Читать книгу Фокусница - Джеймс Хедли Чейз, Джеймс Чейз - Страница 6

В общем, я ее уломал. Не сразу, поскольку переупрямить ее ох как непросто!

Знаете, некоторым мужчинам нравятся волевые, целеустремленные женщины, – дескать, с ними, по крайней мере, все понятно. Но у меня с такими разговор короткий: вот тебе упаковка козинака, иди и грызи. Когда девушка твердо знает, чего хочет, она всегда на один скачок впереди, и это чревато тяжелыми последствиями. Потому что, если ты хочешь исподволь втянуть ее в свою игру, тебе необходимо прыгнуть в два раза дальше – эдак недолго и пупок надорвать. Как бы то ни было, я ее окрутил. Остальное не имеет значения. Мне удалось убедить ее в том, что пара дней работы на Анселла избавит ее от тюремного срока и, возможно, позволит сорвать приличный куш. Зачем вдаваться в подробности? Главное – результат. Мне было о чем подумать и чем заняться, но вам это неинтересно. Важно ведь, что из этого вышло, а не как я это провернул. Если коротко, мы договорились остаться вчетвером в гостинице. Место не хуже других, и, пока мы не выработали четкого плана действий, совершенно незачем было кататься по округе, как горошинам по тарелке. Мы сняли номера и устроились. Закрыв за собой дверь, я схватился за телефон и попросил соединить меня с Мэддоксом. Едва он услышал, что я нашел девицу, его чуть удар не хватил. Судя по всему, он далеко не был уверен во мне и пока не особо задумывался о деталях газетной истории. Но на одном он стоял твердо: ее должны похитить бандиты, уж очень соблазнительно было поведать миру о том, как тридцать головорезов вламываются в гостиницу и увозят красотку неведомо куда.

Я изложил ему свои соображения, и опасность инсульта миновала: мне казалось, я слышал, как с каждой минутой давление в его кровеносных сосудах понижается. Под конец он сказал, что я молодец – так бы и расцеловал меня!

Моя идея заключалась в следующем. Я отвезу девушку в Тепостлан и соберу материал про бальзам от змеиных укусов. Это само по себе уже сенсация. По дороге из Тепостлана Миру похитит шайка проходимцев. Одного я хорошо знал, он жил в горах неподалеку и за пару сотен легко обтяпал бы это дельце. От меня требовалось только сделать несколько снимков, а после инсценировать ее спасение. Дальше совсем просто.

На всю операцию по плану отводилась неделя. Мэддокс пришел в восторг. Новость о чудодейственном эликсире так его взбудоражила, что он высказал пожелание вложиться в это предприятие. Я не стал его отговаривать, но про себя подумал, что, если дело и вправду выгорит, я лучше сам войду в долю. Пользуясь случаем, я выжал из него согласие компенсировать мне все разумные накладные расходы – разумные в моем понимании, не в его, – и повесил трубку. С этим разобрались.

Затем я позвонил Полу Джудену и вкратце пересказал свой разговор с Мэддоксом. После чего сообщил, куда переправить мои вещи, истребовал денег и поинтересовался, доволен ли он няней. Он пообещал выполнить все мои просьбы и сказал, что треп про няню – просто шутка. Он же знал, что я знаком с его женой.

Покончив с неотложными делами, я подумал, что мне не мешало бы поговорить с Мирой по душам. Узнать ее поближе, упрочить нашу дружбу и заодно проверить, так ли она непреклонна, как кажется. Я вышел в коридор и заглянул к ней в номер – ее там не было.

Обнаружил я ее внизу, в тени банана: она копалась во внутренностях своего «кадиллака». Услышав мои шаги, Мира оглянулась и закрыла капот.

– Хватит работать, – сказал я. – Видала, какие тут горы? Давай съездим посмотрим на них вблизи. Только представь: красотища, простор, вольный ветер бьет в лицо… Где еще почувствуешь себя человеком с большой буквы?

