Читать книгу Глаз Бога - Джеймс Роллинс - Страница 5

Лето 453 года нашей эры

Центральная Венгрия

Вождь слишком медленно умирал на своем брачном ложе.

Стоя на коленях, убийца склонилась над ним. Дочь бургундского принца была седьмой женой вождя. Ее насильно выдали замуж за предводителя варваров. Девушку звали Ильдико, что на ее родном языке означало «свирепый воин». Однако сейчас она совсем не чувствовала себя свирепой, дрожа от страха рядом с умирающим кровавым тираном, заслужившим прозвище Flagellum Dei, «Бич Божий». Живой легендой, обладающей, по слухам, мечом, выкованным самим скифским богом войны.

Одно только имя его – Аттила – открывало ворота городов и ломало дух защитников осажденных крепостей, так велик был ужас перед ним. Но сейчас, голый и умирающий, он казался не более страшным, чем обычный человек. Ростом вождь был немногим выше Ильдико, однако его тело было заковано в панцирь мощных мышц и прочных костей, что отличало все кочевые народы. Глаза, широко расставленные и глубоко посаженные, напоминали девушке свиные глазки, особенно когда он таращился на нее затуманенным взором, грубо лишая девственности. Белки были испещрены красными жилками от многочисленных чаш вина, поглощенных на свадебном пиру.

И вот теперь настал ее черед смотреть на него сверху вниз, оценивая каждый сдавленный хрип, стараясь определить, как скоро смерть приберет его. Ильдико понимала, что чересчур осторожно распорядилась ядом, который ей дал епископ Валенсийский, в свою очередь получивший его от архиепископа Венского, и все с одобрения короля бургундов Гундиоха. Побоявшись, что тиран почувствует горечь яда в чаше с вином, девушка положила слишком маленькую дозу.

Ильдико стиснула стеклянный флакон, теперь наполовину пустой, ощущая причастность к этому покушению других рук, еще более могущественных, чем даже руки короля Гундиоха. Она проклинала себя за то, что эта тяжелая ноша оказалась в конце концов на ее хрупких плечах. Ну как судьбы всего мира, настоящее и будущее, доверили ей, девушке, видевшей всего четырнадцать зим?

И тем не менее, необходимость этого черного деяния ей объяснил укутанный в плащ неизвестный, появившийся на пороге дома ее отца пол-луны назад. Ильдико уже сосватали вождю варваров, но в ту ночь ее представили таинственному незнакомцу. Девушка успела заметить на левой руке золотой кардинальский перстень. Незнакомец рассказал ей все – как всего год назад орды варваров под предводительством Аттилы прошли по северной Италии, разорив города Падую и Милан, безжалостно убивая всех на своем пути – мужчин, женщин, детей. Остались в живых только те, кому удалось бежать в горы или скрыться в прибрежных болотах; они-то и поведали о зверствах захватчиков.

– Рим был обречен пасть под ударом его безбожного меча, – объяснил девушке кардинал, сидя в зале перед неразожженным очагом. – Понимая это, Его Святейшество папа Лев покинул свой земной престол и выехал навстречу приближающимся варварам, чтобы встретиться с завоевателем на берегах озера Гарда. И силой своего духовного могущества понтифик прогнал безжалостного гунна прочь.

Ильдико поняла, что не одно только «духовное могущество» заставило варваров повернуть вспять, – но также и сверхъестественный ужас, обуявший их предводителя.

И вот сейчас, сама объятая страхом, девушка смотрела на ларец, стоящий на возвышении в ногах ложа. В тот день понтифик вручил этот маленький сундучок и как дар, и как грозное предостережение. Ларец имел не больше локтя в длину и столько же в высоту, но Ильдико знала, что внутри хранится судьба мира. Девушка боялась прикоснуться к нему, открыть его, – но она сделает это, как только ее новоиспеченный супруг наконец умрет. Одновременно Ильдико могла бороться только с одним ужасом.

Ее взгляд испуганно метнулся к закрытой двери брачной опочивальни вождя. За окном небо на востоке начинало бледнеть обещанием нового дня. Скоро рассветет, и тогда слуги вождя войдут в опочивальню. К этому времени тиран должен умереть.

