Читать книгу Кровные сестры - Джейн Корри - Страница 7

Октябрь 2016 г.

Что надеть в первый день в тюрьму? Джинсы? Слишком вольно. Черные брюки. Так спокойнее. И белую футболку?

Я надела футболку. Через тонкий трикотаж угадывались очертания бюстгальтера. Раньше меня это не волновало, но сейчас я нервничала. Как предупреждала вчера по телефону мама, мне нужно помнить – я еду в тюрьму, где мужчины уже давно лишены «физических отношений».

– Ты уж поосторожнее, ладно, дочка?

Черный джемпер? Смотрится слишком траурно с брюками. Тогда кремовый? Хороший льняной носовой платок – художнику он может пригодиться в любой момент. И, конечно, мой медальон на крепкой цепочке.

«Это мой медальон», – сказал голос сестры в моей голове.

Я взглянула в зеркало. Из зеркала на меня смотрела нервная я. Я сразу вспомнила себя подростком. Впрочем, от той Эли мало что осталось: я уже не ношу очки – привыкла к линзам, волосы подстрижены по моде графичными прядями вместо «занавески», которую я заправляла за уши. Нос я, разумеется, переделала и научилась пользоваться косметикой благодаря бесплатным урокам в универмаге, где я чувствовала себя ужасно беззащитной и туповатой. Однако результат того стоил.

– Невероятно! – воскликнула визажистка, будто и вправду сотворив чудо.

Подводя брови дрожащей рукой, я чертыхнулась, когда карандаш выпал из пальцев, и принялась оттирать пятно с ковра. Затем тронула губы блеском. Ни к чему чересчур выделяться, но мне необходимо быть сильной и уверенной в себе.

Капельку лавандовой воды за ухо. Мама дарит мне пузырек на каждое Рождество. Она пользуется только лавандой, и бабушка, которой я не застала, тоже носила этот запах. Лаванда возвращает меня в Норфолк, в те времена, когда папа еще был жив и лейкемия не забрала его у нас. Мне было всего три года. Отца я почти не помню, но эти считаные воспоминания очень яркие – большая теплая рука, сжимающая мою, или голос, просящий меня поглядеть на бесконечные ряды прелестных фиолетовых цветов на поле перед нами.

Как бы мне хотелось знать о нем больше! Но мама слишком расстраивается, если речь заходит об отце. Поэтому она и фотографий не сохранила. Может, будь у меня дедушка с бабушкой, я бы узнала больше, но они умерли еще до моего рождения. В нашей семье смерть приходит рано… Но у меня хотя бы есть воспоминания. Лаванда, например.

Мне с опозданием пришло в голову, что неразумно душиться перед встречей с давно лишенными секса преступниками. Но я действовала автоматически, как каждое утро, а теперь уже поздно.

Кстати, насчет духов ничего не сказано в инструкции, которую мне прислали из тюрьмы, равно как и о дресс-коде. Зато велено иметь при себе удостоверение личности – паспорт или водительские права (я достала документы из тумбочки у кровати, стараясь не обращать внимания на лежащее там письмо юриста), мобильный телефон оставить дома или в машине, не иметь при себе ничего опасного (в частности, острого), запрещенного законом (наркотиков), алкоголя и всего, что можно использовать в качестве взятки.

Заперев дверь, я привычно дважды подергала ручку. В доме еще одна квартирантка – очень тихая молодая бухгалтерша на втором этаже, и хозяин, который не лезет в чужие дела. Именно о таком жилье я мечтала.

