Читать книгу Доктор Кто. Клетка крови - Джеймс Госс - Страница 3

Не в моих правилах копаться в прошлом заключенных. У каждого свои скелеты в шкафу, так ведь? Я стараюсь не лезть в чужие дела. Когда я сказал Заключенному 428, что хочу быть его другом и что меня не касаются подробности его преступлений, я говорил совершенно серьезно.

И все же он вел себя необычно. С новоприбывшими это часто бывает. Тюрьма – своеобразное место, к ней привыкаешь не сразу. Помню, когда я впервые увидел ее из шаттла, мое настроение, и без того паршивое, залезло мне в ботинки и спряталось в носках. Я знал, как выглядит Тюрьма, поскольку на прежней должности помогал ее проектировать. Но осознавать, что ты помог создать нечто столь блеклое и холодное, в то время как все миры нашей системы до сих пор ярки и красочны, – просто невыносимо. Антигравитационные пояса и оборонные сооружения мерцали, освещая тьму маленькими огоньками. При взгляде на них порой удавалось потешить себя обманчивой мыслью, что серый превратился в насыщенный фиолетовый или даже приобрел легкий голубоватый оттенок.

На самом же деле астероид был лишь каменным утесом в космосе – огромным, мрачным, неприступным и совершенно безнадежным. Мы взяли никому не нужный кусок камня и поместили туда самых ненужных людей. И забыли о них.

Помню, как мой шаттл приближался к Тюрьме, и в голову мне полезли ребяческие мысли – я размышлял о том, как отсюда можно сбежать. Как бы я поступил, оказавшись здесь узником? Как бы выбрался из клетки? Как бы сбежал с астероида? Я думал и думал об этом, не в силах удержаться. Но утес надвигался, и вскоре мечты развеялись. Наверное, это изменило меня раз и навсегда.

Сказать по правде, в большей части охранных систем нет никакой нужды – из этой тюрьмы все равно не сбежать. Шаттлы даже не приземляются; вместо этого транспорт, уже не возвращаясь назад, минует Оборонную Станцию и поставляет припасы и заключенных прямо в зону приема. Некоторые узники, конечно, все равно пытаются выбраться, но хорошо это никогда не кончается. Выход отсюда только один – смерть. Рано или поздно это понимают все. И после этого с ними уже не бывает никаких хлопот.

Но что насчет Заключенного 428, предпочитающего называться Доктором? А что тут скажешь? Таких, как он, я перевидал немало. Он будет кричать, ораторствовать, организует сначала подпольное протестное движение, затем другое, более явное. Следом – утомительные бунты, открытая агитация, возможно, самодельная газета, несколько попыток массового побега. Неизбежны потери (с его стороны), а через некоторое время все сторонники его покинут, и Заключенный 428 останется один, в отчаянии еще большем, чем сейчас.

Я хотел помочь ему избежать всего этого. Как же иначе? Таков мой долг. Доктор был моим другом, желал он того или нет. И именно поэтому я собирался нарушить данное самому себе обещание и разузнать о нем побольше. Исключительно ради его же собственного блага, не более того.

Я вызвал Бентли, и она вошла – такая же суровая и безупречная, как и всегда.

– Забавный вышел разговор, правда, Бентли? – сказал я.

– Если вы так считаете, Управитель, – тон Бентли был бесстрастным, но уголки губ слегка дрогнули. Она всегда дразнила меня намеками на улыбку. Лишь раз мне довелось увидеть, как она улыбается, – когда попытка побега обернулась ужасающей неудачей. Бедная Марианна. Если честно, я даже рад, что с тех пор никогда не видел, как улыбается Бентли.

– Выпьешь со мной чаю?

Бентли склонила голову в знак согласия.

– Если таков ваш приказ.

– Это скорее дружеский жест, чем приказ.

