за тобой, я ни разу не сказал ни слова неправды, – заявил Харт. – Ты мне нравилась, вот и все. Я хотел тебя, Элинор…

– А я получала удовольствие, когда ты соблазнял меня, – ответила она. – Отчасти поэтому я и простила тебя. Простила еще и потому, что мы оба были очень молодые, очень высокомерные и немного глупые. Но жизнь продолжается, не так ли? Конечно, я ужасно злилась на миссис Палмер, но я ведь знаю, что ты любил ее. А терять человека, который тебе дорог, очень больно, поэтому я тебе даже сочувствую, Харт.

– Миссис Палмер умерла два года назад, а мы с тобой никак не доберемся до настоящего, – проворчал герцог.

– Вот я и пытаюсь тебе объяснить… Конечно, я не думала, что ты обрадуешься моему появлению, поэтому и не собиралась приезжать. Но фотография явилась Божьим промыслом, потому что дала мне повод сюда приехать. Я не лгала тебе, когда сказала, что у нас туго с деньгами. Я подумала, что могла бы попросить тебя взять меня на работу. Ту сотню фунтов, что ты дал мне в прошлом году, как ты сам понимаешь, нельзя было растянуть на долгие годы. А дом потребовал ремонта. И вообще, голодать – это не так уж приятно, уверяю тебя. Знаешь, твоя кухарка очень искусна. Я в эти дни отъедаюсь, и…

– Эл, остановись.

– Но ты же спросил меня…

– Ради Бога, остановись! – воскликнул герцог.

Элинор уставилась на него, хлопая ресницами. Но почти тотчас же продолжила:

– Что ж, если хочешь, чтобы я была краткой, то слушай: во-первых, мне нужна работа; во-вторых, меня задело, что кто-то может попытаться с помощью этих фотографий причинить тебе зло; в-третьих, я хочу, чтобы мы с тобой были друзьями и не обижались друг на друга.

Харт сжал пустой стакан с такой силой, что его грани отпечатались у него на пальцах. «Чтобы были друзьями и не обижались друг на друга», – звучало у него в ушах. Выходит, Элинор протягивала ему лекарство, предлагая мир. О, она знала о нем больше, чем кто-либо другой! И она только что сказала, что сочувствует ему…

– Что же касается фотографий, – проговорила Элинор, – то главное в этом деле вот что… Скажи, кто знал о них, кроме тебя и миссис Палмер? Я все же думаю, что должна поехать в дом в Хай-Холборне. И возможно, мне надо поговорить с дамами, которые там проживали…

– Нет, черт подери! Забудь об этом! – закричал Харт.

Элинор посмотрела на него с удивлением, и он со вздохом проговорил:

– Эл, зачем ты здесь? Зачем вынуждаешь меня говорить обо всем об этом? Зачем заставляешь об этом думать?

Она внимательно посмотрела на него и вдруг прошептала:

– О Боже… – Сделав шаг к нему, добавила: – Харт, прости… – И протянула к нему руку.

Он ощутил ее тепло, прежде чем она к нему прикоснулась. И Харт вдруг понял, что никогда не сможет оставаться хладнокровным, находясь с ней рядом. Никогда.

Тут на лоб ей упал рыжевато-золотистый завиток, единственная прядь, выбившаяся из туго заплетенных волос. И в тот же миг Харту захотелось запустить пальцы в ее волосы и привлечь к себе. А потом он впился бы поцелуем в ее сладостные губы, чтобы снова разжечь в ней пламя страсти. И тогда уж он не выпустил бы ее сегодня из этой комнаты…

Харт представил, как ласкает ее, а она стонет от удовольствия. И он был почти уверен, что если сейчас поцелует ее, то заставит остаться. Он будет медленно раздевать ее и нежно ласкать, чтобы затем…

Впрочем, нет, не так! Когда они были помолвлены, он действительно был сдержан с ней, но сейчас, если оставит Эл у себя сегодня, не станет сдерживаться. Ведь он был пьян, опустошен и глубоко страдал от душевной боли. А она, конечно же, сумеет его утешить…

Харт чувствовал, что желание все сильнее его терзало, – такого он не испытывал уже много лет. И вот теперь вдруг оказалось, что Харт Маккензи стал таким же, как прежде. Так что, выходит, его эротические фантазии никуда не ушли, только уснули на время, а сейчас выплеснулись наружу под влиянием этих глаз и золотистого завитка на милом веснушчатом лбу.

– Убирайся, – буркнул герцог.

Алые губы Элинор раскрылись.

– Что?

– Убирайся!

Харт знал: если она останется, он не сможет себя контролировать. Увы, он был слишком пьян…

– Харт, что с тобой? – пробормотала Элинор; казалось, она и впрямь не понимала, что с ним происходило.

Стараясь держать себя в руках, герцог проговорил:

– Убирайся и оставь меня в покое.

Элинор не подчинилась, и герцог, отвернувшись, запустил свой стакан в камин. Стекло рассыпалось на мелкие осколки, и капли недопитого виски брызнули в разные стороны, расцвечивая пламя синими искрами.

Харт услышал за спиной быстрые шаги Элинор. Затем из распахнувшейся двери потянуло сквозняком, и из коридора донесся дробный стук каблучков – она поспешно убегала от него.

– Слава Богу, – пробормотал Харт.

Он закрыл дверь и повернул в замке ключ. После чего подошел к графину и налил себе еще одну порцию виски. Из-за дрожи в руках он с трудом поднес стакан к губам.

Харт проснулся от бьющего в глаза солнечного света и ужасного гула в голове. И еще раздавался какой-то странный звук, похожий на скрежет пилы. Кроме того, чувствовался резкий запах виски, исходивший от лежавшего на полу стакана.

Сверхчеловеческим усилием Харт поднял голову и обнаружил, что «странный» звук производил его слуга, молодой француз, которого он нанял, когда перевел Уилфреда в секретари. Слуга заправлял бритву над дымившимся тазиком с кипятком.

– Черт подери, сколько времени? – прохрипел Харт.

– Десять часов утра, ваша светлость. – Марцелл гордился тем, что говорил по-английски почти без акцента. – Молодая леди и ее отец уже собрали вещи и готовы к отъезду. Они внизу, ждут экипаж, чтобы отправиться на вокзал.