Читать книгу Вечное чудо жизни - Джеймс Хэрриот - Страница 12

Даже не верилось, что с моей легкой руки этот мальчик самостоятельно отправится в джунгли ветеринарной практики. Юный Джон Крукс, ставший таким своим в течение нескольких месяцев, пока наблюдал за нашей работой, набирался практических сведений и теоретических знаний, а иной раз и сам лечил, но под нашим наблюдением, теперь стоял перед моим столом, как всегда веселый и улыбающийся, и такой юный! На вид ему можно было дать лет семнадцать, не больше. И казалось нечестным, что он отправляется в эти дебри без всякой защиты.

Однако, вне всяких сомнений, передо мной стоял Дж. Л. Крукс, эсквайр, дипломированный ветеринар с чемоданом у ног, оживленный, сгорающий от нетерпения, и мне оставалось только освоиться с этим фактом.

Я откашлялся.

– Ну что же, Джон, – сказал я, улыбаясь, – поздравляю с дипломом. Теперь вы заправский ветеринар, экзамены позади, и видеть вас здесь очень приятно. Знаете, это же знаменательное событие. Вы – самый первый официальный помощник Фарнона и Хэрриота.

– Неужели? – Он засмеялся. – Как важно звучит! Но ведь, когда я проходил у вас практику, вам всегда кто-то помогал.

– Совершенно верно. В первую очередь Тристан. Но он член семьи, и формально мы никогда его помощником не считали. Иногда приходилось брать временных, но официально и формально первый вы.

– Мне очень приятно. И раз уж я тут, пора отрабатывать свой хлеб.

– Отлично. Мы оснастим вашу машину всем необходимым, а потом вам следует явиться на свою квартиру. Вы ведь поселились у миссис Барри?

Молодой человек принялся укладывать в багажник машины медикаменты и инструменты, которые могли понадобиться. Ему явно не терпелось шагнуть в непредсказуемый мир практической ветеринарии. Но неужели, спрашивал я себя, его совсем не пугает перспектива в одиночку иметь дело с суровыми йоркширскими фермерами? Справится ли он? Иной раз у новичков дело не идет, и я подержался за дерево, когда он укатил в своем «Форде-8» с набором всего необходимого в багажнике.

Во мне, как подтвердят жена и дети, спрятана старая наседка, и до конца дня я только что рук не заламывал. Как там бедный мальчик? Мы были так заняты, что и поговорить с ним не удалось. Оставалось лишь уповать, что он не попадет в неприятную историю. Хотя в большинстве наши клиенты, при всей своей суровости, были людьми доброжелательными, среди них все-таки встречались очень странные личности.

Мне вспомнилась моя стычка с майором Сайксом пару дней назад. Яростный коротышка рычал на меня, пока я занимался его лошадью: «Хэрриот, черт вас побери! Неужто ничего лучше вы придумать не могли? По-моему, вы понятия не имеете, как лечить эту проклятую скотину! – И тут же завопил на конюха: – Не туда ведро ставишь, олух царя небесного!» Угодить ему не было никакой возможности, он словесно прокатывался по людям как паровой каток, вгоняя их в землю, и обходился со всеми, и в первую очередь с ветеринарами – так мне, по крайней мере, казалось, – точно с самыми тупыми новобранцами своего полка. Я нередко ловил себя на том, что начинал вытягивать большие пальцы по швам брюк, переносясь в те дни, когда обучался на военного летчика.

В приемную я вернулся только под вечер, заглянул в книгу вызовов, и меня как током ударило: «Майор Сайкс, охотничья лошадь, ламинит». Записал Джон, и, значит, он сейчас там.

У меня глаза на лоб полезли. Кто-то из обожаемых и дорогостоящих гунтеров! И ламинит с его непредсказуемыми осложнениями. Случай меньше всего подходящий для начинающего ветеринара. Майор съест его живьем! Нет, надо самому посмотреть! И я помчался в Рувей-Грейндж.

Еще вылезая из машины, я услышал воинственный голос майора, доносящийся из конюшни, и с тоской подумал, что Джон уже угодил под каток.

Я заглянул в дверь стойла. Гнедая красавица, кобыла болезненно пригибалась в типичной для ламинита позе, подтянув задние ноги под брюхо. К ней жался жеребенок, явно родившийся совсем недавно. Майор, упершись руками в бедра, буквально кричал в лицо Джону:

– Нет, послушайте… э… э… как вас там? Крукс! Так вот, черт подери, Крукс, вы говорите, что у этой кобылы острый ламинит. Чертовская температура, еле на ногах держится, а вы мне говорите, что она выздоровеет и никаких следов не останется. Так вот: я купил ее жеребой, и купил как здоровую, а с ней теперь, значит, всегда так будет? Я слышал про лошадей, которые только и делали, что снова заболевали. Так мне, по-вашему, кота в мешке подсунули? Хоть сколько-то вы разбираетесь, чтобы на вопрос ответить, а? А?