Пересекаю границу Лондона, и машин становится заметно меньше. Проезжаю маленькую деревеньку. На остановке ждут дети в желтой с коричневым школьной форме. Сбрасываю скорость до тридцати километров в час и внимательно слежу за ними. Проехала без происшествий – это еще одна обязанность водителя. Однако я невольно взглянула в зеркало заднего вида проверить, все ли в порядке. Дети указывали пальцами на мою машину – «Жука» 1972 года, которого много лет назад мне подарил мой отчим Дэвид (в основном из чувства вины). Да, «Жук» обращает на себя внимание. В Арчвиле его тоже будут провожать пристальными взглядами. Что, если кто-то из заключенных запишет номер и потом каким-то образом отыщет меня? Надо было ехать на общественном транспорте, особенно с учетом того, что пора менять покрышки, однако тюрьма находится в нескольких километрах от ближайшей станции и автобусной остановки. Неприятный холодок понемногу распространяется под ложечкой. Начинает накрапывать дождь.

Следуя неприметному указателю «Арчвильская тюрьма Ее Величества», сворачиваю влево.

Сразу за поворотом тюремные корпуса-домики выросли передо мной будто из-под земли. Все казалось совершенно иным, чем когда я приезжала на собеседование. То была разведка, проба воды, «возможно», а не «определенно».

Теперь я здесь насовсем – ну, то есть на три дня в неделю в течение года (с правом продления контракта еще на год при согласии обеих сторон). Горло сжалось. Уже проявилась клаустрофобия, а ведь я еще даже не вошла в учебку!

Мне велели поставить машину на парковке для персонала, а не для посетителей. Во рту пересохло: а что, если здесь окажется нестерпимо плохо? Вдруг я не справлюсь? Меня отпустят, дадут уехать? Сердце стучало в такт усиливающемуся дождю. Я достала из багажника зонтик, коробку с красками, кисти и стопку бумаги.

– Разрешите донести, мисс?

Молодой человек. Довольно длинные волосы и плохие зубы.

– Спасибо. – Не желая показаться недружелюбной, я добавила: – А вы давно здесь работаете?

Он ухмыльнулся:

– Я заключенный.

Только тут я заметила оранжевый комбинезон под черной курткой.

В колледже студенты всегда вызываются донести учебные пособия, но это же преступник! А вдруг он на меня нападет? Мама была права, надо было отказаться. Даже после того, как у меня хватило ума сюда съездить.

– Не надо, я справлюсь.

– Точно?

Я чувствовала, что обидела его, но ничего не могла с собой поделать. Я плохо знаю правила – а вдруг я нарушу инструкцию, разрешив ему нести мои вещи? Нагруженная, как мул, я подошла к табличке «Ресепшен». За столом сидела женщина в черной форме, немного напоминавшей адвокатскую мантию. Она окинула меня подозрительным взглядом.

– Я в первый раз, – сказала я, подавая письмо о приеме на работу. – Мне сказали подойти сюда.

Она нахмурилась:

– Вас нет в списке.

Я ощутила панику и облегчение. Может, мне скажут отправляться домой?

– Но охранник в воротах обо мне знал.

– Это не одно и то же. Кто сказал вам сюда подойти?

– Секретарь начальника тюрьмы.

Охранница выкатила глаза:

– Уволилась, и с плеч долой!

– Я не знаю.

Выразительно вздохнув, женщина буркнула:

– Эти здесь надолго не задерживаются.

Даже в моем тревожном состоянии мне показалось, что говорить такие вещи крайне бестактно.

– Придется звонить, – сказала охранница так, будто это моя вина.

В ожидании я посматривала в окно – сквозь решетку можно было разглядеть очередь заключенных. Один из них поднял голову и подмигнул – тот самый, кто предлагал донести мои краски. Я поспешно отвернулась.

– Вам нужно подойти за ключами, – сообщила охранница, с грохотом положив телефонную трубку на аппарат. – Что у вас там? – спросила она, указывая на мои коробки.

– Краски, – я вспомнила инструкцию. – Ничего опасного.

Охранница рассмеялась:

– Да вы знаете, что здешний контингент может сделать с краской? Брызнет вам в глаза, ослепит и выиграет время для побега!