Она скептически посмотрела на меня, но, должно быть, что-то в моих словах подействовало на ее воображение, и она без слов села в машину. Я устроился рядом, мы мягко затряслись по булыжной мостовой через площадь и выехали на шоссе.

Мы ни словом не перемолвились, пока не добрались до горной дороги, а когда начали петлями взбираться наверх, с тихим шелестом скользя по краю обрыва, Мира вдруг сказала:

– Могли бы вот так ехать и ехать и ни о чем не беспокоиться… А надоест ехать вместе, скажем друг другу «до свидания» – тогда и вовсе беспокоиться будет не о чем.

– И мир навсегда останется без противоядия, и нам будет стыдно!

– Надеюсь, ты не поверил в эти байки?

– Почему? Поверил, – ответил я. – И, кроме того, ты же обещала подыграть старику Анселлу.

– Надо же, газетчик заговорил об обещаниях. Смешно!

Я внимательно посмотрел на нее:

– Задумала обвести доверчивого старичка вокруг пальца?

– Меньше всего я думаю о нем, – сообщила она, сбрасывая скорость: мы проезжали вытянувшиеся в ряд старые, обшарпанные дома и лотки под тряпичными навесами. – Никто не смеет указывать мне, как жить. Я просто сказала, что мы могли бы ехать и ехать и не возвращаться.

Поселок остался позади, и «кадиллак» снова начал карабкаться вверх. Я понятия не имел, как называется это место, да и знать не хотел. Мы приближались к лесистым склонам, с каждой милей следов человеческого пребывания становилось все меньше. Редкие индейцы, трусившие взад-вперед на своих осликах, и те почти исчезли. Внезапно Мира затормозила, свернула с дороги и остановилась в тени деревьев на краю леса.

– Выйдем? – предложила она.

Вслед за ней я вылез из машины и растянулся на сухой порыжелой траве. Она подняла голову к пронзительно-голубому небу и слепящему солнцу, зажмурилась и тихо вздохнула, млея от блаженства.

А меня охватило странное волнение. Не знаю, как это объяснить, но от ее сверкающих, отливающих металлом волос, белой колонны горла, изгиба фигуры под кроваво-красной блузкой, от ее маленьких изящных рук с тонкими пальцами, отважной линии рта и упрямого подбородка со мной что-то приключилось. Я поневоле начал перебирать в памяти разных женщин, чтобы найти хотя бы одну, способную сравниться с этой юной красоткой. Перед моим внутренним взором проплывали бледные тени – и никто, никто из них ей в подметки не годился!

– Знаешь, сестренка… – начал я.

– Минуточку, – прервала она, – ты не можешь обойтись без «сестренки»? У меня есть имя. Мира Шамвей. Мы с тобой знакомы. Припоминаешь?

– Уж лучше ты была бы мне сестрой, – угрюмо заметил я.

– Ох уж эти крутые парни, у вас только одно на уме! Не мытьем, так катаньем подчинить себе. По-другому вы с женщинами обращаться не умеете.

– А как еще с вами обращаться, если вы без конца угощаете нас то жгучим словцом, то холодным душем? – ухмыльнулся я. – И, кроме того, умение подчинять приближает к цели.

– Только не со мной, – заявила она и, внезапно повернувшись, оказалась совсем близко. – Оставь свое умение при себе. Я не желаю играть в эти игры.

Я подумал: «Знала бы ты, радость моя, какую роль я сочинил для тебя, уже метала бы громы и молнии». Но вслух сказал, небрежно пожав плечами:

– Давай не будем начинать все сначала. Пройдет какая-нибудь неделя – и сама скажешь мне спасибо. Ты ведь не боишься встречи с этим, как его, Куинном?

– Я еще не встречала двуногого, который…

– Помню, помню, ты мне уже говорила.

– Но все равно это безумие, – продолжила она. – На словах-то легко, а на деле… Чистое безумие! Я же не знаю их языка. Они сразу поймут, что я самозванка.

– Доверься доку. Он все продумал. Чего тебе волноваться?

Она порылась в сумочке и вынула колоду карт.

