Читать книгу Волшебный свет - Джей Эшер - Страница 5

Глава пятая

Оглавление

Я лежу с закрытыми глазами и слышу, что мама с папой выходят из трейлера и закрывают дверь. Переворачиваюсь на спину и делаю глубокий вдох. Еще пара минут покоя. Потом я встану с кровати, и дни посыплются, как костяшки домино.

В день открытия базара мама всегда просыпается бодрячком. Но я, скорее, как папа. Слышу его тяжелые шаги за окном: он идет в «контору». Там он включит большой серебристый кофейник и поставит греться воду, затем разложит пакетики с чаем и горячим шоколадом, которые мы предлагаем покупателям. Но первая порция горячего кофе пойдет ему в термос.

Выдергиваю из-под себя продолговатую подушку и прижимаю к груди. За последние шесть лет мама Хизер дважды выигрывала конкурс дурацких рождественских свитеров. После конкурса она отрезает у свитеров рукава и делает из них подушки. Зашивает рукав с одной стороны, набивает ватой и заштопывает с другой. Одну подушку оставляет себе, а другую всегда дарит мне.

Поднимаю над головой подушку, которую она вчера мне подарила. Подушка цвета мха с темно-синим прямоугольничком там, где у рукава был локоть. На синем фоне падают снежинки и летит красноносый олень.

Крепко обняв подушку, опять закрываю глаза и слышу, как к трейлеру кто-то подходит.

– Сьерра уже вышла? – спрашивает Эндрю.

– Еще нет, – отвечает папа.

– А, ладно, – говорит Эндрю. – Думал, мы могли бы вместе поработать и управиться быстрее.

Я крепче прижимаю к себе подушку. Еще не хватало, чтобы Эндрю караулил меня снаружи.

– Кажется, она еще спит, – говорит папа. – Но если тебе нечем заняться, проверь, не кончился ли в туалетах дезинфицирующий гель для рук.

Папа в своем репертуаре!


Я стою у входа в контору, еще полусонная, но уже готовая приветствовать первых в этом году покупателей. Из машины выходят мужчина и девочка лет семи. Ласково потрепав малышку по волосам, отец сразу начинает присматривать подходящую елку.

– Как же мне нравится этот запах! – говорит он. Девочка делает шаг вперед. В ее глазах вся милая невинность детства. – Рождеством пахнет!

Рождеством пахнет. Многие говорят это, приезжая сюда. Как будто всю дорогу только и ждут, когда можно будет, наконец, произнести эту фразу.

Папа идет в контору, протиснувшись между двумя благородными елями. Наверное, надеется урвать еще кофе. Но сначала он здоровается с покупателями и говорит, чтобы обращались к кому-нибудь из нас, если понадобится помощь. Мимо проходит Эндрю в потрепанной кепке с эмблемой «Бульдогов» и с поливочным шлангом через плечо. Говорит покупателям, чтобы подбирали подходящую елку, а он поможет отнести ее в машину. На меня даже не смотрит – а все папа! Я с трудом сдерживаю улыбку.

– Касса готова? – спрашивает папа, наполняя термос.

Я встаю за прилавок, украшенный красной мишурой и свежим остролистом.

– Вот, жду первого клиента.

Папа протягивает мне мою любимую полосатую кружку пастельных цветов. Она похожа на пасхальное яйцо: я решила, что должно быть в конторе хоть что-то не с рождественской символикой. Наливаю себе немного кофе, открываю пакетик с горячим шоколадом и засыпаю в чашку. Развернув полосатый мятный леденец, использую его как ложку.

Облокотившись о прилавок, папа оглядывает товар, выставленный в конторе. С утра он обрызгал несколько елок искусственным снегом, и теперь они белоснежные.

– Думаешь, хватит пока?

Я облизываю шоколад с тающего леденца и бросаю его в чашку.

– Мне кажется, хватит, – отвечаю я и делаю первый глоток. Напоминает по вкусу дешевое мятное мокко, но сгодится.