Мы не были друзьями, и притворяться было глупо. Но я все равно пытался. Хоть Бентли и работала на меня, относилась она ко мне не лучше, чем к заключенным. Что бы я ни делал, как бы суров, аккуратен и точен я ни был, она всегда вела себя со мной так, будто у меня на униформе пятна от варенья. Даже не знаю, зачем я вообще предложил ей чай. Глупая затея. Но что сделано, то сделано, отступать поздно. Я улыбнулся ей, возможно, слегка натянуто. Коллеги просто выпьют вместе, ничего особенного. Караульный принес чай, и мы оба притворились, что он нам нравится. Впрочем, напиток был и впрямь неплох, если не задумываться, откуда на астероиде вообще берется чай. Или вода.

Бентли уселась на металлический стул напротив меня. Она была единственной, кто мог сидеть на нем без особых неудобств. Бентли молчала, ожидая, пока я начну разговор.

– Похоже, с этим Доктором у нас могут возникнуть трудности, как думаешь?

Она кивнула.

– Вы намерены звать 428-го по имени?

Я решил говорить откровенно.

– Мы можем позволить себе немного великодушия. Сомневаюсь, что он с нами надолго.

На мгновение Бентли почти встретилась со мной взглядом.

– Вы хотите, чтобы я устроила для него…

– Нет, нет! – поспешно перебил я. – Я просто хочу сказать, что мы уже сталкивались с подобным. Хорошо это не кончается, правда?

Бентли задумалась над моими словами.

– 112-я все еще на Шестом уровне.

Я не сразу вспомнил этот номер.

– А… – она говорила о Марианне Глобус. Бедная Марианна. Бедная 112-я. Мой дорогой друг. – Ах да, точно.

Мы немного помолчали.

– Удивительно, что ты все еще помнишь об этом, Бентли. Я-то почти забыл… Можно сказать, начисто забыл о ней. О том, что от нее осталось, – я старался говорить непринужденно, хотя на самом деле от одной мысли о том, что стало с бедной 112-й, к горлу подступала тошнота. – Как она там поживает?

На миг Бентли почти замялась.

– Некоторое время я не наблюдала за ней лично. Но Караульные Шестого уровня не сообщали ничего негативного о состоянии и обезболивании 112-й.

Бедная Марианна. Мы и думать о ней забыли. Шестой уровень был почти пуст – она уже довольно долго не видела даже стражей-людей. Да уж.

– Возможно, мне стоит в ближайшее время навестить ее лично, – эта затея меня совершенно не радовала.

– Безусловно, – Бентли кивнула, явно радуясь, что я ее не упрекаю.

– Не волнуйся об этом. Ты присматриваешь за всей Тюрьмой и отлично со всем справляешься. Не стоит волноваться о каждой мелочи. Это моя работа. Моя жена частенько повторяла пословицу Старой Новой Земли: «Кто не умеет грош сберечь, не сбережет и миллиона».

Бентли с любопытством склонила голову.

– Что это значит, Управитель?

– Я точно не знаю. И опять же, она еще говорила: «Не стоит размениваться по мелочам». Вот чем плохи все эти устаревшие поговорки – для нас они так непонятны и противоречивы.

– Прямо как Заключенный 428? – видимо, Бентли так пошутила.

– Да, – я улыбнулся, показывая, что ее слова меня порадовали, поскольку разговор шел как раз в нужном мне направлении. – Весьма похоже на Доктора! Очень интересный человек, да. – Я откинулся на спинку кресла, чувствуя, как все тридцать шесть его поддерживающих комфовздутий трудятся на славу. – Знаешь, мне не хочется, чтобы история с Заключенной 112 повторилась. Очень не хочется.

– Что требуется от меня? – выжидательно спросила Бентли.

– Я решил, что в данном случае предупрежден – значит вооружен. И подумал, возможно, стоит краем глаза взглянуть на досье 428-го. Как по-твоему, это будет разумно?

– Как посчитаете нужным, – тон Бентли был все таким же безучастным. – Это можно устроить. Я могу запросить его данные через ТрансНет. Возможно, это займет некоторое время.

