Читать книгу Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник) - Джеймс Купер, Майн Рид - Страница 10

Остальные снова вернулись к лагерному костру. Естественно, предметом разговора было трагикомическое приключение Боба. Затем Длинного Дэви попросили рассказать об одном из его приключений. И он рассказал об одной встрече со старым охотником, который слыл виртуозом в стрельбе. После описания некоторых подвигов этого человека, Дэви заметил:

– Но это еще ничего. Есть стрелки́ и получше. Я знаю двоих, которых никто еще не превзошел, и эти двое сидят сейчас здесь с нами. Я имею в виду Виннету и Разящую. Руку. Пожалуйста, сэр, расскажите нам что-нибудь о себе. Вы же столько всего пережили, что нужно всего лишь тряхнуть рукавом, чтобы приключения сотнями посыпались из него.

Последние слова были обращены к белому охотнику. Но тот не сразу ответил. Он сделал глубокий вздох, как будто хотел уловить какой-то едва ощутимый запах в воздухе.

– Да, парень, вода благоухает будь здоров, – сказал Джемми.

– О, не в ней причина, – ответил Разящая Рука, выжидающе посмотрев на своего коня, который перестал щипать траву и тоже ловил ноздрями воздух.

– Вы почувствовали что-то еще? – спросил Дэви.

– Пока нет, но я думаю, что мне не удастся рассказать вам до конца мою историю.

– Почему?

Вместо прямого ответа, Разящая Рука вполголоса обратился к Виннету:

– Теши-ини!

Это означает «Берегись!» Другие не понимали языка апачей и поэтому не поняли, что он имел в виду. Виннету кивнул и потянулся за винтовкой, которая лежала с ним рядом. Он положил на нее руку.

Конь Разящей Руки, фыркая, повернул голову к костру. Его глаза блестели.

– Иш-хош-ни! – приказал тот животному, и конь тотчас же улегся в траву, не проявляя при этом ни малейших признаков недовольства.

Тем временем Разящая Рука потихоньку снимал с шеи ружье, Джемми, который наблюдал за поведением двоих товарищей, решил уточнить:

– Что там, сэр? Ваша лошадь, кажется, что-то учуяла?

– Наверное, ее беспокоит все-таки запах негра, – попытался успокоить Толстяка охотник.

– Но вы оба взяли в руки оружие!

– Потому что я хочу поговорить с вами о «выстреле с бедра». Вы наверняка слышали о таком?

– Конечно!

Хотя сейчас все говорили по-английски, Фрэнк поспешил вставить свой саксонский немецкий:

– Послушайте, мастер Разящая Рука, тут вы, наверное, неправильно выразились!

– В смысле?

– Это называется не «выстрел с бедра», а люмбаго, иными словами «прострел». Кто от него страдает, тот ходит сгорбленный и хромой, потому что у несчастного стреляет в крестце и в бедрах, поэтому термин «выстрел с бедра» с медицинской точки зрения совершенно неверен.

Разящая Рука, в то время как Фрэнк рассуждал, не подавая вида, обшаривал взглядом край леса и непроходимые заросли, расположенные на другой стороне ручья, как и Виннету. Его шляпа была плотно надвинута на лоб, глаза были глубоко в тени, и никто не мог даже предположить, в каком направлении и на что именно он смотрит. Тем не менее он ответил самым непринужденным тоном:

– Пожалуйста, мой дорогой Фрэнк, я очень хорошо знаю, что такое прострел. Но я имел в виду совсем другое.

– Вот как! Ну и что же тогда?

– Выстрел с бедра, как я уже сказал. Под этим я подразумеваю выстрел, при котором ружье держат не как обычно, а поднимают до уровня бедра.

– Так же невозможно прицелиться!

– Да, непросто приобрести необходимые навыки, есть много хороших вестменов, которые никогда не промахнутся в иной ситуации, а вот выстрел с бедра им не дается.

– Ну и к чему придумали этот выстрел с бедра? Лучше уж целиться обычным способом, при котором вероятность попадания выше.

– Нет! Есть ситуации, в которых без упомянутого мастерства мгновенно наступит смерть.

– Я этого не понимаю.

– Я объясню вам.

Разящая Рука снова осмотрелся, затем продолжил:

– Выстрел с бедра производят тогда, когда сидят или лежат на земле, чтобы противник не мог догадаться, что ты вообще намерен стрелять. Представим, что поблизости находятся враждебные индейцы, которые намереваются напасть на нас. Они отправляют разведчиков, чтобы те выяснили насколько мы сильны, подходит ли наш лагерь для осуществления их низких намерений и соблюдаем ли мы необходимые меры осторожности. Эти разведчики приближаются к нам ползком…

– Но они должны быть замечены и обнаружены нашими часовыми, – бросил Фрэнк.

– Это не так просто, как вы думаете. Например, я пробрался в палатку Токви-Тея, хотя там стояли часовые, да и местность была открытая. А здесь вокруг деревья, которые значительно облегчают разведчику задачу, и наши постовые, как вы слышали, пребывают в уверенности, что здесь не может быть никаких врагов. Стало быть, они не слишком внимательны. Продолжим! Шпионы уже подкрались к нашим постам. Они залегли на краю леса, за буреломом или даже в нем и наблюдают за нами. Если им удастся вернуться в свой лагерь, то мы, скорее всего, пропали. Нас вскоре атакуют, о чем мы даже не будем подозревать, и, следовательно, уничтожат. Лучшее противоядие – обезвредить разведчиков…

– То есть застрелить их?

– Да! В принципе я против любого кровопролития, но в таком случае пощадить врага равносильно самоубийству. Надо стрелять таким образом, чтобы пуля сразу разила насмерть.

– Тки акан (они близко), – прошептал вождь апачей.

– Теши-ши-тки (я вижу их), – ответил Олд Шеттерхэнд.

– Наки (двое)!

– Ха-о (да)!

– Ши-нцаге, ни-акайя (ты берешь этого, я – того)!

Апач провел рукой слева направо.

– Тайясси (прямо в лоб), – кивнул Разящая Рука.

– Скажите, сэр, что у вас за секреты от нас? – осведомился Длинный Дэви.

– Ничего из ряда вон выходящего! Я сказал вождю на языке апачей, что он должен помочь мне объяснить вам, что же такое выстрел с бедра.

– Ну, это я уже знаю. Мне он, конечно, никогда не удавался, как бы много я не тренировался. А возвращаясь к вашим предыдущим словам, прежде чем подстрелить разведчиков, их нужно еще обнаружить.

– Естественно!

– В такой темноте, в зарослях там?

– Да!

– Но они будут осторожны и вряд ли выйдут из леса так далеко, чтобы вы смогли увидеть их!

– Хм! Ваши слова меня удивляют, до сих пор я считал вас толковым вестменом.

– Да уж, я точно не новичок!

– Таким образом, вы должны знать, что разведчики могут скрываться только за этой чащей. Если они следят за нами, то, по крайней мере, глаза и часть лица должны быть видны.

– И вы это хотите увидеть?

– Конечно!

– Дьявол! Я, конечно, слышал, что есть вестмены, которые способны в кромешной тьме разглядеть глаза подкрадывающегося врага. Наш Толстяк Джемми, например, утверждает, что тоже так может, но он еще не имел возможности доказать это.

– Ну, если на то пошло, так случай может подвернуться совершенно неожиданно.

– Был бы счастлив! Я считал подобное невозможным, но если вы скажете мне, что это правда, то я поверю.

Разящая Рука снова посмотрел на опушку леса, удовлетворенно кивнул сам себе и ответил:

– Может быть, вы когда-нибудь видели, как блестят ночью глаза акулы?

– Нет!

– Ну, эти глаза можно увидеть достаточно четко. От них идет свечение. Любой другой глаз, и человеческий глаз в том числе, блестит так же, но с иной интенсивностью. Чем больше ночью напрягается глаз, тем яснее его можно заметить, несмотря на темноту. Если, например, сейчас там, в кустах, сидит разведчик и наблюдает за нами, я увижу его глаза, Виннету – тоже.

– Ничего себе, сильно! – воскликнул Дэви. – Что скажешь на это, старина Джемми?

– Думаю, я тоже не слепой, – ответил Толстяк.

– К счастью, здесь нам не страшны подобные визиты, – Дэви потянулся и зевнул. – Как-никак мы умеем стрелять с бедра, не так ли, сэр?

