Читать книгу Миссис Всё на свете - Дженнифер Вайнер - Страница 6

– Джозетта Кауфман, вернись сию же минуту!

Джо с пыхтеньем мчалась по коридору. Добежав до спальни, она захлопнула дверь и заперла на задвижку, перепугав сестру, которая лежала на кровати и читала «Близнецы Бобси на Черничном острове». Не успела Бетти спросить, что происходит, как Джо распахнула шкаф, взобралась на комод и принялась толкать свой синий чемодан с блестящими медными застежками, пока он не свалился на пол.

– Джо! – Сара яростно забарабанила в дверь.

Джо сделала вид, что не слышит, и швырнула чемодан на кровать. Внутри картонного, обтянутого синим твидом каркаса имелся эластичный голубой кармашек для нижнего белья и носков. Сестра побросала в основное отделение три пары трусиков и носки, две рубашки, свитер, комбинезон, кроссовки, коричневый кожаный жилет с золотым значком шерифа и две библиотечные книжки. В кармашек она положила яйцо малиновки, которое нашла прошлым летом и бережно хранила на прикроватном столике, завернув в носовой платок, и защелкнула золотистые застежки. Пока Бетти изумленно таращилась, а Сара стучала и ругалась, Джо взобралась на комод, открыла окно, вытолкнула чемодан на лужайку, проскользнула в щель между подоконником и рамой, оцарапав живот, и коснулась обутыми ногами земли. Схватив чемодан, сестра понеслась по дорожке на Альгамбра-стрит, пересекла Кларита-авеню и Маргарета-авеню, направляясь к Ливернойс-авеню. Мэй жила на Грэшит-стрит, в районе, который Фрида называла Черное Дно. Джо плохо представляла, где он находится, но решила, что если пойдет по Ливернойс, то наверняка рано или поздно туда доберется.

После четвертого квартала Джо перешла с бега на быстрый шаг. После пятого у нее заболела рука, и чемодан пришлось переложить в другую руку. Она брела по тротуару мимо аптек и кондитерских, чувствуя, как рубашка липнет к потной спине. Стоял май, жаркий и влажный, небо было блекло-голубого цвета, трава – ярко-зеленая. Чемодан при каждом шаге бил по ногам. Переходя Тэтчер-авеню, она услышала позади шум машины. Джо пошла быстрее, машина прибавила скорость, и кто-то окликнул ее по имени. Джо обернулась и увидела отца.

– Эй, приятель, хочешь сходить на матч «Тигров»? – позвал он, открыв окно.

Джо застыла на месте. Они с отцом прослушали по радио десятки матчей «Тигров» – сидя в машине или на заднем дворе летними вечерами, когда небо становилось оранжевым и золотым и вокруг пахло свежескошенной травой, но попасть на стадион она даже не мечтала. Особенно теперь, угодив в такую неприятную историю… Впрочем, отец мог ничего и не знать.

– Сегодня «Тигры» играют с «Янки», – сообщил Кен и посмотрел на нее с надеждой.

– Правда?! – Джо ушам своим не верила. Неужели она действительно пойдет на стадион Briggs и вживую увидит Хута Эверса и Вика Верца? Неужели она проведет целый день вдвоем с отцом?

Джо решила поискать Мэй как-нибудь в другой раз. Она обежала машину, бросила чемодан на заднее сиденье и запрыгнула на переднее, рядом с папой. Он вел легко и уверенно, скользя в потоке транспорта в час пик, и вот они уже на углу Мичиган-стрит и Трамбулл-стрит. Отец заплатил четверть доллара за парковку позади магазина пиломатериалов Брукса, прямо в тени стадиона.

– Держи меня за руку, – велел он.

Джо сунула свою маленькую ручку в большую ладонь отца, крепко сжала, и они нырнули в толпу. Пахло бензином и выхлопными газами, свежими газетами и хот-догами. Все шли быстро, словно спешили по очень важному делу. Отец подошел к окошку кассы, и Джо потянула его за рукав. Жадничать не стоило, но она никогда бы себе не простила, если бы не попыталась.

– А есть места в правой части поля?