– Но это же открытая тюрьма, – смутилась я. – Мне казалось, тут такого не бывает.

– Знаете, милая, может, тюрьма и называется открытой, но это не значит, что у нас тут не бывает проблем. Большинство заключенных сидят за решеткой по многу лет и, глотнув свободы, иногда сходят с ума.

Об этом начальник меня не предупреждал.

– Оставьте все в шкафчике, – постановила охранница. – Не беспокойтесь, не пропадет.

– Но краски нужны мне для занятий!

– Ничем не могу помочь, правила есть правила.

Вошла другая сотрудница в форме, с большими мясистыми руками. На запястье татуировка – синяя птица с сердцем и какое-то имя, но я не смогла разобрать – буквы расплылись. Я постаралась скрыть свой интерес.

– Нам нужно вас досмотреть, прежде чем куда-то пропускать.

Меня провели в маленькую боковую комнату.

– Вытяните руки в стороны.

Мясистые руки оказались на удивление проворными и ловкими.

– О’кей. – Охранница взглянула на синий с белым зонтик у меня под мышкой. – Зонт оставьте здесь.

– Почему?

– У него же острый конец, сами не видите? Полежит вместе с вашими красками. Сюда проходите.

Выйдя из домика, я с наслаждением вдохнула чистый воздух. Мы прошли мимо очереди заключенных, тянувшейся, как я разглядела, у открытой двери, немного напоминавшей дверь конюшни.

– Почту раздают, – коротко пояснила офицер.

Один из заключенных брел прочь с опущенной головой. В руках у него ничего не было.

Мне почти стало его жаль.

Мы вошли в другой домик. Недлинная лестница вела к двери с надписью «Охрана». Моя спутница взялась за связку ключей, висевшую у нее на запястье, отперла дверь, впустила меня и закрыла за нами на замок.

Я неуверенно огляделась. Серый палас. Доска объявлений. Яркий плакат призывал «быть начеку», другой напоминал, что мой долг информировать сотрудников тюремной охраны о «неподобающем поведении» заключенных, третий указывал (без всякой на то необходимости, подумалось мне), что «личные отношения между сотрудниками тюрьмы и заключенными являются нарушением закона».

Для тюрьмы открытого типа все это казалось довольно обескураживающим.

– Сюда, мисс Бейкер.

– Пожалуйста, зовите меня Элисон! – попросила я.

В ответ я получила холодный взгляд, и снова в душе шевельнулось недоброе предчувствие. В помещении охраны я увидела третью женщину. Рядом с ней стояла коробка с черными ремнями с чем-то типа поясной сумки. Эта охранница казалась приветливее, чем та, что привела меня сюда.

– Здравствуйте, я Сандра. Сейчас я вас проинструктирую, как обращаться с ключами.

Ключи. После того несчастного случая я очень тщательно отношусь к мелочам. В частности, запираю все замки. Отсюда навязчивое желание дважды проверить входную дверь.

– Значит, во-первых: ни при каких обстоятельствах не снимайте этот ремень. Если вы добровольно отдадите его заключенному, это будет расценено как уголовное преступление. Вышли – обязательно заприте дверь. Если найдете дверь открытой, вы обязаны остаться рядом с ней и ждать, пока кто-нибудь пройдет мимо; ему и нужно сообщить. Оставлять открытую дверь без присмотра запрещено. К ключнице прикреплен свисток, если возникнет проблема, свистите.

– Какого рода проблема? – не удержалась я.

– Ну, как какого, – пожала плечами охранница. – Если на вас нападут. Здесь это редкость, но надо держать ухо востро.

Нападут на меня?!

– Ой, да намного больше нужно опасаться игр разума! Заключенные любят давить на жалость, распространяясь, как их обижали в детстве. Они пользуются этим как предлогом, чтобы самим издеваться над людьми.