– Да, – кивнул Разящая Рука. – Посмотрите, мастер Фрэнк! Допустим, там засел вражеский разведчик, блеск чьих глаз я вижу среди листьев. Конечно, я должен убить его, в противном случае я рискую своей жизнью. Но если я сделаю это, как полагается, приложив ружье к щеке, то он это увидит и сразу же скроется. А может, он даже уже направил свой ствол на меня и выстрелит быстрее, чем я. Я могу избежать этого, только применив технику выстрела с бедра. Нужно усесться спокойно и непринужденно, как я сейчас. Затем потянуться к ружью, которое лежит рядом с правой стороны, и медленно приподнять его немного, как будто вы проверяете что-то, или просто хотите позабавиться с ним. Потом опустить, как я сейчас, голову, будто вы смотрите себе под ноги, но глаза, находящиеся в тени шляпы, при этом продолжают четко следить за целью. Так, как я уже говорил, и как делает сейчас Виннету.

Каждое слово своих разъяснений Разящая Рука сопровождал соответствующим действием, апач молча повторял каждое действие за белым охотником.

– Надо прижать приклад крепко с правой стороны к бедру, а ствол к колену, левую руку сцепить с правой и поместить их на ружье поверх затвора, которое таким образом надежно закрепляется, потом поставить указательный палец правой руки на спусковой крючок, а ствол направить так, чтобы пуля прошла чуть выше глаз разведчика – в лоб. Чтобы научиться так попадать в цель, необходимо много упражняться… А теперь спускаем курок!

Его выстрел вспыхнул одновременно с тем, как раздался выстрел из ружья апача. Оба быстро вскочили с земли. Виннету, отбросив ружье и вытащив из-за пояса нож, как пантера, бросился поперек ручья и кинулся в чащу.

– Уваи вунун! Уваи па-аве! Уваи умпаре![50] – закричал Разящая Рука на диалекте юта шошонам.

Он носком сапога одним махом сбросил весь костер, у которого сидели, в пруд. Затем он вскочил за апачем.

Шошоны вскочили вместе с белыми. Краснокожие воины, в любой ситуации не теряющие способность соображать, подчинились, услышав призыв Разящей Руки, и тут же сбросили свои костры в воду. Все накрыла непроглядная тьма, а с момента выстрелов едва прошло четыре или пять секунд.

С командой сохранять тишину и спокойствие не посчитался только один человек – по-прежнему сидящий в воде негр, возле головы которого с шипением плыл хворост, от погашенных костров.

– Иисус! Иисус! – кричал он. – Кто там стрелять? Почему бросать огонь в беззащитный массер Боб? Хотите массер Боб сжечь и утопить? Должен ли он быть приготовлен как карп? Почему так темно? Ой, ой, массер Боб никого не видеть!

– Молчи, дурак! – воззвал к нему Джемми.

– Зачем массер Боб молчать? Почему не…

– Тише! В противном случае тебя пристрелят! Здесь враги!

С этого момента гóлоса массера Боба больше не слышали. Он сидел неподвижно в воде, чтобы не раскрыть свое присутствие невидимому врагу.

Вокруг было тихо. Только слышалось постукивание лошадиных копыт и фырканье. Индейцы молчали, но белые шепотом перебрасывались отдельными замечаниями.

– Итак, что стряслось? Что произошло, мистер Пфефферкорн? – сыпал вопросами Хромой Фрэнк. – И что за необходимость устраивать стрельбу. Мы и без выстрелов хорошо бы все поняли. Или враги действительно где-то рядом с нами?

– Конечно! Урок Разящей Руки вовсе не был уроком, все происходило всерьез. Он заметил разведчика, а может и не одного.

– Нужно спокойно ждать, пока оба не вернутся.

– Хм! Они перескочили через воду. Что за безрассудство! А если там, на той стороне, их сцапают разведчики и, так сказать, прихлопнут?!

– Хо! Эти двое хорошо знают, что делают. Прежде всего Старина Разящая Рука разбросал костер, чтобы никто не мог вести прицельный огонь, если вдруг поблизости окажется еще кто-нибудь.

– А вы, стало быть, уже уверены, что эти разведчики и вправду подстрелены?

– Готов поспорить, что пули попали им прямо в лоб.

– Тогда это выше всяких похвал! Каким же должен быть у человека глаз, чтобы так целиться! Значит, сейчас они проверяют, не подкрался ли к нам еще кто-нибудь? Так?

Прежде чем Джемми смог ответить, раздался громкий голос Разящей Руки:

– Зажгите огонь! Но держитесь от него подальше, чтобы не попасть в поле зрения врага.

Джемми и Дэви стали на четвереньки, чтобы исполнить это распоряжение, а потом что есть мочи бросились обратно в темень.

– Сначала гасили, теперь снова зажигаем! К чему это? Не могу понять, – снова послышался шепот озадаченного Фрэнка.

– И не нужно, – буркнул Джемми в ответ. – Поймете вы или не поймете – от этого все равно ничего не изменится.

– Ну не могу же я находиться в неведении!

– Сперва оба наших предводителя в темноте обшарили окрестности и, очевидно, не нашли ничего подозрительного. Теперь они, пожалуй, углубились в лес. Пройдя через него по широкой дуге, они ползком обойдут лагерь и при этом все время будут ориентироваться на наш костер. От их острых глаз ничто подозрительное не ускользнет.

– Так и я о том же! Послушайте-ка, дорогой герр Пфефферкорн, да ведь эти двое – весьма дельные парни! То, что они тут вытворяют, стоит подороже выеденного яйца! Не думаю, что был бы на такое способен. Но, если разыграется настоящее сражение, я сразу стану самим собой, уж не сомневайтесь!

– Надеюсь, вы знаете хотя бы то, с какой стороны надо браться за ружье.

– Ну еще бы! Но взгляните-ка все же на пруд! Там сидит бедняга Боб. Он так съежился, похоже, вот-вот может утонуть. Несчастный, он так боится получить пулю.

– Да, ему не позавидуешь. Смотрите! Вон они идут!

В свете костра показались Виннету и Разящая Рука, каждый был с ружьем в руке и с индейцем на плечах. Все устремились к ним, но белый охотник проговорил сквозь зубы:

– Сейчас нет времени для разъяснений. Привяжем этих двух к запасным лошадям – и быстро в путь! Их было двое, но неизвестно, сколько еще стоит за ними где-нибудь поблизости. Надо поторапливаться!

У обоих убитых во лбу виднелись небольшие пулевые отверстия. Все присутствующие также слыли отменными стрелками, но столь невероятная точность выстрелов вызвала у вестменов величайшее удивление, а шошоны почему-то вдруг стали перешептываться, временами бросая поистине суеверные взгляды на вождя апачей и его белого брата.

К отправке подготовились быстро и тихо. Разумеется, огонь вновь загасили, после чего Виннету и белый охотник стали во главе отряда.

Куда лежал путь дальше, никто толком не знал. Все полагались на опытных проводников. Долина вскоре стала такой узкой, что пришлось скакать цепочкой в затылок друг другу. Какие бы то ни было разговоры стали невозможны.

Естественно, не забыли и про Боба. Он сидел на лошади абсолютно голый, ибо «аромат», оставленный ему на память скунсом, еще не выветрился. Под ним на спине лошади было разорванное старое одеяло Длинного Дэви, которое теперь служило ему и седлом, и передником, как у какого-нибудь островитянина с южных морей. Он был зол на всех и вся и непрерывно что-то тихо бурчал.

Так, соблюдая строжайшую тишину, но двигаясь по возможности быстро, ехали всадники в течение нескольких часов: сначала через узкую долину, потом – вверх по широкому лысому горному хребту, а затем – снова вниз, через извилистую, бедную растительностью прерию, а когда забрезжил рассвет, среди высоких, крутых скал перед ними внезапно возник горный перевал. У подножий гор оба проводника остановились и спешились. Остальные последовали их примеру.

Трупы сняли с лошадей и положили на землю. Шошоны быстро образовали круг. Они знали, что сейчас начнется процесс, который мы, белые, называем расследованием. Его порядок индейцам был прекрасно известен. Первыми в таких делах имеют право говорить только вожди, остальные воины покорно ждут: спросят их мнение – ответят, нет – будут молчать.

Одежда мертвых состояла частично из ткани, а частично из кожи, как это обычно бывает у индейцев. Каждому из воинов было чуть больше двадцати.

– Я так и думал! – первым заговорил Разящая Рука. – Только неопытные воины так широко открывают глаза, когда обнаруживают ночью вражеский лагерь и напряженно всматриваются в него. Поэтому блеск их глаз был сильно заметен. Бывалый разведчик всегда прячет глаза под ресницами. Но к какому племени они принадлежат?

Вопрос был обращен к Джемми.

– Хм! – пробурчал тот. – Вы полагаете, сэр, что смутите меня этим вопросом?