– Думаешь, ты сможешь поймать высоко отбитый мяч? – спросил отец, и у Джо скрутило живот, потому что она поняла: без перчатки и пытаться не стоит. Та самая бейсбольная перчатка, которую она выпросила у родителей на Хануку, чтобы не одалживать постоянно у братьев Штейн, живших через дорогу, осталась дома – в ящике с игрушками у кровати.

Отец сунул руку в карман пиджака, как фокусник, достающий из шляпы кролика, и вынул перчатку. Джо подпрыгнула от радости. Они прошли по узкому темному коридору и долго поднимались все выше и выше, минуя один крутой пролет за другим. Джо крепко сжимала папину руку, чтобы не потеряться в толпе. Мужчины были в рубашках с коротким рукавом или в костюмах с ослабленными галстуками, женщины – с завитыми волосами и накрашенными губами. Джо приметила юную пару на свидании и наблюдала, как молодой человек отпил пива из пластикового стакана и передал его своей девушке. Огни на поле ослепительно сияли, сочная изумрудно-зеленая трава далеко внизу буквально светилась, стоявшие в ряд игроки казались не больше бумажных кукол Бетти. Джо переполняло счастье: она словно попала в волшебное королевство, куда стремилась больше всего на свете, к тому же вместе с отцом, который любил ее и оберегал.

Она смотрела на поле, пытаясь разглядеть хваленого Микки Мэнтла, нового игрока «Янки», и вдруг отец спросил:

– Ну что там у вас стряслось?

Сердце Джо забилось быстрее, кожа похолодела. Отец обнял ее за плечи, и теплая тяжесть его руки подействовала на девочку успокаивающе. Пиджак он снял и повесил на спинку сиденья, оставшись в белой рубашке, которая мерцала в лучах полуденного солнца.

– Я на тебя не злюсь, – добавил он.

– Зато мама злится, – сказала Джо.

Неприятности начались, стоило ей забежать домой на ланч. Был вторник, а по вторникам приходила Мэй и иногда брала с собой Фриду. Джо ворвалась в гостиную, швырнула книги на пол и поспешила на кухню. У раковины стояла веснушчатая незнакомка с обвитыми вокруг головы каштановыми косами и наливала воду в ведро. Высокая и упитанная, с мощными руками и большими розовыми кистями, одета в белую блузку и коричневые брюки. Ни шелкового шарфика на голове, ни щели между передними зубами. Вместо музыки по радио шли новости, кукурузным хлебом даже не пахло, пахло только чистящим средством с сосновой отдушкой.

– Вы кто? – спросила Джо у странной женщины.

– Джозетта Кауфман, что за манеры? – Сара сидела за столом и составляла список продуктов. На краю стеклянной пепельницы тлела сигарета.

– Виновата, – сказала Джо и повернулась к женщине: – Прошу прощения, вы кто?

– Айрис, – ответила женщина, стоя лицом к раковине.

– Вы знаете Мэй? – поинтересовалась Джо.

– Нет, мэм.

– Мэй больше не придет, – подхватила Сара.

Джо резко обернулась к матери:

– Почему?!

– У нее много дел.

– Каких таких дел?

– Других дел, – отрезала Сара таким тоном, что Джо должна была понять: больше никаких вопросов. – Мне послышалось или кто-то устроил беспорядок на полу в гостиной?

Джо вернулась в комнату, собрала книги и бросила их на полу в спальне. На кухне новая прислуга мыла пол широкими взмахами швабры.

– Мэй вернется? – спросила Джо.

Сара покачала головой.

– Можно мне к ней сходить?

– Джо, Мэй занята. Есть и другие семьи, для которых она делает уборку.

Джо закусила губу.

– А как же Фрида?

Сара отложила список и посмотрела на дочь:

– Здесь живет столько хороших детей! Почему бы тебе не поиграть с Шейлой или с Клэр? Или, может, Бетти захочет покататься с тобой на роликах?

Лицо Джо покраснело, внутри нее все забурлило и зашипело, словно кровь превратилась в кипящую лаву.

– Я хочу играть с Фридой! Можно мне с ней увидеться? Я доберусь на трамвае, если ты скажешь, куда ехать.

– В восемь лет ездить на трамвае одной нельзя. К тому же у Фриды есть с кем играть.

– Фрида – моя подруга! Она приходила ко мне на день рождения.

