Читать книгу Немного удачи - Джейн Смайли - Страница 10

После сбора урожая Уолтер и Рагнар с помощью Рольфа, Курта и Джона сделали пристройку к западному крылу дома с комнатой для Фрэнки и Джоуи, чтобы Лиллиан могла переехать в их прежнюю спальню. Уолтер не мог позволить себе двухэтажную пристройку – теперь, если мальчикам нужно было позвать Розанну и Уолтера, им приходилось пройти через переднюю к лестнице и кликнуть их, – но к тому моменту, как ее достроили, Фрэнку уже исполнилось восемь, да и вообще, разве в доме родителей Розанны Джон и Гас не спали внизу на заднем крыльце со стороны кухни с тех пор, как Гасу исполнилось пять, а Джону семь?

С южной стороны пристройки Уолтер вырезал два окна, с запада – еще одно, но с севера окон не было. Еще он наметил, где можно в дальнейшем повесить дверь, но от одной мысли о Фрэнки, в распоряжении которого вдруг появилась бы собственная дверь, у него мурашки по коже побежали. Он не жалел розог и, стало быть, не испортил ребенка, но ни один из знакомых ему детей не мог сравниться с Фрэнки в упрямстве. Фрэнки превзошел его самого, Говарда, Рольфа и всех в семье Розанны. Такое чувство, что когда сын видел некоторые вещи, его разум просто цеплялся за них и отказывался их отпускать. Дело даже не в своеволии. В половине случаев Уолтер мог сказать: «Фрэнки, не делай этого», – и Фрэнки не делал, потому что ему было все равно. Но в остальных случаях не имело никакого значения, что говорил Уолтер или даже что говорил сам Фрэнки.

Взять, к примеру, ведро с гвоздями длиной в три с половиной дюйма. Уолтер сказал:

– Фрэнки, не подходи к гвоздям.

– Хорошо, папа.

– Я серьезно.

– Да, папа.

Через час ведро было перевернуто, а Фрэнки копался в гвоздях.

– Фрэнки, я же говорил не трогать гвозди.

– Я хотел кое-что найти.

– Что?

– Гвоздь подлиннее.

– Я сказал не трогать гвозди.

– Но я хотел найти его.

– Я же тебе запретил.

– Но я хотел найти его.

– И как, нашел?

– Нет.

– Теперь придется тебя выпороть. – Уолтер снял ремень, взялся за пряжку, схватил Фрэнки за руку и велел ему снять штаны. – Что я тебе сказал? – Удар.

– Не трогать гвозди. – Удар.

– Если я велю тебе не трогать гвозди, ты не должен их трогать. – Удар.

– Я хотел его найти. – Удар.

– Что я сделаю, если ты тронешь гвозди, хотя я просил тебя их не трогать? – Удар.

– Выпорешь меня. – Удар.

– Зачем ты трогал гвозди? – Удар.

– Я хотел найти его. – Удар.

– Ты сделаешь это снова, если я велю тебе этого не делать? – Удар.

– Нет, папа. – Удар.

Но он, конечно же, это сделал. В конце концов, гвозди – это же не то что заползти под крыльцо, или забраться на самый верх дерева, или спрыгнуть с сеновала (где ему вообще запрещалось бывать) на спину Джейку. Уолтер и представить не мог, что может произойти, если им проведут электричество (по округе ходили упорные слухи, что такое вот-вот случится, особенно учитывая их близость к городу; это, конечно, дорого, но все говорят, оно того стоит). Провода будут постоянно манить Фрэнки – ткнуть в них отверткой или вилкой. Казалось, Фрэнки нужно преподавать все уроки во всех возможных вариантах. Да, мисс Дженкинс, школьная учительница, говорила, что Фрэнки – самый умный ребенок из всех, кого она видела в жизни, уже осваивает деление, не говоря уж о подготовке к конкурсу на знание орфографии («Я и не знаю, сможет ли кто-то с ним соперничать»). В школу он каждое утро отправлялся с явной охотой, даже с энтузиазмом – хоть это хорошо.

