Читать книгу Пепел Вавилона - Джеймс С. А. Кори - Страница 14

За семь декад до рождения Мичо Па Земля с Марсом переписали торговые правила на сырую руду из Пояса. Якобы для того, чтобы поощрить закладку и развитие обогатительной промышленности в Поясе и на орбитах Юпитера и Сатурна. Идея могла бы даже и сработать. Первым результатом стал срыв в бездну тех старателей и добытчиков на астероидах, которые прежде держались на грани выживания. Корабли ставились на прикол, или работали без прав, или пропадали, не имея средств оплатить технический уход и ремонт. В те времена Земля с Марсом говорили в один голос, и для Пояса оставалась одна-единственная надежда на восстановление справедливости – создать собственные военные силы.

Официально они никогда не существовали. Альянс Внешних Планет держался за счет того, что был распылен, и его существование отрицалось. Однако начало было положено. Выбирай фракцию, ищи себе место в цепочке подчинения, создавай зыбкую, но жизнеспособную структуру, что когда-нибудь сумеет нарастить мускулы. Вот ответ внутренним планетам, норовящим распространить свою власть до областей, где Солнце немногим больше яркой звезды.

Когда Мичо исполнилось двадцать два, Фред Джонсон – палач станции Андерсон – представлялся ей самой яркой надеждой. Землянин, сражающийся за Пояс. Против собственных естественных интересов. Ей, молодой и неопытной, это казалось доказательством его искренности. Па устроилась на станцию Тихо, сперва наладила связи, потом приписалась. Прошла подготовку в собранных Джонсоном квазивоенных структурах. Потратила годы жизни.

Она тогда верила. Наивная дуреха. Но то было до «Бегемота».

Для нее назначение старшим помощником на первый настоящий военный корабль астеров стало исполнением мечты. Корабль поколений строился не для войны, но вся его команда была военной. Так она себе говорила.

Командовал капитан Ашфорд. Па подчинялась непосредственно ему. А между ними, в роли начальника службы безопасности, Фред Джонсон подсунул своего личного друга. Карлоса Си де Бака. Быка. Нянькой при ней, и с правом вмешаться и перехватить вожжи, стоит ей допустить ошибку. Она горячо ненавидела Быка. Не упускала ни одной возможности его унизить. Стоило ему оступиться, она вбивала клин в прореху. «Бегемот» шел к кольцу с целью не давать воли Земле и Марсу. Показать, что астеры – сила, с которой надо считаться. Что наверху, то и внизу. Па считала личным делом доказать Быку, что она лучше него.

Вот почему ей было так больно, когда Сэм приняла его сторону.

Они все обсудили – она и Сэм. Как важно скрыть их связь. Чтобы никто – особенно из начальства – о ней не догадался. Сэм согласилась – может, она действительно была согласна. А может, хотела подчеркнуть зыбкость ее, Мичо, положения. А потом они с Быком внаглую перераспределили бюджет. Хуже предательства и быть не могло. Сэм – ее Сэм – связалась с землянином. С землянином, которого Фред Джонсон подослал следить за ненадежными астерами.

Тогда Па ошиблась – не в первый и не в последний раз. Эмоции не позволили ей признать мудрость и опыт Быка, пока все не пошло вразнос. Даже потери при катастрофе не открыли ей глаза: она не распознала в капризах и вспышках Ашфорда симптомов душевной болезни. Она по-прежнему подчинялась старшему по званию.

И не успела помириться с Сэм до того, как Ашфорд ее убил.

Фред Джонсон послал Па в самую бучу, потому что она была из астеров – ему нужно было выставить астера заметной фигурой. Она была не подготовлена, зато удобна ему. Из-за этого погибли люди.