Ильдико смотрела, как при каждом натужном выдохе из ноздрей лежащего навзничь умирающего пузырится кровь. Слушала хриплый клекот у него в груди. Слабый кашель вызвал появление на губах кровавой пены, которая стекла струйкой по раздвоенной бороде и скопилась в ямке на горле. Стало отчетливо видно биение его сердца, слабеющими ударами вызывавшего дрожь этой алой лужицы.

Девушка вознесла молитву, прося небо о том, чтобы вождь умер – и как можно скорее.

Гори в адском пламени, где твое место…

Небеса словно услышали ее мольбу – последний хриплый вдох вырвался из заполненного кровью горла умирающего, выплескивая на губы алую пену, после чего его грудная клетка сжалась в последний раз и больше уже не поднималась.

Ильдико тихо вскрикнула от радости, не обращая внимания на навернувшиеся слезы. Дело сделано. Бич Божий наконец умер, он больше не сможет сеять в мире разорение. И это произошло как раз вовремя.

Встретившись с Ильдико в доме ее отца, кардинал поведал о планах Аттилы снова двинуть свои полчища на Италию. Девушка слышала похожие разговоры на свадебном пиру – хвастливые угрозы разорить Рим, стереть город с лица земли и перебить всех его жителей. Яркому светочу цивилизации грозило навсегда погаснуть под ударами мечей варваров.

Одним кровавым поступком Ильдико настоящее было спасено.

Однако она еще не до конца сделала свое дело.

Будущему по-прежнему грозила опасность.

Девушка проползла голыми коленями по ложу и соскользнула на пол. К маленькому ларцу она приблизилась, испытывая больший страх, чем когда подсыпала яд в вино своему супругу.

Наружный сундук был сделан из железа, плоский со всех сторон, с крышкой на петлях. Никаких украшений, если не считать двух символов, высеченных на поверхности. Письмена были не знакомы Ильдико, но кардинал предупредил ее, чего нужно ожидать. По слухам, это был язык далеких предков Аттилы, кочевых племен, живущих далеко на востоке.

Девушка прикоснулась к одной надписи, состоящей из простых прямых линий.

– Дерево, – едва слышно прошептала Ильдико, стараясь собраться с духом.

И действительно, символ чем-то напоминал дерево. С благоговейным почтением девушка прикоснулась к его соседу, его точной копии – второму дереву.

Лишь после этого она нашла в себе силы положить пальцы на крышку ларца и открыть ее. Внутри оказалась вторая шкатулка, уже из чистого серебра. Грубый символ на крышке также был начертан с особым смыслом.

Эти простые черточки означали «приказ» или «распоряжение».

Понимая, что времени у нее осталось совсем мало, Ильдико, как могла, успокоила трясущиеся пальцы и подняла крышку серебряной шкатулки, открывая находящийся внутри третий ларец, на этот раз золотой. В дрожащем свете факела его сияющая поверхность казалась жидкой. Символ, вырезанный на ней, был похож на сочетание рисунков на железе и серебре; один поверх другого, они образовывали новое слово.

Кардинал предупредил Ильдико о значении последнего знака.

– Запрещено, – выдохнула она.

С огромной осторожностью девушка открыла внутреннюю шкатулку. Ей было наперед известно, что она там найдет, и все же, когда она увидела содержимое, ее охватила дрожь, а по коже пробежали мурашки.

В самом сердце золотого ларца тускло сияли пожелтевшие кости человеческого черепа. Нижняя челюсть отсутствовала, пустые глазницы слепо смотрели вверх, словно устремив свой взор к небесам. Но, как и шкатулки, кости также были покрыты письменами. Строчки знаков спускались от макушки, закручиваясь плотными спиралями. Символы отличались от тех, что украшали крышки трех шкатулок; надписи были на древнееврейском – по крайней мере, так сказал кардинал. Точно так же он объяснил девушке значение этой реликвии.

Череп являлся иудейским талисманом, просьбой о милосердии и спасении, обращенной к Господу.

Папа Лев предложил это сокровище Аттиле, попросив взамен даровать спасение Риму. Однако при этом понтифик предупредил вождя гуннов о том, что могущественный талисман является лишь одним из многих, хранящихся в Риме под защитой гнева Господа, и всякий, дерзнувший силой проникнуть за городские стены, обречен на смерть. В подкрепление своих слов папа поведал историю предводителя вестготов Алариха, который разорил Рим сорок лет назад, но умер вскоре после того, как покинул город.