Уолтер не знал, что и думать о своих мальчишках. С определенной точки зрения Джоуи следовало выпороть, чтобы не был таким рохлей, но он никогда не делал ничего, заслуживавшего порки (кишка тонка), а Фрэнки розги ничему не научили. Оглядываясь назад, на собственное детство, Уолтер видел куда более организованную систему: отец или мать устанавливали для детей определенные правила. Если правила нарушались, пускай даже без умысла, детей пороли, чтобы запомнили на будущее, и они запоминали, а значит, их пороли все реже, и они выросли мальчиками, которые аккуратно делали свою работу, а поскольку дел всегда было много, работать тоже приходилось много. Такова была жизнь, по мнению Уолтера: осматриваешь ландшафт, отмечаешь все необходимое, а потом выполняешь работу, и завершенные дела копятся у тебя за спиной, будто своего рода сокровище или, по крайней мере, свидетельство добродетели. Какой видел жизнь Фрэнки, он даже вообразить не мог.

Жизнь Лиллиан была разноцветной. Как только мальчишки переехали в другую комнату, Розанна тут же съездила в город, купила у Дэна Креста полгаллона розовой краски и выкрасила стены спальни Лиллиан в розовый. Когда краска подсохла, она повесила сшитые ею занавески, розовые с белыми полосками и рюшами по краю. Потом выяснилось, что бабушка Мэри с сестрой всю зиму плели и шили разноцветный коврик – десятифутовый овал, розовый с белым и зеленым, – а мать Уолтера связала для Лиллиан розовое покрывало. Розанна вставила в рамки вырезанные ею из бумаги силуэты людей и животных – фермера с супругой, коровы, лошадки, свинки, ягненка, кролика, белки, лисички и птички – и развесила их по стенам. На то, чтобы обставить комнату, у нее ушло целых два дня.

Вне всякого сомнения, это теперь была самая красивая комната в доме, даже красивее гостиной. Но все это было не ради соседей. Уолтер понял это, когда утром, в день окончания ремонта комнаты, остановился на лестнице напротив двери и наблюдал за тем, как Розанна, держа полуторагодовалую Лиллиан на руках, ходит от картинки к картинке и приговаривает:

– А на ферме у него был кто? Свинка! Да! Какая хорошая девочка!

Роланд Фредерик купил себе трактор – серии «Фармолл», небольшой, серый и легкий, с близкопосаженными передними колесами, чем-то напоминавший трехколесный велосипед. При определенном направлении ветра Уолтер слышал звуки трактора. Дважды за одну и ту же неделю, выйдя на поле за шелковицей, он видел, как трактор легко и шумно пробирается по сорока западным акрам Роланда. В очередной раз отправившись в город, Уолтер узнал историю появления трактора.

Приехавший в Денби представитель «Фармолл», выяснив, у кого самый большой дом и лучший амбар, предложил Роланду трактор на неделю для пробы. Прошло десять дней, и, не получив от Роланда известий, он нанял шофера, чтобы тот пригнал трактор в город. Но Роланда нигде не удалось найти, а трактор, оставленный у амбара, не заводился – не было бензина, – поэтому представитель «Фармолл» оставил Роланду записку, предупредив, что вернется на следующий день.

Конечно же, в тот самый день Уолтер видел и слышал, как Роланд поспешно заканчивает сев – без лошадей или какой-либо помощи. Грохот стоял страшный, но на Уолтера это произвело впечатление. Его ферма была вполовину меньше фермы Роланда, и он сажал куда меньше кукурузы, но они с Рагнаром пока управились лишь наполовину – выставили проволоку на последнем отрезке поля, но дискованием[21] он пока не занялся. Понаблюдав за тем, как Роланд – вернее трактор, на сиденье которого виднелась крошечная фигура Роланда, – движется вдоль горизонта, Уолтер зашел в амбар.