– В тебе что-то есть, – сказала она, тасуя карты: мне показалось, будто перед глазами мелькнула радужная дуга. – Только что?

– Когда я был маленький, – объяснил я, приподнявшись на локте, – мама натирала меня медвежьим жиром. Вот откуда у меня характер и сила духа.

Она протянула руку и достала из моего нагрудного кармана четырех тузов.

– По-твоему, я серьезная девушка?

Я смотрел, как карты порхают в ее тонких пальцах.

– Ага, – сказал я, и у меня отчего-то сжалось горло. – Мало того, по-моему, ты девушка необыкновенная.

Она с интересом взглянула на меня:

– Правда?

– Мгм, ну да. И прежде чем мы распрощаемся, нам предстоит узнать друг друга ближе, намного ближе.

Она наклонилась ко мне и выудила у меня из-под манжеты короля пик. Я вдохнул запах ее волос. Так пахла душистая сирень в приусадебном саду, когда я однажды гостил летом в Англии.

– Ты думаешь?

Я поймал ее за руку и притянул к себе. Она не сопротивлялась.

– Думаю, – ответил я, и моя рука скользнула ей за спину. – Намного ближе.

Мы лежали, обнявшись, и я видел отражение облаков в ее глазах.

– Думаешь, тебе понравится? – спросила она, почти касаясь губами моих губ.

– Наверное… пока не знаю. – И я жадно приник к ее рту.

Она лежала неподвижно. Мне хотелось, чтобы она закрыла глаза и расслабилась, но нет. Я чувствовал, как напряжены мышцы ее спины. Чувствовал губами ее твердые, по-детски сжатые губы.

Она не пыталась меня оттолкнуть, но целовать ее было все равно что целовать тыльную сторону собственной ладони. Я разжал руки и снова откинулся назад, опершись на локоть.

– Ладно, забудь.

Она немного отодвинулась от меня. Дотронулась пальцами до своих губ.

– Мне показалось или ты вкладывал в это какой-то особый смысл? – спросила она, поджав под себя ноги и оправляя юбку.

– Не показалось, – ответил я. – И что с того? Иногда все идет как по маслу, но это не наш случай. Главное – не торопить события в таких делах.

– Нет, – серьезно возразила она, пристально глядя мне в лицо. – Главное – не допускать таких дел.

И я призадумался. Действительно, что на меня нашло? Чего я добиваюсь? У меня ответственное задание с реальной перспективой отхватить 25 000 долларов. А я, рискуя профукать свой шанс, вздумал тискать девчонку, которая нужна мне как прошлогодний налоговый вычет. Все из-за ее волос. Я же говорю, блондинки – моя слабость.

– Ну что, тебе уже не хочется узнать меня ближе – намного ближе? – допытывалась она, не спуская с меня пристального взгляда.

– Там видно будет, – не сдавался я. – Попытка не пытка. Помню, была у меня одна рыжая из Нового Орлеана… Я тебе не рассказывал?

– Нет, и не надо, – отмахнулась она, поднимаясь с земли. – Могу себе представить.

– Это вряд ли, – усомнился я, испытующе глядя на нее. – Фигурка – как песочные часы. Ух!.. С такой каждая минута на вес золота.

Она медленно пошла в сторону «кадиллака».

– Так ты не хочешь мне помочь? Несмотря на то, что я была с тобой чрезвычайно мила?

– Да в чем дело? – Я тоже поднялся и нагнал ее. – С утра тебя вроде бы все устраивало.

– А теперь, – сказала она, садясь за руль, – я в этой затее полностью разочаровалась.

– Не надо рубить с плеча, – предостерег я ее, чувствуя, как от пыльной дороги на меня дохнуло жаром. – Смотри на вещи шире!

– В чем твоя выгода? – спросила она и завела мотор. – Тебе явно не все равно, иначе ты не стал бы так давить на меня.

– Репортаж! – объяснил я. – Будь ты на моем месте, девочка, ты поняла бы, что это значит. Это сенсация, это слава, это моя фотография на первой полосе!