Связь здесь была кошмарная. Ретрансляторы на спутниках ТрансНета на Родине работали с перебоями. Изначально предполагалось, что мы будем смотреть новости и развлекательные передачи и связываться с близкими почти что в режиме реального времени. Но когда Тюрьму открыли, оказалось, что работают ретрансляторы из рук вон плохо. Даже простейший обмен информацией происходил с большой задержкой. Заключенные прибывали в Тюрьму, а мы даже не знали еще, кто они такие. Развлекательные программы нам присылали шаттлами на старомодных носителях (кто сказал, что жесткие диски на кристаллах безнадежно устарели?), а немногочисленные новости мы получали в виде либо скупых текстовых сообщений, либо кратких обзоров на бумаге. Поначалу мы ощущали себя отрезанными от остального мира, но со временем привыкли. Пожалуй, нам это даже нравилось. Стражи и заключенные – все мы здесь отшельники.

Поняв, что может идти, Бентли привстала. На столе осталась ее наполовину недопитая чашка чая. Я махнул ей, призывая сесть обратно.

– Ничего страшного, – искренне заверил я ее. – Я вполне могу сделать это со своего терминала, – мне иногда кажется, что Бентли считает меня безнадежно отставшим от времени стариканом. Я нажал на экран, и компьютер неохотно ожил. Терминалы нам поставляет тот же подрядчик, что установил печально известную систему ТрансНет. Они ужасны. На экране медленно всплыли значки. Я нажал на «Данные». Затем нажал еще раз. И наконец смирился с тем, что компьютер безнадежно завис.

Дома я привык по любому поводу обращаться к планшету и делал это постоянно. Теперь же я брал его в руки спасибо если раз в день. Приходилось полагаться на собственные извилины. Я даже немного этим гордился. Чувствовал себя независимым. И все же было бы неплохо, работай системы нормально, когда требуется.

Бентли уже встала и направилась к двери.

– Возможно, будет лучше, если я найду эти данные для вас, – мягко предложила она.

Нет, она точно считает, что я уже вышел в тираж. В чайнике хватало чая еще на чашку, и я налил себе остатки. И даже не успел допить, когда Бентли вернулась с папкой, где в печатном виде хранились данные 428-го. Я устроился поудобнее и принялся внимательно читать, допивая чай. Но уже через несколько страниц я перестал читать внимательно и лишь мельком проглядывал текст, а затем с отвращением отбросил папку от себя.

Я взял чашку, но чай уже остыл. С этим я тоже не мог смириться.

Я понял, что Бентли все еще в комнате и с любопытством наблюдает за мной. Она во многом похожа на Караульных – безмолвная, твердая и мрачная. Но я, конечно, никогда ей об этом не скажу. У Бентли есть чувства, я уверен в этом. Где-то в глубине души. Она очень обидится.

– Вы прочли о преступлениях Доктора? – спросила она.

– Заключенного 428, – отрезал я. Он больше не заслуживал имени. Я брезгливо подтолкнул папку к ней. – Убери это.

Мой планшет перезагрузился, и с его помощью я подключился к видеонаблюдению в камере 428-го. Она была такой же скромной, как и все остальные помещения для содержания заключенных. Койка, чтобы сидеть и спать. Дверь. Никаких окон, потому что смотреть все равно было не на что. Видеть звезды и космос разрешалось только стражам. Заключенные видели лишь стены и друг друга. Все камеры были стандартного размера, хотя те, что на Шестом уровне, возможно, немного поменьше. И все же комната 428-го казалась тесной, словно он заполнял собой все пространство.

428-й бродил туда-сюда, дергая свою оранжевую униформу, словно пытался превратить ее из бесформенного тряпья во что-то более нарядное. Помимо оранжевого, никаких других цветов заключенные не видели, и, поскольку он был везде, со временем они переставали обращать на это внимание.

Я неверяще уставился на него. Так значит, вот он – человек, который… Я покачал головой. Даже думать о его преступлениях было невыносимо. Я его ненавидел. С моей стороны это было крайне непрофессионально, но я его ненавидел.

Я задался вопросом, когда 428-му надоест бродить. Рано или поздно всем надоедает. В моем детстве у нас еще были зоопарки. Заключенные напоминали мне животных, которые там жили – они ходили туда-сюда по своим клеткам, словно надеясь стереть в пыль пол и решетки, пока наконец не смирялись со своей участью.

Заключенный 428 еще не сдался. Еще не понял, что из Тюрьмы ему никогда уже не выйти.

