Читать книгу Предания о самураях - Джеймс Бенневиль - Страница 4

Огури Мицусигэ уже исполнилось 40 лет, а детьми он до сих пор не обзавелся. Нельзя сказать, чтобы этот почтенный даймё так уж был перегружен делами или его совсем не волновало продолжение рода. Словом, бездетность его не устраивала, и ради исправления сложившегося положения он прилагал физические и умственные усилия. К обсуждению проблемы бездетности Огури Мицусигэ привлекли всех старух и сплетников, проживавших в доступных пределах. Им предлагали карманные деньги и пропитание. Испробовав все разумные меры, правитель ударился в богомолье. С особым рвением он обращался за благосклонностью к милосердной деве Каннон. В сопровождении слуг и в одиночку Мицусигэ посетил все местные алтари от Хасэ Каннон на западе до Нагоэ Каннон на востоке. На его проявлениях веры и молитвах неплохо заработали содержатели Каннон-до в Сасамэгаяцу и рукоположного алтаря Сугимотодзи. Усилия его по достоинству оценили на небесах, и на третий год периода Оэй (1396) боги даровали ему сына. Этому чудесному ребенку, настоящему сокровищу, с его самых юных лет до нашего ХХ века приписывали все дарования ума и тела, какие только представляются в самом смелом полете фантазии. Его можно назвать весьма эрудированным человеком без малейших признаков невежества; природа одарила его редкой памятью. Однажды прочитанный свиток навсегда сохранялся у него в голове, по дважды прочитанному свитку он мог сам произнести проповедь, прочитав свиток три раза, он мог написать труд, превосходящий по глубине понимания темы исходный текст. Кодзиро Сукэсигэ к тому же тщательно обучили всем тонкостям службы в звании буси (воина). На самом деле все было учтено для того, чтобы сделать из молодого человека мужа, ценного для себя и других на войне и в совете достойных деятелей.

В 16 году периода Оэй (1409) все жители города Камакуры высыпали на улицы. Мужчины и женщины столпились перед своими домами. Дети держались ближе к своим родителям. По улице к монастырю продвигалось шествие из священников и самураев, а народ уступал ему дорогу или склонялся в поклоне. Все остальные звуки, если они только издавались, заглушали грохот барабанов, звон колоколов, бренчание судзу (колокольчиков), а также пение псалмов прислужниками. Правитель Камакуры Мицуканэ Ко вконец расхворался. Сицудзи Норисада собрал лекарей и просвещенных жрецов, однако все их усилия наталкивались на сопротивление какой-то пагубной силы. Вот грохот барабанов и пение прислужников превратились в мощный рев. В этом случае, однако, все происходящее служило тому, чтобы умилостивить дух безвременно почившего князя. Ему теперь присвоили имя Сёко-ин-Дэн. С глаз долой – из сердца вон. Мужчины обратили взоры на юного преемника Тэндай-мару, который теперь становился канрё в доме своего отца с присвоением имени и звания Сахёэ-но Ками Мотиудзи K°.

Перед Норисадой тут же встала задача – обеспечивать домашнее хозяйство молодого князя во дворце Окуры. Первым делом он вызвал к себе Маго Горо Мицусигэ. «Ваш сын Кодзиро достиг возраста, достойного для того, чтобы поступить на службу во дворец в качестве пажа. Мотиудзи Асона следует окружить самыми достойными людьми, чтобы он мог толково править в качестве сёгуна. Имя Кодзиро встречается за границей у юношей, одаренных умом и телом, отличающихся серьезными привычками и благопристойным нравом. В связи с этим было принято решение разослать приглашение во дворец на церемонию его вступления в должность. Надо безотлагательно отправляться в путь». Мицусигэ не мог подобрать достойных слов, чтобы выразить свою признательность. Даже его жена по имени Хацусэ обрадовалась бы, если бы их сын ради такой выгодной карьеры покинул отчий дом. «Да продлится вечно правление нашего сюзерена, пользующегося почетом и внушающего страх. Строго говоря, никого особенно не трогает то, что некто настолько незначительный, как ваш Мицусигэ, должен пользоваться благосклонностью его правителя в первую очередь и Небес во вторую. Счастливый случай выпадает даже весьма недалеким людям». Мицусигэ не находил достойных слов, чтобы выразить свою благодарность судьбе. Тотчас же он прошествовал дальше в своем длинном придворном платье, в котором его забрали домой в Инамурагасаки, чтобы он мог сообщить благую весть жене и сыну.