Месяц назад Сара не хотела, чтобы Фрида пришла на праздник. Увидев список гостей, где имя Фриды стояло под номером один, она нахмурилась. «У нее могут быть другие планы, – заметила Сара, – к тому же вряд ли Мэй захочет ехать так далеко в свой выходной». Джо отправилась к отцу, и Кен, похоже, что-то сказал Саре. В назначенную субботу Фрида в нарядном розово-зеленом платье первая позвонила в дверь и вручила Джо завернутый в цветную бумагу подарок. Они играли в «Прицепи ослику хвост» и «Утка, утка, гусь», ели мороженое и торт, и Фрида подарила Джо жилет из оленьей кожи с бахромой и золотым значком шерифа. Джо обожала этот жилет. Она была готова надевать его каждый день, если бы мать разрешила. Она просила у родителей ковбойские сапожки, которые идеально подошли бы к жилету, но вместо этого получила браслет с подвесками и набор щеток и расчесок для волос.

– Пойдем-ка со мной, – велела Сара, резко потушив сигарету. – Извините нас, Айрис.

– Да, мэм, – кивнула странная женщина.

Джо последовала за матерью в гостиную и села на диван. Сара осталась стоять.

– Ты заставила Айрис почувствовать себя нежеланной гостьей в нашем доме, – проговорила Сара.

– Мне очень жаль, – ответила Джо. – Только почему ушла Мэй? Я по ней скучаю! Я хочу ее увидеть! Я хочу увидеть и ее, и Фриду!

Сара сжала губы так сильно, что они превратились в тонкую красную линию.

– Одного полета птицы должны стаями водиться! – четко проговорила она. – Понимаешь?

Джо покачала головой. Сара скорчила привычную гримасу, означавшую «Боже, дай мне терпения!», и глубоко вздохнула.

– Итак, выражение «одного полета птицы» означает людей, похожих друг на друга. «Стаями водиться» означает, что они должны быть вместе. Таким образом, люди должны водиться с себе подобными. – Сара посмотрела Джо в глаза. – У Мэй и Фриды есть свои друзья, такие же, как и они. У тебя – свои собственные. Ясно?

Джо ничего не было ясно.

– Фрида похожа на меня! Она любит играть в кикбол, в шарики и в ковбоев! – По щекам Джо покатились слезы. – Фрида сделала мне самый лучший подарок на день рождения!

Сара сердито вздохнула и пробормотала:

– Зря позволила ее пригласить…

– Почему?! – взвыла Джо, не в силах вынести мысли о том, что ей больше никогда не играть с Фридой, не слышать из кухни музыку Мэй, не есть ее кукурузный хлеб. – Почему? – повторила она, но мать промолчала, и тогда Джо вскочила с дивана и объявила: – Я поеду к ним!

– Ты останешься дома и сядешь за уроки, – отчеканила Сара.

– А вот и нет! Я поеду к ним, и ты меня не остановишь!

– Это мы еще посмотрим! – У Сары покраснела шея, затем подбородок. – Юная леди, ты будешь сидеть прямо здесь и только попробуй меня ослушаться!

– Ты мне не начальник! – крикнула Джо, порываясь уйти.

Мать схватила Джо за плечо и отвесила ей пощечину.

Они стояли, тяжело дыша, и смотрели друг на друга. Губы Сары дрожали. Щека Джо горела и пульсировала от боли. Глаза наполнились слезами, но она не хотела доставлять Саре такого удовольствия, поэтому помчалась по коридору, влетела в спальню и заперлась. Пока Сара стучала в дверь, а Бетти таращилась, Джо побросала вещи в чемодан и выскользнула в окно.

Что бы Джо ни делала, мать всегда на нее злилась. Джо вечно оставляла вещи на полу, щипала сестру, разговаривала слишком громко или слишком шумела – будь то за едой или просто на прогулке. Джо теряла библиотечные книги и ломала игрушки. Она рвала одежду, в волосах у нее застревала жвачка. Однажды она даже оставила себе деньги, которые мать дала на цдаку[2] в еврейской школе, и купила конфет, а ябеда Бетти на нее настучала.

