Читать книгу Дочь - Джейн Шемилт, Jane Shemilt - Страница 4

Дорсет, 2010

Год спустя

Небольшая утренняя суета в деревне постепенно стихает. Впереди скучный день, и на меня накатывает привычная тоска. Ее легче переносить, если не двигаться. В прошлом, посещая пациентов на дому, я иногда могла поставить диагноз, лишь взглянув на позу, в какой лежит больной. Например, при аппендиците, разрыве брюшной аорты, менингите возникает спазм гладкой мускулатуры. Человек застывает.

Я лежу неподвижно часами, особенно летом. Наблюдаю, как пляшут пылинки в лучах солнечного света, заглядывающих в окна дома по очереди. Мысли о том, как хорошо было бы умереть, конечно, меня посещают, но я их отбрасываю. Ведь тогда я не смогу увидеть ее, появившуюся в дверях. К тому же нельзя бросать мальчиков. И наконец, на кухне спит пес. Ее пес.

Как будто что-то почуяв, Берти вылезает из своей корзины, зевая и виляя хвостом. Следит за мной, когда я направляюсь к нему. Глажу теплую шею, пристегиваю поводок. В очередной раз отмечаю, что его густая шерсть с возрастом становится жесткой. Не забываю положить в карман блокнот и карандаш.

Задняя дверь кухни выходит в сад, за ним поле. Коттедж этот мне подарила мама незадолго до смерти. Теперь вот у меня есть место, где можно укрыться. Значит, мне повезло.

Везение. Счастливый случай. Это мой счастливый день, пожелай мне удачи. Такими выражениями мы обычно описываем случающиеся в нашей жизни повороты судьбы. Ворота, которые внезапно раскрываются перед нами, а иногда закрываются прямо перед носом. До самого последнего времени Наоми не нуждалась в удаче. Она считала, что родилась счастливой. И я тоже так считала. И вообще мне казалось, что в нашей семье все счастливы. Всего год назад я думала, что у нас есть все.

Трудно определить, с какого момента начались перемены. Я снова и снова в мыслях возвращаюсь назад, в разные моменты времени, пытаясь понять, когда именно изменилась моя судьба. На это повлияло множество факторов. Если бы я не решила стать врачом, если бы тогда, много лет назад, Тэд не помог мне нести книги из библиотеки, если бы в тот злополучный день я не торопилась на работу в свой врачебный кабинет. И вообще, если бы у меня было больше времени. Время было на исходе, но я тогда этого не знала.

Я поднимаюсь по дорожке на вершину скалы, останавливаясь в ожидании, пока Берти перелезет через серые валуны. Наверху порыв ветра бросает мне в лицо брызги, словно идет дождь. На губах соленая влага, больше напоминающая слезы, чем дождь.

Я вспоминаю тот день моей врачебной жизни, когда часы начали отсчитывать время, оставшееся до расставания с Наоми. День, когда я увидела Джейд, был подобен попавшему в глаза соусу чили.

Я сажусь на скамейку, устремляю взгляд в распростершиеся передо мной небо и море и, достав из кармана блокнот, начинаю рисовать игрушечного жирафа. Испещряю шкуру пятнами, делаю одно ухо косматым. Берти устраивается рядом, кладет голову на мои ступни, приготовившись к долгому ожиданию. Время от времени он поскуливает.

Год назад, второго ноября, я понятия не имела, что оставалось всего семнадцать дней.

Бристоль, 2009

За семнадцать дней до исчезновения

Дождь шел весь день. Пациенты входили с мокрыми зонтами, впуская в помещение клиники гул улицы, в которую упирался наш тупик.

Клиника располагалась вблизи порта, втиснутая между мебельным магазином и заброшенным автопарком, заваленным всяким хламом и заросшим высокими сорняками, которые пробились сквозь трещины в асфальте. Соседние улицы были застроены тесно прижавшимися друг к другу викторианскими домами с верандами. Когда едешь в автомобиле на работу, в просветах между старыми пакгаузами изредка мелькает темная портовая вода.

Клиника, где я работала, пользовалась в этом районе популярностью, скорее всего из-за удобного местоположения. В небольшой приемной всегда толпились пациенты, и времени никогда не хватало. За отведенные на каждого семь минут невозможно было дать человеку то, в чем он нуждался. Но я, врач общего профиля, стремилась помочь каждому по мере сил. И не сомневалась: они знают, что мы на их стороне. Во всяком случае я так думала до того вечера. Я многое помню: например я помню запах.

К концу дня в кабинете устанавливался весьма неприятный запах, но тут уж ничего не поделаешь, пациенты приходили с разными болячками. Шторы на окнах были задернуты, чтобы отгородиться от улицы, поэтому вдобавок ко всему здесь было душно. На полу валялись детские игрушки. Раковина в углу была завалена грязными инструментами, мусорные урны забиты использованными бумажными салфетками и полотенцами.

