Читать книгу Кинжал Челлини - Джеймс Хедли Чейз, Джеймс Чейз - Страница 2

Мой кабинет находился на шестом этаже старого здания на окраине Сан-Луис-Бич. С рассвета и до заката в окно нескончаемым потоком врывались крики детей и шум транспорта. Сосредоточиться днем там было практически невозможно.

Поэтому умственной работой я занимался в основном после заката; последние пять ночей я ломал голову, пытаясь отыскать выход из того затруднительного положения, в которое попал. Я чувствовал себя побежденным. Надежды выкрутиться не было. После пары ночных мозговых атак я убедил себя в необходимости сматывать удочки во избежание больших потерь.

Я пришел к такому заключению жаркой июльской ночью, в десять минут двенадцатого, спустя ровно восемнадцать месяцев после моего приезда в Сан-Луис-Бич. По такому случаю следовало выпить. Подняв бутылку, которую я держал под рукой, и убедившись в том, что она пуста, как мои карманы, я вдруг услышал шаги на лестнице.

Другие кабинеты на моем и нижних этажах ночью были заперты. Люди уходили в шесть часов вечера и появлялись утром к девяти. В доме, кроме меня, остались только мыши; топот чьих-то ног разогнал их по щелям. Уже давно никто, кроме полицейских, не наведывался ко мне. Вообще-то, я не ждал визита лейтенанта Редферна в такое время, но иногда Редферн поступал странным образом; он мог внезапно изобрести способ избавиться от меня. Он воспользовался бы подвернувшейся возможностью выгнать меня из города в любое время суток.

Шаги раздались в коридоре. Человек не спешил, он был явно грузен и двигался размеренно.

Я нащупал в кармане окурок, чиркнул спичкой и закурил. Это был мой последний «бычок», я приберегал его на подобный случай.

В коридоре горел свет, он проникал через матовое стекло двери; настольная лампа отбрасывала яркое пятно на поверхность письменного стола, но остальная часть комнаты оставалась темной. За полупрозрачной дверью появилась тень, возле порога замер великан. Его плечи заслоняли стекло. На голове размером с большую тыкву сидела шляпа, подобная той, что носили киношные рыцари плаща и шпаги в те времена, когда я пешком под стол ходил.

Постучав, незнакомец повернул ручку и распахнул дверь. Человек, остановившийся у порога, напоминал своими габаритами двухтонный грузовик. Под носом у него торчала тоненькая щеточка усов, а уставившиеся на меня маленькие, заплывшие жиром темные глазки напоминали дикую сливу в сахаре. На вид ему было лет пятьдесят, не больше. Он страдал одышкой, свойственной тучным людям. Тулья его шляпы находилась чуть выше края дверного проема, и ему пришлось пригнуться примерно на дюйм, чтобы пройти в комнату. На нем было длинное тесноватое пальто с воротником из каракуля и начищенные до блеска туфли на полуторадюймовой подошве.

– Мистер Джексон?

Скрипучий, высокий голос мужчины не гармонировал с его габаритами.

Я кивнул.

– Мистер Флойд Джексон?

Я снова кивнул.

Он шагнул в комнату и, не оборачиваясь, захлопнул дверь.

– Вот моя визитная карточка, мистер Джексон.

Он бросил карточку на мой стол. С его появлением комната стала тесной, в ней уже не хватало воздуха.

Не двигаясь, я посмотрел на карточку. Там значились лишь его имя и фамилия. Ни адрес, ни профессия не были указаны. Только два слова: Корнелиус Горман.

Пока я разглядывал карточку, он пододвинул стул к столу. Крепкий, добротный стул, сработанный на века, жалобно заскрипел под весом Гормана. Теперь, когда гость сел, в кабинете образовалось немного свободного пространства и воздух снова зациркулировал.

Он положил пухлые пальцы на конец трости. Бриллиант размером чуть поменьше круглой дверной ручки сверкнул на мизинце гостя. Кем бы ни был Корнелиус Горман, деньжата у него водились. Я явственно ощутил их запах. Мой нос великолепно улавливал аромат банкнот.