Меня даже затошнило. Желудок свело словно от голода. Сандра продолжала трещать:

– Первый раз будете расписываться за ключи на входе, в администрации, а второй – уходя, когда сдадите. Если увезете ключи домой, вас уволят. Это понятно?

Мне захотелось попросить ее повторить, но Сандра дала мне бланк, показала, где расписаться, и вдруг у меня в руках оказались ключи от тюрьмы! Разве я не должна пройти просто драконовский инструктаж, прежде чем мне вменят такую ответственность?!

– У нас сегодня маловато персонала, поэтому я не смогу проводить вас в учебку. Отправлю с вами кого-нибудь из дежурных.

Мне сразу вспомнился человек, который вез каталку с моей сестрой по больничному коридору.

– Дежурного санитара? – не удержалась я.

Сандра посмотрела на меня как на идиотку.

– Заключенные, которые доказали свою благонадежность, могут выполнять определенные работы. Раздавать, например, почту или водить визитеров по территории.

Дверь открылась.

– А, Курт, вот и вы! Проводите мисс Бейкер в учебку. Она наш новый учитель рисования.

Парень с плохими зубами и длинными волосами широко улыбнулся. Я его сразу узнала – это он предлагал мне помощь, от которой я отказалась.

– Пройдемте, мисс!

Похоже, выбора у меня нет.

* * *

Я побывала в учебке во время собеседования, но не нашла бы дорогу в этом лабиринте без Курта. Все домики одинаковые, таблички лишь на некоторых. Мой гид с огромным удовольствием называл их, тыкая пальцем, будто водя меня по своему имению:

– Музыкальный класс! Многоконфессиональная церковь! Спортзал! Прачечная! Библиотека!

– Целый поселок, – ляпнула я.

Курт рассмеялся, будто удачной остроте.

– Ага, поселок, только уйти нельзя.

Впереди показалось новое строение.

– Компьютерный центр!

– Вам разрешают пользоваться электронной почтой? – наивно спросила я.

– Да вы что! – Курт даже головой покрутил, будто объясняя очевидное несмышленышу. – Это сразу вылететь отсюда. К концу срока дают возможность провести день в городе с девушкой и доказать – ты достаточно ответственный, чтобы выпускать тебя на волю. Но мне этого еще ждать и ждать.

Мне очень хотелось спросить Курта, какой у него срок, но я прикусила язык.

– Тогда чем вы занимаетесь в компьютерном центре?

– Экзамены сдаем и всякое такое прочее, чтобы к выходу приобрести некоторый опыт. Некоторые обучаются на слесарей.

Не успела я задать новый вопрос, как мы оказались перед учебным корпусом.

– Спорю, к вам записалась толпа народу, мисс!

– Рисовать дано не всякому, чтоб вы знали, – резко ответила я, удивив даже себя.

– Я и не говорю ничего такого, – ухмыльнулся Курт. – Это потому, что вы женщина!

Неловкое молчание.

– Здесь работают и другие женщины.

Курт встал между мной и дверью – я не только отчетливо видела его испорченные зубы, но и чувствовала запах дыхания.

– Но не такие хорошенькие, как вы, мисс.

Я не знала, как ответить. Поведение Курта явно относилось к разряду неподобающих – он что, флиртовать пытается? Я не решилась ответить – вокруг никого, вдруг Курт разозлится? Это тюрьма, здесь тот еще контингент… Положительно, кто-то должен меня охранять! Мне остро захотелось в привычный класс колледжа, к ученикам вроде Берил, Лошадиного Лица и Свинцового Человека, не представлявших никакой угрозы.

– Ну же, мисс, – поторопил Курт. – Или вы не будете открывать дверь?

Я поискала нужный ключ на своем черном ремне. Три ключа – один от учебного корпуса, второй от класса рисования, третий от комнаты для персонала в другом здании. Ни один не подписан. Разумеется, нужный нашелся с третьей попытки.

– Заприте за нами, – промурлыкал Курт.

