Читать книгу Когда деревья молчат - Джесс Лури - Страница 6

Глава 2

Оглавление

– Твой папа всё ещё спит, – сказала мама, когда я вошла на кухню следующим утром. – Не шуми слишком сильно.

Это была кодовая фраза, означающая: «На завтрак будут хлопья».

– И ты считаешь, что это честно, что ему можно так отсыпаться? – нахмурилась я.

Мама бегала по кухне: вынимала мясо, чтобы разморозить его к ужину, выкладывала обед на видное место специально для папы, упаковывала себе еду на день.

– Если бы жизнь была честной, то дети бы не голодали, – сказала она, даже не взглянув в мою сторону.

Но я была не в том настроении.

– Может, когда я состарюсь, то смогу спать целый день.

Мама напряглась, и я на секунду испугалась, что зашла слишком далеко. Она могла многое выносить, но когда она срывалась, то её несло без остановки.

– Он набирается сил, – наконец сказала она, снова ныряя в холодильник. – У него есть новый проект.

Это объясняло, почему все выходные он был ещё страннее, чем обычно.

Донни Макдауэлл был художником и солдатом, именно это он говорил людям. Только одно он выбрал, а другое – нет, рассказывал он. После выписки из больницы они с мамой попытались уехать в Сент-Клауд, но ему город казался слишком шумным. Он заявил, что его будущее лежит в деревне, где он сможет вернуться к своим корням и жить как первопроходец – естественно и свободно.

Когда мне было четыре, мама с папой подтянули штанишки и отправились в Лилидейл. Единственным моим воспоминанием о жизни в Сент-Клауде было то, что я рано вернулась домой от подруги и обнаружила папу голым в постели с лучшей подругой мамы. Мамина подруга тоже была голой. Я побежала искать маму и увидела, что она катается на велосипеде по кварталу и плачет. Она не стала со мной разговаривать. Я никогда больше не спрашивала её об этом, как и не спрашивала о том, почему дедушка отвернулся от неё на похоронах дяди Ричарда.

Кроме этого, я почти ничего не помню о жизни там. Лилидейл стал для меня настоящим домом, а не просто местом, куда мы переехали. Я не помнила, как папа с мамой сажали сирень, которая теперь заслоняла дом от дороги, густая, как сказочный шиповник. К тому времени, как амбар превратили в папину студию, я уже ходила. Когда они переделали красный сарай в пышную комнатку в арабском стиле, я была уже достаточно взрослой, чтобы помогать красить стены, хотя Сефи жаловалась, что я слишком много проливала краски.

Наш папа любил бывать на улице, по крайней мере днем. По ночам он хватал бутылку и отправлялся в свою студию или подвал, чтобы заняться «личной работой». Или плюхался перед телевизором, пил и становился либо напряженно тихим, либо мегаразговорчивым и рассказывал нам всем о том, что набил целый желудок свинца в каких-то джунглях и с тех пор не мог даже смотреть на рыбу, потому что это был его последний приём пищи, поэтому ему пришлось смотреть, как она вылезает вместе с остальными его внутренностями. Если он продолжал пить – такое случалось нечасто, но все же случалось, он смотрел на меня или на Сефи так, словно был чудищем, нашедшим твоё укрытие, и тогда мама говорила, что будет лучше, если мы ляжем спать пораньше и не будем выходить до следующего утра.

Игры по вечерам, как вчера, были редкостью, скорее какой-то папиной причудой.

Новый проект всё объяснял. Он всегда хвастался, что может продать свои работы за большие деньги, но не хочет быть очередным винтиком в машине капитализма. Его скульптуры правда были впечатляющие, хоть он и делал их редко. Он вырезал, сгибал и сваривал самых красивых существ и цветы из простого металла. Этот контраст просто убивал меня – как он мог сотворить кровоточащее сердце высотой в десять футов из стали и цветного металла, такое настоящее, такое мягкое на вид, что приходилось дотрагиваться до него, чтобы убедиться, что это не настоящий цветок и муравей на его стебле. Но ты действительно ощущал металл, холодный зимой, обжигающе горячий летом.

На пяти гектарах нашей фермы он создал страну чудес Вилли Вонки, о масштабах которой знал только он один. Он восстановил большую часть дикой природы, и мы помогали ему прокладывать тропинки через лес – этакие извилистые тайные дорожки, где можно было наткнуться на парящего металлического шмеля, сверкающего коваными железными ресницами, или поиграть в прятки в саду металлических ромашек. Люди были впечатлены, когда приезжали, по крайней мере, дважды в год во время своих легендарных (по словам отца) вечеринок.

– Как тебе повезло, что у тебя такой творческий отец! – восклицали гости. – Вся твоя семья такая неординарная. Как бы мне хотелось, чтобы мое детство было таким же! Ты хоть понимаешь, как тебе повезло?

Я понимаю, почему они так говорили, и иногда они говорили так убедительно, что я и сама начинала проникаться всеми этими соплями. И длилось это ровно столько, сколько мне было нужно, чтобы оглядеться и посмотреть, чем занимаются взрослые. Мой желудок скрутило при мысли об этом.

– Я могу тихо пожарить яичницу.

– Недостаточно тихо, – сказала мама.

На кухню прошествовала Сефи.

– Я люблю хлопья, – заявила она.

Я повернулась, чтобы зыркнуть на неё, но была слишком шокирована её внешним видом. Она намалевалась кучей косметики. Вероятно, она думала, что всё будет нормально, ведь папа всё ещё спит, но фигушки мама разрешит ей выйти из дома, если она похожа на нимфоманку из топ-видео ZZ.

