Читать книгу Друзья и возлюбленные (сборник) - Джером К. Джером - Страница 4

Однажды вечером в конце июня 1914 года коммандер авиазвена Раффлтон, временно прикомандированный к французской эскадрилье в Бресте, получил по беспроволочному телеграфу приказ немедленно вернуться в штаб британских ВВС в Фарнборо, Гемпшир. В ту ночь света великолепной полной луны было предостаточно юному Раффлтону, поэтому он решил выполнить приказ немедленно. По-видимому, аэродром за брестским арсеналом он покинул около девяти. За Уэльгоа у него забарахлил карбюратор. Поначалу он рассчитывал дотянуть до Ланьона и обратиться за помощью к опытным механикам, но карбюратор работал все хуже, поэтому, заметив внизу удобную ровную полосу, Раффлтон решил сесть и выяснить, в чем дело. Посадка прошла благополучно, пилот взялся за дело, но в одиночку провозился с ремонтом дольше, чем рассчитывал. Ночь выдалась теплой и душной, почти безветренной, и к тому времени как починка была закончена, Раффлтона измучили жара и усталость. Надев шлем, он уже забирался в кабину, как вдруг подумал, что в такую дивную ночь было бы приятно перед вылетом размять ноги и охладиться. Он раскурил сигару и огляделся.

Нагорье, выбранное им для посадки, напоминало стол, возвышающийся над окрестностями. Оно простиралось во все стороны, нигде поблизости не было видно ни деревьев, ни домов. Линия горизонта ломалась лишь там, где виднелось несколько серых камней, напоминающих столбы. Раффлтон предположил, что это руины какого-нибудь древнего менгира, – довольно обычное зрелище на безлюдных землях Бретани. Почти все камни были повалены и разбросаны – лишь один из них по какой-то странной причине столетия пощадили. Слегка заинтересованный, коммандер авиазвена Раффлтон неторопливо зашагал к нему. Луна достигла зенита. Не успев подумать о том, как тиха сегодняшняя ночь, Раффлтон отчетливо услышал и сосчитал удары церковного колокола, доносившиеся, должно быть, с расстояния не менее шести миль. Раффлтону запомнилось, как он взглянул на часы и заметил небольшое расхождение во времени: на его часах полночь миновала восемь минут назад. Когда последние отголоски колокольного боя затихли вдалеке, тишина и уединение вновь – настойчивее, чем прежде – завладели окрестностями. Пока Раффлтон был занят ремонтом, он ничего подобного не замечал, но рядом с черными тенями седых камней тишина казалась почти осязаемой. Представив себе, как вернется к самолету и запустит двигатель, Раффлтон испытал чувство облегчения. Рокот и гул вернут ему приятное ощущение жизни и безопасности. Но сначала он один раз обойдет вокруг камней. Удивительно, что древнее время не сокрушило их. Может, их поставили здесь десять тысяч лет назад, а они все стоят, как алтарь в обширном и пустом храме под небесным сводом. Пока Раффлтон смотрел на камни, зажав губами сигару и борясь со странным, полузабытым порывом преклонить колена, откуда-то из-за обломков древности послышались негромкие, размеренные звуки ровного дыхания.

Юный Раффлтон откровенно признается, что первым его побуждением было подхватиться и бежать. Лишь армейская закалка не дала ему ступить прочь по вереску ни единого шага. Конечно, все объяснялось очень просто: где-то поблизости живет какой-то зверь. Но с каких это пор дикие звери спят так крепко, что их не тревожит шум человеческих шагов? Если зверь ранен и не в силах спастись бегством, тогда он не дышал бы так ровно, нарушая равномерностью этих звуков ночной покой и тишину. Вероятно, здесь гнездо совы. Совята издают похожие звуки – «похрапывают», как говорят деревенские. Юный Раффлтон отбросил сигару, встал на колени, пошарил в темноте перед собой и вдруг коснулся чего-то теплого, мягкого и податливого.

Но это была не сова. Видимо, прикосновение оказалось таким легким, что не разбудило спящую. Она так и лежала, подсунув ладонь под голову. Теперь он находился ближе, его глаза привыкли к полутьме, и он отчетливо увидел ее, чудо приоткрытых губ и сияние белых рук и ног под прозрачным одеянием.

Конечно, ему следовало бесшумно подняться и отойти, потом покашлять, а если она и тогда не проснется, легонько тронуть, скажем за плечо, и позвать – сначала тихо, потом погромче – Mademoiselle или Mon enfant. Или, еще лучше, на цыпочках удалиться, постаравшись не разбудить ее.

Но такое Раффлтону и в голову не приходило. Оправ-данием ему служит возраст, всего двадцать три года, а также то, что в лиловом лунном свете спящая показалась ему прекраснейшим из созданий. Вдобавок во всем происходящем чувствовалась некая тайна, атмосфера давних, незапамятных времен, до сих пор питающих соками корни жизни. По всей видимости, Раффлтон забыл, что он коммандер авиазвена Раффлтон, офицер и джентльмен, забыл, как правила приличия предписывают вести себя, обнаружив даму без компаньонки, спящую посреди вересковой пустоши. Еще вероятнее, что он вообще ни о чем не думал, просто подчинился порыву, наклонился и поцеловал незнакомку.