Наконец, папа с дочкой заходят в контору и останавливаются у кассы.

Перегнувшись через прилавок, спрашиваю девочку:

– Нашла подходящую елку?

Та радостно кивает, и ее личико расплывается в очаровательной улыбке, в которой не хватает одного верхнего зуба.

– Огромную!

Первая продажа в году! Я не в силах сдержать волнение и втайне надеюсь, что этот сезон принесет хорошую прибыль и мы решим остаться здесь еще хотя бы на год.

Папа кидает мне ценник. На улице Эндрю заталкивает елку в большой пластиковый барабан срубом вперед. С противоположной стороны барабана натянута красно-белая сетка. Папа хватается за ствол и вынимает дерево вместе с сеткой; та раскручивается и натягивается вокруг ветвей. Теперь ветви аккуратно прижаты к стволу. Папа и Эндрю закручивают дерево в сетке, отрезают ее с одной стороны и завязывают узлом. Процесс похож на изготовление подушек из рукавов, которые делает мама Хизер; только елка выглядит гораздо симпатичнее.

Я пробиваю первую елку в этом году и желаю покупателям счастливого Рождества.


К обеду ноги устали и ноют от многочасового стояния за кассой и погрузки деревьев. Через несколько дней я привыкну, но сегодня вздыхаю с облегчением, увидев Хизер с пакетиком, в котором лежат остатки вчерашнего праздничного ужина. Мама загоняет нас в трейлер, мы садимся за стол, и первое, что делает Хизер – отдергивает занавески.

– Так вид лучше, – говорит она, многозначительно вскинув брови.

Как по заказу мимо проходят двое ребят из бейсбольной команды. У них на плечах огромная елка.

– Бессовестная. – Я разворачиваю сэндвич с индейкой и клюквенным соусом. – Не забывай, до Рождества ты все еще с Девоном.

Она подтягивает ноги, садится по-турецки на лавочку (то есть на мою кровать) и разворачивает свой сэндвич.

– Вчера вечером он позвонил и двадцать минут рассказывал, как ходил на почту.

– Ну не умеет человек вести светские беседы. – Я пожимаю плечами, откусываю кусочек и чуть не пищу от удовольствия, почувствовав на языке вкус праздничной индейки.

– Ты не понимаешь. То же самое он мне рассказывал на прошлой неделе, и в тот раз я тоже не поняла, зачем. – Я смеюсь, а она всплескивает руками. – Я серьезно! Зачем мне знать, что в очереди перед ним стояла ворчливая старушка, которая хотела отправить на Аляску коробку устриц? Вот ты хотела бы?

– Отправить на Аляску коробку устриц? – Я наклоняюсь и дергаю ее за локон. – Злюка ты.

– Да нет, просто я честная. Но раз уж мы заговорили о злюках, – замечает она, – помнишь, ты бросила парня, потому что тот, видите ли, слишком сильно был в тебя влюблен? Вот это называется топтать чужие души.

– Мейсон? Да он лип ко мне, как рыба-прилипала! – оправдываюсь я. – Хотел даже приехать сюда на поезде и навестить меня в каникулы. И это в начале лета. Мы на тот момент встречались всего пару недель!

– А, по-моему, это мило, – проговорила Хизер. – Он уже тогда понимал, что не проживет без тебя месяц. Вот бы мне отдохнуть месяцок от Девона и его занудства.

А ведь когда они только начали встречаться, Хизер души в нем не чаяла! И было это всего пару месяцев назад.

– Короче, – говорит она, – вот почему, пока ты здесь, нам нужно ходить на свидания вчетвером. Можем просто тусоваться вместе: тебе необязательно в кого-то влюбляться, ничего такого.

– Хорошо, что предупредила, – отвечаю я. – Спасибо на добром слове.

– Мне хотя бы будет с кем поговорить, кроме него, – умоляет она.