«Бегемот» не вернулся из-за врат. Его ободрали догола, раскрутили барабан и переименовали в станцию Медина. Мичо Па отправили обратно на Тихо марсианским судном. Когда избавились от тел погибших, свободного места осталось с лихвой. Едва вернувшись к себе, она подала в отставку. Даже в душ влезть не успела. Отказалась от официальной службы на Тихо, от ранга в военной структуре АВП – от всего. Фред Джонсон прислал ей личное сообщение. Что в нем было, она не знала. Стерла, не прослушав.

Потом ее побросало: хваталась то за одно, то за другое. Скрывала кошмары и припадки рыданий. Водила корабль, занимавшийся спасением бесхозного имущества – эта работа граничила с пиратством. Крышевала торговые кооперативы, не внесенные в тарифные списки, – строго говоря, контрабандистов. Когда ее нашли Надя с Бертольдом, Мичо управляла комплексом военных складов на Рее – склады принадлежали полукриминальному профсоюзу с базой на Титане. Ей потребовалось полгода, чтобы понять, что она в них влюблена, и еще четыре месяца, чтобы заметить, что и они ее любят, и понять, что это означает. День, когда они поселились все вместе в крохотной дешевой норе в полукэмэ от лунной поверхности, стал одним из лучших дней в ее жизни.

Остальные подтягивались каждый своим путем. Лаура и Оксана пришли вместе. Потом Жозеп. Эванс. Каждого нового человека в брачном союзе она принимала как пополнение своего племени. Как сородича. Здесь были не политики, не военачальники; эти люди любили не ради власти. Она чувствовала: одно дело – Пояс, борющийся за существование против открытых с ее помощью врат, другое – голоса и тела семьи.

Но мечта не умерла. Где-то в душе, дремлющая, но живая, таилась мечта об астерском флоте, который встанет лицом к лицу с Землей и Марсом и заставит себя уважать.

Так что, когда явился Марко Инарос с предложением, Мичо его выслушала. Среди астеров ее еще помнили как капитана, действовавшего в медленной зоне. Ее имя звучало веско. Марко, когда придет время, потребуется координатор для перехвата колонистских кораблей в медленной зоне и снабжения астеров. Грабить богатых внутряков и делиться с бедными астерами, пока силы не уравняются. Пока не воплотится космическая утопия.

Но это время еще не пришло. Пока ему требовались мелкие услуги. Переброс кое-какой контрабанды на Ганимед. Надзор за перевозкой пленных. Помощь в установке тайных релейных станций за Юпитером. Он вскармливал ее великими мечтами и малыми шагами.

Вместо «вскармливал» она могла бы сказать: «соблазнял».

– Сколько у нас кораблей на подходе к Церере? – спросил Инарос, поравнявшись с ней. На административном уровне станции Церера пахло живыми растениями, помещения похвалялись полировкой стен и полов. Мичо здесь чувствовала себя не на месте, но Марко – другое дело. Этот везде и всюду был как дома.

– Семь, – ответила она. – Ближе всех «Алистер Раух». Он уже приступил к торможению. Причалит через три дня. Дальше всех «Хорнблауэр», но Кармонди может поднажать, если понадобится. Я требую от флота, чтобы экономили реактивную массу.

– Хорошо. Это хорошо. – Марко взял ее за плечо. Его охрана застыла в дверях конференц-зала. Мичо хотела пройти мимо, но Марко ее придержал. – Надо будет их переместить.

– Переместить?

– Направить в другие порты. Или загасить и на время оставить на месте.

Мичо покачала головой. Не столько возражая, сколько выражая смятение. На язык просились полдюжины ответов: «Им же надо будет где-то заправляться», и «Сюда за их добычей уже летят со станций, где кончаются еда и удобрения», и «Это шутка такая?» – Зачем? – спросила она.

Марко улыбался тепло, обаятельно. Выразительная, светлая улыбка. Она поймала себя на том, что улыбается в ответ, сама не зная чему.

– Ситуация переменилась, – ответил он и первым вошел в конференц-зал. Охранники, когда Мичо проходила мимо, кивнули ей, а она задумалась, куда подевался сын Марко.