И не целомудренным поцелуем в лоб, не братским поцелуем в щеку, а пылким поцелуем в приоткрытые губы – поцелуем благоговения и радостного изумления, каким Адам наверняка пробуждал Еву.

Она открыла глаза и сонно уставилась на него. В том, что произошло, она ничуть не сомневалась: их губы по-прежнему соприкасались. Но она ничуть не удивилась, а тем более не рассердилась. Приняв положение сидя, она улыбнулась и протянула руку, чтобы ей помогли встать. Одни в гигантском храме под усыпанным звездами и освещенным луной сводом, рядом с мрачным серым алтарем для забытых обрядов, они застыли рука об руку, не сводя глаз друг с друга.

– Прошу прощения, – произнес коммандер Раффлтон. – Боюсь, я вас потревожил.

Как он вспоминал впоследствии, от смущения он заговорил по-английски. Но незнакомка отвечала ему на французском, затейливом старомодном французском, какой встретишь разве что на страницах молитвенников. Раффлтону нелегко дался буквальный перевод, но если пользоваться современными оборотами, смысл ее слов был следующим: «Не беда. Я рада, что ты пришел».

Он сделал вывод, что незнакомка ждала его. Но так и не понял, должен ли он извиниться за то, что слегка припозднился. Честно говоря, он так и не вспомнил, чтобы договаривался о встрече. Впрочем, в тот момент коммандер Раффлтон не помнил ничего, кроме самого себя и удивительного создания, находящегося рядом. Где-то далеко остались и целый мир, и лунный свет, и все это теперь казалось несущественным. Молчание нарушила незнакомка.

– Как ты сюда попал?

Раффлтон не собирался затевать игру в загадки, но был всецело поглощен созерцанием собеседницы.

– Прилетел.

Она широко раскрыла глаза, но в них отразился интерес, а не сомнение.

– Где же твои крылья? – Она попыталась заглянуть ему за спину.

Раффлтон рассмеялся: это детское любопытство придало ей больше сходства с человеком.

– Вон там.

Она впервые увидела гигантские плоскости крыльев, серебряно поблескивающие под луной.

Незнакомка направилась к ним, а Раффлтон двинулся следом, без удивления отмечая, что ее белые ножки не приминают вереск.

Она остановилась неподалеку от самолета, Раффлтон подошел и встал рядом. Даже ему вдруг показалось, что огромные крылья подрагивают, точно птица расправляет их перед полетом.

– Он живой? – спросила незнакомка.

– Нет, пока я не поколдую шепотом, – ответил Раффлтон, постепенно переставая ее побаиваться.

Она повернулась к нему.

– Летим?

Раффлтон воззрился на нее: она не шутила, это было очевидно. Сейчас она возьмет его за руку и улетит вместе с ним. Все уже решено. Поэтому он и прилетел. Куда они отправятся, ей не важно. Это ему решать. Но куда он, туда и она. Именно такой план и сложился у нее в голове.

Отметим к его чести, он все же попытался проявить благоразумие. Наперекор всем силам природы, своим двадцати трем годам и крови, кипящей в жилах, наперекор окутывающим его испарениям лунного света в канун летнего солнцестояния и зову звезд, наперекор демонам поэзии, романтики и мистики, напевающим ему на ухо чарующие мелодии, наперекор удивительной красоте стоящего рядом создания, облаченного в мантию ночи, коммандер авиазвена Раффлтон честно вступил в бой за правое дело здравого смысла.

Молодым воспитанным офицерам ВВС его величества следует избегать юных и скудно одетых особ, которые не прочь прикорнуть на вереске в пяти милях от ближайшего человеческого жилья. А неземная красота и обаяние этих особ должны служить добавочным предостережением. Видно, эта девушка рассорилась с матерью и сбежала из дому. Вот до чего доводит треклятый лунный свет. Неудивительно, что собаки лают на луну. Раффлтон был готов поверить, что и сейчас слышит лай. Добрые, почтенные, цельные натуры эти псы. Чертовой сентиментальности в них нет и в помине. Да, он поцеловал ее – и что? Не хватало только связывать судьбу с каждой женщиной, которую целуешь! А уж эту наверняка поцеловали не впервые – конечно, если бретонские мужчины не слепы или немощны. А эта невинность и простодушие – напускное. Или она полоумная. Правильнее всего сейчас было бы пошутить, посмеяться, распрощаться, завести мотор и отбыть в Англию – милую, практичную, веселую Англию, где его ждут завтрак и ванна.

Силы неравны, это видно сразу. Бедняжка чопорная Рассудительность с ее вызывающе курносым носом, визгливым смешком и внутренне присущей пошлостью! Ей противостоит ночная тишина, музыка времени и биение сердца.

Легкая горстка праха пала к его ногам и рассеялась от дуновения пролетающего ветерка. Он остался беззащитным, околдованным взглядом ее глаз.

– Кто ты? – спросил он.

– Мальвина, – ответила она. – Я фея.