Я почти слышала слова, которые прозвучат на следствии по делу о моем убийстве: «Жертва заперла за собой дверь и сама ступила в ловушку».

Однако, по словам Сандры-ключницы, меня уволят, если я не запру за собой дверь…

Огромное облегчение – внутри голоса, смех! Звяканье кружек! Мы в учебке не одни.

– Здравствуйте! Вы, похоже, Элисон! Как раз успели на кофе перед уроком!

Веселого вида женщина с черными, как смоль, волосами до пояса энергично пожала мне руку. У нее были длинные красные глянцевые ногти, которые больше подошли бы продавцу в отделе дорогой косметики.

– Я Анджела, методистка. Рада познакомиться. Никогда еще не видела настоящей художницы!

Она оглядела меня как будто с некоторым разочарованием. Может, надо было все же одеться поярче, а не в кремовый с черным…

– Простите, а вы знаменитость? Мне называли вашу фамилию, но, должна сказать, я вас не вспомнила.

– Боюсь, что нет.

– Ничего, всем надо зарабатывать на жизнь… Ну что, по чайку?

– А нет ли мятного?

Анджела фыркнула, но без враждебности:

– Только самый обыкновенный. Хотите чего-то особого – приносите свой, если охрана пропустит. И советую обзавестись личной кружкой – наши уже все в сколах.

– И никогда не знаешь, кто из них пил, – добавил Курт.

– Да уж… Курт у нас та еще привереда. Сейчас я вам расскажу, как мы работаем. – Анджела шумно опустилась на стул, жестом показав мне сделать то же самое. Я невольно загляделась на ее волосы – в ее возрасте многие женщины предпочитают короткие стрижки. Я сама остриглась в восемнадцать лет – вскоре после того несчастного случая…

– Сюда приходят все, – продолжала Анджела, – независимо от того, сидят они две недели, два месяца или два года. Если они хотят посещать занятия и в чем-то подтянуться, им нужно записаться. Если их кандидатуры одобрят, они могут учиться математике или английскому. Никакого там уровня «А» или диплома Открытого университета, потому что они здесь столько не пробудут. Хотя если они уже начали учиться в другой тюрьме, то могут продолжать, если у нас найдутся специалисты. А они чаще всего не находятся…

– А при чем же здесь рисование?

Анджела поглядела на меня с видом «это вы мне скажите».

– Представления не имею. Нам сказали, что мы можем получить какой-то грант, если у нас будет художник. Так что сами и объявления развесите, и учеников наберете.

Я вспомнила слова Курта о том, что заключенные наперебой кинутся записываться, потому что давно не видели женщин.

– А мне дадут охрану?

– Это же открытая тюрьма, дорогая! К каждому охранника не приставишь. Да и не нужно это, в учебке обычно всегда кто-то есть. У нас никаких эксцессов не было после…

Она замолчала.

– После чего? – спросила я.

Анджела вздохнула и неуверенно взглянула на меня.

– Да ладно, я как-нибудь стерплю, – храбро сказала я, хотя отчаянно трусила. – Всегда предпочитаю знать правду.

– О’кей, – нерешительно сказала моя собеседница. – С тех пор, как один заключенный облил другого кипятком с сахаром. Чем-то тот ему не угодил… Но это редкость. Вот сколько я здесь работаю – один раз было.

– Почему с сахаром?

– А прилипает к коже… – Но Анджела тут же замахала руками, будто прогоняя вырвавшийся ответ. – Давайте я покажу вам шкаф с материалами… Вот бумага, можете брать. И фломастеры. Подойдет вам?

Остаток дня я писала объявления.

Хотите научиться рисовать красками или карандашом?

Я новый преподаватель рисования.

Записывайтесь на мои занятия в учебном корпусе.

Ниже я нарисовала маленькую палитру, воспользовавшись подсохшими фломастерами из шкафа с канцтоварами. На большее меня не хватило.

