Читать книгу Архивы Дрездена: Грязная игра. Правила чародейства - Джим Батчер - Страница 25

Давненько я не бывал в этом месте.

Это было ровное пустое пространство пола, огромного и открытого. Звуки не отдавались эхом, словно здесь вовсе не было стен, чтобы от них отражаться. Я стоял в круге света, хотя и не мог разглядеть над собой ни одной лампы.

Хотя вот так, в одиночку, я был тут впервые.

– Эй! – крикнул я в пустоту. Непохоже, чтобы мое подсознание могло взять и вырубиться. – Если хочешь мне что-то сказать, тебе лучше поторопиться! Мне некогда, я спешу.

– Да, конечно, – ответил голос из пустоты. – Уже иду, погоди немного, поспешишь – людей насмешишь.

Шорох, шаги, затем появился… я.

Хорошо, это был я, правда не совсем я. Это был мой двойник, мысленное изображение меня, которое уже приходило ко мне пару раз в прошлом, но об этом я бы не стал рассказывать психиатрам, которые обязаны составлять о пациенте обязательные отчеты. Называйте его моим подсознанием, моим вторым «я», голосом моего внутреннего придурка, да как угодно. Это было частью меня, и вылезала она наружу не слишком часто.

Он был весь в черном. Сшитая на заказ рубашка, черные, как и рубашка, брюки, черные дорогие туфли. Имелась даже борода-эспаньолка, тоже черная.

Послушайте, я ни разу не говорил, что мое альтер эго так прихотливо.

В дополнение к его наряду на левой половине груди была приколота брошь – снежинка из серебра, отлитая так искусно, что можно было разглядеть ее кристаллическую структуру. Впечатляюще. Я не знал точно, что это значило, но, учитывая, как прошел сегодня мой день, ничего хорошего это не обещало.

С ним был кто-то еще.

Кто-то невысокого роста, укутанный во что-то наподобие одеяла из мягкой шерсти. Спутник двигался медленно, сгорбившись, словно испытывал ужасную боль, он с трудом опирался на руку моего двойника.

– Э-э-э, – протянул я. – Что?

Мой двойник усмехнулся:

– Почему ты никогда не в курсе, что творится у тебя в голове? Или ты этого не замечаешь? Это не мешает тебе?

– Я стараюсь не зацикливаться на этом, – ответил я.

– Вот как, адские погремушки? – Он усмехнулся. – Тогда нам надо поговорить.

– Почему ты не хочешь общаться со мной во сне, входя через подсознание, как все остальные?

– Я пытался, – сказал он голосом, который был подозрительно похож на мультяшного лося Бульвинкля. – Но кое-кто был очень уж занят.

– Постой-ка. – Я вздернул брови. – Тот сон с Мёрфи… Это был ты?

– Все эти сны посылал тебе я, тупица, – ответил двойник. – Клянусь, братан, ты самое пришибленное существо на этой планете.

– Не понял. А ты не заметил, что меня не очень-то легко пришибить?

– Не в этом смысле. А в плане секса. Скажи, что с тобой не так?

Я обиженно моргнул:

– И что же со мной не так?

– У тебя все было отлично со Сьюзен, – продолжил он. – А Анастасия… Вот это я понимаю! Тут есть что сказать по части опыта.

Я почувствовал, как заливаюсь краской, и напомнил себе, что говорю сам с собой.

– Ну и?

– А как насчет всех тех шансов, что ты упустил, болван? – спросил он. – У тебя в голове была тень чертова ангела, который мог воплотить любую твою сексуальную фантазию. Ты этим воспользовался? Нет. Мэб бомбардирует тебя девчонками. Один телефонный звонок – и полдесятка нереально горячих девочексидхе поучаствуют с тобой в родео в любое удобное для тебя время. А чем занимаешься ты? Прыгаешь через клетки с заключенными-демонами. Черт, даже Ханна Эшер занялась бы с тобой любовью, если бы ты захотел.