– Я наводил о вас справки, мистер Джексон, – сказал он, изучая мое лицо. – Говорят, вам палец в рот не клади.

Во время последнего визита лейтенант Редферн заявил мне примерно то же самое правда в более резких тонах.

Я молчал. Любопытно, что ему обо мне известно.

– Вас считают умным и хитрым; очень, очень хитрым и ловким, – продолжил толстяк. – У вас есть голова на плечах, и вы не страдаете от избытка честности. Вы человек отчаянный, мистер Джексон, но вам не откажешь в мужестве, выдержке и силе характера.

Он посмотрел на меня поверх своего бриллианта и расплылся в улыбке. Почему-то, без видимой причины, кабинет показался мне парящим высоко в воздухе, а ночь – тихой, прозрачной. Я представил себе кобру, притаившуюся в зарослях, – жирную, гладкую, но опасную.

– Мне сказали, вы провели в Сан-Луис-Бич восемнадцать месяцев, – еле слышно продолжил он. – До этого вы работали детективом в одном из нью-йоркских банков. Сыщику, служащему в банке, легко преуспеть в шантаже. Возможно, именно поэтому вам предложили уволиться. Обвинение не было предъявлено, но вы жили явно не на одну лишь зарплату. Ваш босс призадумался, мистер Джексон, и решил проявить осторожность.

Он смолк, его маленькие глазки буравили меня.

– Вы ушли оттуда, – продолжил он после паузы, – и вскоре стали сотрудником фирмы, занимающейся охраной гостиниц. Вскоре на вас пожаловался хозяин одного отеля. Вы, кажется, взимали плату с гостиницы в обход вашего работодателя. Вы отвергли обвинение, компания сочла свидетельства вашего мошенничества недостаточными для возбуждения дела, но вам предложили покинуть фирму. Затем вы жили на средства вашей подруги, точнее, одной из ваших многочисленных подруг. Но ей надоело давать вам деньги, которые вы тратили на других молодых женщин, и она порвала с вами.

Спустя несколько месяцев вы решили стать независимым частным детективом. По поддельному удостоверению личности вы получили у прокурора штата лицензию. Вы выбрали местом жительства Сан-Луис-Бич, потому что здесь обитают богачи, а конкурентов мало. Вы специализировались на разводах и некоторое время процветали. Но и в такой области есть возможность заниматься шантажом. В полицию поступила жалоба на вас, и началось расследование. Благодаря врожденной изворотливости вам удалось избежать серьезных неприятностей. Но теперь фараоны хотят выгнать вас из города. Они здорово осложняют вам жизнь. Ваша лицензия аннулирована; власти оставили вас без работы – точнее, они полагают, что им удалось это сделать, но мы-то с вами знаем правду.

Потянувшись вперед, чтобы погасить окурок, я приблизился к бриллианту. Он тянул тысяч на пять, если не больше. Шишки поважнее толстяка Гормана оставались без пальцев из-за таких камушков. Перстень волновал меня.

– Сейчас вы пытаетесь работать как частный детектив, не имея возможности рекламировать свои услуги и повесить табличку на двери. Полицейские следят за каждым вашим шагом; обнаружив, что вы выполняете чьи-то поручения, они привлекут вас к ответственности. Хотя вы оповестили своих приятелей, работающих в барах, о вашей готовности принять любого клиента, никто пока к вам не обратился, и вы сидите на мели. В течение последних пяти ночей вы мучились вопросом, остаться вам здесь или уехать. Вы решили уехать. Я прав, мистер Джексон?

– Проверьте, – сказал я, откинувшись на спинку кресла.