Я кашлянула.

Мама продолжила возиться.

Я кашлянула снова, громче.

Мама глянула на Сефи. Она не выпучила глаза, а слишком их сузила. Но потом её лицо вдруг стало таким вялым и усталым.

– Я вам обеим запакую обед.

Я надулась. Да ни за что Сефи не выйдет из дома в таком виде, как будто на неё чихнула Мэри Кей, мне-то даже не разрешили побрить ноги. Но прежде чем я успела сформулировать свой аргумент, Сефи удивила меня.

– Может, ты нас подбросишь? – спросила она маму.

Я растеряла весь свой пыл. «Отличная работа», – сказала я Сефи своим выражением лица. С горячими бигудями, которые я использовала сегодня утром, всё пошло не так, как я планировала. Поездка в школу могла бы хоть ненадолго отсрочить встречу с одноклассниками. Такова уж особенность маленького городка. Все знают, как ты обычно выглядишь, и когда ты появляешься не такой, как всегда, то лучше тебе быть на высоте или не быть вообще.

Я абсолютно точно не была на высоте.

– Не-а, – ответила мама, разворачивая буханку домашнего хлеба, чтобы отрезать шесть ломтиков. ― Мне нужно успеть на работу, чтобы подписать бланк апелляции до семи.

Я быстро сообразила. Если мне придется ехать на утреннем автобусе, то как минимум меня обзовут «Кудряшкой Сью». Возможно, «Розанной Розаннаданной».

– Мой учитель естествознания сказал, что ему нужны пустые контейнеры для посадки растений для летней школы, – сказала я. – Разве у папы нет таких в подвале? Ты можешь оставить апелляцию, отвезти нас с этими горшками в Лилидейл, чтобы помочь другому учителю, и вернуться в Кимболл до первого урока! Трижды победа.

Мама свела брови, но я видела, что она обдумывала это предложение.

– Ладно, – наконец согласилась она.

Мы с Сефи запищали от восторга.

– Папа сказал, что они в подвале? – спросила мама, таким образом давая понять, что она хочет, чтобы мы поскорее их взяли, пока она не передумала.

– Ага! – кивнула я.

Папа предпочитал, чтобы мы с Сефи не ходили в наш грязный подвал и сарай – два места, куда, по его словам, должны ходить только взрослые. Обычно я без вопросов держалась подальше от подвала. В тот единственный раз, когда я туда зашла, он выглядел как могила, только тела и не хватало. Мы с Сефи решили, что он выращивает там грибы да может и еще парочку вещей, из-за странного запаха и потому, что он раздавал сушеные грибы, как баночки с газировкой, когда начинались эти его вечеринки. Но если бы у меня было мамино разрешение и если бы это означало поездку в школу, то я с радостью помчалась бы туда. Я повернулась к двери в подвал и чуть не врезалась в папу.

Все мы трое с мамой и Сефи застыли, как мне показалось. Я точно знаю, что я-то застыла, а сердце так и грохотало в груди.

Я отошла назад, избегая папиного взгляда.

– Я ведь говорил никогда не ходить в подвал! – прорычал папа низким и опасным голосом. На нём были его белые семейники, больше ничего. С пылающими щеками я отвела взгляд от густых волос на верхней части его бедер и таких же волос чуть выше пояса нижнего белья. Мы с Сефи накопили денег, чтобы купить ему халат на Рождество. В тот единственный раз, когда он его надел, он не стал его завязывать.

– Она просто хотела взять несколько старых горшков, которыми ты не пользуешься, – сказала мама. Мне не понравилось, что её голос звучал так, будто она умоляла. – Они нужны учителю Кэсси по естествознанию.

Папино молчание лежало между ним и мамой, как оружие. Она ни в коем случае не нарушит его первой, она никогда этого не делала, и поэтому он наконец заговорил.

– Я не знаю, что для тебя значит никогда, – сказал он, – но для меня это и значит никогда.

Мама вся сплющилась, как это бывает в мультиках, когда персонаж зажат между двумя камнями и кажется нормальным спереди, но потом поворачивается, чтобы уйти, и сразу видно, что его раздавили, как блин.

– Прости, – сказала она. – Ты прав.

Папа посмотрел на неё взглядом «ещё как я прав, чёрт возьми», всей своей ухмылкой и бровями указывая на её глупость. Я даже не пошевелилась. Я не хотела, чтобы он заметил мои волосы или что-то ещё на моем теле.

– Я хотела отвезти девочек в школу, – продолжила мама тусклым, как запотевшее стекло, голосом.

Нет-нет-нет-нет, не давай ему ещё поводов разозлиться.

Я рискнула глянуть на Сефи. Было видно, что она думала о том же. Я не знала, почему ей захотелось поехать в школу на машине, но мы обе уже этому обрадовались.

– Тогда вам лучше поторопиться, – сказал папа, с ухмылкой глядя на часы. – Только если у вас нет машины времени.

Я выдохнула.

Мама взглянула на сэндвичи, которые она готовила. Я видела, как она подсчитывает, стоят ли деньги, которые ей придется потратить на наш обед, той ссоры, которая непременно случится, если она сейчас будет спорить с отцом.

– Ты прав, – сказала она, запихивая хлеб обратно в пакет и вытирая глаза.

Завязав пакет с хлебом, она обошла стол, чтобы поцеловать папу. Я чувствовала его запах даже с того места, где стояла: перегар, волосатое утреннее дыхание, пот. Гадость. К чему вообще весь этот сыр-бор с подвалом?

Сефи схватила меня за руку и вытащила на улицу.

Когда деревья молчат

Подняться наверх