Но молодого человека такая атака как будто ничуть не смутила.

– Послушайте, майор Сайкс, – спокойно произнес он убедительным тоном, – я же объяснил вам причину. У вашей кобылы не вышел послед, а потому развился метрит. Ламинит – обычное осложнение в подобных случаях, и хроническим он стать не может. Я ввел ей антибиотик, и через день-два сделаю еще инъекцию. Этого достаточно, чтобы убрать метрит.

Все еще кипятясь, низенький майор выставил подбородок.

– А чертов ламинит? Как вы с ним справитесь?

– Но вы же видели, я сделал ей укол и против него. – Джон озарил майора безмятежной улыбкой. – А если вы подержите ее несколько дней на отрубях и будете водить в пруд, чтобы охлаждать копыта, о чем я вам уже говорил, то она очень скоро совсем поправится.

– А, по-вашему, это у нее уже бывало?

– Нет-нет.

– Откуда вы знаете, черт подери?

– Ну, на ее копытах никаких следов ламинита нет. И поглядите сами! – Он поднял переднюю ногу кобылы. – Прелестная вогнутая подошва. Никогда прежде ламинита у нее не было.

– И он не повторится? А? А?

– Рецидив маловероятен.

– Ну, будем надеяться, что вы не ошиблись.

– Я в этом уверен. Вот увидите. Напрасно вы так волнуетесь.

Я содрогнулся и закрыл глаза. Джон протянул руку и успокаивающе погладил низенького майора по плечу. Я ждал, что майор выйдет из себя, но, к моему изумлению, на его лице появилось подобие застенчивой улыбки.

– Вы так считаете?

– Я в этом убежден. Вам не следует принимать все так близко к сердцу.

К такому низенький майор не привык: несколько секунд он вглядывался в лицо Джона, потом снял кепку и поскреб в затылке.

– Ну, может, вы и правы, молодой человек, может, и правы. Хе-хе!

Я не поверил своим ушам. Майор смеялся! Джон откинул голову и тоже засмеялся. Ну просто встреча двух былых сокурсников! И внезапно до меня дошло, что разговаривает с майором вовсе не малыш Джон Крукс, наш студент, а высокий, красивый, уверенный в себе ветеринар, чей приятный, звучный голос придает убедительность всем его словам. Я тихонько улизнул к машине и уехал, успев принять твердое решение: больше за Джона я волноваться не буду.

Несколько недель спустя я взял телефонную трубку.

– Алло! Мистер Хэрриот? – осведомился бодрый голос, и я узнал одного из наших клиентов среди фермеров.

– Да, мистер Гейтс, – ответил я. – Чем могу служить?

– Да я не за этим. Мне бы поговорить с молодым.

Меня словно молнией поразило. Как же так? Это же я «молодой» и всегда был им. «Молодой человек» – так всегда меня называли клиенты, хотя я моложе Зигфрида всего на шесть лет. Какая-то ошибка!

– Извините, кто вам нужен?

– Да молодой человек, ну, мистер Крукс.

Вот так. Прежде я не замечал, как дорог мне стал мой титул, и, шагая по коридору за Джоном, я испытывал странную грусть, смиряясь с тем, что я, хотя мне только тридцать с небольшим, уже больше не «молодой человек».

С этого момента мне пришлось терпеть все учащающиеся требования услуг молодого человека, которым уже был не я. Впрочем, угнетало это меня недолго – слишком велики были плюсы. Когда Джон вошел в колею, жизнь чудодейственно облегчилась. Нет, просто замечательно иметь помощника, особенно такого хорошего, как он. Мне Джон всегда был симпатичен, но когда в три часа ночи меня вызывали к впервые телящейся корове, а я мог перепоручить вызов, перевернуться на другой бок и снова уснуть, – в такие минуты симпатия перерастает в теплейшую привязанность.

У Джона были свои идеи о методах лечения, и он не боялся их отстаивать. Как-то Зигфрид застал нас в операционной вдвоем и с места в карьер объявил:

– Я как раз прочел статью об индуктотермии. Новое революционное лечение растяжения суставов у лошадей. Ногу ежедневно обматывают особым электропроводом, и тепло убирает растяжение!