В тот день я сильно устала. Миссис Бартлет меня вымотала. С большим трудом мне удалось наконец разглядеть полип на шейке матки. Я выписала ей направление в больницу и посидела пару минут, откинувшись на спинку кресла. Затем встала, навела порядок в раковине, помыла руки, посмотрела список пациентов и увидела, что следующий по очереди – молодой человек, Йошка Джонс. Странное имя. Может, поляк? Живет в этом районе временно.

Зевнув, я посмотрелась в небольшое зеркало над раковиной. Пряди волос выбились из прически, упали на лицо. Макияж немного смазался. Пришлось привести в порядок и себя. Затем я вызвала Йошку Джонса, надеясь, что недомогание у него несерьезное.

Он вошел. Над вид – лет двадцать пять, загорелый, скуластый. Мне потребовалась секунда, чтобы определить, что он ничем не болен. Такие вещи я распознаю быстро.

– Я вас слушаю.

– Болит поясница, это у меня наследственное. – Выговор уэльский. Рука, сильная и натруженная, лежит на столе близко к моей.

Я убрала руки со стола на колени.

– У вас есть предположения, чем это вызвано?

– Думаю, перенапрягся. Долго носил на руках маленькую сестренку, – слова эти он произнес, как будто оправдываясь: – Ей нравится, когда я катаю ее на спине. Но девочка растет и становится тяжелой.

– Слишком баловать ребенка таким способом не советую, – сказала я, хотя сама очень любила носить Наоми на руках, даже когда она уже начала ходить. Мне нравилось видеть ее лицо близко к своему. – Спускайте ее на пол, пусть ходит сама.

Мне показалось, что в его глазах мелькнула злость, но разбираться времени не было. Положенные семь минут истекали, а мне еще нужно было посмотреть его спину.

Она была в отличном состоянии. Хорошо развитые мышцы вдоль позвоночника были похожи на две толстые змеи, но когда я попросила Йошку перевернуться на спину и подняла его ногу, он поморщился. Все ясно. Пояснично-крестцовый радикулит, правда в начальной стадии, потому что рефлексы и ощущения были нормальные.

Я выписала ему кое-какие анальгетики и дала брошюрку с упражнениями, которые необходимо делать. Он встал и с улыбкой протянул мне руку. Если в первые моменты в его поведении был намек на какую-то враждебность, то сейчас Йошка Джонс был само обаяние. Сунув рецепт и брошюрку в карман, он направился к двери, по пути задев ногой одну из игрушек. Она отлетела к стене. Когда дверь закрылась, я ее подняла. Это был пластиковый утенок, изрядно помятый и потертый. Оранжевый клюв, одна лапа оторвана. Пришлось выбросить его в мусорную корзину.

Вернувшись на место, я вызвала следующего пациента. Это была девочка по имени Джейд, с мамой. Десять лет, но выглядела она младше. Смирно стояла, пока мама ее раздевала. На руках, ногах и даже на лице у нее были странные синяки, но на ее миловидном лице я не увидела никакого смущения по этому поводу. Она внимательно смотрела на меня, сжимая в руке игрушечного жирафа. Это был ее пятый визит ко мне с жалобами на быструю утомляемость, плохой аппетит и неопределенные боли в области живота. Недавно появился еще и кашель. До сегодняшнего дня ничто из всего этого не вызывало у меня особой тревоги, но вот синяков прежде не было.

– Ночью она не дает нам спать своим кашлем, – проговорила мать хриплым голосом, устремив на меня свои жесткие зеленые глаза.

– А откуда синяки?

– Не знаю. – Женщина пожала плечами. – Пришла вчера домой из школы вот такая, вся в синяках. Говорит, по дороге споткнулась и упала. Но я думаю, ее побили дети. Над ней в классе издеваются.

– Почему?

– Откуда мне знать?

Доставая стетоскоп, я улыбнулась девочке:

– Не возражаешь, если я тебя послушаю?

Светлая головка согласно качнулась.

Под рубашкой вся грудная клетка у нее была в синяках. Спина тоже. В груди прослушивались слабые хрипы, но не более того. Я осмотрела ее всю. Синяки обнаружились даже на внутренней стороне бедер. А вот это уже совсем никуда не годилось.

Пока мама одевала Джейд, я выписала рецепт на антибиотики и микстуру от кашля.

– Давать по столовой ложке три раза в день. Должно помочь. И приходите через два дня, я снова ее посмотрю.

Мать кивнула и направилась к двери, ведя Джейд за руку. А я зашла в смежную комнату, в кабинет нашей сестры, Линн. Рассказала о Джейд.

Линн озабоченно нахмурилась.

– Ее ни разу не приводили на вакцинацию. Прошлым летом сестра, которая меня здесь замещала, делала ей перевязку. Тоже сказала, что где-то упала и поцарапалась. Отец у девочки сильно пьющий. Несколько недель назад я накладывала ему швы – поранился в драке, – так боялась, как бы он на меня не набросился. Такой у него был вид.

Во время стажировки в отделении травматологии на ночных дежурствах я встречалась с пьяными мужчинами, которых привозили с открытыми ранами на голове. Помню, зашиваешь дрожащими руками ему рану, а он скрипит зубами и сжимает кулаки. Значит, отец Джейд из таких.