Испугавшись проклятия, Аттила развернул свои полчища и покинул Италию, унося с собой драгоценное сокровище. Но, как это часто случается, время в конце концов рассеяло страхи, и к предводителю гуннов вернулось желание осадить Рим и проверить справедливость легенды о господнем гневе.

Ильдико посмотрела на его распростертое тело. Похоже, Аттила уже не прошел это испытание. В конечном счете, даже сильным мира сего не избежать смерти.

Зная, что ей нужно делать, Ильдико протянула руку к черепу. И все же ее взгляд задержался на царапинах в центре спирали. Череп призывал ниспослать спасение от того пророчества, которое было на нем начертано.

Здесь была указана дата конца света.

Под черепом лежал Ключ к судьбе Мира – скрытый железом, серебром, золотом и костью. Его истинное значение всплыло всего одну луну назад, после приезда в Рим священника-несторианца из Персии, прослышавшего про то, что Аттиле была преподнесена в дар реликвия из сокровищницы церкви, реликвия, в свое время переданная в Рим самим Несторием, Константинопольским патриархом. Священник открыл папе Льву правду про то, что скрывалось в этом гнезде из ларцов и кости. Что пришло даже не из Константинополя, а издалека, с Востока, отправленное на хранение в Вечный город.

В конце концов священник сообщил папе об истинном сокровище – а также назвал имя человека, который при жизни был обладателем этого черепа.

Пальцы Ильдико, прикоснувшись к реликвии, снова задрожали. Казалось, пустые глазницы пристально смотрят на нее – те самые глаза, которые, если несторианец сказал правду, когда-то смотрели на живого Господа, на Иисуса Христа.

Девушка застыла в нерешительности, не в силах сдвинуть с места священную реликвию, – и была наказана за свои колебания стуком в дверь опочивальни. Последовал гортанный оклик. Ильдико не понимала язык гуннов, но она догадалась, что люди Аттилы, не получив ответ от своего вождя, скоро ворвутся внутрь.

Она слишком долго медлила.

Словно очнувшись, Ильдико подняла череп, открывая то, что лежало под ним, – но ничего не увидела. На золотом дне ларца было лишь углубление в форме того предмета, который когда-то там лежал, древнего креста – реликвии, якобы упавшей прямо с небес.

Но она исчезла, была похищена.

Ильдико перевела взгляд на своего мертвого супруга, человека, который славился не только своей жестокостью, но и хитростью. Говорили, что у него есть уши под каждым столом. Неужели предводитель гуннов прознал о тайнах, которыми поделился в Риме с папой священник-несторианец? А потом забрал и спрятал небесный крест? Не в этом ли истинная причина его желания разорить Рим, внезапно разгоревшегося с новой силой?

Крики за дверью становились все громче, стук – все настойчивее.

Ильдико в отчаянии положила череп на место и один за другим закрыла ларцы. Только после этого она упала на колени и закрыла лицо. Ее тело затряслось в рыданиях, и в этот момент у нее за спиной затрещали доски выбитой двери.

Девушка захлебнулась слезами, точно так же, как захлебывался кровью ее супруг.

В опочивальню ворвались люди. Когда они увидели своего предводителя на смертном одре, их крики стали пронзительнее, вскоре послышались завывания и стенания.

Однако никто не осмеливался прикоснуться к Ильдико, которая стояла на коленях рядом с ложем, раскачиваясь из стороны в сторону. Все решили, что она оплакивает своего покойного супруга, умершего вождя, но они были не правы.

Ильдико оплакивала мир.

Мир, который теперь был обречен сгореть дотла.

Настоящее время

17 ноября, 16 часов 33 минуты

по центральноевропейскому времени

Рим, Италия

Казалось, даже звезды были настроены против него.

Кутаясь от пронизывающего осеннего ветра, монсеньор Вигор Верона пересек погруженную в темноту Пьяцца делла Пилотта. Он остановился, окинув взглядом раскинувшийся вокруг город. Несмотря на толстый шерстяной свитер и пальто, его била дрожь – вызванная не холодом, а нарастающим ощущением беды.

На темнеющем небе сияла ослепительная комета, зависшая над куполом собора Святого Петра, самым высоким зданием во всем Риме. Небесная гостья, самая яркая за последние несколько сотен лет, затмевала недавно взошедшую луну, оставляя за собой на фоне звезд длинный искрящийся хвост. Подобные ночи нередко рассматриваются историей как предвестники беды.