– А ты никогда не думал о тех, кто заворачивает в твою газету кусок сырого мяса? – поинтересовалась она, медленно сдавая назад, к дороге.

– Ну зачем же так, – поморщился я. – Циничные выпады губят твой романтический образ.

Она немного прибавила скорость, и мы начали спускаться по крутому серпантину.

Впереди уже маячил горный поселок, мимо которого мы проехали на подъеме.

– Давай остановимся, выпьем пива, – предложил я. – В горле пересохло.

Мы въехали на булыжную мостовую, миновали живописную группу цветочниц-индианок, протягивавших нам пестрые букеты, и затормозили возле маленькой пивной. Перед входом под ярким тентом стоял длинный чугунный стол со скамьей. Из дверей несло пивом и потом.

– Внутрь не пойдем, – сказал я, усаживаясь за стол под навесом. – Там дышать нечем, прямо как у нас в редакции.

Она села рядом, сняла широкополую соломенную шляпу и бережно положила ее на стол.

Пожилой щуплый мексиканец вышел из пивной и поклонился. В его глазах мне почудилась тревога, – должно быть, у бедняги неприятности, подумал я. Приняв заказ, он молча удалился.

– У этого малого такой вид, будто на него давит не только собственная шляпа, – сказал я, расстегивая пиджак и незаметно отлепляя от тела рубашку.

– Все они одним миром мазаны, – равнодушно заметила моя спутница. – Их главная забота – угадать, куда прыгнет блоха. Когда-то я их жалела, потом перестала… – Она осеклась, и ее глаза расширились. Она сидела вполоборота ко мне и, вероятно, увидела позади меня что-то необычное.

Я оглянулся. Вход в бар заслоняла фигура толстяка. Да какого! Ничего подобного я в жизни своей не видывал. Он был не просто толст, он был огромен – дюймов на семь больше шести футов[11]. На голове соломенное сомбреро, могучие плечи укрыты сарапе[12], однако, помимо этих традиционных атрибутов, я успел заметить добротный черный костюм и мягкие ковбойские сапоги с серебряной отделкой.

Гигант стоял, прислонившись к дверному косяку, с толстых губ свисала сигарета, черные глаза неподвижно смотрели на Миру.

Его глаза особенно поразили меня – непроницаемые, как у змеи. Этот тип определенно мне не нравился. В том, что он не здешний, я ни секунды не сомневался, в деревенском захолустье такие не водятся. Он откровенно пялился на Миру, и от его самоуверенной наглости мне сделалось не по себе.

– Каков красавчик, а? – бросила мне Мира. – Не может быть, чтобы это был один человек. Спорим, что у его мамаши родилась двойня? Наверно, сунула мальцов в горячую ванну, а после не смогла разлепить?

– Послушай, куколка, – сказал я приглушенно, – побереги свое остроумие для меня, ладно? Этот типус его не оценит.

Человек-гора вынул сигарету изо рта и щелчком отправил ее в мою сторону. Она упала на стол между мной и Мирой.

Если бы кто другой выкинул подобный номер, я бы не раздумывая надавал ему по ушам, но из странного суеверия мне претит задирать того, кто вдвое здоровее меня. Я уже говорил вам об этом. Ну а если мужик здоровее меня втрое, я стерплю от него почти что угодно, прежде чем решусь ответить.

Мира всячески подстрекала меня ввязаться в драку. Таковы женщины. Им кажется, что вступить в неравный бой – значит доказать свою доблесть.

– Слабо ткнуть его в жирное пузо? – спросила она.

Возможно, великан не понимал никакого языка, кроме родного, но поди знай! В наше время образованных пруд пруди, и среди них попадаются такие, на кого сроду не подумаешь.

– Чего ты добиваешься? – сказал я шепотом. – Чтобы я поскорее совершил самоубийство?

– Лучше сидеть и смотреть, как этот жиртрест меня оскорбляет? – возмутилась она, сверкнув глазами. – Ты что, не видишь? – И она показала на окурок, дымившийся возле ее руки.