– Возможно, ведь я сам в данный момент не могу на него ответить. Они на тропе войны, это точно, хотя боевая раскраска и стерта, но все же еще заметна. Черная и красная! Цвета огаллала. Но парни, похоже, не из сиу. Одежда их ни о чем не говорит. Обыщем их сумки!

Но сумки оказались пустыми. Несмотря на тщательные поиски, не нашлось ни малейшей мелочи, за которую можно было бы зацепиться. Накануне вечером каждый из убитых имел ружье. Оружие тоже осмотрели. Ружья оказались заряженными, но не носили на себе никаких отличительных знаков племени, к которому принадлежали погибшие.

– Может, они вовсе и не были для нас опасны? – проговорил Длинный Дэви с долей укоризны. – Они случайно забрели в места, где мы стояли лагерем, и ради собственной безопасности вынуждены были подкрасться к нам. Взглянув на нас, они бы снова удалились, не сделав нам ничего дурного, а потому я сожалею, что они лишились жизней.

Разящая Рука отрицательно покачал головой и ответил:

– Вы считаете себя вестменом, мастер Дэви, или нет? Если вы действительно настоящий вестмен, то должны мыслить более логично.

– Хм, сэр, надеюсь, с моими пятью чувствами все в порядке.

– Да? Я тоже не хотел бы сомневаться в этом. Но место, где мы стали лагерем, было выбрано с умом, на него не набредешь случайно. Вывод – они шли по нашему следу.

– Это еще не аргумент против них!

– Не аргумент, согласен. Они, конечно, проявили максимум осторожности, чтобы никто не смог узнать, из какого они племени. Это-то и подозрительно. У них были ружья, но все остальное отсутствовало, а это еще подозрительнее, поскольку без лошади, пороха и свинца индеец никогда не удаляется от стойбища. Они наверняка были разведчиками.

– Хм! Может, у них вообще не было лошадей, – заметил Дэви.

– Не было? Вы только взгляните на их штаны! Разве кожа на внутренней стороне не истерта? От чего это, как не от верховой езды?

– Когда-то давно, может, они и ездили верхом.

Разящая Рука присел на колени, опустив лицо к кожаным штанам убитых. Снова выпрямившись, он произнес:

– Понюхайте-ка! Запах лошади еще не выветрился. В глуши он быстро проходит, а потому готов поспорить на что угодно – оба краснокожих еще вчера сидели верхом на лошадях.

Тут подошел Вокаде, до сих пор державшийся на почтительном удалении от белых.

– Пусть знаменитые мужи позволят Вокаде сказать слово, хотя он еще юн и неопытен!

– Говори! – кивнул ему Разящая Рука.

– Вокаде не знает этих красных воинов, но он знает охотничью рубаху одного из них.

Юный индеец нагнулся, приподнял подол рубахи, указал на вырезанный на ней знак и пояснил:

– Вокаде вырезал здесь свой тотем. Эта рубаха должна была принадлежать ему.

– Вот это да! – присвистнул Толстяк. – Поистине удивительная встреча. Может, теперь-то мы узнаем наконец, кто были эти парни?

– Вокаде не может сказать на этот счет ничего определенного, но он полагает, что оба молодых воина принадлежат племени апсарока.

Именно так называют себя Вороны, или кроу.

– Почему мой юный брат сделал такое предположение? – спросил Разящая Рука.

– Когда апсарока были обворованы огаллала, Вокаде был вместе с сиу. Мы двигались от длинной вытянутой горы, которую бледнолицые называют Лисьим хребтом, и переправились через северный рукав реки Шайенн, там, где он струится между вершиной, имеющей название Тройная, и большой горой Инианкара. Мы скакали между горой и рекой и попали на опушку какого-то леса, сразу заметив много красных людей, купавшихся в воде. День был жаркий. Огаллала коротко посовещались. Купающиеся были апсарока, а значит, их враги. Быстро приняли решение опозорить их страшнейшим для красного воина образом…

– Дьявольщина! – не выдержал Разящая Рука. – Неужели они осмелились похитить святыню краснокожих – мешочек с «лекарствами»?

– Мой белый брат угадал!

– Тогда мне ясно, о чем ты хочешь поведать. Говори же дальше!

– Сиу-огаллала под прикрытием деревьев подъехали к месту, где паслись лошади апсарока. Там лежала их одежда и оружие, а также «лекарства», которые обычно ни один воин никогда не снимает со своей шеи. Огаллала спешились и подползли ближе. Между тем местом и рекой рос высокий кустарник, поэтому им легко удалось совершить кражу, купающиеся никак не могли их заметить.

– И что, неужели там не было ни одного часового?

– Нет. Они и не предполагали, что группа враждебных огаллала забредет туда, где тогда паслись мустанги апсарока. На оружие сиу не позарились, у них было его достаточно, но все боеприпасы и часть одежды они прихватили с собой.

Вокаде замолчал, переводя дух.

– А потом? – спросил Разящая Рука.

– Потом, – продолжил Вокаде, – они снова вскочили на лошадей, захватили с собой животных апсарока и галопом умчались с ними прочь. Позже они избавились от негодных для дальних переходов лошадей, а лучших оставили себе. Когда добычу поделили, вот эта охотничья рубашка досталась Вокаде. Сначала Вокаде вырезал свой тотем, но он не хотел быть вором и потом тайно выбросил ее.

– Когда это было?

– За два солнца перед тем, как Вокаде выслали разведчиком против шошонов.

– Значит, недавно. А через шесть дней ты встретился с Джемми и Дэви. Теперь мне все ясно, и нам очень повезло, что мы заметили и убили этих двух апсарока. Вокаде сосчитал купающихся?

– Их было больше десяти.

– Наверняка они легко обзавелись свежими лошадьми и новыми боеприпасами, а потом отправились в погоню за ворами. По пути они нашли эту выброшенную рубаху, которую настоящий владелец снова надел на себя.

– Может быть, все было по-другому, – вставил Джемми. – Разве ту рубаху не мог случайно подобрать и надеть какой-нибудь совершенно непричастный к этому делу человек?

– Нет, тогда он носил бы под ней собственную одежду – не мог же он раньше ходить голым! У этого мертвого, однако, под рубашкой видна старая, порванная куртка, по которой сразу видно, что она служила лишь исподним. Нет большего позора для индейца, чем пропажа его святыни. Он не имеет права показываться своим на глаза, пока не вернет собственные «лекарства» или не отвоюет чужие, а значит, пока не убьет владельца. Индеец, покидающий стойбище, чтобы вернуть утерянный мешочек с «лекарствами», становится безрассудно отважным. В тот момент ему все равно – убить друга или врага, а потому я убежден, что вчера вечером мы находились в крайней опасности. Так что было бы с нами, дорогой Джемми, если бы мы положились на ваши глаза?

– Хм, – буркнул в ответ Толстяк, сунул руку себе под шляпу и смущенно поскреб там пальцами. – Лежать нам где-нибудь, лишившись и скальпов, и жизней. Хоть я и знаю, как по ночам высматривать чужие глаза, вчера почему-то был уверен, что никаких врагов поблизости нет и быть не может, вот и расслабился. Итак, вы полагаете, что нам на хвост сели апсарока?

– Это уж наверняка. Более того, теперь они будут мстить нам за этих двух воинов.

– Но ведь пока они не знают, что те убиты.

– Именно пока. Но потом они обязательно найдут следы их крови. Хотя из ран ее вытекло немного, но все же достаточно, чтобы при дневном свете понять, что к чему.

– Значит, сегодня вечером нам стоит ожидать еще одного визита, – саркастически заметил Толстяк.

– Пусть приходят, – усмехнулся Длинный Дэви. – Вокаде говорит, что их чуть больше десяти. Даже если и двадцать, нас-то все равно больше, чего нам опасаться?

– Я так не думаю, – возразил Разящая Рука. – Если они нападут ночью, прольется много крови, как их, так и нашей. Мы, конечно, одержим верх, но многим из нас придется распрощаться с жизнью ради этой сомнительной победы. Она не стоит такой цены. А что скажет мой краснокожий брат?

Слова были адресованы Токви-Тею, вождю шошонов. Несколько мгновений тот задумчиво смотрел перед собой, скрестив руки на груди, а потом спросил:

– Разве мои белые братья не будут совещаться? Краснокожие воины не начнут, пока не услышат мнение более опытных.

– Мы будем совещаться, но для совета такого типа, к которому привыкли вы, у нас нет времени. Апсарока сейчас враждуют с шошонами?