Монсеньор вознес к небу молитву, прося, чтобы в данном случае это оказалось не так.

Вигор крепче стиснул зажатый в руках сверток. Он неловко завернул его обратно в плотную оберточную бумагу, однако до цели назначения было совсем недалеко. Впереди, обрамленный пристроенными крыльями и отдельными зданиями, возвышался величественный фасад Григорианского университета при понтификате. Хотя монсеньор по-прежнему оставался членом папского Института христианской археологии, в настоящее время он лишь изредка читал лекции в качестве приглашенного преподавателя. Сейчас Вигор служил Святому престолу как префект Archivio Segretto Vaticano, тайных архивов Ватикана. Однако ту ношу, которая была у него в руках сейчас, он нес не как профессор или префект, а как друг.

Подарок умершего коллеги.

Дойдя до главного входа в университет, монсеньор оказался в атриуме, отделанном белым мрамором. У него здесь по-прежнему был собственный кабинет, это было его право. Больше того, он частенько приходил сюда, чтобы составлять каталоги и перекрестные ссылки внушительного университетского книгохранилища. Сравнимое даже с городской Национальной библиотекой, оно содержало свыше миллиона томов, хранящихся в примыкающей шестиэтажной башне. Среди них было обширное собрание древних рукописей и редких изданий.

Однако ни здесь, ни в Ватиканском архиве ничто не могло сравниться с книгой, которую Вигор нес сейчас, – как и с тем, что лежало в свертке вместе с ней. Вот почему он решил обратиться за советом к единственному человеку в Риме, которому полностью доверял.

По мере того как монсеньор преодолевал все новые лестницы и узкие коридоры, его колени начинали все сильнее жаловаться. В свои шестьдесят с лишним он все еще оставался в хорошей форме, что объяснялось десятилетиями работы в поле, на археологических раскопках, однако последние несколько лет ему пришлось провести погребенным в архивах, заточенным за письменным столом, заваленным книгами, скованным кандалами ответственности перед Святым отцом.

«Господи, по силам ли мне эта задача?»

Он должен справиться.

Наконец Вигор добрался до того крыла, где находились кабинеты профессорско-преподавательского состава университета. Он сразу же заметил знакомую фигуру у двери своего кабинета. Племянница его опередила. Должно быть, она пришла сюда прямо с работы. На молодой женщине все еще была форма карабинеров, состоявшая из темно-синих брюк и кителя, отделанных красным кантом, с серебряными эполетами на плечах. Еще не достигнув тридцати лет, она уже была лейтенантом полиции охраны культурного наследия, занимавшейся борьбой с незаконным оборотом краденых предметов искусства и исторических ценностей.

При виде племянницы монсеньора захлестнуло чувство гордости. Он пригласил ее сюда не только из чувства любви, но и полагаясь на ее опыт в подобных делах. Верона никому не доверял так, как ей.

– Здравствуйте, дядя Вигор! – Быстро обняв пожилого прелата, Рейчел отпрянула назад, зачесывая длинные черные волосы за ухо и одобрительно окидывая его взглядом своих острых карамельно-карих глаз. – Что стряслось такого неотложного?

Монсеньор оглядел коридор в обе стороны, однако в воскресенье, в этот час здесь никого не было, и все кабинеты казались темными и безжизненными.

– Зайдем, и я тебе все объясню.

Отперев дверь, он пригласил племянницу внутрь. Несмотря на то высокое положение, которое занимал монсеньор, его кабинет напоминал тесную келью, заставленную шкафами, набитую книгами и подшивками журналов. Маленький письменный стол приютился у стены под окном, узким, словно бойница в крепостной стене. Только что взошедшая луна отбрасывала полоску серебристого света на царивший в кабинете хаос.

Лишь после того, как они оба вошли в кабинет и за ними закрылась дверь, Вигор осмелился зажечь настольную лампу. Он облегченно вздохнул, черпая уверенность и спокойствие в знакомой обстановке.

– Помоги расчистить место на столе.

Как только это было сделано, Вигор положил сверток на стол и развернул плотную коричневую бумагу, открывая маленький деревянный ящичек.