Наконец-то назначили тот счастливый день, и после этого Кодзиро Сукэсигэ ступил на долгий путь борьбы со своим правителем. Они были одного возраста, но Сукэсигэ обладал самыми приятными качествами, и он с самого начала пользовался большими преимуществами. Если Мотиудзи нуждался в товарище во время посещения дворца, выезда на охоту, любования ландшафтом, занятиями спортом в виде футбола или военных упражнений, первым делом вызывали Сукэсигэ, пользовавшегося гораздо большей симпатией, чем князь, в силу своего безупречного воспитания, ради которого его и вызывали к правителю. Таким вот образом на дворцовой службе проходили дни и месяцы. Князья отличаются излишней капризностью, и из-за нее они зорко следят за тем, чтобы не пропустить мелкие радости жизни. Очень скоро Мотиудзи заметил в поведении своего слуги смятение и уныние. На самом деле Сукэсигэ иногда позволял себе вольность выглядеть заплаканным, хотя в присутствии своего сюзерена он обязан был излучать счастье от самого факта того, что тот терпит его, простого смертного. Прогуливаясь однажды по парку, Мотиудзи почувствовал натянутость в общении со своим спутником. «Кория! Сукэсигэ, трава этого газона выглядит веселее зелени тоски, отраженной на твоем лице. Ты не захворал? У тебя явно душа не на месте». Сукэсигэ ответил так: «Ничего подобного, мой повелитель, Сукэсигэ вполне здоров. Просто совсем недавно стало известно о том, что моя мать безнадежно больна. Сукэсигэ не может избавиться от мысли о недуге матери, каким бы глупым и неучтивым это ни выглядело со стороны. Прошу вашего снисхождения, почтенный владыка, примите мои извинения, я заслужил порицание». Мотиудзи посочувствовал своему собеседнику: «Ах! Ах! Большое значение мною придается тому, чтобы окружать себя людьми с благожелательным выражением лица. Мне понятно твое огорчение, ведь перед твоим взором постоянно стоит образ больной и слабой матери, пластом лежащей в постели. Немедленно ступай домой и окружи мать заботой, чтобы облегчить терзания свои и мои тоже». Таким образом, освобожденному от службы Сукэсигэ оставалось разве что проливать слезы благодарности по поводу своей безоговорочной отставки. Глубина признательности Сукэсигэ своему господину за его благосклонность к нему достигла невиданного предела. Распоряжение господина выполняется безотлагательно, и Сукэсигэ с покорностью и преклонением попросил разрешения на отпуск до полного восстановления душевного покоя, чтобы снова быть в состоянии предстать перед взором правителя. Он почтительно склонился перед сюзереном. Мотиудзи K° тут же повернулся к нему спиной и забыл о своем вассале. Сукэсигэ, отчасти опечаленный, отчасти довольный, отправился в ясики Инамурагасаки, чтобы сообщить о милости своего господина, скрывая о своей скоротечно случившейся опале.