Я испытывал любопытство. Толстяк Горман заинтриговал меня. Возможно, он мыльный пузырь, решивший пустить мне пыль в глаза своим бриллиантом; но все же его шляпа и камень ценой в пять штук казались мне декорацией, за которой скрывается нечто значительное. Подвижные черные глазки Гормана свидетельствовали о быстром уме. Форма рта тоже говорила многое. Поставьте лист бумаги на ребро, и вы получите представление о толщине его губ. Он явно был из тех парней, для которых самый сладостный миг во время корриды – тот, когда рог входит в тело лошади. Видеть, как кишки вываливаются из конского брюха, явно доставило бы ему удовольствие. Несмотря на полноту, в нем угадывалась страшная сила, я чувствовал: стоит Горману сомкнуть пальцы на моем горле, и из ушей у меня тотчас брызнет кровь.

– Не уезжайте, мистер Джексон. У меня есть для вас работа.

Ночной воздух, врывавшийся в распахнутое окно, холодил мне спину. Появившаяся из темноты бабочка заплясала вокруг настольной лампы. На потолке играли яркие «зайчики» от бриллианта. Мы смотрели друг на друга. Паузы хватило бы на то, чтобы дойти до конца коридора и вернуться обратно.

Наконец я произнес:

– Какая работа?

– Хитрая, мистер Джексон. В вашем вкусе.

Я проглотил его слова. Он знал, с кем имеет дело. Пусть пеняет на себя.

– Почему выбор пал на меня?

Он дотронулся до усов толстым пальцем.

– Его определил характер поручения.

Ему это показалось достаточным объяснением.

– Пожалуйста, подробнее, – сказал я. – Готов выслушать ваше предложение.

Горман перевел дух. Наверно, он боялся, что я быстро выставлю его; он не знал, что ссориться с обладателями крупных бриллиантов не в моих правилах.

– Позвольте сначала обрисовать вам ситуацию, а после я объясню, в чем состоит моя просьба.

Обдав меня струей воздуха, выпущенной из легких, Горман продолжил:

– Я театральный агент.

Это походило на правду. Кто еще напялит широкополую шляпу и пальто с каракулем в такую жару?

– Я представляю интересы нескольких звезд первой величины и несметного числа звездочек рангом пониже, – сказал он. – Среди последних – одна молодая женщина, которая развлекает гостей на холостяцких пирушках. Ее зовут Веда Ракс. Она артистка стриптиза. Причем артистка талантливая – иначе я не имел бы с ней дела. Это подлинное искусство.

Он поглядел на меня поверх бриллианта. Я постарался сделать вид, будто верю ему, но вряд ли мне это удалось.

– Вчера вечером мисс Ракс выступала на приеме, устроенном мистером Линдсеем Бреттом для группы бизнесменов.

Маленькие черные глазки, прикованные к бриллианту, внезапно уставились на меня.

– Вы о нем слышали?

Я кивнул. Я считал своим профессиональным долгом знать хоть что-то о каждом жителе Сан-Луис-Бич, чей годовой доход выражался более чем пятизначной цифрой. Бретт владел большим домом, расположенным в нескольких милях от города, – ему принадлежало здание в самом конце Оушн-Райз, бульвара, где жили миллионеры. Утопающий в зелени Оушн-Райз тянется до предгорья. Дома там окружены просторными угодьями и обнесены высокими заборами. Жить там было дорогим, очень дорогим удовольствием. Но Бретт не знал, что такое финансовые трудности. Он имел яхту, три автомобиля, пять садовников и питал слабость к молоденьким блондинкам. Когда Бретт не принимал гостей, не пьянствовал и не баловался с блондинками, он выкачивал доллары из пары нефтяных скважин и сети магазинов, протянувшейся от Нью-Йорка до Сан-Франциско.

– Когда Веда Ракс закончила свое выступление, Бретт пригласил ее остаться с компанией, – сказал Горман. – Позже он стал демонстрировать гостям коллекцию антиквариата. Недавно он приобрел кинжал, изготовленный Челлини. Чтобы показать его гостям, Бретт открыл сейф, вмонтированный в стену. Мисс Ракс сидела возле сейфа; когда хозяин вращал ручку замка, девушка бессознательно зафиксировала в памяти код. Должен отметить, у нее удивительно цепкая память. Кинжал произвел на Веду Ракс сильное впечатление. Она сказала мне, что не видела более красивой вещи.