Остальные уже собрались за столом. Стену, на которой Марко не один день вычерчивал свое видение будущего Пояса, протерли и украсили изображением древнего воина. Темнокожего, с пышными усами и бородой, в тюрбане, в длинных просторных одеждах, с тремя мечами за широким кушаком и древней винтовкой на сгибе руки.

– Опаздываете, – прохладно обратился к Марко Доуз, пока Мичо занимала свое место. Марко игнорировал обоих.

– Вспомним Афганистан, – заговорил он. – Главного Могильщика Империй. Этот народ не сумел покорить даже Александр Великий. Все могущественные державы отступались от него, истощив силы.

– Но их экономику не назовешь функционирующей, – возразил Санджрани. Розенфелд тронул его за плечо и приложил палец к губам.

Марко расхаживал перед нарисованным воином.

– Как они этого добились? Каким образом неорганизованный народ с примитивной технологией веками отражал атаки сильнейших империй? – Он обернулся к со бравшимся. – Знаете?

Никто не ответил. От них и не ждали ответа. Спектакль. Марко улыбнулся шире, поднял руку.

– Для них другое было главным, – объяснил он. – Их враги воевали за территорию. Имущество, земли. А тем гениям важнее было пространство, которого враг не занимал. Английская армия входила в афганские города, готовясь захватить поле битвы, а находила – пустоту. Враг растворялся в холмах, переселялся в места, которых англичане не приняли в расчет. Англичане стремились захватить города. А для афганцев святыней были холмы, поля, пустыня.

– Не слишком ли это романтично? – усомнился Розенфелд. Марко его не услышал.

– То были отважные люди. Астеры своего времени. Наши духовные отцы. Пришло нам время почтить их. Друзья мои, «Лазурный дракон» пал – мы знали, что рано или поздно это произойдет. Земля, корчащаяся от боли и невежества, готова взбрыкнуть.

– Вы что-то слышали? – спросил Доуз. Он был бледен.

– Ничего нового, – ответил Марко. – Мы всегда ожидали, что они нацелятся на Цереру. С тех пор как АВП взял власть, они выжидали, но наш кузен Андерсон всегда старался уравновесить власть заискиванием. До сих пор у них были другие заботы. Теперь положение изменилось.

Флот ООН перестраивается. Они движутся на Цереру. Но когда они сюда доберутся?..

Марко поднес ко рту сжатые кулаки, дунул на них и растопырил пальцы. Иллюзия, но Мичо померещился разлетающийся с его ладоней пепел.

– Не хотите ли вы сказать?.. – задохнулся Доуз.

– Я уже отдал приказ об эвакуации, – перебил Марко. – К их приходу на станции не будет ни наших солдат, ни ценностей.

– На станции шесть миллионов человек, – сказал Розенфелд. – Нам никак не вывезти всех.

– Конечно, не вывезти, – согласился Марко. – Это стратегический ход. Мы забираем корабли и все, в чем нуждаемся, а территорию уступаем Земле. Они не дадут Церере умереть с голоду. Земле только и осталось, что строить из себя жертву и взывать к сочувствию простаков. Если не позаботятся о Церере, лишатся даже этого сочувствия. А мы? Мы вернемся в пространство, которое и есть наш истинный дом. Там нас не достанут.

– Но… – проговорил, почти проскулил Санджрани, – экономика…

– Не волнуйтесь, – успокоил Марко. – Все, о чем мы говорили, никуда не денется. Только прежде пусть враг истощит силы, рухнет. Я так и задумал с самого начала.

Доуз встал. Лицо его словно пеплом покрылось, только на скулах горели два красных пятна. Руки дрожали.

– Это из-за Филипа. Отыгрываешься на мне?

– Речь не о Филипе Инаросе, – ответил Марко, но уже без прежнего вдохновенного восторга. – Речь о Филиппе Македонском. О том, чтобы учить уроки истории. – Он выдержал долгую, страшную паузу. Доуз осел на стул. – Так. Мы с Мичо уже обсудили перенаправление тех кораблей, что на подходе. Поговорим о логистике опустошения самой станции, да?