– Всего-то? Пустяки, чистая случайность. Никто не хотел тебя оскорбить. Успокойся. Из-за мнительных дамочек в мире вспыхивают революции.

Тощий мексиканец опасливо протиснулся мимо толстяка, словно тот был не человек из плоти и крови, а смертоносная боевая машина вроде «черной вдовы»[13], подал нам пиво и вновь шмыгнул внутрь.

Толстяк опять закурил, пару раз пыхнул, вынул сигарету изо рта и щелчком направил ее к нам. Пока сигарета описывала в воздухе дугу, я поспешно накрыл рукой свою кружку, но сигарета спикировала в кружку Миры. Прежде чем она успела пикнуть, я быстро поменял кружки местами.

– Вот, пей на здоровье, сладкая моя, только не надо поднимать шум!

Выражение ее лица меня испугало. Она побледнела, глаза вспыхнули, как у кошки в темноте.

Внезапно толстяк расхохотался высоким, режущим слух смехом – как будто ложкой били по пустой кастрюле. Бока его затряслись, усы-ниточки подпрыгнули кверху.

– У сеньора в жилах молоко, – изрек он, хлопнув себя по жирным ляжкам с таким видом, словно его осчастливили.

У меня мелькнула мысль дать-таки ему в сальную рожу, но что-то меня остановило. В здешних краях я давно не новичок и на громил всех мастей насмотрелся вдоволь, но этот экземпляр был совсем другой породы. Его могла бы убедить только пуля, а револьвера я с собой не захватил.

Вот что меня остановило – меня, но не Миру. Она одарила его взглядом, который приструнил бы и отбившегося от табуна жеребца.

– А не пошел бы ты искупаться в озере – или сразу в двух, если одного для такой туши мало!

В повисшей тишине можно было бы услышать, как перышко опустилось на землю.

Жиртрест перестал смеяться.

– У тебя слишком большой рот, крольчонок, – произнес он. – Доведет тебя до беды.

О боже! Он не шутил.

– Уйди с солнца, толстушка, – посоветовала ему Мира, – пока кумпол не расплавился. Сходи проветрись, короче, скройся – смойся – сгинь!

Мексиканец сунул руку под сарапе – сейчас вынет пушку, подумал я и поспешил его опередить:

– Спокойно, приятель, все в порядке, мы уже уходим.

Но он на меня даже не взглянул. Ни с того ни с сего он вдруг застыл, словно гранитная глыба, а глаза выскочили у него из башки, как две поганки на длинных ножках.

Я посмотрел на Миру. Ее руки лежали на столе, и между сложенными лодочкой ладонями высовывалась треугольная голова маленькой зеленой змейки. Она быстро двигалась вперед-назад, молниеносно выбрасывая раздвоенный язык и снова втягивая его обратно. От этой картины у меня мурашки забегали по спине. Мира слегка развела руки в стороны, и змея вмиг исчезла… И вот уже Мира приветливо улыбается толстяку, как старому знакомому.

Видели бы вы этого героя! Все его бахвальство, злобу и наглость как ветром сдуло, за какую-то минуту он изменился до неузнаваемости. Закрыв рукой глаза, он обескураженно качал головой. По-видимому, изо всех сил пытался собраться – и не мог.

– С первого раза до тебя не доходит? – спросила Мира. – Вали отсюда. Не порти воздух.

Тощий мексиканец с перекошенным лицом выскочил из бара и что-то быстро сказал здоровяку, показывая на дорогу. Тот бросил взгляд в направлении трясущегося пальца, потом – с угрозой – на нас.

– Мы еще встретимся, – пообещал он. – Особенно жду встречи с сеньоритой. У нее слишком большой рот. Надо засунуть ей в рот шершня, а губы зашить. – И он поспешно скрылся в баре, оставив тощего мексиканца одного следить за стремительно приближавшимся по дороге облаком пыли.

Я расстегнул воротник.

– Слыхала про шершня?.. А ты тоже хороша, нашла с кем балагурить!