Своего сына Хацусэ встретила с искренней радостью. Но помочь ей Сукэсигэ уже ничем не мог. Радость редко убивает, но и исцеляет она не часто. Дышать его матери, женщине небольшого роста, становилось все труднее. В конечном счете, с лицом цвета холодной зимы, она совсем перестала дышать и навсегда покинула земную жизнь. На вершине холма Фудзисава Югёдзи ей подыскали место для могилы, украсили место захоронения цветами и палочками с благовониями. Здесь ее любящий ребенок оборудовал для нее последнее пристанище. На самом деле горе Сукэсигэ достигло такого предела, что Мицусигэ даже почувствовал тревогу и решил его вызвать, чтобы как-то отвлечь от скорбных мыслей. На месте сына и самурая, чтобы позаботиться о своей жизни и об имении, на храмовую службу ему явно следовало бы привлечь нового священника. В этой связи он постоянно держал сына при себе, брал его на короткие прогулки по окрестностям, и, какую бы трудную задачу ни приходилось решать в Хитати Огури, туда всегда отправлялся Сукэсигэ. Так рука об руку росли отец и сын, старый и малый, воспитывавшие одну привычку, а младший по ходу дела становился старше своих лет. При этом Мицусигэ постоянно заботился о самой светлой стороне дела, старался развеять мрачное настроение сына. Он ослаблял подступающее напряжение с помощью развлечений. Сама ясики Огури находилась в Инамурагасаки, то есть у важного входа в Камакуру рядом с Гокуракудзи киридоси (храма мощеной дороги в рай). Дальше размещались остальные ясики – усадьбы родов Юки, Уцуномия, Насуно, знати Канто, которые отвечали за оборону города в своем квартале так же, как клан Уэсуги охранял Яманоути и Огигаяцу.

Подальше, то есть рядом с Касигоэ Мампукудзи, находилась ясики Сатакэ Ацумицу. Раньше здесь находилось знаменитое мощное дерево камелиевой вишни (ботан-сакура), в середине апреля покрывавшееся роскошным цветным нарядом. К тому же здесь находилась еще одна достопримечательность и редчайшая асаги-сакура (отличавшаяся цветением в кремовых тонах).[11] Мицусигэ решил съездить, чтобы навестить Сатакэ. Лошадей подали, и на двадцать второй день третьего месяца 18 года периода Оэй (1 апреля 1411 года) отец и сын отправились в путешествие вдоль побережья Ситиригахама. Их встречали со всей теплотой, присущей родственным отношениям между семьями Мицусигэ и Ацумицу. Подали угощение в виде рыбных блюд и сакэ (рисового самогона), а дочка Ацумицу по имени Тэрутэ сама наливала самогон в чашки дорогих гостей. Позже, в 7 году Оэй (1400), точно такое же уважение оказали дети Мицусигэ представителям Ацумицу. В этом случае была девочка, причем прекрасная, как настоящий бриллиант. По ее длинным черным волосам, утонченному овалу лица, благородному изгибу бровей и высокому лбу можно было судить о потенциале большого ума и красоте, который представители будущих поколений будут сравнивать с красотой и умом знаменитых Сотохори-но Ирацумэ. В древнем фолианте находим такую вот реляцию: «Внешне Отохимэ отличали непревзойденная и бесподобная красота. Под ее одеждами угадывались такое совершенство тела, что мужчины того времени присвоили ей звание Сотохори Ирацумэ».[12] Но в то время Тэрутэ была еще девочкой, послушной, ловкой, всеми силами старавшейся доставить гостям ее дома радость и обеспечить уют. Беседа вошла в русло обсуждения войны и искусства стрельбы из лука. Тут зять Ацумицу из рода Ёкояма Таро Ясухидэ позволил себе пространное рассуждение относительно своих достоинств. Раньше Ёкояма Таро владел поместьем в районе Тосима округа Мусаси, но это было во времена канрё Удзимицу Ко. Его лишили этого поместья за неблаговидное поведение, и у него не хватило мужества на ритуал харакири. Поэтому ему пришлось попросить пристанища у Ацумицу, который переносил его хвастовство со смиренной терпимостью, а также ради жены снабжал всем необходимым для жизни. Вдобавок к своему проступку Таро к тому же пользовался самой дурной репутацией. По сохранившемуся описанию он представляется человеком «высокомерным, корыстолюбивым, недалеким, скудоумным и большим прохвостом, не вызывающим ни малейшего сочувствия или симпатии». Своих недостатков он не замечал. Как это было принято в Японии в его времена, Йокогама в полном объеме сохранял отношения со своими бывшими слугами-грабителями и ворами, то есть с подонками общества в самом низменном виде этого сословия. Притом что ему стукнуло уже 30 лет от роду, он положил глаз на свою юную племянницу, одаренную природной красотой, с одной стороны, и весьма завидным приданым – с другой. Приезд Огури в гости особого удовольствия ему не доставил, но он все-таки очень старался не выказывать своей неприязни. В разгар беседы по поводу войны и использования лука на край садового пруда (икэ) села прилетевшая неизвестно откуда цапля, и эта птица выловила из воды жирного карпа, которого тут же отправила в свою прожорливую глотку. Ацумицу возмущенно наблюдал за действиями пернатого грабителя. Он сказал: «Кто отомстит за меня этому наглому вору?»