Я буркнул что-то неопределенное. Меня редко посещали новые идеи, – собственно говоря, мне присуще органическое отвращение к любым переменам и нововведениям. Эта моя черта всегда чрезвычайно раздражала моего партнера, а потому я промолчал.

Однако Джон невозмутимо заявил:

– Я тоже читал про этот способ. По-моему, ерунда.

– Это почему же?! – Брови Зигфрида взлетели вверх.

– Отдает знахарством, по-моему.

– Глупости! – Зигфрид нахмурился. – А по-моему, все очень логично. Во всяком случае, я заказал аппарат, и, держу пари, он будет нам очень полезен.

Зигфрид – специалист по лошадям, и я не стал спорить, однако было очень любопытно посмотреть, как эта штука работает, и вскоре представился случай это выяснить. Владелец поместья Дарроуби, которого обычно именовали просто «сквайр», держал своих лошадей в конюшне в конце нашей улицы, в каких-то ста шагах от Скелдейл-хауса, и чувствовался явный перст судьбы в том, что он вскоре обратился к нам по поводу растяжения сустава у его лошади. Зигфрид только руки потирал.

– Именно то, что нам требовалось. Мне надо ехать к Уитби осмотреть жеребца, а потому растяжением займитесь вы, Джон. У меня есть предчувствие, что вы убедитесь в прогрессивности этого метода.

Я понимал, что мой партнер уже предвкушает, как он скажет молодому человеку: «Я же говорил!» Однако после недели лечения Джон не утратил своего скептицизма.

– Я обматывал эту штуку вокруг ноги лошади и стоял рядом указанное время, но никаких сдвигов не замечаю. Сегодня устрою еще один сеанс, но, если улучшения не появится, предложу вернуться к прежним методам.

Возвращаясь домой под проливным дождем, я затормозил у крыльца и вдруг окаменел. По улице приближались работники сквайра, неся чье-то тело. Джон! Я выскочил из машины, а они внесли его в дом и уложили у лестницы. Он, казалось, был без сознания.

– Что случилось? – охнул я, в ужасе глядя на бесчувственное тело моего коллеги, прислоненное к нижним ступенькам.

– Да молодой человек себя электричеством вдарил, – ответил один.

– Что-о?!

– Ну да. Он промок на дожде, и когда пошел подключить машинку, так, наверное, ухватился за голый провод. Кричит, а пальцы не разжимаются. Он все кричит, а я лошадь держу и помочь-то ему не могу. А его вроде зашатало, он споткнулся о ее заднюю ногу, ну и оторвался от провода-то, а не то, думается, его убило бы.

– Господи! Что нам делать? – Я обернулся к Хелен, которая прибежала из кухни. – Позвони доктору! Нет, погоди… Он, кажется, приходит в себя.

Распростертый на ступеньках Джон зашевелился, его глаза прищурились на нас, и он разразился потоком на редкость цветистых слов. Хелен уставилась на меня, разинув рот.

– Нет, ты только послушай! И ведь такой милый молодой человек!

Мне было понятно ее изумление: Джон, очень благовоспитанный, очень корректный юноша, в отличие от большинства ветеринаров, никогда не матерился. Однако оказалось, что он владеет огромным запасом таких слов, – кое-какие я даже не знал, что удивительно, поскольку рос я в Глазго.

Затем бурный поток иссяк, сменился невнятным бормотанием, и только что вошедший Зигфрид начал отпаивать Джона чистым джином, что, если не ошибаюсь, в подобных случаях противопоказано.

Без сомнения, Джон мог погибнуть, но мало-помалу он отошел и уселся на нижней ступеньке. Затем, пока мы уговаривали его не напрягаться и посидеть так еще, он встряхнулся, встал, выпрямился во весь свой недюжинный рост и шагнул к Зигфриду.

– Мистер Фарнон, – произнес он с невыразимым достоинством, – если вы настаиваете, чтобы я применял этот… аппарат, то прошу принять мое заявление об уходе.

И краткому царству индуктотермии пришел конец.

Миновало несколько дней. Как всегда, у меня слегка екнуло сердце, когда я увидел, что по коридору Скелдейл-хауса на меня надвигается грозная фигура Сепа Краггза.

– Эй, Хэрриот, – рявкнул он, – давай-ка поговорим.

Он был грубым человеком, но я привык к его манере общения.

Клиент он был ценный – владелец большой фермы, которую поддерживал в цветущем состоянии с помощью четырех взрослых сыновей, беспощадно их шпыняя и терроризируя.