– Нет. Они враги сиу-огаллала, а те – наши враги. Мы не поднимали топор войны против апсарока, но любой воин, ищущий «лекарства», – враг всем людям. С апсарока придется бороться, как с диким зверьем. Пусть мои белые братья поступят умно и примут все меры!

Теперь Разящая Рука бросил вопросительный взгляд на Виннету, до сих пор не сказавшего ни единого слова, но, как всегда, без слов понявшего своего белого брата.

Вождь апачей ответил:

– Мой брат мыслит верно.

– Значит, сделаем крюк обратно?

– Да. Виннету одобряет этот план.

– Я рад. В таком случае, мы не дичь, а охотники, а, поскольку все произойдет днем, апсарока сразу увидят, насколько мы превосходим их по силам. Может быть, они сдадутся нам и без боя.

– Они будут защищаться! – заметил Джемми.

– Тем не менее я надеюсь на благополучный исход. Теперь все зависит от нас. Если не ошибаюсь, то в двух часах езды отсюда находится одно местечко, которое словно специально создано для воплощения нашего плана.

– Тогда не стоит медлить. Чем дольше мы стоим тут, тем меньше времени будет у нас там, чтобы приготовиться к их встрече. А что сделаем с трупами?

– Скальпы обоих воинов принадлежат Разящей Руке и вождю апачей – они сразили их! – торжественно заявил Токви-Тей, сверкнув глазами.

– Я не снимаю скальпов, – ответил на это белый охотник.

Виннету, сначала жестом показав, что не согласен, произнес:

– Вождь не имеет права прославлять свое имя скальпами мальчиков. Эти мертвые и так глубоко несчастны, поскольку ушли в Страну Вечной Охоты. Зачем же еще убивать и их души, отбирая скальпы?! Пусть они покоятся под камнями вместе с ружьями, ибо они погибли как воины, которые храбро приблизились к лагерю своих врагов.

Вождь шошонов такого не ожидал. И, пораженный, спросил:

– Мои братья хотят похоронить тех, кто охотился за нашими жизнями?

– Да, – твердо ответил Разящая Рука. – Мы вложим им в руки оружие, посадим их, обратим их лица в сторону священных каменоломен[51], а потом заложим камнями. Так чествуют воинов! Если потом явятся их братья, идущие по нашему следу, они узнают, что мы им не враги, а друзья.

– Оба моих знаменитых брата делают то, чего я не в силах понять.

– А разве ты не обрадовался бы, увидев своих людей, похороненных таким образом?

– Токви-Тей был бы очень рад этому и решил бы, что его враги – благородные воины.

– Так покажи и ты свое благородство и прикажи своим людям принести камни, из которых мы соорудим могильный холм.

Шошоны так и не смогли до конца понять намерения обоих кровных братьев, но, испытывая искреннее почтение к охотнику и вождю апачей, не стали возражать им.

Оба несчастных, павшие от пуль, были посажены: один – справа, другой – слева от перевала, лицом на северо-восток. В руки им вложили ружья, после чего закрыли их тела камнями. Когда работа была окончена, отряд снова тронулся в путь. Но прежде Виннету сказал белому охотнику:

– Вождь апачей останется здесь, чтобы проследить за прибытием апсарока. И юный сын Охотника на Медведей с ним.

Для Мартина Баумана это доверие было высшей наградой из всех, о которых он мог мечтать. Его сердце переполняли радость и гордость. Итак, они остались на месте, а остальные под предводительством Разящей Руки поскакали дальше.

Рассвело, и отряд двигался теперь значительно быстрее. Временами дорога шла по равнине, но в основном горный проход вел вниз, в глубь нескончаемых ложбин. Через два часа, как и предполагалось, всадники вступили в узкий каньон с высокими, почти отвесными стенами. Ширина скального коридора была такова, что лишь три всадника могли двигаться рядом. Пешком, а тем более верхом подняться на эти стены было просто немыслимо.

Проехав немного, Разящая Рука остановил коня, указал рукой в глубь почти прямолинейного каньона и пояснил:

– Если апсарока появятся, мы пропустим их внутрь. Половина из нас скроется в этом месте под руководством Токви-Тея и Виннету, который скоро подойдет вместе с апсарока. Как только я выстрелю из ружья, эти люди появятся за спиной противника. Остальные встанут вместе со мной у выхода из каньона. Враг окажется в ловушке и станет перед выбором: либо погибнуть, либо сдаться.

План Разящей Руки теперь стал ясен всем. Каменный коридор как нельзя лучше подходил для его осуществления.

– Если эти апсарока так глупы, что сами сунут нос в капкан, им стоит попросту задать плетей, – усмехнулся Толстяк Джемми.

– Они, конечно, не бросятся внутрь сломя голову, – заметил Разящая Рука. – Они остановятся и будут держать совет. Главное, чтобы враги не заметили ни малейших следов нашего присутствия. Наши воины должны спрятаться так, чтобы никто не смог их обнаружить. Токви-Тей не только храбрый, но и мудрый воин. Командовать здесь будет он. А когда подойдет Виннету, вы будете руководить вдвоем.

Вождь шошонов был явно польщен этим поручением, хотя как всегда вел себя сдержанно. Вместе с тридцатью своими воинами он остался у входа в каньон и сразу же начал обследовать местность, чтобы принять все необходимые меры предосторожности. Земля в каньоне оказалась такой скалистой, что о заметании следов не стоило беспокоиться, а у выхода из каменного коридора плотной стеной вставал густой лес, такой дремучий, что найти в нем подходящее укрытие не составило никакого труда.

С остальными Разящая Рука быстро проехал каньон. Расщелина была невелика, и, остановившись у выхода, можно было спокойно наблюдать за входом. Там, где проход расширялся, снова образуя широкий перевал, почва оказалась богатой гумусом; тут росли, устремляясь в небеса, гигантские деревья. Между их могучими древними стволами валялись камни и обломки скал.

Разящая Рука поддал жеребцу шенкелей, заставляя его даже пританцовывать, – чтобы следы оставались более четкими и бросающимися в глаза.

– Но, сэр, – подал голос Толстяк, – разве ваш план изменился? Мне кажется, мы собирались остановиться на выходе из ущелья!

– Мы обязательно это сделаем. А пока проедем еще немного и позаботимся о том, чтобы оставить хорошие следы! По правде говоря, меня удивляют ваши вопросы, мастер Джемми. То, что я делаю, по-моему, должно быть понятно.

Он гнал коня еще с четверть часа. Потом вдруг осадил его, повернулся к остальным и спросил:

– Итак, господа, теперь вы поняли, почему я так долго ехал вперед?

– Чтобы запутать апсарока, если они вздумают выслать разведчика, не так ли? – первым подал голос все тот же Джемми.

– Именно так. Апсарока не рискнут двинуться в каньон, прежде чем с помощью разведчиков не убедятся, что впереди все спокойно. Полагаю, что эти разведчики будут ожидать засаду, а посему поведут себя вдвойне осторожно. Нам ни в коем случае нельзя дать себя обнаружить, поэтому мы не станем чинить им препятствий, а терпеливо подождем, пока все они не окажутся в проходе.

– А чем займемся сейчас?

– Пока вернемся к выходу из каньона, но, естественно, не по этим следам. Здесь мы свернем в сторону, в лес. Следуйте за мной!

Склоны боковых стен перевала были не очень крутыми – подняться по ним можно было даже верхом. Разящая Рука так и сделал. Преодолев немалое расстояние, охотник повернул коня обратно, к каньону. Когда он остановился, его группа оказалась над выходом из скального коридора. Теперь, даже верхом, за несколько секунд они могли очутиться внизу и занять оборону у расщелины.

Всадники спешились, привязав животных к деревьям. Сами же расположились на мягком мху. Белые, как всегда, собрались вместе. Лишь Вокаде присоединился к ним, из шошонов же ни один не рискнул присесть рядом.

– И сколько же нам так ждать? – осведомился Толстяк.

– Можно подсчитать достаточно точно, – ответил охотник. – С наступлением дня апсарока станут искать своих двух разведчиков. Пока они узнают, что произошло, пройдет добрых часа два. Придя туда, где мы насыпали два могильных холма, они разберут их и обыщут все вокруг. Будем считать, что на это и на совет, который они обязательно будут держать, уйдет час, а значит, у нас в запасе примерно три часа. Чтобы добраться сюда от места нашего лагеря, нам понадобилось пять часов. Если противник поскачет в том же темпе, что и мы, через восемь часов, если считать от рассвета, они будут здесь. Стало быть, с настоящего момента до их появления у нас осталось еще приблизительно пять часов свободного времени.

– Ого, целая вечность! И чем же мы займемся?