Таро тут же вскочил с места. Его отличала постоянная готовность вмешиваться в любое дело при малейшей на то возможности. В данном случае он опять проявил свое дурное воспитание. Наконец-то появился интересный объект, с помощью которого можно привлечь внимание к собственной натуре. Такому плуту, как Таро, все это дело большого труда не составляло. Он сходил к стеллажу, чтобы выбрать лук со стрелой. Подойдя к рока (веранде), он принял боевую позу и тщательно прицелился в птицу, стоящую под знаменитым цветущим деревом.

Стрельба из лука Сукэсигэ

Таро приготовился к знаменитому выстрелу, как у Тамэтомо из Осимы. Послышался звук спущенной тетивы лука, а за ним веселый возглас удовлетворения Ацумицу. Выпущенная Таро стрела срезала ветки дерева, а не задетая ею цапля взлетела в кружеве лепестков облетевших соцветий. Ацумицу дал волю своему веселью при виде полнейшего провала стрелка. «Ха, обратите внимание! Даже птица издевается над негодным стрелком из лука. Она возвращается на прежнее место рыбной ловли». Однако, когда Ёкояма Таро с нахмуренными бровями, злобным взглядом и горящими от стыда щеками достал вторую стрелу, он услышал: «Э нет, ты свой шанс упустил! Не велика доблесть в том, чтобы поразить цель со второй попытки. Надо было использовать первую. Ты никудышный стрелок в любом случае и не заслуживаешь снисхождения как меткий лучник, который слишком любит пить вино. Пусть лук возьмет Кодзиро. Его репутация известна широко». Сукэсигэ оставалось только подать просительный жест, но Ацумицу уже обратился к Мицусигэ и продолжил свою речь: «Самурай Камакура знает вашего сына как самого сильного и меткого стрелка из лука в Канто на протяжении последних лет. Давайте дадим ему возможность подтвердить заслуженное звание. Соизвольте дать распоряжение по поводу вызова со стороны Ацумицу». Приглашение к состязанию в стрельбе только польстило самолюбию Мицусигэ. Он видел, что Таро очень разозлился, и ему не хотелось, чтобы у Сукэсигэ появился даже такой незначительный враг. Тем не менее распоряжение Ацумицу прозвучало однозначно, и отказаться он не мог. «Чтобы подстрелить птицу после угощения, требовалось нечто большее, чем просто сноровка. И все равно, пусть Кодзиро постарается. По меньшей мере, удача может ему улыбнуться, и он отомстит за Ацумицу-доно».

Итак, Сукэсигэ поднялся и подошел к разозленному на весь свет Таро. «Почтительно благодарю Ясухидэ-доно за предоставленную мне возможность выполнить распоряжение Сатакэ-доно. Надеюсь на соизволение Сукэсигэ предоставить мне этот лук; однако можно ведь предположить то, что эта птица заслуживает жить дальше, так как судьба отказала вашей светлости в своей милости». Хмурый Ёкояма передал ему охотничье снаряжение и в мрачном расположении духа отправился к своей подушке. Сукэсигэ приблизился к рока. Цапля находилась на прежнем месте, откуда высматривала в рассекающей воду стае зазевавшуюся рыбу. Оставался последний шанс. Стрела со свистом перебила вытянутую шею птицы. Голова цапли с ненасытным клювом упала в воду, а тело с инстинктивно хлопающими крыльями пролетело еще несколько метров, потом ударилось о землю. Сукэсигэ неторопливо вернулся, поставил лук на место и уселся на свою подушку.