– Это паркур, – возразил я. – И то, что я не лезу в постель ко всему, у чего есть вагина, вовсе не означает, что я подавлен. Я не хочу, чтобы это был просто секс.

– Но почему? – сердито спросил мой двойник. – Действуй, размножайся! Испей чашу жизни до дна! Лови девиц! Во имя Господа, трахайся!

Я вздохнул. Точно. Моему внутреннему «и́ду»[5] не надо было задумываться о последствиях. «Ид» был примитивным, ведомым животными инстинктами. Я задумался: «ид» и «идиот» не от одного ли корня?

– Тебе не понять, – сказал я. – Физического влечения недостаточно. Нужны уважение и привязанность.

– Ну конечно, – язвительно ответил он. – Тогда почему ты до сих пор не трахнул Мёрфи?

– Да потому, – смущенно сказал я, – что мы не… У нас не… Было много… Слушай, отвали.

– Ха! – воскликнул мой двойник. – Ты определенно боишься близости кое с кем. Боишься, что тебя отвергнут и унизят. Снова.

– Вовсе нет, – возразил я.

– Я тебя умоляю, – сказал он. – У меня прямая связь с твоим задним мозгом. Все твои страхи записаны у меня на диске. – Он закатил глаза. – Например, что она испытывает другие чувства.

– Мёрфи ничего не боится, – ответил я.

– Ага, у нее за спиной два бывших мужа, причем последний женился на ее младшей сестре. Он вполне мог послать ей открытку со словами: «Ты мне нравишься, но ты слишком крутая. И старая». А ты – гребаный чародей, который проживет века. Она точно вне себя от идеи закрутить с тобой.

Я нахмурился:

– Я… Ты правда так думаешь?

– Нет, дурачина. Это ты так думаешь.

Я фыркнул.

– Ну ладно, умник, и как же мне поступить?

– Если тебе так приспичило получить что-то настоящее, соберись и возьми ее, – предложил мой ид. – Завтра вы оба можете погибнуть. Проклятье, вы отправляетесь в царство гребаной смерти! Какого черта ты ждешь?

– Э, – сказал я.

– Давай я сам отвечу, – предложил он. – Молли.

Я моргнул.

– Нет, Молли всего лишь ребенок.

– Она была всего лишь ребенком, – сказал мой двойник. – Ей уже за двадцать, если ты вдруг забыл. Она не настолько уж и моложе тебя, и в пропорции эта дистанция сокращается. И она тебе нравится, ты ей доверяешь, и у вас двоих до хрена общего. Тогда трахни ее.

– Не говори ерунду. Этого никогда не будет.

– Да почему не будет?

– Это всерьез подорвет доверие.

– Потому что она твоя ученица? – спросил он. – Хрена с два. Уже нет. Адские погремушки, если подумать, она теперь почти что твой босс. По меньшей мере она обошла тебя по должности.

– Я не буду это обсуждать, – сказал я.

– Подавление и отрицание, – язвительно произнес мой двойник. – Вам пора к специалисту.

Фигура рядом с ним издала тихий звук.

– Точно, – кивнул мой двойник. – У нас мало времени. Мёрфи сейчас вытащит гвоздь.

– Времени для чего? – спросил я. – И кто это?

– Что, серьезно? – отозвался он. – Даже не попытаешься воспользоваться интуицией?

Нахмурившись, я посмотрел на него и на фигуру. Мои глаза расширились.

– Погоди… Это… это паразит?

Фигура в покрывале содрогнулась и издала стон.

– Нет, – сказал мой двойник. – Это то, что Мэб и Альфред называют паразитом.

Я моргнул несколько раз.

– Что?

– Слушай, мужик, – сказал второй я. – Ты должен решить эту проблему. Подумай, ладно? Я не могу вот так просто поговорить с тобой. Этот полусон – лучшее, что нам можно придумать, но ты должен пойти мне навстречу.

Я нахмурился.

– Постой. Ты говоришь, что паразит – на самом деле не паразит. Но это значит…

– Колесо сдвинулось, – сказал мой двойник тоном спортивного комментатора. – Жирный, ленивый старый хомяк, кажется, совершенно забыл, как это делать, но он вроде как двигается. Падают клочья ржавчины. Паутина медленно рвется.