Некоторые правила Джо понимала, некоторые оставались для нее загадкой. «Сядь нормально!» – велела Сара, когда Джо сидела в кресле, широко расставив ноги. «Какая разница, как я сижу?» – недоумевала Джо, и Сара хваталась за голову, стонала и говорила: «Погоди, вот вернется с работы отец!» Когда приезжал Кен, Сара вела его в гостиную и шепотом рассказывала об очередных злодеяниях Джо. Кен вздыхал и вел дочь на кухню, садился на деревянный стул с прямой спинкой и ослаблял галстук. Джо ложилась ему на колени, опускала штаны или поднимала юбку, и отец отвешивал ей десять размеренных шлепков, от которых ее ягодицы становились розовыми и болели. Сара наблюдала за происходящим с порога, скрестив руки на груди. Порка заканчивалась, Кен строгим голосом велел: «Идем со мной, юная леди», и Джо шла за ним в машину, опустив голову.

– Ты в порядке, приятель? – спрашивал отец, едва за ними закрывалась входная дверь. Джо кивала, и он вздыхал и каждый раз повторял одно и то же: – Знаешь, мне ведь гораздо больнее, чем тебе.

Иногда они просто сидели в машине, слушая трансляции спортивных игр по WJBK: «Детройтские львы» или «Россомахи» Мичиганского университета осенью, «Красные крылья» зимой, «Детройтские тигры» весной. Иногда они катались на новеньком Ford Кена, которым он управлял одними коленками, к радости и изумлению Джо. Она устраивалась впереди на длинном сиденье, покрытом искусственной кожей, и папа кружил по району или вез ее в центр Детройта, где знал самые потайные места.

Он водил Джо в Национальный банк Детройта. Там в вестибюле стояла изящная стеклянная туфелька, которую давали померить всем девочкам, и клерк вручал шоколадный батончик тем, кому туфелька была слишком мала. Иногда они отправлялись в ресторан для автомобилистов Dipsy Doodle на углу Найн-Майл-роуд и Телеграф-роуд за двойными бургерами или в кофейню Mayflower, где на бумажных меню значилось: «Идя по жизни, брат, какова бы ни была твоя цель – следи за пончиком, а не за дыркой», или ехали на автомойку Jax Kar, где рекламные щиты советовали: «Чистая машина и едет лучше». Джо обожала сидеть в темноте, пока машина двигалась рывками по темному тоннелю, и слушать, как шлепают и стучат щетки, отмывая крышу и бока. Во всех поездках Джо с отцом включали радио. Кен подпевал глубоким и мелодичным голосом The Yellow Rose of Texas, Unchained Melody или It’s a Sin to Tell a Lie.

Время, проведенное с отцом в машине, было самым счастливым в жизни Джо. В дождливые дни дворники шуршали по стеклу, навевая сон. Зимой теплый воздух из обогревателя приятно обдувал колени, в жаркие летние дни она опускала окно и наслаждалась ветром в лицо. Отцу не мешала ни короткая стрижка Джо, ни ее громкий голос, ни ее комбинезон и сползающие носки; его ничуть не тревожило, что ноги Джо почти такого же размера, как у Сары, и что за год она дважды выросла из школьных туфель. Его ничуть не раздражала ее неряшливость и забывчивость, он не ругал ее за просроченные книги и огромные библиотечные штрафы. Он не возражал против ее любимого сериала «Дымок из ствола» и не заставлял смотреть вместо него ерунду вроде «Я люблю Люси» или «Приключения Оззи и Харриет», ничего не имел против беготни с Фридой на заднем дворе, игр в ковбоев и индейцев, а также стрельбы из пневматического ружья, которое она одалживала у Дона Лафферти.

Когда становилось поздно, Кен поворачивал к дому, ловко въезжал на подъездную дорожку и вел Джо, держа руку на ее плече. «Слушайся маму», – громко велел он так, чтобы Сара слышала. Сара обычно закатывала глаза и вполголоса бормотала: «Ты ее балуешь», однако сама была счастлива, что Кен избавил ее от Джо хотя бы ненадолго. «Мать меня ненавидит», – думала Джо, но не особо расстраивалась, потому что ее любил отец, и она ощущала его любовь как пылающий в груди уголь, чувствуя его тепло даже перед лицом разгневанной матери.

На стадионе Briggs отец положил руку ей на плечо.

– Расскажи мне, что случилось.

– Я пришла домой, и Мэй там не было, – начала Джо. – Мама сказала, что ей нужно убираться в других домах и она уже никогда не вернется. Я хотела ее найти…

– А-а, – протянул отец, – ясно. Мэй живет в десяти милях от нас.