Тэрутэ на некоторое время подняла опущенное лицо. Мицусигэ опустил глаза, изо всех сил стараясь придумать способ отвлечь внимание Ацумицу на какой-нибудь другой предмет. Таро буквально задыхался от злобы; а Кодзиро выглядел так, будто вернулся с ежедневной тренировки в стрельбе из лука по собакам. Молчание прервал Ацумицу такими словами: «Рассчитывать на то, что Таро попадет в цель с такого большого расстояния и неудобной позиции, просто не приходило на ум. Да и надеяться на возможность того, что Кодзиро попадет в птицу, было сложно. На самом деле, Мицусигэ-доно, сноровку вашего сына в стрельбе из лука перехвалить невозможно. Птицу, практически невидимую за кроной цветущей сакуры, он сбил с расстояния 20 дзё (60 метров). Кодзиро, такая твердость глаза и сила руки в твоем возрасте просто пугает. Кем же ты станешь, когда вырастешь в полноценного самурая? Вторым Тинзэи Мамэтомо! Жители Камакуры должны знать о сегодняшнем подвиге. Ацумицу обязан сообщить о нем за пределами нашей земли. Сукэсигэ ждет великое будущее, и о нем надо сообщить в мире как можно шире». Мицусигэ теперь думал только о том, как утолить пылающий гнев Ёкоямы. «Судьба проявила благосклонность к Кодзиро, но огорчила Таро-доно. После употребления сакэ на самом деле вполне можно опростоволоситься в делах помельче, чем это, – сказал Сукэсигэ. – Если бы цветение сакуры не мешало Таро-доно, его стрела совершенно определенно поразила бы птицу. Я предпринял робкую попытку, и мне сопутствовала случайная удача».

Таро подхватил его мысль и стал надменно ее развивать так: «Айя! Всем прекрасно известно, что успех в таких делах подобен стреле в темноте ночи, попадающей в цель. Или можно вспомнить собаку, сподобившуюся поймать блоху». Сукэсигэ вошел было в большой раж, но выражение отцовского лица заставило его усмирить взволнованную кровь. И он промолчал. Ацумицу собрался возразить Таро, но тот продолжил свою речь: «Однако в конечном-то счете лук заслуживает большего, чем обычное его применение. Лучше всего это оружие знает Кодзиро-доно, и пусть он расскажет нам историю его происхождения. Гостей приглашают не просто для одного только удовольствия и наблюдения за игрой судьбы… Что?! Вы ничего не знаете о луке, кроме того, что надо натягивать его тетиву? Вы такой же молчаливый человек, как и ваш учитель, ясное дело. А ведь молчание считается признаком невежества. Зато Таро может вас всех просветить, так как обо всем этом идет речь на первых занятиях добросовестно обученного самурая. Подробное знание своего оружия представляется лучшим доказательством искусства владения им. Тогда знайте, что лук впервые применил Сёко из Морокоси (из Китая), живший во времена династии Поздняя Хань. Из этой страны его привез в божественную страну Японию ямато Такэру-но Микото, и он же применил лук во время покорения варваров, тогда как раз владеющих этой землей, на которой мы живем. Тогда лук состоял из тринадцати частей, известных как дзюсан-но буттай, или тринадцать священных предметов. Теперь вы обладаете полной информацией и поэтому можете обогатить знания о своем оружии в виде случайного дара».