Конечно же, Джейк и Эльза были на месте, и, конечно же, при его появлении они заржали (видать, решили, что настало время ужина). В этом году Эльзе стукнуло пятнадцать лет, а Джейку тринадцать, они совсем поседели, стали почти белыми. Отец подарил их Уолтеру, когда тот вернулся с войны, им тогда было шесть и четыре. Лошади были сильными, красивыми, в темных пятнах и вели себя отлично, настоящая призовая команда. В тот самый год молодые английские тяжеловозы Роланда Фредерика затащили его плуг в глубокую канаву. Одна из лошадей сломала ногу, а плуг больше нельзя было использовать – Роланду даже пришлось одолжить у кого-то плуг, чтобы в тот год закончить сев. Уолтер с отцом тогда чувствовали некоторое превосходство над Роландом, потому что у них хватило ума разводить першеронов, к тому же с хорошей родословной. По правде говоря, учитывая, что Роланд Фредерик плохо разбирался в лошадях, не было ничего удивительного в том, что именно он сидел за рулем первого трактора, который увидел в жизни Уолтер. Уолтер вышел на улицу и смотрел на трактор до тех пор, пока его силуэт не скрылся в сумерках, а потом отправился домой ужинать.

Он даже представить себе не мог, сколько стоит трактор. Тысячу долларов? Если так, то это его доход за весь год, не считая двухсот шестидесяти восьми долларов, на которые он сделал пристройку к дому. И хотя отец собирался сворачивать свой бизнес по разведению лошадей, Эльза была еще не так стара: Уолтер мог либо спарить ее с отцовским жеребцом сейчас и получить готовую к работе лошадь через четыре года, когда Джейку будет семнадцать, а Эльзе девятнадцать, либо купить у отца жеребенка или двух и самостоятельно вырастить их. Сама мысль об этом успокаивала его. Сколько продержится трактор? Никто не знал. Да и вырастить собственный бензин, чтобы кормить эту штуку, уж точно невозможно. Он вымыл руки в кадке с водой, которую Розанна оставила возле сухой раковины на заднем крыльце, и стащил сапоги, с удовлетворением думая, что все решил правильно.

За ужином, когда они ели приготовленный Розанной мясной рулет, он спросил Фрэнки и Джоуи:

– Мальчики, вы видели трактор мистера Фредерика?

– Я его слышала, – сказала Розанна. – Такой шумный! Не знаю, как Роланд выдерживает этот грохот, сидя прямо в его центре.

– Я его видел, – сказал Фрэнки.

– Как тебе это удалось? – спросил Уолтер.

Фрэнки пожал плечами.

«Опять на сеновал лазил», – подумал Уолтер, но не стал придираться.

– И что ты подумал? – спросил он.

– Мистер Фредерик теперь пристрелит своих лошадей? – спросил Джоуи.

– Ох, ради всего святого! – воскликнула Розанна.

– Скорее отправит на скотобойню, – высказался Рагнар.

– У них всего две, обе старые, – сказал Уолтер. – Если он купит этот трактор, то может отправить их на свободный выпас. У него достаточно травы и для коров, и для двух лошадей.

– А если у нас будет трактор, ты пристрелишь Джейка и Эльзу? – спросил Джоуи.

– Нет, – ответил Уолтер. – В любом случае я предпочитаю лошадей. Ведь что делают лошади? Мальчики, вы слушаете? – Раскрыв рты, Джоуи и Фрэнки уставились на него. – Каждую весну лошади тащат плуг, а потом сеялку и таким образом сажают овес для себя же. Летом они тянут молотилку. Что такое молотилка, Фрэнки?

– Молотилка отделяет овес от соломы. Этим летом я поеду на молотилке и буду следить, чтобы овес падал прямо в кузов.

– Правильно. Стало быть, при молотьбе овса лошади заботятся о собственной кормежке, а когда они везут овес и сено в амбар, то везут свой ужин. А что происходит потом?

Рты мальчиков приоткрылись еще больше.

– Зимой, – продолжал Уолтер, – лошади распределяют собственный навоз по овсяному полю. Зачем это делается?

– Для удобрения! – выкрикнул Фрэнки. Джоуи кивнул.

– А откуда лошади берут корм?

– Из амбара, – ответил Джоуи.

– Оттуда, куда сами его положили, – подтвердил Уолтер. – А где мистер Фредерик берет бензин для трактора?

Этот вопрос поставил их в тупик.

Мальчики не знали ответа.