– А что у нее за мать?

Линн пожала плечами:

– Толком не знаю. – Она посмотрела на экран компьютера, порхнув пальцами по клавишам. – Анализы ни разу не сдавала. Но побывала на приеме у Фрэнка с жалобами на депрессию. Он выписал ей циталопрам. Повторно не показывалась.

В голове у меня уже сложилась примерная картина.

– Спасибо, Линн. Когда будет время, напомните, пожалуйста, матери Джейд о вакцинации.

– Хорошо.

Вернувшись к себе, я позвонила социальному работнику, оставила сообщение. Школьной медсестры на месте не оказалось, но мне дали номер ее мобильного телефона. Она ответила в ту же секунду.

– Джейд Прайс? Да, я ее знаю. Тихая, спокойная девочка. Но живет не особенно счастливо.

– А в чем дело?

– Одинока. Дети ее сторонятся. Во-первых, необщительная тихоня, а во-вторых, папаша. Часто забирает ее из школы сильно на взводе.

Это еще больше укрепило мое мнение относительно происхождения у девочки синяков. Однако надо было продолжать прием, так что звонок социальному педиатру я отложила на потом. Завтра надо будет сообщить об этом и руководителю клиники, Фрэнку Дрейкотту. Он должен знать.

В кармане завибрировал мобильник. Я вытащила, посмотрела на дисплей. Эд. Сколько раз я просила детей не звонить мне во время работы. Убрав телефон, я вызвала следующего пациента.

Найджел Аркрайт, сорокалетний страховой агент, жаловался на повышенное артериальное давление. Я обернула манжету прибора вокруг его белой творожистой руки. Глянула на пальцы, похожие на бледно-розовые сосиски – дешевые, с тонкой кожицей, которую легко распороть легким касанием ножа. Давление было повышенным, но не слишком. Я вручила ему буклет с рекомендациями по здоровому образу жизни, направления на анализы и назначила дату следующего приема. Он ушел, что-то бормоча себе под нос.

Духота в кабинете уже начала меня изводить, и я обрадовалась, когда в перерыве между пациентами наша секретарша Джо принесла мне чашку чая. Ее волосы были распущены, локоны обрамляли лицо. Джо осторожно поставила фарфоровую чашку на стол между бумагами.

Сделав пару глотков, я обвела глазами фотографии на стене. Пора бы их уже заменить. Широко улыбающаяся пятилетняя Наоми с глазами, сузившимися до щелочек, прижимала к себе Берти и новую куклу. Рядом смеющиеся мальчики. А вот фотография с празднования прошлого Нового года. Тэд обнимает нас всех. Должно быть, он говорил в этот момент что-то забавное, потому что все смеялись. Только Наоми почему-то угрюмо смотрела в объектив. Я допила чай и вызвала следующего пациента.

Пасмурный день клонился к вечеру. Пациент следовал за пациентом, казалось, им нет конца. А тут еще Джо заглянула в кабинет с тревожно расширенными глазами и сказала, что только что привезли маленького Тома с приступом астмы. Его мама, симпатичная молодая женщина не старше девятнадцати, с дредами, испуганно молчала. Том потел, и дыхание у него было опасно слабым. Я подключила мальчика к ингалятору, и он, вдыхая смесь вентолина и кислорода, начал покачивать головой, а потом крепко заснул. Минут через десять его с мамой отвезли на машине «Скорой помощи» в больницу. Думаю, к утру состояние Тома будет стабильным.

После их ухода в кабинете стало неожиданно тихо. Наконец я сообразила, что пациентов сегодня больше не будет. Глянула на стол, где поверх бумаг лежал стетоскоп. На полу валялся шпатель для языка. Когда я его уронила?

Теперь следовало сделать то, что положено в конце каждого рабочего дня, – привести в порядок бумаги, надиктовать сообщения для педиатра и социальных работников.

Вызовов на дом не было. Джо заглянула ко мне попрощаться перед уходом. Я набросала список того, что надо сделать утром, прилепила к стойке у компьютера и наконец вышла на опустевшую улицу, где в подернутых маслянистой пленкой лужах мерцали оранжевые огни.

В мебельном магазине окна уже были закрыты ставнями. Из паба неподалеку доносились взрывы смеха. Направляясь к своему отнюдь не новому «Пежо», оставшемуся на стоянке в одиночестве, я шарила в сумке, пытаясь нащупать ключи. На мгновение почувствовала укол страха: вдруг потеряла? Но нет, вот они, на месте.

В салоне меня встретили знакомые домашние запахи, среди которых превалировали собачий и морской, от гидрокостюма. Нашу семью нельзя назвать преуспевающей, но, несомненно, ее жизнь была наполненной и счастливой. Так, по крайней мере, мне тогда казалось.

Поставив ноги на потрепанный коврик кустарной работы, я достала из оставленного на пассажирском сиденье целлофанового пакетика желейную конфету. Сунула в рот, включила зажигание и поехала.