Выслушав всю эту чушь, Сукэсигэ не смог больше сдерживать себя. Он забыл о присутствии своего отца, забыл о готовом вмешаться в разговор Ацумицу, забыл даже о Тэрутэ. Ацумицу почувствовал приближение взбучки для Таро и решил попридержать свой язык. Мрачный Сукэсигэ повернулся лицом к Ёкояме. «Мое смиренное восхищение ученостью Таро-доно безмерно. Прошу принять мои почтительные слова благодарности. А в каких книгах можно почерпнуть знания обо всех этих предметах?» – «В книгах ничего такого не найдешь. Все такого рода знания приходит с возрастом и опытом жизни, узнаются от толковых учителей. Но, по всей видимости, ничем из перечисленного мною ты не обладаешь». Таким грубым и самодовольным прозвучал ответ Таро. Спокойным голосом откликнулся Сукэсигэ: «Таро-доно накопил огромный объем знаний, только вот распоряжается он им без особого толка. Он нам сказал, что лук изобрели во времена Фукудзи из Морокоси, жившего при династии Ранняя Хань. Этот факт упоминается в «Таихаку Инкю» и «Хогисики». В те древние времена его еще не снабжали тетивой, а стрелу использовали для того, чтобы гнуть дерево. Со временем по мере совершенствования лука его оснастили новыми предметами: гибким деревянным основанием, рогом, жилой, клеем, кордом и покрыли лаком. В труде под названием «Синрэй» автор приводит три стандартных размера лука по длине. Самая предпочтительная длина должна составлять 6 сяку и 6 суней (2 метра); средняя длина – 6 сяку и 3 суня (1,9 метра) и малая длина – 6 сяку (1,8 метра) по предельно низкому стандарту. Что же касается нашей страны, лук впервые упоминается в «Нихонги Дзиндай» в связи с Аматэрасу Охо-но Ками (великая священная богиня, сияющая либо владычествующая на небе), которая ведет нескончаемый спор со своим братом Сусаноо-но-Микото, вооруженным луком и стрелами. Ямато-такэру-но-Микото совсем не первым применил лук. О тринадцати деталях современного лука, использующегося с древнейших времен, здесь никакой речи не идет. Толщина использовавшегося бамбука была неоднородной, поэтому достойное оружие из этого материала получалось не всегда. С точки зрения применения лука в «Рэки Сёдзи» сказано, что именно тот, кто прицеливается, должен сделать все, чтобы стрела пошла точно в цель. Каждый самурай должен твердо помнить о необходимости принять стойку, подавшись вперед и держать туловище как можно прямее».

На лице Ацумицу отражалось полнейшее удовлетворение. Маго Горо мрачно опустил глаза. Таро подскочил от злости. «Хацу! – холодно произнес Ацумицу. – Упрек, который вы приняли на свой счет, показал не только полное невежество в применении лука, но и незнание истории этого вида оружия, известной любому самураю, который воспользовался случаем, чтобы показать не столько сноровку во владении, но и любовь к этому произведению прикладного искусства. Вы проявили свою невоспитанность и поэтому подверглись посрамлению». – «Но все это в равной степени касается Кодзиро, – вставил Мицусигэ, с открытым неодобрением повернувшись к своему сыну. – Ты еще слишком молод, чтобы поправлять человека гораздо старше себя». – «Позволю себе заметить, что предмет нашего разговора касается всех присутствующих, – вклинился в разговор Ацумицу. – Существуют прочие средства развлечения. Теперь пусть Тэрутэ возьмет в руки кото, и пусть музыка в ее исполнении обратит наши мысли на более спокойные темы». После таких слов Тэрутэ покинула комнату и через некоторое время вернулась со слугой, несущим ее любимый инструмент. Редко ребенок, коснувшись струн, извлекал из своего инструмента звуки музыки, способные унести слушателей к вершинам блаженства. На самом деле эта изумительная красота и мастерство прикосновения к струнам кото в традиции или прекрасная живописная манера монахини Тёсё-Ин так и не перешла в наследство последующим поколениям. Присутствующие мужчины следили за ее игрой и слушали музыку с сосредоточенным вниманием – через ее одежду как будто бы пробивалось сияние ее личности. Затем Ацумицу подал слугам знак покинуть помещение.