– Ну и что! – Голос Джо дрогнул. – Не ей решать, с кем мне дружить! Я стараюсь… Я так стараюсь делать то, чего она хочет, быть такой, как она хочет, только ничего не получается. – Джо опустила голову и озвучила свой худший страх: – Она меня ненавидит…

– Ну что ты, дружок! – воскликнул отец и ободряюще потрепал ее по шее. – Мама тебя любит. Ты у меня молоток!

Джо улыбнулась, когда папа заговорил с ней как ребята в школе, сморгнула слезы и стала смотреть игру.

В пятом периоде отец купил им по хот-догу, налив на сосиску Джо ровно столько кетчупа, сколько нужно. Себе он взял пива, Джо – клубничной газировки, от которой губы и язык стали ярко-красными. Джо Гинзберг, кэтчер, парень из Детройта, окончивший школу Кули, подошел к пластине, и зрители оглушительно завопили, а когда Гинзберг выбил хоум-ран, Джо вытянула руки и смотрела, как мяч летит прямо в руки болельщика всего несколькими рядами ниже, чем она.

– Чуть-чуть не долетел! – простонал отец, но Джо не расстроилась. Она и так была ужасно счастлива находиться вечером здесь, вдали от разгневанной матери. Джо допила газировку и представила, как после финального периода они с отцом садятся в машину и уезжают куда глаза глядят. Они могли бы последовать за «Тиграми», посещая все выездные игры, пока лето не кончится; они могли бы поехать к Большому каньону, во Флориду или в Калифорнию, где тепло круглый год. Ночевали бы в мотелях или купили палатку и останавливались в кемпингах, готовили еду на костре, как герои Лоры Инголлс в «Маленьком домике в прериях». Джо купалась бы в океане и каждый день носила жилет из оленьей кожи со значком шерифа, приглашала бы на вечеринки тех детей, которые ей нравятся, и никто на нее не кричал бы и не заставлял чувствовать себя слишком большой, слишком громкой или просто плохой, что бы она ни делала…

На всю оставшуюся жизнь Джо запомнила тот вечер, когда «Тигры» обыграли «Янки» со счетом шесть – пять в дополнительных периодах. Она запомнила и хоум-ран Джо Гинзберга, и как он выбил двух отбивающих «Янки». Она запомнила кислый привкус пива, которое отец дал ей попробовать, и щекочущую губы пену. Она запомнила запах папиного лосьона после бритья и папин голос, когда по дороге домой он подпевал Нату Кингу Коулу, слушая песню Somewhere Along the Way.

Свернув на подъездную дорожку, папа выключил мотор и остался сидеть за рулем.

– Мама объяснила тебе что-нибудь про Мэй? – спросил он.

– Она сказала: «Одного полета птицы должны стаями водиться». Я ответила, что я не птица.

Папа с трудом сдержал улыбку.

– Мама хочет, чтобы вам с сестрой жилось легко. Ей самой в детстве пришлось сурово.

Джо кивнула. Она слышала о том, что мама знала английский язык, а ее родители – нет, и мама говорила за них, и еще в их районе было мало еврейских семей, и другие дети ее обижали, кидались в нее грязью и гнали до самого дома.

– Мы поэтому переехали сюда? – спросила Джо. – Потому что здесь все евреи, как и мы? Потому что когда все одинаковые, всем живется легко?

Отец посмотрел на нее удивленно и задумчиво. Он побарабанил пальцами по рулю и наконец сказал:

– В еврейском районе жить удобнее, потому что школы здесь лучше. Наш старый район меняется. Теперь там уже не так безопасно. Долг родителей в том, чтобы заботиться о детях. – Он прижал Джо к себе, и она ощутила приятный запах чистого хлопка, тоника для волос и лавровишневого одеколона. – Ступай в дом и попроси у мамы прощения! Она тебя любит.

«Не любит, – подумала Джо. – Ты сам знаешь, что не любит». Тем не менее сказала: «Ладно». Отчасти ей хотелось снова пуститься в объяснения, рассказать, как она пыталась быть хорошей, следовать всем правилам, даже если иногда их не понимала. Однако гораздо больше ей хотелось, чтобы папа повернул ключ, выехал на улицу и повел машину куда глаза глядят.