– Вот это доставили мне сегодня. Без обратного адреса, только имя отправителя.

Он отогнул край обертки, показывая Рейчел.

– Брат Иосип Тараско, – прочитала вслух молодая женщина. – Мне должно быть известно это имя?

– Нет, ни в коем случае. – Вигор посмотрел на племянницу. – Этот человек был объявлен умершим более десяти лет назад.

Сдвинув брови, Рейчел напряглась.

– Но сверток слишком свежий. Он не мог столько времени доставляться почтой. – Она подняла взгляд на дядю. – А что, если кто-то решил разыграть жестокую шутку и назвался его именем?

– Не могу предположить, кому это могло понадобиться. Больше того, я считаю, именно с этой целью отправитель подписал сверток от руки: чтобы я смог проверить, что она действительно от отца Тараско. Мы с ним были близкими друзьями. Я сравнил надпись на посылке со старыми письмами, сохранившимися у меня. Почерк совпадает.

– Итак, если этот отец Тараско по-прежнему жив, почему он был объявлен умершим?

Вигор вздохнул.

– Отец Тараско пропал без вести во время исследовательской поездки в Венгрию. Он готовил подробный доклад об охоте на ведьм, которая велась в этой стране в восемнадцатом веке.

– Об охоте на ведьм?

Вигор кивнул.

– В начале восемнадцатого столетия на Венгрию обрушилась засуха, продолжавшаяся целое десятилетие, а за ней последовали голод и болезни. Потребовался козел отпущения, на которого можно было свалить всю вину. На протяжении всего пяти лет свыше четырехсот ведьм и колдунов были осуждены и преданы смерти.

– А что насчет вашего друга? Что с ним произошло?

– Ты должна понимать, что, когда Иосип отправился в Венгрию, страна только недавно стряхнула с себя контроль Советов. Время тогда наступило неспокойное, и задавать слишком много вопросов было опасно, особенно в сельской местности. Последним известием от Иосипа было сообщение, оставленное на моем автоответчике. Он сказал, что наткнулся на какие-то странные обстоятельства, связанные с группой из двенадцати колдунов – шести женщин и шести мужчин, – сожженных в маленьком городке на юге Венгрии. В его голосе звучали страх, но также и восторженное возбуждение. И после этого – ничего. Больше никаких вестей о нем не было. Полиция и Интерпол целый год занимались этим делом. Затем после еще четырех лет молчания Иосип наконец был объявлен умершим.

– То есть все это время он мог прятаться. Но зачем? И, что гораздо важнее, почему сейчас, по прошествии десяти лет, он вдруг дал о себе знать?

Вигор повернулся к племяннице спиной, пряча улыбку гордости. Он оценил то, как Рейчел так быстро ухватила самую суть дела.

– Полагаю, ответ на твой второй вопрос станет очевиден, когда ты ознакомишься с тем, что прислал Иосип, – сказал он. – Взгляни.

Собравшись с духом, Верона открыл крышку ящичка. Осторожно достав первый из двух предметов, содержащихся в посылке, он положил его на стол в полоску лунного света.

Молодая женщина непроизвольно отшатнулась назад.

– Это череп? Человеческий череп?

– Совершенно верно.

Преодолев первоначальное удивление, Рейчел шагнула к столу. Сразу же заметив корявые надписи на черепной коробке, она проследила пальцем за извивающейся спиралью, не прикасаясь к ней.

– А эти письмена? – спросила она.

– Арамейский. На мой взгляд, это образчик ранней талмудической магии, которой занимались вавилонские иудеи.

– Магии? То есть колдовства?

– В каком-то смысле. Такие талисманы ограждали от демонов или являлись призывом о помощи. Археологи уже много лет находят при раскопках подобные артефакты – в основном сосуды, но изредка также и черепа. Две такие реликвии хранятся в Берлинском музее. Остальные находятся в частных собраниях.

– Ну, а эта? Вы сказали, что отец Тараско интересовался колдунами, и можно предположить, его интерес распространялся также и на различные оккультные предметы.

– Возможно. Однако я не думаю, что данный череп является подлинным. Талмудическая магия зародилась в третьем веке нашей эры и уже к седьмому исчезла. – Вигор провел над черепом рукой, словно накладывая на него свое заклятие. – Подозреваю, этот череп не настолько старый. Быть может, в лучшем случае тринадцатый или четырнадцатый век. Я уже отправил один зуб в университетскую лабораторию, чтобы подтвердить свою оценку.