Повернувшись к Маго Горо, Мицусигэ серьезно заговорил с главой дома Сатакэ. «Огури-доно, у меня появилась к вам просьба. Между Сатакэ-доно и Мицусигэ сложились теснейшие отношения. Соизвольте же отдать соответствующее распоряжение. В рамках своих полномочий Мицусигэ помогает исполнению обещания». Ацумицу радостно рассмеялся. «В таком случае нужная благосклонность гарантирована. Молодым человеком Ацумицу больше не назовешь. Этого ребенка следует без лишней опеки или родственников назначить попечителем ее интересов. Повелеваю принять ее как жену вашего сына Кодзиро-доно. Тэрутэ все еще остается ребенком, но дело уже следует уладить, а также заключить договор. Тем самым мы освободим ее родителей от главной заботы». Ответ Мицусигэ звучал так: «Требование, выдвигаемое со стороны Сатакэ-доно, правильнее было бы услышать от Мицусигэ. Ведь всегда было так. Честь, доставшаяся дому Огури, заслуживает поздравления и самой искренней благодарности. Мы ждем вашего распоряжения по поводу незамедлительного заключения договора». – «Но как к этому относится Кодзиро-доно?» – спросил Ацумицу, поворачиваясь к юноше. Ответ дал Мицусигэ: «Что бы ему ни думалось, никакого значения не имеет. Он должен послушаться отца, хотя по его лицу и так можно прочитать согласие, понятное в свете перспективы обладания таким сокровищем».

В ответ на это Ацумицу произнес: «Тэрутэ слышала, о чем здесь шла речь. Что она думает?» – «Хай!» – ответила Тэрутэ. «И что ты ответишь?» – спросил Ацумицу. «Хай! – повторила она. – Это твой ответ, Тэрутэ? Всем известно, что у тебя прекрасный слух». – «Высочайшее соизволение услышано и принято к исполнению», – произнесла девушка, низко кланяясь своему повелителю отцу. Ацумицу и Маго Горо одобрительно посмотрели друг на друга и обменялись приветствиями. Противоречия удалось урегулировать, и воцарилось согласие. В свидетели заключенного договора пригласили недовольного Ёкояму Таро и веселую жену Ацумицу по имени О-Симо. Для обмена подарками и обручения молодых назначили первый удачный день. Потом Огури всех отпустил. На всем протяжении пути верхом до берега Маго Горо Мицусигэ хранил молчание. У моста Юки-ай он на минуту остановился. «Этот упрямый и своенравный человек, я имею в виду Нитирэна, избежал возмездия только по воле Небес». Вот и все, что он сказал, причем больше в пустоту, чем для Сукэсигэ. Ночью он пришел в комнату своего сына. «Кодзиро, самураю требуется больше выдержки, чем ее было продемонстрировано сегодня. То, что Таро-доно проявил неучтивость, не служит поводом для Сукэсигэ в точности повторять его пример. Вы еще слишком молоды, чтобы выступать в роли учителей перед людьми старше вас. Упомянув цветы, неловкость Таро удалось предать забвению без последствий. Спор по поводу лука вообще случился совсем не к месту. Ты что, собирался читать нотацию Сатакэ-доно и своему отцу?» Сукэсигэ низко поклонился: «С трепетом и почтением принимаю к сведению ваш справедливый выговор». На это Мицусигэ сказал так: «Самураю грозят многочисленные опасности, а резь в животе служит сдерживающим фактом при любых обстоятельствах. Постарайся, чтобы ненужная ненависть не усугубляла гнетущие смятения. Запомни события нынешнего дня, так как они представляются весьма поучительными. На будущее твоя жизнь определилась, и к тому же возникла прочная связь с домом Сатакэ. Всегда помни о своем долге перед Сатакэ-доно, избравшим нашего Сукэсигэ в мужья Тэрутэ. А теперь подумаем об обручальных подарках». Их следовало выбирать после длительных консультаций с каро (главным самураем). В назначенный день в поместье Сатаке должным образом принесли множество рулонов ценного шелка, лаковой утвари для пиров, украшений и ритуальных предметов. В ответ в поместье Инамурагасаки принесли ситатарэ (накидку) из дамаста, на синем фоне которой вышиты пенистые волны и ржанка (тацунами и тидори), роскошный меч и комплект доспехов, прошитых светло-зеленой ниткой, а также привели прекрасного скакуна под седлом с золотым галуном. Сукэсигэ и Тэрутэ обручили, и они официально стали числиться мужем и женой.