– Да пошел ты, – раздраженно ответил я. – Ты не показывался с тех самых пор, как…

Я умолк и молчал довольно долго.

– А, – сказал он, тыкая в меня пальцем и подпрыгивая на мысках своих ботинок. – Ах-хах! Ах-ха-ха-ха-ха-хах, наконец-то забрезжил свет!

– С тех пор, как я коснулся монеты Ласкиэли, – тихо выдохнул я.

– Двигайся дальше, – призвал меня двойник. – Что случилось потом?

– Прикосновение к монете поместило мне в голову копию Ласкиэли, – сказал я. – Как отпечаток в глине, такой же формы, что и оригинал. Она пыталась убедить меня пустить в голову настоящую Ласкиэль, но я ее отшил.

Мой двойник покрутил запястьем, мол, продолжай движение.

– И тогда?

– И тогда отпечаток начал изменяться, – сказал я. – Ласкиэль неизменна, но ее отпечаток был сделан из меня. Глиняная форма. Если изменилась глина, изменится и отпечаток.

– И?

– И я дал ей имя, – сказал я. – Я назвал ее Лаш. Она стала независимой личностью со своими собственными правами. И мы как-то не очень ладили до тех пор… – Я сглотнул. – До той психической атаки. Серьезной. Она встала на ее пути. Это ее уничтожило.

– Да, – тихо согласился двойник. – Но… послушай, то, что она сделала, было актом любви. И ты был довольно близок с ней, когда это случилось, разделяя одно мысленное пространство. Забавно – ведь ты нервничаешь, когда начинаешь думать о том, чтобы жить с женщиной, но присутствие одной из них у тебя в голове проблемой не было.

– Что ты имеешь в виду?

– Господи, ты же здесь самый умный. Думай! – Он уставился на меня долгим взглядом, пытаясь подтолкнуть мысли.

Мой желудок провалился в какую-то бездонную пропасть, челюсть отвисла.

– Нет, – сказал я. – Это… это невозможно.

– Когда мамочка и папочка очень сильно любят друг друга, – произнес мой двойник, словно обращаясь к маленькому ребенку, – когда они живут вместе, обнимаются, целуются и становятся близки…

– Я… – Мне стало нехорошо. – Ты хочешь сказать… Я забеременел?

Мой двойник вскинул руки:

– Наконец он понял!

За долгие, долгие, долгие годы работы чародеем я сталкивался со всевозможными концепциями, доктринами и разновидностями мышления, от странных до совершенно безумных. Ни одна из них не подготовила меня к подобному. Никоим образом. Никак.

– Как это… Это даже не… Какого черта?! – воскликнул я.

– Духовная сущность, – спокойно ответил мой двойник. – Зачатая тобой и Лаш. Пожертвовав собой ради тебя, она совершила акт бескорыстной любви – а любовь по сути есть созидающая сила. Неспроста акт любви является актом созидания. Ты ведь помнишь? Что было после ее смерти? Ты все равно мог играть музыку, которую она тебе подарила, хотя сама Лаш погибла. Ты мог слышать эхо ее голоса.

– Да, – потрясенно ответил я.

– Причина в том, что часть ее осталась, – сказал мой двойник. – Часть ее… и часть тебя.

И он мягко откинул черное одеяло.

Она выглядела ребенком лет двенадцати, на самой границе детства, перед тем как гормональный взрыв вызовет череду быстрых изменений, ведущих к юности. Ее волосы были черными, как у меня, а глаза – ясными, сине-зелеными, как любила Лаш. Ее черты казались смутно знакомыми, и я в приливе внезапного озарения понял, что ее лицо создано из лиц дорогих мне людей. Квадратный, соразмерный подбородок Кэррин Мёрфи, округлые щеки Ивы Архива, овал лица Сьюзен Родригес. Нос принадлежал моей первой любви, Элейн Мэллори, волосы – моей первой ученице, Ким Дилэйни. Я знал, потому что это были мои воспоминания, прямо передо мной.