Уолтер откусил кусок мясного рулета с картошкой и сказал:

– В Техасе. А если вам приходится за чем-либо ехать в Техас, мальчики, значит, вам это не нужно.

Разумеется, он говорил с некоторой долей самодовольства. При этом все равно знал, что мысль о тракторе будет жужжать у него в голове точно назойливая муха. Так и случилось – всю ночь эта мысль преследовала его, переходя из одного сна в другой и объединяя никак не связанные между собой картины.

Розанна знала, что это известие расстроит не только Уолтера, но и бабулю Элизабет и вообще всех Лэнгдонов, а потому не стала ничего говорить заранее. В то воскресное утро она встала рано и к шести уже приготовила завтрак – очень хороший завтрак: блинчики со свежесобранной малиной, бекон и, конечно, овсянка, посыпанная коричневым сахаром, потому что Уолтер не мог начать день без овсянки. Затем, пока они ели, она разложила воскресные костюмы мальчиков, которые вчера целый час гладила, и, разумеется, они подумали, что идут в собственную методистскую церковь в городе, куда всегда ходили все Лэнгдоны, ту самую церковь, которую Розанна когда-то считала слишком радикальной и страшной. «Но нет, – сказала она, одев Лиллиан в красивое зеленое платьице с белым передником (сама она была одета очень скромно, в непритязательное синее платье, а волосы убрала в тугой пучок), – они пойдут чуть дальше, просто чтобы попробовать, – в церковь Ассамблеи Бога[22] в Ашертоне».

– Ашертон! – нахмурился Уолтер. – Это…

– Одиннадцать миль от двери до двери, – сказала Розанна. – Двадцать минут и прямо в северном конце Второй улицы. Мы проезжали мимо две недели назад, когда ездили в кино.

Уолтер хотел пойти в кино и увидеть Бастера Китона в картине «Пароход Билл-младший». Зная, что это даст ей возможность поискать церковь, Розанна согласилась и не сказала ни слова о том, что тем вечером они пропустят чтение Библии. И все же она не была уверена, как следует воспринимать кино.

– Ну, я… – пробормотал Уолтер.

– Мы должны попробовать, – сказала Розанна. – Нам это нужно.

Ее голос так дрожал (непреднамеренно), что Уолтер даже не договорил.

Розанна вздохнула с облегчением, как только Уолтер начал готовить мальчиков, а затем и Рагнара к тому, что их не будет почти три часа вместо одного, как обычно в воскресенье. По правде говоря, в последнее время Розанна чувствовала, что ей угрожает опасность – с каждым днем, с каждой неделей все сильнее, и даже рьяное чтение Библии не приносило облегчения. Она все перепробовала: читала с самого начала, открывала случайную страницу в поисках знакомых историй или начинала с пассажа, который пастор Гордон использовал в воскресной проповеди. Но рано или поздно она путалась. Начав с начала, она никак не могла пробраться сквозь множество имен и генеалогий, потому что толком не знала, что за ними скрывается. Если открыть случайную страницу, можно было многое узнать, но это тоже часто вводило ее в заблуждение: допустим, открывала она Левит, а там множество непонятных ей правил. Впрочем, Иисус тоже иногда совершал загадочные дела – не чудеса, как с хлебом и рыбой, но вот, например, он проклял дерево, потому что оно не дало ему плодов. Католики не читали Библию, это вообще не приветствовалось, и дело, несомненно, именно в этом. В католической церкви главными были молитвенник и череда церковных праздников, и все было ясно, однако католическая церковь не даровала спасения – Розанна это знала, – а значит, ясности недостаточно. Проповеди пастора Гордона были очень сухими, почти всегда либо про любовь к ближнему, либо про службу сообществу, но никогда о спасении, об ощущении спасения, как будто сам пастор Гордон еще не испытал этого. Значит… это ничего не значило.