– Что за вопрос! – вмешался Хромой Фрэнк. – Поговорим об искусстве и науке. Это лучшее, что можно сделать. Такие беседы просветляют голову, облагораживают сердце и не только обуздывают темперамент, но и закаляют характер, что весьма необходимо, если не хочешь порхать по ветру житейских бурь. Ни искусство, ни науку я никогда не дам в обиду! И то и другое – мой ежедневный хлеб, мое начало и мой конец, мой… брр! Несет похлеще, чем от наскоро закиданного камнями трупа! Или… хм!

Он огляделся и заметил Боба. Тот оперся о дерево, под которым как раз и сидел саксонец.

– Прочь отсюда! – вскричал он. – Как можешь ты прислоняться к моему дереву? Или ты думаешь, что я взял свой нос напрокат в лавке маскарадных костюмов? Иди отсюда! Гвоздика, резеда, цветочки незабудки – ничего не имею против. Но сунуть скунса во флакон с нюхательной солью я не пожелаю даже любительнице самых изысканнейших ароматов!

– Массер Боб пахнуть хорошо, очень хорошо! – оправдывался негр. – Массер Боб не вонять. Массер Боб помыться в вода пеплом и жиром медведя. Массер Боб быть славный, элегантный джентльмен!

– Если ты сейчас же не исчезнешь, я пальну в твое смрадное тело из обоих стволов!

– Иисус, Иисус! Не стрелять, не стрелять! – взмолился негр. – Массер Боб уже уходить, массер Боб сесть далеко отсюда.

Негр поспешил удалиться на приличное расстояние, где, надувшись, сел.

Коротышка-саксонец вновь повторил свое предложение поговорить об искусстве и науке, но Разящая Рука на это ответил ему:

– Мне кажется, мы можем использовать время с большей пользой, ведь мы не спали прошлой ночью, а потому ложитесь, господа, на бочок и попробуйте вздремнуть. А я буду вас охранять.

– Вы? Почему именно вы? Разве вы больше других покачивались в объятьях мосье Орфея! – искренно удивился Фрэнк.

– То есть Морфея[52], – поправил Джемми.

Фрэнк метнул в сторону последнего уничтожающий взгляд.

– Вы снова тут как тут! – воскликнул он. – Почему же мои фразы никто, кроме вас, не передефиндирует?[53] Что вы привязались с вашим Морфеем! Я совершенно точно знаю, как это должно называться. Я был членом союза певцов, который назывался «Орфей». Если им удавалось допеть до конца, а это случалось лишь тогда, когда между нотами не было больших пауз, они сами спокойненько засыпали. Такой союз певцов – лучшее средство от бессонниц, потому я и величаю Орфеем все, что касается сна!

– Ладно, покончим с этим! – Толстяк блаженно улыбнулся, растянувшись во мху во весь свой маленький рост. – Я лучше посплю, чем буду щелкать ваши «ученые» орехи.

– Да, такие орешки вам не по зубам. Чем меньше знаешь, тем меньше можешь. Спите, спите, мировая история не потерпит при этом большого урона.

После тщетных попыток найти кого-нибудь, кто стал бы восторгаться его духовным превосходством, Фрэнку ничего другого не оставалось, как тоже поудобнее устроиться и попытаться вздремнуть. Совету Разящей Руки последовали и шошоны, и вскоре заснули все, кроме белого охотника. Даже лошади завалились на бок или свесили головы. Трудно было представить, что всего лишь через несколько часов здесь могла разыграться кровавая драма.

Разящая Рука спустился по склону, медленно вернулся через каньон обратно ко входу в него и осмотрелся. Он не заметил ни единого следа, по которому можно было бы определить, где прятались Токви-Тей и его люди. Итак, шошоны великолепно подготовились к встрече врага.

Теперь Разящая рука вернулся обратно и присел на камень у выхода из расщелины. Опустив голову на грудь, он несколько часов просидел неподвижно, так и не сменив позы. О чем думал знаменитый охотник? Может, о прошлом, о своей бурной жизни? Кто знает…

Вдруг послышался цокот копыт. Разящая Рука встрепенулся, вскочил на ноги и прислушался. Это был Мартин Бауман.

– А где Виннету? – спросил охотник.

– Токви-Тей оставил его у входа, согласно вашему приказу. Я тоже должен вернуться к ним.

– Не возражаю. Похоже, вождь апачей симпатизирует вам. Цените это, мой юный друг! Лучшего друга на вашем Западе не найти! Я сам ему многим обязан.

– Не найти? – в глазах юноши вспыхнули огоньки. – А вы? Вы, кому мы стольким обязаны!

– Ба! Это все пустяки! По совести говоря, это я и виноват в том, что вашего отца взяли в плен. Надеюсь, что вы освободите его и снова увидите целым и невредимым. Но сейчас нам надо поговорить о другом. Вы видели апсарока? Хотя к чему этот вопрос, ведь и так понятно, что вы их видели.

– И так понятно? Откуда? А если они не появились?

– Хотите испытать меня? – охотник улыбнулся. – Если бы они не появились, вас здесь не было бы сейчас. Виннету никогда не покинет своего поста, пока не узнает точно, как ему действовать дальше. А если бы он был уверен, что противник вообще не придет, то сейчас вы были бы все вместе здесь. Итак, сколько апсарока вы насчитали?

– Шестнадцать, а кроме того, две лошади без всадников.

– Значит, я не ошибся. Это лошади убитых.

– Вы были правы: они шли по нашему следу.

– Ладно, скоро им предстоит узнать, на чей след они нарвались.

– Мы хорошо спрятались под деревьями и позволили им подойти довольно близко, чтобы рассмотреть получше, а потом помчались галопом и намного их опередили. Но еще раньше мы заметили, что среди них выделялся один поистине гигант. Кажется, именно он командовал ими, поскольку скакал чуть впереди остальных.

– Как они вооружены?

– Ружьями.

– Так. А теперь передайте Виннету слово в слово то, что я сейчас скажу. В каньоне только три всадника могут ехать рядом. Поэтому я прошу апача оставить коней. Как только противник исчезнет в каньоне, пусть Виннету и шошоны идут за ними, но пешком.

– А не дадим ли мы сами им преимущества таким действием?

– Нет, наоборот, все карты будут у нас в колоде.

– Но верхом они легко сомнут нас!

– Вы думаете, им это удастся? В то время как апсарока будут иметь возможность воспользоваться лишь тремя лошадьми, мы сможем выставить в одном ряду пятерых пеших. Проделаем это мы следующим образом: первые пять человек просто лягут на землю, а вторые пять станут за ними на колени. Позади них выстроится, пригнувшись, следующая пятерка, а последние пятеро выпрямятся во весь рост. В каждом таком звене будет по двадцать человек, они смогут точно прицелиться, не мешая друг другу. Остальные будут в резерве. Таким образом, все шестнадцать апсарока, если сразу не сдадутся, в один миг получат по сорок пуль спереди и сзади, но, естественно, не сразу. Стрелять будем по очереди, чтобы не тратить зря порох. Стоит принять в расчет и то, что нам придется пристрелить и лошадей без седоков, если те, взбесившись, попытаются вклиниться в наши ряды. Скажите это апачу и добавьте, что вести переговоры с врагом буду я один. В этом я могу положиться только на самого себя. Как думает Виннету, когда они прибудут?

– Он считает, что у могил они задержатся где-то на час…

– Значит, он того же мнения, что и я.

– И два часа им понадобится, чтобы добраться сюда. Но, поскольку мы оба примчались к вам за полтора часа, можно быть уверенным, что пройдет все же больше часа, прежде чем они появятся здесь.

– Я так и предполагал. Пора готовиться. А сейчас возвращайтесь!

Мартин развернул лошадь и помчался обратно. Разящая Рука поднялся к своим спутникам, которые все еще спали, и разбудил их. Он изложил свой план, посовещался с ними и определил, что Дэви, Джемми, Фрэнк, Вокаде и один из шошонов будут в первой шеренге, которая ляжет на землю. Остальным он также указал их места и отвел всех вниз, чтобы они немного поупражнялись в предложенном им способе защиты. Самое главное заключалось в том, чтобы проделать все это как можно быстрее. Сам охотник собирался встать между своими людьми и врагом, чтобы иметь возможность вести переговоры. Для этой цели он срезал несколько длинных зеленых веток, которые во всем мире, даже у самих диких народов, используются как знак парламентера.

После нескольких повторов, убедившись, что его люди все прекрасно поняли, белый охотник вместе со всеми вернулся в укрытие.

Теперь время потянулось еще томительнее, чем прежде. Но вот наконец раздался стук конских копыт.

– Похоже, они послали в разведку всего одного человека, – заметил Джемми.