– А я не против третьим лишним на вашем свидании, – заявляю я. – Готова даже помочь, если речь опять пойдет об устрицах. Но никаких новых парней, пожалуйста – в этом году мне и так достаточно переживаний.

Эндрю и еще один парень из бейсбольной команды наблюдают за нами из-за деревьев. Они переговариваются и смеются, а увидев, что мы их заметили, не замолкают и не отворачиваются.

– Они что, смотрят, как мы едим? – спрашиваю я. – Бедняги.

Эндрю посматривает через плечо – небось проверяет, не идет ли мой папа, – а потом машет нам рукой. Я не успеваю решить, помахать ли ему в ответ – папа кричит, чтобы они возвращались к работе. Воспользовавшись моментом, задергиваю шторы.

Хизер поднимает брови.

– Кажется, он все еще к тебе неровно дышит.

Я качаю головой.

– Кого бы я ни выбрала, нас все равно ждут сплошные нервы. Папа будет все время нас пасти. Я не согласна терпеть такие мучения даже ради самого крутого парня на свете. И уж тем более ради того, кто стоит за окном.

Хизер барабанит пальцами по столу.

– Значит, нужен кто-то, кто здесь не работает… кто-то, кого твой папаша не сможет назначить дежурным по туалетам.

– Ты что, не слышала, что я вообще не хочу ни с кем встречаться?

– Слышала, – отвечает Хизер. – Но не обратила внимания.

Ну конечно.

– Ладно, допустим, на горизонте возник парень, который мне понравился. Чисто теоретически, потому что этого не будет. Кто согласится встречаться со мной, зная, что через месяц я навсегда исчезну из его жизни?

– А ты ничего не говори, – отвечает Хизер. – Все равно ничего не изменишь, да к тому же некоторые пары и месяца-то вместе продержаться не могут. Так что, по-моему, тебе не о чем волноваться. Относись к этому, как к курортному роману.

– «Курортному роману»? Ты что, серьезно? – Я закатываю глаза. – Кто-то смотрит слишком много романтических комедий.

– Но ты подумай! Никаких обязательств – ведь ты точно знаешь, когда все закончится. И будет о чем рассказать подругам, когда вернешься домой.

Вижу, что мне ее не переспорить. Хизер даже упрямее Рэйчел – то есть упрямее некуда. Есть только один способ с ней бороться – оттягивать дату этого несчастного двойного свидания как можно дольше, вплоть до самого отъезда.

– Я подумаю, – отвечаю я.

С улицы раздается знакомый женский смех. Я отодвигаю шторку и выглядываю в окно. Это две женщины средних лет из муниципалитета. В руках у них ворох плакатов, и они направляются к конторе.

Заворачиваю остатки сэндвича, чтобы взять с собой, и обнимаю Хизер на прощание.

– Обещаю присмотреть себе рождественского Ромео, но сейчас пора возвращаться к работе.

Хизер заворачивает свой сэндвич и бросает в пакет. Она выходит из трейлера вслед за мной и идет к своей машине.

– Я тебе кого-нибудь присмотрю, – кричит она.

Дамы из муниципалитета стоят у прилавка и разговаривают с мамой. Та, что постарше, с длинной седой косой, демонстрирует плакат, на котором изображен грузовик-мусоровоз, увешанный рождественскими гирляндами.

– Если вы повесите пару этих плакатов у себя, город будет вам очень благодарен! В этом году нас ждет невероятный парад – такого еще никогда не было! Хотим, чтобы все о нем узнали!

– Конечно, – отвечает мама, и дама с косой кладет на прилавок четыре плаката. – Сьерра повесит их после обеда.

Ныряю под прилавок за степлером и выхожу на улицу с плакатами. Разглядываю их внимательно, и меня разбирает смех: не уверена, что мусоровоз в гирляндах привлечет большую толпу! Такое могли придумать только жители маленького городка.