Она невозмутимо взяла со стола свою шляпу.

– Да ладно! Он перетрусил – пожелтел как канарейка.

– Это факт. И поет – заслушаешься! – добавил я. – Пойдем, нам тоже пора валить отсюда. Не нравится мне это облако, боюсь, накроет нас.

Не успели мы дойти до машины, как галопом подскакал отряд конной федеральной полиции. Коротышка с лицом цвета несвежего сливочного сыра натянул узду и спрыгнул на землю. Судя по запыленной форме, это был офицер. Он нервно озирался кругом, словно охотник, потерявший след.

Я поздоровался и машинально полез за документами. Но мои бумаги его не интересовали. Он спросил, не видали ли мы поблизости очень рослого и толстого мужчину.

Мира открыла было рот, но я шагнул вперед и локтем ткнул ее под ребра. Она прикусила язык.

– Мы никого похожего не встречали, – сказал я. – Но может быть, другие видели. Вы спрашивали?

Офицер досадливо сплюнул.

– Говорят, он был здесь. Минут пять назад, – ответил он, теребя рукоять револьвера.

– За пять минут многое может случиться, – заметил я. – Наверное, он времени зря не терял. А кто он такой?

Но офицер уже шел к тощему пожилому мексиканцу. Я подтолкнул Миру к машине и сам тоже поскорее забрался внутрь. Когда в воздухе пахнет жареным, надо поскорее сматываться.

Мира снова обрела дар речи:

– Почему ты не сказал ему? Струсил? Боишься схлопотать от жирного?

– Трусость тут ни при чем, – сказал я, включив зажигание и выжав педаль сцепления. – Просто я не вчера приехал в эту страну и давно усвоил, что здесь лучше ни с кем не связываться и ни во что не вмешиваться. До сих пор такая тактика меня выручала, и я не намерен от нее отступать. – Я поддал газу и погнал назад в Орисабу.

На Миру напал смех:

– Нет, ты видел его лицо, когда я проделала трюк со змеей?

– Видел, – без улыбки ответил я. – И слышал его обещание угостить тебя шершнем.

– Ну и? Ты же не думаешь, что он всерьез?

– Я не думаю – я знаю. Такие типы слов на ветер не бросают. Он сдержит свое обещание и даже не поморщится. Так что, если нам суждено еще встретиться, я сперва всажу в него пулю, а уж после принесу извинения.

Кажется, мой прогноз ее ошеломил, и всю дорогу до гостиницы мы проехали молча.

Богл сидел на веранде и потягивал пиво. Заметив нас на ступеньках, он помахал нам рукой.

– Где вас носило? Док с ума сходит. Решил, что вы сбежали.

– Привет, Сэмюэл. Ты бы пересел в тенек, чтобы голову не пекло, – на ходу сказала ему Мира и скрылась в гостинице.

Богл проводил ее взглядом.

– Рано или поздно она договорится, – мрачно предрек он. – Блондинки, они такие, с ними нужен глаз да глаз… Хотя у меня была одна, волосы точно как у твоей, а ворковала как голубка. Слышал бы ты ее! Каких только ласковых слов для меня не напридумывала! Представляешь?

Чего я до этой минуты точно не представлял – что под воловьей шкурой Богла бьется сентиментальная жилка.

– Избавь меня от подробностей твоей интимной жизни, – сказал я с ухмылкой. – И забудь про нежные прозвища, тебе от них никакого проку. А где сейчас док?

– Пошел шамать. Я вроде бы не голодный, но надо, наверно, чего-нибудь в себя закинуть.

– Давай вместе, – предложил я. – Одному как-то скучно.

Богл насупился.

– Не-а, по мне, лучше одному, чем с хахалем языкастой блондинки, – наконец изрек он. – Иди, я потом. Уж поесть, так с удовольствием.

– Ну как знаешь.

Я хотел пройти в гостиницу, но в этот момент на веранду неслышно поднялся мальчишка-индеец – маленький, чумазый, в грязной белой рубашке и драных штанах. В одной руке он крепко сжимал деревянный ящичек. Его глаза смерили Богла оценивающим взглядом. Тот осклабился:

– Здорово, сынок. Зашел потолковать с Дядюшкой Сэмом?