– Тем лучше, – улыбнулся Разящая Рука. – С двумя нам пришлось бы сложнее.

Джемми оказался прав. Появился только один всадник, который медленно выехал из каньона и остановился, чтобы осмотреться. Присутствия врага он нигде не заметил, но зато прямо перед собой увидел уходящие вдаль следы, о четкости которых специально позаботился Разящая Рука. Естественно, разведчик не удовлетворился одним лишь осмотром следов и проехал по ним довольно далеко.

– Черт возьми! – не выдержал Джемми. – Неужели поскачет до того места, где мы свернули с пути!

– В таком случае, к своим он не вернется, – заключил Разящая Рука.

– Вы что, надеетесь проделать это бесшумно?

– А это тогда зачем? – охотник указал на лассо.

– Но вы сможете не только захлестнуть петлю на его шее, но и быстро затянуть ее так, чтобы он не смог вскрикнуть? Это дьявольски трудное дело! Вы уверены, что справитесь, сэр?

– Нет проблем. Вытяните все свои десять пальцев и только скажите, на какой из них набросить лассо. Но отсюда, сверху, нельзя увидеть, как далеко он удалился. Мне придется спуститься. Ведите себя спокойно, а если услышите мой тихий свист, быстро ко мне!

Охотник снял лассо с плеча и, пока соскальзывал по склону, в два счета свил готовую для броска петлю. Оказавшись внизу, он увидел медленно возвращающегося апсарока, который, похоже, так ничего до сих пор и не заподозрил. Охотник нашел даже время, чтобы пробраться за большой обломок скалы и присесть там на корточки. Разведчик неожиданно погнал коня рысью, пулей промчался мимо и исчез за углом узкого каньона.

Разящая Рука подал условный знак, и его люди тотчас оказались возле него. Они принесли ему оба ружья, а также зеленые ветки, которые он оставил наверху, чтобы они не помешали ему во время броска.

Охотник подошел к выходу из каньона и осторожно выглянул из-за угла. Апсарока беспрепятственно достиг конца скального коридора и исчез. Минуту спустя появились остальные его соплеменники, быстро заполнившие узкое пространство расщелины. Разящая Рука позволил им достичь середины ущелья, затем, выхватив револьвер, как и было условлено, выстрелил из него в воздух. Оглушительное эхо прокатилось по крутым и отвесным стенам и с десятикратной силой ударило по ушам апача и его группы. Воины Токви-Тея мгновенно и бесшумно вошли в каньон позади апсарока, которые пока их не видели. Услышав выстрел, всадники тотчас осадили лошадей. Тут они заметили Разящую Руку и его людей, стоявших у них на пути и уже занявших описанную ранее позицию.

Мартин не ошибся: предводитель враждебных индейцев обладал поистине геркулесовой фигурой. На коне он восседал, как могучий бог войны. Широкие кожаные легины по линиям края скреплялись туго сплетенными косицами из скальпов поверженных врагов. Достигавшие стремян штаны были к тому же украшены еще узкими полосами человеческой кожи. Широкую грудь воина прикрывала охотничья куртка из кожи оленя, поверх которой висел настоящий панцирь из чешуеобразных, плотно закрепленных друг над другом черепных дисков, срезанных когда-то вместе со скальпами с голов многочисленных врагов. За поясом, кроме большого охотничьего ножа и томагавка, которые могла сжимать лишь рука настоящего силача, было все необходимое в прерии. Голову гиганта прикрывал череп кугуара[54], с которого вниз свисали скрученные в веревку длинные и толстые куски кожи. Лицо его было размалевано черной, красной и желтой красками, а в правой руке он держал тяжелое ружье.

Великан сразу смекнул, что направленные на него ружейные стволы несколькими залпами превратят в прах весь его отряд.

– Назад! – прогремел его голос, дошедший, казалось, до самых небес.

При этом он поднял на дыбы своего жеребца и дал ему шенкелей. Его люди проделали то же самое, одним махом ловко развернув животных на задних ногах. Но в тот же миг апсарока увидели группу Виннету и ее ружья, которые были направлены на оказавшихся в западне.

– Вакан шича![55] – вскричал в гневе предводитель последних. – Разворачиваемся снова! Там стоит человек и держит в руке Ветвь Мира, а значит, желает говорить. Наши уши услышат, что он хочет сказать.

Суровый предводитель снова резко развернул жеребца и медленно поехал навстречу Разящей Руке. Его люди двинулись за ним. Но проницательный апач не позволил им уйти. Вместе со своими воинами он сейчас же направился следом, и апсарока оказались в еще более тесном кольце.

Разящая Рука не сделал навстречу ни шагу. Гигант-апсарока, остановившись неподалеку, окинул его с головы до ног бесстрашным взглядом и спросил:

– Что нужно здесь бледнолицему? Почему он стоит на пути у меня и моих воинов?

Разящая Рука улыбнулся и ответил:

– А что хочет здесь краснокожий человек? Почему он преследует меня и моих воинов?

– Потому что вы убили двух наших братьев! – апсарока еще больше помрачнел.

– Они пришли к нам как враги и как враги были убиты.

– Откуда ты знаешь, что мы твои враги?

– Потому что вы ищете пропавшие «лекарства»!

– Кто тебе это сказал?

– Об этом нетрудно догадаться: у обоих воинов, которых сразили наши пули, не было их при себе.

– Ты угадал. Я больше не тот, кем был раньше. Вместе с «лекарствами» я потерял и имя. Теперь меня называют Ойт-э-ке-фа-вакон, Храбрец, Ищущий Лекарство. Дай нам пройти, иначе мы убьем вас!

– Сдавайтесь, иначе та же участь постигнет вас самих, – спокойно произнес Разящая Рука.

– Твои уста произносят гордые слова. Но способен ли ты на гордые дела?

– Ты можешь узнать это прямо сейчас. Взгляни вперед, а потом – назад! Один мой знак – и десять пуль больше пяти раз подряд ударят по твоему отряду.

– Это не храбрость, а трусость. Бывает, что вонючие койоты убивают исподтишка даже бизонов. Что могли значить твои псы против моих воинов, если бы мои воины не попали в вашу ловушку? Я один перебью половину твоих людей!

И гигант рывком выхватил тяжелый томагавк, угрожающе взмахнув им над головой.

– А я один отправлю в Страну Вечной Охоты весь твой отряд, – снова, не повышая голоса, но очень твердо произнес Разящая Рука.

– Может быть, твое имя Итанка Большая Пасть?

– Я сражаюсь не именем, а рукой.

Глаза апсарока тотчас вспыхнули.

– Ты хочешь сразиться со мной? – прогремел его голос.

– Я не боюсь тебя. Мне просто смешны твои пустые слова!

– Тогда подожди, пока я переговорю с моими воинами! А потом ты узнаешь, болтает Ойт-э-ке-фа-вакон или действует.

Он развернулся к своим и тихо заговорил с теми из них, кто мог слышать его приглушенный голос. Затем он снова обратился к Разящей Руке:

– Ты знаешь, что такое «му-мохва»?

– Да, знаю.

– Хорошо! Нам нужны скальпы врагов, а потому будут бороться четыре человека: ты – со мной, и один твой краснокожий человек – с моим воином! Если победим мы, то всех вас убьем и скальпируем, если вы – возьмете наши скальпы и жизни. Ну как, у тебя хватит мужества на такой договор?

Вопрос был задан с издевкой. Разящая Рука, снова улыбнувшись, ответил:

– Я готов. Положи свою ладонь в мою в знак того, что твои слова имеют вес.

Охотник протянул свою руку. Гигант не ожидал подобного, поэтому подал руку после некоторого колебания. Выражение «му-мохва» заимствовано из языка юта, дословно оно означает «рука у дерева». У многих племен этот вид борьбы считается своего рода Божьим судом. Двух человек привязывают крепкими ремнями за одну руку к древесному стволу, а в другую дают оружие – томагавк или нож, по договоренности. Ремень закрепляется так, чтобы бойцы имели возможность двигаться по кругу вокруг ствола. Поскольку оба должны стоять лицом друг к другу, один из них оказывается привязанным за правую, другой – за левую руку. Тот, у кого свободна правая рука, обычно имеет преимущество. По правилам эта достаточно жестокая борьба продолжается без перерыва и заканчивается только со смертью одного из противников. Но существуют и более мягкие варианты подобных поединков.