Розанна хотела, чтобы Уолтер и особенно Фрэнки и Джоуи обрели спасение, как обрела его она, но Первая методистская церковь (вторую так и не построили) Денби, штат Айова, не могла им этого дать. Розанна услышала, как Люси Морган и Дэн Крест обсуждали в лавке церковь Ассамблеи Бога и тамошнего пастора, Роджера Рэнкина, близкого друга кого-то по имени Ю. Н. Белл[23], который был знаменитым и важным лицом, и Розанна оценила это, хотя и не знала почему. «А какой страстный проповедник, – сказала Люси. – Растопит даже лед!» Дэн Крест рассмеялся. Розанна поняла, что именно это и нужно Уолтеру. А мальчикам нужно заниматься в воскресной школе чем-то большим, чем просто разрисовывать многоцветный плащ Иосифа.

Стоял великолепный день, особенно для конца июня – было не слишком жарко, дул легкий ветерок. Стоило вытащить Уолтера с фермы, как он обычно переставал возражать против поездки – ему нравилось видеть, что он работал больше или, по крайней мере, лучше, чем другие фермеры, державшие угодья вдоль дороги. Они объехали город, так что до реки Айова вокруг были одни лишь фермы и поля. Проехав эти тенистые места, через минуту-другую они были у церкви. Лишь когда они уже ехали по улице, Розанна вспомнила, что никого в церкви не знает – даже Люси Морган, если уж на то пошло. Ее мать знала Люси Морган, но сама Розанна разговаривала с ней только один раз. Наверное, надо было сказать Люси Морган, что Розанна хотела бы посетить ее церковь.

Они остановились дальше по улице и пошли назад к зданию церкви. Не очень-то оно большое. Лиллиан настояла на том, чтобы идти самой, но покорно позволила Розанне держать ее за руку и не задавала никаких вопросов. Какой замечательный ребенок. Как будто девочка знала, куда они идут и что ей там будут рады. Едва осознавая, что делает, Розанна замедлила шаг, чтобы Лиллиан оказалась чуть впереди. Пускай люди первым делом увидят красивое, сияющее личико Лиллиан.

Догнав ее, Уолтер сказал:

– Джоуи, оставайся с мамой. – А Розанне: – Мне бы с этим управиться.

Да, похоже на то.

– Куда мы идем? Там будет бабуля Элизабет? Я сказал бабуле Элизабет… Отпусти, я могу сам идти!

Розанна опустила взгляд и сказала:

– Джозеф, вытащи палец изо рта.

Он послушался, но большой палец выглядел розовым и слюнявым. Позор. Они уже стояли перед входом в церковь.

Войти оказалось нелегко. Церковь была маленькая – всего две ступеньки крыльца, а двустворчатые двери закрыты, что, скорее всего, означало, что служба уже началась. Розанна редко знала точное время, а кроме того, всегда ошибалась, пытаясь рассчитать, сколько времени нужно, чтобы собраться и доехать куда-либо.

– Мы по адресу? – спросил Уолтер.

– Наверное.

– Ну, тут написано, что да. – Он указал на небольшую табличку возле двустворчатых дверей.

– Наверняка мы опоздали.

– Не намного. Может, на минуту-две, если служба начинается точно по расписанию.

Они с Фрэнки поднялись на две ступени, и он положил руку на дверную ручку. Розанна почувствовала, как непроизвольно делает шаг назад. Это было похоже на колдовство – будто что-то в этой церкви отталкивало ее. Закрытые двери казались страшно неприступными, и, несмотря на все ее старания, они с Уолтером и дети выглядели типичной деревенщиной, особенно она – унылая и безвкусная, будто кукурузная каша. Она покачала головой и сказала:

– Мы опоздали.

Уолтер пробормотал что-то, чего она не расслышала, а вот Фрэнки сказал:

– Черт побери!

Наверняка он повторил это за отцом.

– Фрэнки! – возмутилась она. – Какие гадкие слова!

Фрэнки поднял глаза на Уолтера. Уолтер на минуту замер, а потом спросил:

– Ну так что, мы идем? Разоделись, как щеголи.

Розанне казалось, что вот-вот произойдет нечто ужасное, но она не могла даже представить, что именно. На тихой улице Ашертона стояло теплое воскресное утро, автомобилей почти не было, кленовые деревья вдоль тротуаров едва заметно подрагивали на ветру, а листья шелестели, как бывает, когда они чуть-чуть подсохли. Розанна отпустила руку Джоуи и подняла ее к лицу. Джоуи схватился за ее юбку. Ее страх передавался ему? Или же его страх передавался ей? Неужели Джоуи именно так себя и чувствовал все время? Раньше ей это никогда не приходило в голову. Она глянула вниз на него.