Оборванец задумчиво смотрел на него, склонив голову набок и робко переступая босыми ногами по дощатому настилу.

Богл взглянул на меня.

– Люблю детишек, – сказал он простодушно, ковыряясь ногтем в зубах. – Хорош малец, а?

Мальчишка приблизился к нему еще на несколько шажков.

– Чистим, Джонни? – с надеждой в голосе спросил он.

– Да ты не бойся, – подбодрил его Богл, не то умильно, не то плотоядно улыбаясь. – Иди сюда и все расскажи Дяде Сэму.

Пацан еще робел, но все-таки поставил ящичек на пол и повторил:

– Чистим, Джонни?

Богл выпучил глаза:

– Что значит… чистим?

– Он хочет почистить твои штиблеты, тупица, – ухмыльнулся я. – Он уже вырос из поучительных историй Дяди Сэмюэла для несмышленышей.

Богл был разочарован:

– Вот те на! Я думал, малышу не с кем поговорить.

– Чистим, Джонни? – снова завел свою песню мальчишка.

– Заклинило его, что ли? – проворчал Богл, но, заметив, что маленький оборвыш того и гляди даст деру, по-королевски взмахнул рукой. – Так и быть, сынок, на! – Он вытянул вперед слоновью ножищу.

Мальчишка шлепнулся перед ним на пол и начал проворно подворачивать штанину.

– Ладно, счастливо оставаться, я проголодался, – объявил я. – Скажу, чтобы тебе оставили чего-нибудь поесть.

– Сколько ему дать-то? – спросил Богл, глядя, как мальчишка орудует щетками.

– Да сколько хочешь, – ответил я, – оборванцам выбирать не приходится.

Еще один малец – в грязной красной рубашке – бочком поднялся по ступеням. Он быстро взглянул на Богла и стремглав кинулся к нему, отпихнув Белую Рубашку.

Богл слегка обалдел.

– Ты что ж это делаешь? – возмутился он, в то время как Красный уже деловито вынимал из своего ящичка ваксу и щетки.

– Жесткая конкуренция, – объяснил я. Предвкушая забавное зрелище, я прислонился спиной к стене и приготовился смотреть. Из собственного опыта мне было известно, что этой мелкоте дай палец – без руки останешься.

Но Богл сиял как масленый блин.

– Говорю тебе – детишки ко мне тянутся. Передраться готовы за меня.

Он не преувеличивал. Белорубашечник опомнился от удивления, вцепился конкуренту в горло и начал душить.

Такого Богл не ожидал. Он растащил драчунов в стороны и хорошенько встряхнул, держа за шкирку одного в правой, другого в левой ручище.

– Эй! Ведите себя прилично. Предупреждаю обоих…

Красный извернулся, чтобы двинуть ногой Белого, но удар – и не слабый! – пришелся по голени Богла. Тот инстинктивно разжал кулаки и, охнув от боли, схватился за ногу.

Мальчишки сплелись в клубок и покатились по веранде.

– Ну и ну! – изумленно выдохнул Богл. – Ты не можешь их утихомирить?

– Меня в свои дела не впутывай, – сказал я, с интересом наблюдая за бесятами. – Я здесь только в качестве летописца.

Богл встал со стула и в конце концов разнял их.

– А ну, цыц оба! Без драк! – рявкнул он. – Так, спокойно, каждому по туфле – идет?

Ни один не понял, что он сказал, но оба притихли и вперили в него блестящие настороженные глазенки.

Богл остался доволен результатом.

– Видал? – сказал он, снова садясь на место. – Я знаю подход к детям. С ними всегда можно договориться по-хорошему.