Пока что мне было непонятно, причем здесь я. Мне захотелось выпить. А еще – лечь в постель. Но мое бедственное положение вынуждало меня слушать толстяка. Я снова принялся любоваться его бриллиантом.

– Когда гости начали расходиться, Бретт проводил мисс Ракс в предоставленную ей комнату. Согласно договоренности девушка должна была переночевать в доме Бретта, поскольку утром веселье предполагалось продолжить. И тут Бретт начал приставать к мисс Ракс. Наверно, он решил, что она будет легкой добычей. Мисс Ракс отвергла его домогательства.

– Неужто она ждала другого обращения? – раздраженно сказал я. – Если девушка выступает со стриптизом, ее считают доступной.

Проигнорировав мое замечание, он продолжил:

– Веда принялась отбиваться, Бретт рассвирепел, и дело могло кончиться скверно, если бы двое гостей, услышав шум, не заглянули в комнату. Бретт просто взбесился, он пообещал Веде рассчитаться с ней за то, что по вине девушки он предстал перед друзьями в смешном виде. Бретту удалось испугать Веду. Он явно собирался исполнить обещанное.

Я поерзал в кресле. По мне, пусть бы делал с ней что хочет: девица, которая раздевается перед пялящимися на нее полупьяными мужчинами, не вызывает у меня сочувствия.

– Заснула Веда с трудом. Ночью ей приснился сон, – сказал Горман и замолчал.

Он вытащил из кармана портсигар, раскрыл его и положил на стол.

– Я вижу, вы хотите курить, мистер Джексон.

Я поблагодарил его. Он держал руку на моем пульсе. О сигарете я мечтал еще сильнее, чем о выпивке.

– Ее сон тоже относится к делу? – спросил я и добавил к валявшимся под столом спичкам еще одну.

– Ей приснилось, что она спускается вниз по лестнице, открывает сейф и забирает из него футляр с кинжалом, оставляя там свою пудреницу.

Мурашки пробежали по моей спине. Я замер. Выражение смертельной скуки осталось на моем лице, но в голове зазвенел сигнал тревоги.

– Когда она проснулась, часы показывали шесть утра. Мисс Ракс решила покинуть дом, не дожидаясь пробуждения хозяина. Быстро собравшись, она ушла, никем не замеченная. Только днем, разбирая сумку, она обнаружила на дне ее кинжал Челлини.

Я взъерошил пальцами шевелюру и испытал сильное желание выпить. Тревожный колокольчик звенел не умолкая.

– Бьюсь об заклад, ее пудреница исчезла, – произнес я, демонстрируя Горману, что я ловлю каждое его слово.

Он сердито посмотрел на меня:

– Совершенно верно, мистер Джексон. Она тотчас поняла, что случилось. Будучи чем-то встревожена, Веда становится сомнамбулой. Ночью она действительно взяла кинжал Челлини. Это был не сон, это произошло в действительности.

Он долго приближался к сути, но наконец выложил ее. Мы посмотрели друг на друга. Мне было что ему сказать, но я сдержался. Сегодня его вечер; я только фыркнул. Пусть он поломает голову над моей реакцией.

– Почему она не отнесла кинжал в полицию и не объяснила там ситуацию? – спросил я. – Они бы уладили инцидент с Бреттом.

– Все не так просто. Бретт угрожал ей. Если его задеть, он становится опасен. Мисс Ракс почувствовала, что он может возбудить против нее дело.

– Не может, если она явится в полицию по собственной воле. Нет состава преступления.

Горман снова выдохнул воздух в мою сторону. Его узкие губы искривились.

– Бретт может сказать следующее: совершив кражу, мисс Ракс поняла, что продать кинжал невозможно. Тогда она решила пойти в полицию и рассказать там сказку о своем лунатизме.