* * *

Обычай внутряков – прибыв на станцию, разбегаться с собственных кораблей – издавна служил пищей для астерских шуточек. Что выбрать в корабельном меню? Обед в доке. Как узнать, что внутряки слишком давно не были в порту? Они выбегают с корабля посрать. Если землянину придется выбирать – остаться на корабле, чтобы спасти жизнь любимой, или выйти в порт и никогда больше ее не увидеть, как избавиться от трупа? Так внутряки смотрели на вещи. Корабль – ничто, планета – все. Или луна. Или астероид. Они не представляли себе жизни без грунта, без почвы. Вот в чем крылась их слабость.

Не все люди Мичо остались на «Коннахте», когда корабль прошел стыковочную трубу и встал в док, но большинство. А те, что вышли, почти наверняка вернутся, чтобы поспать в своих койках. Никто бы не удивился, что весь брачный союз был в сборе. А если бы немножко и удивился, то не нашел в этом ничего невероятного.

Подходя к лифту, она поймала себя на странном чувстве, будто в первый раз видит свой корабль. Как на новой станции – все казалось резким, отчетливым. Незнакомым. Зеленые и красные индикаторы на стене лифта. Мелкий белый шрифт на каждой панели, сообщавший, что за ней скрывается и когда установлено. Эмблемы Марсианской Республики Конгресса, еще заметные на полу вопреки всем попыткам оттереть. Запах черной лапши из камбуза. Она не стала задерживаться – еда сейчас в глотку не пойдет.

Они собрались в каютах, отведенных для семьи. Чуть ли не первое, что сделал Бертольд, как только им достался «Коннахт», – это снес стены трех кают, слив их в просторное помещение, в котором всем хватало места на креслахамортизаторах. Марсианские дизайнеры проектировали корабль так, чтобы люди могли побыть одни либо собраться всей командой. Астерам нужнее было уединение для компании. Оксана и Лаура сидели прямо на палубе, их арфам, на которых женщины наигрывали старинную кельтскую мелодию, было тесновато. Светлокожая Оксана и темнокожая Лаура устроились рядом – пара из сказки. Жозеп примостился на кресле, читал что-то с ручного терминала и покачивал ногой в такт музыке. Эванс сидел рядом и, похоже, нервничал. Надя, похожая на пра-сколько-то-правнучку того самого афганского солдата, стояла за другим креслом, ласково поглаживая редеющую шевелюру Бертольда.

Мичо села на оставленное ей место и дослушала до конца мелодию, завершившуюся сложными переливами кварт и квинт. Потом все отложили арфы и ручные терминалы. Бертольд приоткрыл единственный здоровый глаз.

– Спасибо, что пришли, – начала Мичо.

– Всегда пожалуйста, – отозвалась Лаура.

– Один вопрос, – вмешался Жозеп. – ты сейчас наш капитан или наша жена?

– Жена. Я… мне кажется…

И тут она расплакалась. Скрючилась, закрыв глаза ладонями. Туго скрученный узел, в который стянуло ей сердце, встал в горле. Она пыталась его выкашлять, но прозвучало это как всхлипы. Лаура коснулась ладонью ее колена. А потом Бертольд обнял сзади, и она припала к нему. Услышала, как Оксана приговаривает: «Ничего, малышка, все ничего», – как будто с другого конца света. Это уж было слишком. Все это было слишком.

– Опять, – наконец выговорила Мичо. – Я опять. Я сдала нас Марко, а он… он такой же, как Ашфорд. Как долбаный Фред Джонсон. Я так старалась, чтобы это не повторилось, и вот опять. Я вас всех притащила. И мне так… так стыдно.