Когда я была помладше, родители Хизер пару раз брали меня на парад, и, должна признать, там было весело. Все, как в старые добрые времена. Теперь я смотрю праздничные парады только по телевизору, и те устраивают в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. На них редко встретишь шествие Общества мопсовладельцев и Друзей библиотек, или увидишь тракторы, из динамиков которых доносятся рождественские гимны в стиле кантри. Хотя у нас в Орегоне наверняка устраивают такие же парады.

Я прикрепляю верхние углы последнего плаката к деревянному фонарному столбу у входа на базар. Затем разглаживаю плакат и тут слышу за спиной голос Эндрю:

– Помощь нужна?

У меня опускаются плечи.

– Да нет, справлюсь.

Прикалываю скрепками два нижних угла. Затем отступаю на шаг назад и делаю вид, что изучаю плоды своих трудов, а на самом деле жду, чтобы Эндрю ушел. Но когда оборачиваюсь, то вижу, что он обращался не ко мне, а к очень симпатичному парню, нашему ровеснику. Он сантиметров на десять выше Эндрю, в одной руке у него елка, а другой он откидывает со лба прядь темных волос.

– Спасибо, я справлюсь, – отвечает он, и Эндрю уходит.

А парень смотрит на меня и улыбается. На левой щеке играет прелестная ямочка. Я тут же чувствую, как у меня краснеют щеки, опускаю взгляд и смотрю себе под ноги. В животе ухает, я делаю глубокий вдох и напоминаю себе, что красивая улыбка не говорит о человеке абсолютно ничего.

– Ты здесь работаешь? – Голос у него бархатный, как у певцов на пластинках 1930-х годов, которые бабушка с дедушкой любили ставить в Рождество.

Я поднимаю голову и напускаю на себя деловитый вид.

– Вы нашли подходящую елку?

Он все еще улыбается, и еще эта ямочка… Убираю волосы за уши и заставляю себя смотреть ему в глаза, хотя очень хочется отвести взгляд. А еще я с трудом сдерживаюсь, чтобы не подойти ближе.

– Да, – отвечает он. – Спасибо.

Меня смущает то, как он смотрит на меня – как будто изучает. Я кашляю и отвожу взгляд, а когда поднимаю голову, вижу, что он отвернулся и уходит, неся елку на плече, как будто та ничего не весит.

– Этот оттенок красного тебе идет, Сьерра.

У фонаря материализуется Эндрю; он смотрит на меня и качает головой. Хочется сказать в ответ что-то язвительное, но ко мне еще не вернулся дар речи.

– А ты знала, что ямочки на щеках – это уродство? – продолжает он. – Это значит, что одна из мышц у него на лице недостаточно развита. Жуть, если вдуматься, да?

Переношу вес на другую ногу и окидываю Эндрю взглядом, означающим: «Это все или ты еще что-то хотел сказать?» Видимо, взгляд получается более злым, чем я того хотела, но кто-то должен отрезвить его, а то еще подумает, что ревность повысит его шансы.

Я отношу степлер обратно в контору и жду. Что, если тот парень с ямочками вернется, чтобы купить мишуру или лейку с длинным носиком? А может, ему понадобится гирлянда или омела. Но потом я начинаю чувствовать себя по-дурацки. Ведь я сама назвала Хизер все причины, почему не хочу заводить ни с кем роман. Эти причины были вескими, и за последние десять минут ничего не изменилось! Я здесь всего на месяц. На месяц! Нет у меня времени и желания с кем-либо связываться.

Но Хизер все-таки удалось сбить меня с толку. Правда, а что плохого в невинном краткосрочном романе? Подруги вечно обвиняют меня в придирчивости. Может, я бы меньше придиралась к недостаткам, если бы знала, что пробуду с кем-то всего пару недель? И если этот кто-то окажется красавчиком с милейшей ямочкой на щеке, тем лучше для него! И для меня.

Вечером посылаю Хизер сообщение: «И что включает в себя курортный роман?»

Волшебный свет

Подняться наверх