По совету Анджелы я приколола свои листочки на досках объявлений по всей учебке и обошла другие корпуса. Одно объявление я оставила в столовой для персонала, где сидели Сандра-ключница и Анджела.

– Заходите, дорогая, садитесь к нам!

Я не очень хотела пробовать пищу, приготовленную заключенными.

– Я нашла лобковый волос, – заявила Сандра, глядя, как я ковыряюсь в тарелке макарон с сыром. – Шучу! Осторожнее, вы вилку уронили.

Обычно я жую сэндвич в машине, когда еду с одного занятия на другое, и даже не вспомню, когда в последний раз обедала с подругами. Честно говоря, у меня вообще нет подруг, и это меня вполне устраивает. Поэтому я очень удивилась, как, оказывается, приятно покушать еду, которую готовишь не сама. У Анджелы дома муж-пенсионер и сын в Австралии. Сандра в прошлом году вышла замуж и «пробует» завести ребенка. Обе женщины держались на редкость открыто.

– А вы?

У меня во рту были макароны, что дало мне пару секунд придумать ответ.

– Одинока и счастлива.

Женщины переглянулись.

– Я еще не нашла подходящего мужчину, – прибавила я. Это правда. Я только умолчала, что никого не ищу. Но тут отчего-то некстати вспомнился Свинцовый Человек.

– Ничего, появится, когда совсем не ждешь, – бодро сказала Сандра. – Я своего тут встретила. Один из офицеров. Когда парни узнают, что ты свободна, у тебя отбою от предложений не будет, попомни мое слово.

– Ага, – засмеялась Анджела. – Только не закрути с кем-нибудь из заключенных. В прошлом году у нас в учебке была одна такая. Сейчас сидит.

– Да что вы?

– Ой, они как кролики… В вашем классе, между прочим!

Меня передернуло – не успела вовремя прогнать еще и этот мысленный образ.

К счастью, разговор перешел в другое русло. В целом день прошел гораздо быстрее, чем утро: не успела я оглянуться, как уже сдавала ключи, расписывалась и чуть не забыла забрать из шкафчика мои драгоценные краски.

Сев в машину, я проверила мобильный, оставленный в бардачке.

Пропущенный звонок и сообщение от мамы.

«Надеюсь, твой первый день прошел хорошо. Позвони, когда прочтешь».

Ее заботливость напомнила мне первый день в средней школе, когда дома меня ждали горячие тосты с маслом и крепкие мамины объятия. Моя сестра, рисовавшая пальцами на кухонном столе, выкинула очередной номер – сбросила на пол синюю кружку. Я была вне себя, а теперь мне стыдно, что я не проявила понимания. Она же была совсем крошкой…

Прогнать воспоминание.

Я набрала мамин телефон. Сразу включился автоответчик. Ну и хорошо, так легче лгать.

– Все прошло прекрасно, – бодро отрапортовала я. – Честно. Мне здесь, пожалуй, даже понравится. Позвоню, когда приеду домой.

В Лондон я возвращалась, будто побывав на космическом корабле. Прохожие выглядели странно нормальными. Папаша с коляской, старушка с тяжелой сумкой покупок, длинноногая девчонка-подросток, набирающая кому-то сообщение, средних лет супруги, держащиеся за руки, – так не похоже на ту планету, где я сегодня побывала… Примерно так же я чувствовала себя сразу после несчастного случая, не понимая, как это люди живут как жили, а наше привычное существование разлетелось вдребезги.

Сердце холодело при мысли завтра ехать туда снова, но одновременно меня охватывали странное оживление и восторг – так бывает, когда заберешься на головокружительную высоту. В Арчвиле я за целый день почти не вспоминала о своем прошлом, и это стало облегчением.

Выбравшись из машины, я поднялась на крыльцо, и тут у меня возникло отчетливое ощущение, что за мной следят. Я резко обернулась, но никого не увидела.