Я приблизил изображение к лицу 428-го, пытаясь прочесть на нем его злодеяния. Мы были примерно одного возраста, но его черты, казалось, растягивались под грузом вины, будто пытаясь вынести несколько веков усталости и злобы. Это было властное лицо. Не особенно красивое, но определенно незабываемое. На ум пришла мысль, от которой по спине побежали мурашки, – возможно, это лицо было последним, что видели многие из его жертв перед смертью. Не закат, не прощальные улыбки близких, а это лицо, растворяющееся во мраке, как умирающая звезда. Я вздрогнул.

Я поклялся себе, что во что бы то ни стало заставлю его поплатиться за содеянное.

Сигнал тревоги привел меня в чувство. Задумавшись, я с головой ушел в свои мысли, а это всегда ошибка. В Тюрьме много работы, и для Управителя витать в облаках – не дело. Даже когда все спокойно.

Я снова посмотрел на изображение с камеры и вздрогнул. Казалось, 428-й смотрит на меня прямо сквозь объектив. Эти глаза. Ужасы, которые видели эти глаза.

Я поспешно отсоединился. И тут завыли сирены.

У нас в Тюрьме много сигнализаций. Какая бы ни сработала – это всегда плохо, и все они напоминают крики заблудших душ. Это был не леденящий кровь вой «Побег заключенного», но все же звук достаточно душераздирающий. В последнее время мы часто его слышали.

Бентли резко постучала в дверь моего кабинета и сразу вошла.

– Отказ систем, – громогласно объявила она. Мы оба и так это знали, но, согласно тюремному регламенту, Управителя необходимо было уведомить. Я кивнул и встал.

Вместе мы дошли до Станции Управления, где Караульные безмолвно скользили от терминала к терминалу. На экранах высвечивалась каждая камера, каждый коридор, каждая секция Тюрьмы. Огромная карта астероида. По идее, мы должны были увидеть, где произошел сбой, но вместо этого изображение на некоторых экранах заслонила надпись: «Обновление… Обновление…» Никакого с них толку.

Систему выявления неисправностей нам обеспечил другой подрядчик, не тот, что предоставил планшеты и ТрансНет. Очевидно, друг с другом они не ладили и с работой в равной мере не справились.

Я наблюдал, как Бентли быстро перемещается в толпе Караульных и отдает команды стражам-людям. Ах, вот бы все в мире были так же полезны, как Бентли. Ну разве что немного добрее. Самую чуточку. Так или иначе, в трудную минуту Бентли была нашей единственной надеждой.

На самом же деле мы мало что могли сделать. Эти отключения систем происходили все чаще, и никто не знал, в чем причина. Обычно они длились от трех до пяти минут, а затем все приходило в норму. А пока выли сирены, Бентли со своей командой должна была следить, чтобы ни одна из основных систем не пострадала. Она велела нескольким Караульным обнаружить первопричину неполадок, но они до сих пор ничего не нашли. Зато прекрасно наловчились действовать во время этих чрезвычайных ситуаций: перераспределять ресурсы на ходу, проверять исправность замков, поддерживать работу системы герметизации, стабилизировать окружающую среду. Порой это означало, что ужин будет сыроват, сила тяжести – маловата, а воздух слегка несвеж. Но пока что ни на какие серьезные жертвы нам идти не приходилось.

Однажды вечером мы с Бентли в общих чертах наметили кое-какие чрезвычайные меры. Точнее, я высказал кое-какие идеи, а она выслушала, сказала: «Если позволите…» и все исправила. Но мы подготовились. Просто на случай, если все станет совсем плохо и расходы энергии не удастся быстро восполнить. Разговор выдался нелегкий. Мы условились, что начнем принимать эти меры, если перебой в работе системы продлится семь минут. Это будет конец. Мигающий красный секундомер отсчитывал длительность отключения.

На Карте Тюрьмы продолжала мерцать надпись «Обновление… Обновление…», а прошло уже четыре минуты. Бентли продолжала перемещаться по комнате – молча и с пользой. Караульные все так же сновали между пультами, докладывая о последующих сбоях и небольших успехах в перераспределении ресурсов.