Едва он опустил зад на сиденье, мальчишки наперегонки кинулись к нему и разом вцепились в его правую туфлю. Пихаясь локтями и кулаками, они принялись с остервенением отнимать друг у друга его ногу. Чтобы не сползти со стула, Боглу пришлось буквально повиснуть на столе. Глаза у него чуть не выкатились из орбит. А детишки знай себе дергали, рвали, трепали его несчастную ногу, как два молодых бультерьера.

– Ну же, Сэм, договорись с ними по-хорошему, – простонал я, слабея от смеха.

Кончилось тем, что Богл отхлестал их шляпой, и они на шаг отступили, тяжело переводя дух. Если бы он вдруг превратился в сочную свиную отбивную с папильоткой на косточке, то и тогда в их глазах навряд ли могло быть больше живой заинтересованности.

Едва они попытались вновь к нему приблизиться, он угрожающе поднял шляпу.

– Назад, шантрапа! – прикрикнул он и, перехватив мой взгляд, окрысился на меня: – А ты чего лыбишься? Скажи им, чтоб не нарывались!

Я подошел и объяснил мальчишкам, что каждый может почистить одну туфлю Богла и нечего драться.

Они переглянулись, однако, прежде чем приняться за дело, пожелали уточнить, как им заплатят – каждому за все или только за половину?

Я переадресовал вопрос Боглу.

– Да ну к лешему, – буркнул он, теряя терпение. – Скажи, пусть убираются. Я думал, дети как дети. А у них только барыш на уме. Раз так, ничего мне не надо.

– Эй, кто говорил, что любит детишек? – укорил я его. – Они могут обидеться.

Богл обмахнул лицо шляпой.

– Да? Я тоже могу обидеться, – злобно ответил он. – Они мне чуть ногу не сломали.

– Дело хозяйское, – сказал я, пожав плечами, и объяснил ребятам, что Богл передумал.

Когда до них дошло, они подняли такой вой, хоть уши затыкай.

Я сам уже готов был вытолкать их пинками.

– Видишь, что ты натворил?

– Слушай, убери их, а? – взмолился Богл. – Сейчас люди сбегутся.

И точно: на крик прибежали Мира и док Анселл.

– Что тут происходит? – спросил Анселл, с удивлением озираясь вокруг поверх солнцезащитных очков.

– Ничего, – процедил Богл. – Дети плачут, эка невидаль.

Мира посмотрела на него как на вошь.

– Так ты к тому же еще и детей обижаешь! Сила есть – ума не надо? – напустилась она на Богла. – Как тебе не стыдно!

Богл в изнеможении закрыл глаза.

– Опять она… – Он зловеще постукивал пальцами по столу. – Мне рта нельзя открыть – ты уже тут как тут со своей лекцией. Слушай, этим шкетам охота почистить мне туфли. Ну а мне неохота, ясно? Тебе обязательно нужно встревать?

Пацаны прекратили вой и с надеждой воззрились на Миру, угадав в ней заступницу.

– Ему, видите ли, неохота! – не унималась Мира. – Да ты посмотри на них! Ходячие скелеты.

Богл сунул палец за воротник и повертел шеей.

– Мне плевать. Неохота, и баста! – рассвирепев, гаркнул он. – Нужно будет, вычищу сам!

– Отговорки! – фыркнула Мира. – Да ты просто жадина. Не дал заработать ребятам пару монет. Вот если бы они вычистили твои башмаки задаром – тогда пожалуйста!

Богл схватил со стола оловянную пивную кружку и смял ее в руках.

– Я передумал, я уже хочу, чтобы мне почистили туфли! – прошипел он.

– Передумал? – повторила за ним Мира. – Как можно передумать, если не умеешь думать?

Богл машинально сжимал и разжимал пальцы. Мне показалось, что он на грани астматического приступа.

– Тише, тише, – вмешался Анселл. – Ну не хочет Богл чистить туфли, и не надо, тема исчерпана. Мы испугались, что здесь кого-то убивают. Идем, Мира, у нас еда на столе.

– Обманывая ожидания детей, ты можешь нанести им тяжелую травму, – тоном заботливой учительницы сказала Мира. – Неужели никто не рассказывал тебе о механизмах подавления и вытеснения?