А потом обе двери распахнулись, вышли двое мужчин в хорошей одежде и заклинили их. Небольшими группками стали выходить прихожане. Первые четыре-пять человек остановились и подождали, пока не вышел пастор (так подумала Розанна) и не протянул руку, чтобы они пожали ее и пожелали ему хорошего дня. И тут Лиллиан отпустила мамину руку, вскарабкалась по ступенькам, и люди расступились, пропуская ее. Держалась она более чем уверенно.

– Ох, какая милая крошка, не правда ли? – сказала одна женщина, а какой-то мужчина спросил:

– Как тебя зовут, девочка?

И Лиллиан ответила:

– Я – Лиллиан, как у вас дела?

Некоторые усмехнулись, а другая женщина воскликнула:

– До чего же прелестный ребенок!

И в этот момент Уолтер выступил вперед и протянул руку пастору.

– Простите за вторжение, сэр. Мы надеялись попасть на службу.

А первая леди сказала:

– И малое дитя будет водить их[24].

Скоро Уолтер выяснил, что следующая служба начнется через полчаса и им там, разумеется, будут рады. Розанна оставила страх позади, как будто покинула тесное, душное помещение, и, когда она пошла вслед за Уолтером и Лиллиан, от удовольствия по коже у нее пробежали мурашки.

Молодой человек проводил их на скамью примерно посередине зала, и они сели – даже Фрэнки притих, – оглядываясь на прихожан, явившихся на следующую службу. Лиллиан сидела между Розанной и Уолтером, и Розанна смотрела на ее светлые волосы, искрившиеся в свете лившегося из окон солнца. Ее немного – совсем немного – поразило, что она родила это создание. Она бросила взгляд на Уолтера. Он выглядел так, будто не знал, что происходит. Но Розанна знала. Она все знала, пускай и вынуждена была держать это при себе.

Лиллиан сидела на собственном стуле, а перед ней сидели ее куклы. Перед каждой стояла чайная чашка, у двух – Лолли и Лиззи – были блюдечки. Лиллиан положила печенье на блюдечко Лолли, затем на блюдечко Лиззи. Подождав секунду и дважды произнеся: «Спасибо, пожалуйста», Лиллиан взяла два печенья и откусила от каждого крохотный кусочек. Затем положила их обратно и сказала:

– Очень вкусенько, спасибо.

Теперь она взяла чайник и очень аккуратно налила в каждую из чашек воображаемый чай – для Лолли, для Лиззи, для Мэйми, для Дьюлы, для Фрэнсис и для Джуэл. У Джуэл и Мэйми были крошечные руки, поэтому она наклонилась и продела их руки в ручки чашек перед ними. Чашка Джуэл повисла, но Мэйми свою чашку держала крепко. На мгновение задумавшись, Лиллиан сказала:

– А как у вас дела, у меня все хорошо. В дом забралась свинья, но потом выпрыгнула в окно!

И рассмеялась.

Дьюла, которая не очень хорошо умела сидеть, упала. Лиллиан посадила ее обратно, используя Лиззи как подпорку. Это была самая большая из ее кукол, и она носила башмачки. Выпрямив Дьюлу, Лиллиан сказала:

– Не болей, Дьюла. – Она издала звук, как будто подавилась, и продолжила: – Боже, Боже, через минуточку тебе станет лучше. – Очень медленно она выдвинула носок ноги и осторожно опрокинула Дьюлу. – Ох, Дьюле может стать хуже.

Наклонившись вперед, она подняла куклу и покачала ее на руках. Потом запела: «Ла-ла-ла-ла-ла, детка-детка». Затем встала и отнесла Дьюлу в колыбель, уложила и накрыла ее.

Вернувшись к чаепитию, она села на место и сказала:

– Еще чаю, ох, спасибо, спасибо. – Она наклонилась и осторожно откусила по кусочку от печенья Лиззи и Лолли. – Ммм, да, благодарю. Вы не поверите, что натворила свинья.