Молодая женщина медленно кивнула, погруженная в задумчивое молчание.

– Но я также изучил эту надпись, – продолжал монсеньор. – Мне хорошо знакома эта разновидность арамейского. Я обнаружил в написании множество вопиющих ошибок – перевернутые диакритические знаки, неправильно расставленные или отсутствующие акценты. Как будто кто-то неумело скопировал оригинальную рукопись, абсолютно не понимая древний язык.

– В таком случае получается, что череп – это подделка?

– Сказать по правде, я считаю, что его создатель не преследовал никаких неблаговидных целей. На мой взгляд, речь шла не столько об обмане, сколько о сохранении. Кто-то опасался, что эти знания будут безвозвратно потеряны, и потому решил сделать копии, чтобы сохранить нечто гораздо более древнее.

– Какие знания?

– Сейчас я к этому подойду.

Протянув руку к ящичку, Вигор извлек второй предмет и положил его на стол рядом с черепом. Это была древняя книга, шириной с локоть и вдвое больше длиной. Она была переплетена в необработанную кожу, страницы скрепляли неровные стежки толстого шнура.

– Это образчик антроподермической библиопегии[1], – объяснил монсеньор.

– И это означает?.. – вопросительно сморщила лицо Рейчел.

– Эта книга переплетена человеческой кожей и сшита человеческими же жилами.

Молодая женщина снова отпрянула назад, однако на этот раз она уже не поспешила вернуться к столу.

– Как вы это определили?

– Пока что это только предположение. Но я отправил образец кожи в ту же лабораторию, что и зуб черепа, на предмет установления возраста и анализа ДНК. – Вигор взял в руки зловещий фолиант. – Я уверен, что моя догадка верна. Я изучил кожу с помощью препарировальной лупы. Поры человеческой кожи существенно отличаются размерами и даже формой от тех, что есть в свиной и телячьей кожах. И если ты присмотришься внимательнее, в середине обложки…

Он провел ногтем по глубокой складке на поверхности обложки.

– При соответствующем увеличении можно рассмотреть фолликулы ресниц.

Его племянница побледнела.

– Ресниц?

– На обложке человеческий глаз, зашитый более тонкими жилами.

Сглотнув подкативший к горлу клубок, молодая женщина спросила:

– Так что же это такое? Какой-то оккультный текст?

– Я тоже так думал, особенно если учесть интерес Иосипа к венгерским колдунам. Но нет, это не рукопись, посвященная демонам. Хотя в определенных кругах текст считается богохульным.

Вигор осторожно раскрыл обложку, следя за тем, чтобы не приложить чрезмерного усилия к переплету. Он показал страницы, написанные на латыни.

– На самом деле это гностическая книга Библии.

Склонившись над манускриптом, Рейчел, хорошо владеющая латынью, перевела вслух первые строчки:

– «Это тайные слова, которые сказал Иисус живой…» – Узнав эти слова, она оглянулась на дядю. – Это же Евангелие от Фомы!

Монсеньор кивнул.

– Апостола, усомнившегося в воскрешении Христа.

– Но почему оно переплетено в человеческую кожу? – с отвращением произнесла Рейчел. – Зачем вашему пропавшему без вести коллеге понадобилось присылать вам такие жуткие вещи?

– В качестве предупреждения.

– Предупреждения о чем?

Вигор снова обратил свое внимание на череп.

– Заклинание, написанное здесь, – это мольба к Господу спасти мир от гибели.

– Хоть я, вне всякого сомнения, полностью поддерживаю это обращение, какое отношение…

Монсеньор не дал ей договорить.

– На черепе, в центре закрученной по спирали надписи, начертана пророческая дата грядущего апокалипсиса. Я перевел число из древнееврейского календаря в современную форму. – Он прикоснулся пальцем к макушке черепа. – Вот почему отец Иосип дал о себе знать и прислал мне эти реликвии.

Рейчел молча ждала его объяснения.

Вигор посмотрел в окно на комету, сияющую на ночном небе, настолько яркую, что в сравнении с ней меркла луна. Когда он увидел зависшую в вышине вестницу судьбы, его охватила дрожь.

– Дата конца света… это будет через четыре дня.