Апсарока был убежден: раз он вызвал врагов на единоборство, то он и получил преимущество. На самом же деле все это вершилось только благодаря великодушию Разящей Руки. С другой стороны, вождь апсарока прекрасно понимал, что если он не сдастся, то погибнет вместе со всеми своими людьми, а с помощью «му-мохвы» он надеялся не только выйти из тяжелого положения, но еще и завладеть скальпами врагов, в руки которых так глупо попал. Он был убежден, что превосходит белого во всем. Разумеется, и второго борца он выставил бы под стать самому себе.

– Ты хочешь рискнуть? Великий Дух затмил твой разум! – с видом явного превосходства сказал он белому. – Тебе известно, что по правилам борьба между двумя победителями, если они окажутся от разных групп, должна вестись до самого конца?

Разящая Рука видел индейца насквозь. Всем присутствующим следовало ожидать, что Храбрец, Ищущий Лекарство, должен выйти победителем из первой схватки, и, даже если другой апсарока будет побежден, предводитель убьет своего противника в последнем, решающем поединке. Глядя на огромного разъяренного воина, ничего другого никому и в голову не могло прийти. Но Разящая Рука думал иначе.

– Согласен, – быстро дал он ответ.

Гигант взглянул на него наполовину удивленно, наполовину победно, быстро подал ему руку и произнес:

– Тогда дай свою руку! Ты обещаешь мне, а я обещаю тебе от имени наших воинов, что мы и вы согласны на такие условия. Ни одна из сторон, чьи борцы окажутся побеждены, не имеет права сопротивляться после поединков.

– Я обещаю это. А чтобы у тебя не осталось и крошки сомнений на этот счет, мы раскурим трубку клятвы.

При этом охотник указал на висевшую на шее трубку, украшенную перьями колибри.

– Хорошо, мы выкурим ее, – согласился великан, и по его лицу пробежала презрительная усмешка. – Но трубка клятвы не станет трубкой мира, потому что мы будем бороться, а потом, после борьбы, ваши скальпы украсят наши пояса, а ваши тела будут рвать и жадно пожирать грифы.

– Но прежде посмотрим, сильны ли и дерзки твои кулаки так же, как твои слова, – заметил Разящая Рука.

– Ойт-э-ке-фа-вакон еще никем не был побежден! – гордо вскинул голову апсарока.

– Но он не уберег своих «лекарств». Если его глаза и сегодня окажутся так же «остры», как тогда, у воды, мой скальп останется на месте.

Это было довольно резким, если не сказать бестактным, замечанием, ибо потеря «лекарств» считалась худшим из всего, что могло произойти с индейцем. Рука краснокожего легла на оружие, но Разящая Рука пожал плечами и предупредил его:

– Убери руку! Очень скоро ты сможешь показать свою удаль. А сейчас давайте покинем это место и поищем другое, более подходящее для «му-мохвы». Мои братья приведут лошадей, а апсарока поедут как пленники верхом в середине отряда.

Охотник подал знак Виннету, и апач повел свой отряд туда, где были оставлены кони. Когда они быстро вернулись верхом, люди Разящей Руки сходили за своими животными и привели их. Таким образом, индейцы из племени Воронов вплоть до самого отправления ни на миг не оставались без присмотра – помышлять о побеге им было просто бессмысленно. Теперь их взяли в середину отряда, который тотчас тронулся в путь.

Разящая Рука тихо приказал своим не называть до поры до времени ни его имени, ни имени вождя апачей. Пока апсарока не должны знать, с кем им предстоит бороться. Сейчас они были убеждены, что выйдут победителями из навязанной белыми, как им казалось, схватки, а потому и не собирались возражать против договоренностей.

Толстяк Джемми находился рядом с белым охотником.

– Думайте обо мне, что хотите, сэр, – начал Джемми, – но сейчас вы действовали как мальчишка, хотя и благородный. Вот только благородство в данном случае, пожалуй, излишне.

– Вы так думаете? Неужели вы полагаете, что индеец не имеет понятия о благородстве? Я знавал многих краснокожих, с которых белые могли бы взять пример.

– Возможно. Исключения есть всегда и везде, но этим Воронам нельзя доверять. Они хотят вернуть свои «лекарства» или завладеть новыми, а потому с их стороны не стоит ждать милосердия. А ведь они были уже у нас в руках, не могли двинуться ни вперед, ни назад! Нам так легко было погасить их ярость – не тяжелее, чем задуть едва тлеющие угольки костра! А теперь вы вынуждены заняться этой проклятой «му-мохвой», и кто знает, от чего вы умрете: от топора этого гиганта или от его ножа!

– Ого! Вас, я вижу, обуревает жажда крови? Не поддавайтесь этому чувству. Оно делает человека слепым и жестоким. Перестрелять индейцев, когда они оказались в ловушке в окружении превосходящего их по численности противника и не имели возможности ни двигаться, ни защищаться – это же позор для вестменов!

– Хм! Вы, конечно, правы. Но разве обязательно было их убивать? Им так и так ничего не оставалось бы, как сдаться, а потому мы могли договориться с ними мирным путем.

– На это они как раз не пошли бы. Все из-за того, что они ищут новые «лекарства». Схватка была бы неизбежной. А поскольку мне и в голову не приходит истреблять людей, имеющих равные со мной права, то я предпочел пойти на соглашение с гигантом, которого знаю.

– Как? Этот парень вам известен?

– Да. Может, вы вспомните мое замечание, которое я сделал, когда мы проезжали мимо скалы Черепахи? Я рассказал, что как-то раз был в лагере вождя апсарока Шунка-шечи. Он тогда поведал мне много историй о собственном племени. При этом он с большой гордостью упомянул о своем знаменитом брате Канте-пете, Огненном Сердце.

– Канте-пета? Знаменитый и великий шаман Воронов?

– Да. Шунка-шеча рассказал мне о подвигах своего брата и описал, как он выглядит. Он представил мне его настоящим великаном! Канте-пета в одной из схваток с сиу-огаллала получил удар томагавком и потерял ухо, а кроме того, был ранен в плечо. А теперь взгляните на этого великана! У него тоже нет левого уха, а его левое плечо, можно смело сказать, когда-то было повреждено.

– Черт возьми! Конечно, если это и совпадение, то слишком уж невероятное! Но тогда я беспокоюсь за вас, сэр. Хоть вы и самый крепкий парень, которого я когда-либо видел, этого Канте-пету тоже до сих пор никто не мог победить. Физически он вас, несомненно, превосходит, хотя я убежден, что в ловкости ему с вами не сравниться. Но когда одну руку привязывают к дереву, все зависит от силы, а не от ловкости, а потому мне кажется, что ставку сегодня надо делать на него.

– Ну, – сказал Разящая Рука с легкой усмешкой, – если вы так печетесь обо мне, есть очень простое средство спасти меня от неминуемой гибели.

– Какое же?

– Вместо меня схватиться с этим Вороном.

– Хо! Такое мне и во сне бы не приснилось! У меня далеко не хрупкие нервы, но сунуться смерти прямо в лапы мне что-то неохота. Эту кашу заварили вы сами, сэр, вам ее и расхлебывать. От всего сердца желаю вам приятного аппетита!

Толстяк на несколько мгновений придержал коня, чтобы еще раз не быть осмеянным. Его место рядом с Разящей Рукой занял Виннету.

– Мой белый брат знает Канте-пету, шамана апсарока? – спросил он.

– Да, – кивнул охотник. – Глаза моего краснокожего брата были так же остры, как и мои.

– У Ворона только одно ухо. Виннету никогда прежде его не видел, но имя «Храбрец, Ищущий Лекарство» не обманет вождя апачей. Я слышал, как мой брат говорил с ним, и я готов к схватке.

– Конечно же, я рассчитывал на вождя апачей, ибо никому другому не хотел бы доверить это дело чести.

– Мой брат убьет большого Ворона?

В отличие от многих, у Виннету не было ни малейшего сомнения на тот счет, что именно Разящая Рука выйдет из этой схватки победителем.

– Нет, – ответил охотник. – Апсарока – враги сиу-огаллала. Если мы пощадим их, они станут нашими союзниками.

– Тогда пусть живет и другой. О Виннету не должны говорить, что его белый брат снисходительнее, чем он.

Всадники удалились от каньона примерно на английскую милю, когда долина внезапно расширилась еще больше. Отряд достиг небольшой, окруженной кольцом холмов прерии, которых в тех местах много. Кругом, насколько хватает взгляда, росла только худосочная трава и редкие кусты – больше ничего. Лишь одно-единственное дерево маячило посреди равнины – довольно высокая липа из тех, что имеют большие, светлые, словно выбеленные листья. Индейцы называют их «му-манга-тусага» – «деревья с белыми листьями».

– Мава![56] – произнес предводитель Воронов, указав на дерево.

– Хуг! – Виннету кивнул и направил коня галопом прямо к липе.