Пять минут. Я заметил, что стражи-люди обеспокоенно переглядываются. Начиналась паника. Обычно нам удается забыть о том, что мы находимся в открытом космосе, на куске камня, искусственно созданном для жизни. Когда все работает, мы выбрасываем из головы мысли о хрупкости нашего существования. Но стоит прозвучать сигналу тревоги, и эти мысли возвращаются: мы вспоминаем, что если питание отключится полностью – нам конец. Запас кислорода ограничен. Даже если мы позовем на помощь, даже если эту помощь вышлют с Родины или из ближайшей колонии немедленно, вероятность, что она доберется до нас прежде, чем закончится воздух, очень мала. Все мы – стражи и заключенные – уже похоронены в собственной могиле.

Пять минут и пятнадцать секунд. Так долго отключение длилось впервые. Я задумался, не стоит ли сказать что-нибудь успокаивающее и ободряющее или сделать что-нибудь до сумасшествия нормальное – например, налить себе чашку чая. Пить его я бы не стал, он бы просто стоял на столе для вида. Ваш Управитель спокоен. Он ничего не боится, и вы тоже не бойтесь.

Пять минут и двадцать девять секунд. Новый и довольно грозный рекорд. Я видел, как Бентли пытается поймать мой взгляд, но не обращал на нее внимания. До ужасного выбора, который придется сделать, у нас оставалась еще 91 секунда. Лучше насладиться этими секундами, потому что, если мы выживем, этот выбор останется на нашей совести навсегда.

Когда секундомер отсчитал пять минут и сорок одну секунду, Карта Тюрьмы внезапно прояснилась. На ней высветилось: «Системы в норме». Сирены замолкли. Красный свет погас.

Воцарилась мертвая тишина, не считая всеобщего облегченного вздоха и легкого привкуса страха в воздухе.

– Молодец, Бентли, – сказал я. – Отличная работа, – словно это она каким-то образом помогла избежать беды. Но истина, ужасная, пугающая истина заключалась в том, что мы понятия не имели, что происходит.

Мой переговорник запищал. Звонили с Седьмого уровня. Я неохотно ответил на вызов, зная, что это Оракул.

Толстое лицо Оракула заполнило собой экран. Он покачал головой, и его щеки заходили ходуном.

– Страх-то какой, – промурлыкал он. – Еле пронесло, да?

Единственным, в чем мы с Бентли сходились во мнениях, была ненависть к Оракулу. В нем раздражало все. И пусть мы даже не виделись с ним лично, он все равно ухитрялся вызывать отвращение. Его руки были сразу везде. Они летали перед экраном, бегали по невидимой клавиатуре, трепетали, поднимались и опускались.

Оракул по жизни любил только два занятия: предсказывать будущее, а потом вздыхать: «Ну я же говорил». Его предсказания редко когда по-настоящему сбывались, но при этом все они были так расплывчаты, что после любого события он мог заявить что угодно.

Так он поступил и в этот раз.

– Помните, я говорил, что нас ждут пурпурные вибрации? – сказал он, поднимая руки над головой и плавно опуская их к подбородку. – Что ж… По-моему, почти шестиминутный отказ систем более чем можно назвать пурпурным. Что скажете?

Поджав губы, он ждал ответа. Особенно сильно в Оракуле раздражало то, что он был нам нужен. Без него присматривать за Седьмым уровнем будет некому.

Оракулу надоело ждать. Он откинулся на спинку кресла и сложил пальцы домиком.

– Скажу вам вот что, друзья мои: впереди нас ждет пурпурная полоса. Попомните мои слова, – и он отсоединился.

Я вернулся в свою комнату, чтобы успокоиться, расслабиться, поразмыслить о будущем, попытаться что-то придумать. На планшете снова была камера Заключенного 428. Он стоял там и бесстрастно смотрел на меня, приподняв бровь. Словно чего-то ждал. Возможно, все это – его рук дело? Подумав об этом, я вздрогнул.

Я выключил планшет, и на мгновение мне показалось, что 428-й все еще пристально смотрит на меня с экрана. Что же ему известно? Что на самом деле известно Заключенному 428?