Семья сплотилась вокруг нее, и каждое прикосновение утешало, говорило: мы здесь. Эванс, даже не зная причины, плакал вместе с ней. От слез сначала стало хуже, все смешалось. А потом полегчало. Прояснилось. Худшее миновало. Она снова стала собой, и тогда Жозеп поп росил:

– Расскажи нам. Тогда история потеряет над тобой власть.

– Он бросает Цереру. Уводит весь Свободный флот, а людей бросает на внутряков. Те колонистские корабли, что мы захватили, хочет подвесить в темноте вне плоскости эклиптики, превратить в склады вместо того, чтобы раздать добытое.

– А, – проговорила Надя, – вот он, значит, какой?

– Меняться тяжело, – сказал Жозеп. – Если долго убеждать себя, что ты воин, начинаешь этому верить.

Тогда мир видится смертью. Самоуничтожением.

– Поменьше абстракций, милый, – попросила Надя.

Жозеп моргнул и горестно усмехнулся.

– Конкретнее. Ты права. Ты всегда права.

– Мне так жаль, – сказала Мичо. – Опять я все испортила. Поверила, отдалась под его команду, и… я дура. Просто я дура.

– Все мы согласились, – мрачно напомнила Оксана. – Все поверили.

– Вы поверили потому, что я вас просила, – сказала Мичо. – Это я виновата.

– Ну-ну, – вмешалась Лаура. – Мичи, помнишь волшебное слово?

Мичо против воли рассмеялась. Старая шутка. Из тех, что делают семью – семьей.

– Волшебное слово: упс, – сказала она и повторила: – Упс!

Бертольд воспользовался моментом, чтобы шумно высморкаться и утереть слезы с глаз.

– Хорошо. Так что будем делать?

– Дальше работать на этого ублюдка нельзя, – заявила Оксана.

Надя кивнула ладонью.

– И остаться здесь дожидаться землян тоже нельзя.

Все не сговариваясь посмотрели на нее. Мичо, жена. Но еще и капитан. Она прерывисто вздохнула.

– Он нас для чего брал? Перехватывать колонистские корабли и распределять еду и все необходимое между нуждающимися астерами, так? Это остается нужным делом. И у нас все еще остается военный корабль. Может, найдутся и другие, которые взглянут нашими глазами. Значит, либо нам продолжать свое дело, либо найти тихое местечко и затаиться, пока Инарос не спохватился, что мы пропали.

Ей показалось, что семья молчит очень долго, хотя она успела вдохнуть и выдохнуть очень немного раз. Бертольд почесал слепой глаз. Надя с Оксаной переглянулись, кажется, со смыслом. Лаура откашлялась.

– Трусость – еще не гарантия безопасности. Не такие времена.

– Врэ[11], – согласился Бертольд. – Я за то, чтобы делать, за что взялись, а остальное на фиг. И раньше переходили на другую сторону. Ничего, выжили.

– Правда? – усомнился Жозеп. – И теперь нам переходить на другую сторону?

– Да, – сказал Эванс.

Жозеп заглянул Мичо в глаза. Добродушный юмор и любовь текли от него, как тепло от нагревателя.

– Мы раньше дрались с угнетателем. И продолжаем драться с угнетателем. Тогда слушались сердца. И сейчас слушаем свое сердце. Ситуация меняется, но это не значит, что меняешься ты.

– Подсластил пилюлю, – признала Мичо, беря его за руку.

– Все те же абстракции, – уколола Надя, но в ее голосе тоже звучала любовь.

– Все, что ты сделала, – продолжал Жозеп. – Все твои ошибки, потери, шрамы. Все это привело тебя к тому, что, как только ты увидела Большого Босса таким, какой он есть, ты готова действовать. Ты просто не можешь не действовать. Все, что было, готовило тебя к этому.

– Чушь собачья, – подытожила Мичо, – но спасибо.

– Если мирозданию нужен нож, оно создает нож, – пожал плечами Жозеп. – Если ему нужна королева пиратов, оно создает Мичо Па.