– Так в чем дело, мистер Краггз? – осведомился я мирно.

Он свирепо уставился на меня с высоты шести с четвертью футов своего роста и, сгорбив могучие плечи, приблизил свое лицо к моему.

– Я те скажу, что случилось! Зря мое время переводишь, вот что!

– Неужели? Каким образом?

– А порошки от мастита, которые ты мне обещал оставить, где?

Господи! Сульфаниламидные порошки. Совсем из головы вылетело…

– Я страшно сожалею, что…

– Забыл, да? «Приезжайте днем, они будут лежать в ящике у дверей». Приезжаю в три, а ящик пустой, и никто про них ничего не знает! Поневоле взбесишься.

– Я же говорю, мистер Краггз, что очень сожалею…

– Сожалею! Сожалею! Мне-то что толку! Тащись в такую чертову даль, а у меня сенокос! И все зазря. Я человек занятой, знаешь ли, и времени терять понапрасну не могу!

О черт, никак не уймется! Но я и проштрафился, что ни говори. Я кинулся в аптеку и принес порошки. Однако фермер не утихомиривался.

– Чтоб больше такого не случалось, заруби себе на носу. Попросишь за чем приехать, так потрудись, чтоб готово было!

Я молча кивнул, но он еще не кончил.

– Тебе самому порошки нужны, – буркнул он. – Чтоб мозги прочистить! – И, бросив последний свирепый взгляд, удалился.

Я с трудом перевел дух и лихорадочно вознес молитву о том, чтобы, имея дело с Краггзом, больше не грешить.

Воспоминание об этой сцене было еще свежо, когда на следующей неделе, вернувшись с утреннего объезда, я вновь увидел, что в приемной меня поджидает Сеп Краггз.

Лицо его было непроницаемым, но меня кольнуло дурное предчувствие, едва он снова навис надо мной.

– Я заехал утром за банкой мази, а ее в ящике не было, – пробурчал он.

Нет! Только не это! Я что – совсем память потерял? Мои ногти впились в ладонь.

– Я очень сожалею… но я… я просто не помню, что…

Однако на этот раз взрыва не последовало. Краггз как-то странно притих.

– Да не ты, а молодой человек!

Так, значит, выволочка ждет беднягу Джона! Как его оградить? Я испустил дребезжащий смешок.

– Кхе… понимаю… Мистер Крукс – отличный специалист, но память его иной раз подводит.

– Да нечего к нему придираться! У него забот хватает поважнее, чем задурять себе голову банкой мази.

– А?

– Вот-вот, нечего его ругать. Даже слышать не желаю! – Сеп бросил на меня уничтожающий взгляд. – Ему о стольком думать приходится, что всякую малость не упомнишь.

Рот у меня открылся, но выяснилось, что я онемел. Я ни разу не видел, чтобы мистер Краггз улыбался, но сейчас его каменные черты смягчились, а в глазах появилось почти ласковое выражение.

– Черт дери, а парнишка чего только не знает! В жизни не встречал такой учености. Значит, вот что, Хэрриот. Приехал он посмотреть бычка с копытной гнилью и не стал, как ты, возиться с дегтем да солью. Даже не прикоснулся к чертовой ноге, и у бычка на второй день все как рукой сняло. А? Что скажешь? – И он ткнул меня пальцем в грудь.

Скажи я, что теперь тоже применяю последнюю новинку – сульфадимидиновые инъекции, он бы мне все равно не поверил, а потому я промолчал.

– И я тебе еще кое-что скажу, – продолжал Сеп. – Гниль-то в правом копыте завелась, а уколол он в левое плечо! – Глаза Краггза расширились. – Чистое колдовство.

Я сходил за мазью и вручил ему банку.

– Вот, пожалуйста, мистер Краггз. Сожалею, что вам пришлось заходить лишний раз.

Великан покачал головой:

– Да пустяки. Сюда же мне рукой подать.

Словно во сне я проводил его до двери и, глядя, как он шагает по улице, способен был думать только об одном: уж если Джону удалось тронуть сердце Сепа Краггза, за его будущее можно не опасаться.

По-моему, именно тогда я осознал, что Джон предназначен для больших свершений. С самого начала я стал подмечать в нем зачатки величия, заложенные в способности завоевывать симпатии людей из разных слоев общества. И дело было не в его располагающей внешности, уверенной манере или звучном голосе, а в чем-то другом, чего мне не удавалось точно определить. Но чем бы это ни было, все в нем просто кричало: «Вот молодой человек, который многого добьется!»