– Но наличие пудреницы в сейфе подкрепило бы ее заявление. Находясь в бодрствующем состоянии, она не оставила бы пудреницу в сейфе.

– А если Бретт не подтвердит, что пудреница лежала в сейфе?

Я с сожалением погасил окурок. Я давно не курил таких сигарет.

– Почему она не может продать кинжал, если он такой ценный?

– По простой причине: он уникален. Челлини изготовил только два таких кинжала. Один из них хранится в Уффици, другой – собственность Бретта. Это известно каждому антиквару. Поэтому без личного участия Бретта сделка не состоится.

– О’кей, пусть Бретт выдвигает обвинение. Устроив перед присяжными стриптиз, она сразит их наповал. Готов спорить, они ее оправдают.

Даже на это у него имелся ответ:

– Мисс Ракс не может позволить себе такой публичный акт. Пресса непременно проявит интерес к делу, в котором участвует Бретт. Это погубит ее карьеру.

Тут я сдался:

– Так что же происходит? Бретт возбуждает дело?

Горман улыбнулся:

– Теперь мы добрались до самого интересного, мистер Джексон. Сегодня рано утром Бретт отправился в Сан-Франциско. Вернется он послезавтра. Он не знает о пропаже кинжала.

Я догадался, что последует за этим, но хотел, чтобы он все выложил сам.

– И что же мы делаем? – произнес я.

Моя тактика принесла результат. Он извлек из внутреннего кармана пачку денег, которой можно было заткнуть глотку лошади. Горман отсчитал десять стодолларовых купюр и разложил их на столе веером. Они были новенькие, хрустящие, еще пахнущие краской. Я и раньше подозревал, что Горман пришел не с пустыми руками, но не рассчитывал увидеть такую внушительную сумму. Я подвинул кресло вперед и присмотрелся к банкнотам повнимательней. Они показались мне настоящими. Но вот только лежали деньги на его половине стола.

– Я хочу воспользоваться вашими услугами, мистер Джексон, – тихо сказал он. – Такая сумма вас заинтересует?

– Да, заинтересует, – ответил я, не узнавая своего голоса, и дрожащей рукой провел по волосам, желая убедиться в том, что моя голова на месте. При виде такого числа сотенных мое давление стремительно подскочило.

Из другого кармана Горман вытащил красный кожаный футляр. Он раскрыл его и подтолкнул ко мне. Я растерянно уставился на сверкающий золотом кинжал; он лежал на белом атласном ложе. Кинжал, длина которого составляла примерно фут, был украшен резными изображениями цветов и животных, а эфес увенчан изумрудом. В общем, красивая игрушка, но на любителя. Я к подобным безделушкам равнодушен.

– Это кинжал Челлини, – медовым голосом произнес Горман. – Я хочу, чтобы вы положили его обратно в сейф Бретта, а пудреницу оттуда забрали. Я понимаю, эта процедура выглядит несколько неэтично, вы сыграете роль взломщика, но вам не придется ничего красть, а гонорар соответствует риску. Вы получите тысячу долларов.

Я знал, что мне не следует прикасаться к этим деньгам и двадцатифутовым шестом. Тревожный звоночек предупреждал меня о том, что этот торговец женской наготой считает Флойда Джексона простофилей. То, что его рассказ про кинжал Челлини, артистку стриптиза, страдающую сомнамбулизмом, пудреницу в сейфе – ложь, догадался бы и ребенок. Мне следовало послать Гормана куда подальше. Теперь я жалею, что не сделал этого. Я мог избежать многих неприятностей, в том числе – обвинения в убийстве. Но стремление получить десять сотенных жгло мою душу; я решил, что сумею извлечь выгоду из ситуации и выйти сухим из воды. Если бы я не сидел на мели и Редферн не преследовал меня, я бы принял иное решение. Но что толку говорить об этом теперь?

Я ответил Горману согласием.