Остальные тоже последовали к месту, где должны были состояться поединки.

Напряжение испытывали все, хотя каждый делал вид, будто ничего особенного не происходит. Хладнокровие сохраняли лишь трое – те, кто уже знали, что будут участниками поединков: Виннету, Разящая Рука и Ойт-э-ке-фа-вакон, ибо каждый из них был уверен в своей победе.

Все спешились. Лошадей расседлали, а люди расположились широким кругом. Любой посторонний, окажись он случайно рядом, и не подумал бы, что здесь, друг напротив друга, сидели смертельные враги: оружия у апсарока никто не отбирал – Разящая Рука приказал не делать этого. Он снова поступил по-рыцарски или, как говорят американцы, «по-джентльменски».

Зачерпнув из седельной сумки приличную горсть табаку, охотник снял с шеи трубку и набил ее. Потом вышел в центр круга и произнес:

– Воину не нужно многословие, за него говорят его дела. Мои братья знают, что здесь должно произойти, и мне не нужно говорить об этом. Мы не убили воинов апсарока, хотя их жизни были у нас в руках. Мы пощадили их, чтобы показать, что мы их не боимся и даже согласны бороться один на один безо всяких преимуществ для себя. Они вызвали нас на «му-мохву», и мы приняли их вызов. Сейчас они сидят рядом с нами свободными, держа свое оружие в руках, хотя по сути – они наши пленники. Мы ожидаем, что они, как и мы, не воспользуются коварством и хитростью. В знак того, что они обещают нам это, пусть Вороны выкурят с нами трубку клятвы. Я все сказал, а теперь пусть говорят они.

Белый охотник сел, а Храбрец, Ищущий Лекарство, поднялся во весь свой огромный рост и ответил:

– Белый человек сказал от души. Нам не нужно коварство, ибо мы и так победим! Но он забыл напомнить об условиях борьбы. Участники поединков, – краснокожий сделал небольшую паузу, окинув гордым взглядом присутствующих, – будут привязаны к дереву одной рукой и смогут видеть лица своих противников. В другую руку они получат по ножу. Только этой рукой можно вести борьбу! Только так разрешено сражаться! Но если кто не сможет вдруг больше держать нож, то имеет право защищаться рукой. Кто коснется дерева или упадет на землю спиной или грудью, тот побежден, не важно – жив он или мертв. Кто припадет на колено, может подняться вновь. Сражаться будут четыре человека, по двое от каждой из сторон: я – против этого бледнолицего, а один из моих людей – против любого из ваших красных воинов. Двое оставшихся будут бороться друг с другом, и это решит исход схватки. Спутникам победителя принадлежит жизнь и вся собственность побежденных. И никто из тех, чьей жизни срок истек, не имеет права защищаться! На этих условиях воины апсарока готовы раскурить трубку клятвы. А чтобы борьба была честной и никто не был защищен лучше остальных, все четверо должны бороться с обнаженными торсами. Хуг! Я сказал!

Апсарока сел. Разящая Рука еще раз ступил в круг и объявил:

– Мы согласны со всеми условиями апсарока. А чтобы у побежденных не оставалось оружия, с которым они могли бы противостоять смерти, пусть все они до единого сложат его здесь, на этом месте. Один шошон и один апсарока будут охранять его. А сейчас я зажгу свою трубку мира. Сегодня она станет трубкой клятвы, и пусть облака ее дыма унесут души побежденных в Страну Вечной Охоты! – закончил он на индейский манер.

– Хуг, хуг! – раздалось в кругу, и это означало, что почти все согласны.

Разящая Рука достал панк и зажег табак. Затянувшись дымом, он выдохнул его в небо, в землю и в направлении четырех сторон света, после чего передал трубку предводителю апсарока. Тот также сделал шесть затяжек и объявил, что соглашение заверено клятвой и пути назад нет. Потом все по очереди сделали по одной затяжке. По окончании этой церемонии трубку воткнули мундштуком в землю за пределами круга и там же сложили оружие.

Апсарока подошел к дереву, обнажил свой могучий торс и произнес:

– Пора начинать. Прежде чем солнце продвинется по небу на рукоять моего ножа, скальп белой собаки будет висеть на моем поясе!

Теперь воочию можно было убедиться, насколько силен гигант. И он прекрасно понимал, какое производил впечатление: поигрывал узловатыми мышцами и окидывал всех вокруг себя победоносным взглядом. Произошло нечто удивительное. Не кто иной, как Мартин Бауман, юный сын Охотника на Медведей, выскочил вперед и гневно воскликнул:

– Белым вы обязаны жизнью, а называете их собаками! Ты не достоин того, чтобы опытный воин боролся с тобой. Хорошо, вот здесь стоит молодая «белая собака», которая не боится показать тебе клыки, хоть ты и сильнейший воин своего племени. Прежде чем солнце продвинется так далеко, как ты говоришь, «собака» разорвет в клочья кожу большеклювого каркающего Ворона!

Его щеки залило румянцем, глаза блестели. Одним движением Мартин сбросил с себя охотничью куртку.

Восхищенное «уфф, уфф!» прокатилось по кругу.

Юноша был здесь самым молодым из всех, и его неожиданная дерзость поразила всех.

– Де мечих![57] – вырвалось даже у гиганта-апсарока.

– Вот это по-мужски! – одобрил Разящая Рука. – Такое вам непременно зачтется, мой юный друг. Но вы же знаете, что вызвали на поединок меня, а потому я попрошу предоставить мне возможность доказать, что «белая собака» не поджимает хвост перед Вороном.

– Он вообще не стоит того, чтобы такой человек, как вы, боролся с ним, – не сдавался Мартин. – А если вы думаете, что меня напугал этот великан, то вспомните о том, сколько гризли пало от моей руки!

– Вижу, что вы в самом деле готовы на все, но ограничьтесь пока тем, что мы восхищены вашим мужеством. Поймите, меня сочтут трусом, если я соглашусь на такую замену.

– Спорить, конечно, не стану, а потому подчиняюсь вашей воле, но я не смирюсь с тем, чтобы меня называли «собакой»!

Парень снова надел куртку и отступил в толпу. Великан подал знак одному из своих. Тот вышел вперед, оголил свой торс и сказал:

– Здесь стоит Макин-о-пункре, Раскатистый Гром. Он сделал себе щит из кожи врагов. Больше чем четыре раза по десять скальпов отнял он в битвах! Кто рискнет предстать перед его ножом?

– Я, Вокаде, заставлю этот Гром замолчать! Я не прославил себя скальпами, но убил белого бизона, а сегодня мой пояс украсит первый кусок кожи с головы врага! Кто из воинов боится грома? Он лишь трусливый отзвук молнии, и больше ничего, потому что поднимает свой голос лишь тогда, когда опасность миновала!

– Уфф, уфф! – снова зазвучало вокруг, когда юный индеец выступил вперед.

– Ступай назад! – зло усмехнулся Раскатистый Гром. – Я не сражаюсь с детьми. Одно только мое дыхание может убить тебя. Ляг в траву, и пусть тебе приснится твоя мать, которая еще не перестала кормить тебя каммас!

Есть так называемые индейцы-копатели, презираемые всеми другими краснокожими; они бродят в пустынных местах, где влачат жалкое существование в поисках луковицеобразных корней, которые в полусгнившем состоянии используются ими для приготовления начинки для тошнотворнейших пирогов, известных как «пироги-каммас». Даже собаки брезгуют прикоснуться к такому блюду. Словом, упоминание о «каммас» было оскорблением для храброго Вокаде.

Прежде чем тот смог ответить, вперед вышел Виннету. Он знáком призвал юного индейца к молчанию, и Вокаде из уважения к знаменитому вождю обуздал свой гнев. Апач произнес:

– Участь обоих апсарока уже решена. Кто вызвался сражаться? Два мальчика, в которых мы уверены, ибо они уже побеждали и белого бизона, и серого медведя, а уж двух Воронов они задушат просто голыми руками. Но если считать, что Вороны – славные воины, то им надлежит бороться с мужчинами! А Раскатистый Гром гремит сейчас в последний раз.

Названный пришел в ярость и заорал:

– Кто ты, что смеешь произносить такие слова? У тебя есть имя? В твоей одежде не видно ни одного волоса врага! Если ты умеешь лишь играть на джотунке (флейте), то иди играй, но к ножу лучше не прикасайся, а то порежешься!

– Мое имя услышит твоя душа, когда покинет тело. А потом она завоет от страха и не рискнет даже появиться на Ниве Охоты Умерших! Она будет прятаться в ущельях гор и от страха скулить и рыдать вместе с ветром!