Ее веки неуверенно трепетали, и она дрожала так сильно, что чуть не падала. На ее ресницах был иней; у меня на глазах он покрыл ее щеки.

– Она духовная сущность, – выдохнул я. – О господи. Она дух разума.

– Вот что бывает, когда смертные путаются с духами, – сообщил мой двойник без особого пыла.

– Но Мэб сказала, что она паразит.

– Многие люди называют так в шутку плод, – ответил он.

– Мэб назвала ее монстром. Сказала, что она причинит вред самым близким мне людям.

– Она дух разума, совсем как Боб, – ответил мой двойник. – Порождение духа гребаного Падшего ангела и сознания одного из самых могущественных чародеев Белого Совета. Она родится, обладая знанием и силой, но не будет знать, что с ними делать. Многие назвали бы ее монстром.

– Проклятье! – Я схватился за голову.

Наконец-то я понял. Мэб не лгала. Не совсем. Черт, да она практически сообщила мне, что паразит сделан из моей сущности. Моей души. Моего… меня. Духи разума растут, а в моей голове мало места. Этот конкретный дух заполнял ее долгие годы, медленно увеличиваясь, все сильнее давя на меня психически и психологически – отсюда усиливающиеся мигрени.

Пойми я, что происходит, мог бы принять меры раньше, и все могло бы быть намного проще. Теперь… сроки истекли, и, похоже, меня ждали очень, очень трудные роды. Если я не обрету помощь, то окажусь в положении женщины, которая рожает в одиночку и сталкивается с осложнениями. Скорее всего, моя голова не переживет резкого отделения подобной сущности, пытающейся выбраться из слишком тесного пространства, чтобы выжить. Я могу сойти с ума или погибнуть.

Если это произойдет, новорожденный дух разума останется один, потрясенный, в мире, которого не понимает, но о котором очень много знает. Духи вроде Боба любят притворяться рациональными, однако у них есть эмоции, привязанности. Новорожденный дух захочет создать связи. И попытается сделать это с людьми, которые имеют для меня наибольшее значение.

Я содрогнулся, представив, что у маленькой Мэгги неожиданно появится очень, очень опасный воображаемый друг.

– Понял? – спросил я своего двойника. – Теперь ты понял? Вот почему не следует трахаться со всеми подряд!

– Ты у нас мозг, – ответил он. – Думай. – Свет замерцал, мой двойник поднял голову, огляделся. – Блин. Гвоздь сейчас выйдет.

Он был прав. Я почувствовал слабый укол в груди, затихающее эхо агонии в голове. Иней продолжал укрывать маленькую девочку, она вздохнула, и ее колени подогнулись.

Мы с двойником подхватили ребенка.

Я поднял ее. Она ничего не весила. Не выглядела опасной. Просто маленькая девочка.

Ее глаза распахнулись.

– П-прости, – заикаясь, сказала она. – Прости меня. Но мне больно, и я н-не могла говорить с тобой.

Я посмотрел на моего двойника, затем на девочку.

– Все в порядке, – сказал я. – В порядке. Я об этом позабочусь. Все будет хорошо.

Она тихо вздохнула и закрыла глаза. Иней покрывал ее, слой за слоем, – это сережка Мэб укутывала девочку сном и молчанием, успокаивала ее – на время, – превращала в прекрасную белоснежное изваяние.

Я даже не подозревал о ее существовании – и я полностью нес за нее ответственность.

Если я не справлюсь, она убьет меня при родах.

Я осторожно передал ее моему двойнику.

– Ладно. Я понял.

Он взял ее, очень нежно, и кивнул.

– Знаю, она странная. Но она твой ребенок. – Его глаза блеснули. – Защищай свое потомство.

Действительно первобытные инстинкты.

Я уничтожил целый народ, защищая своего физического ребенка. Часть причины стояла передо мной. Этот инстинкт тоже принадлежал мне.

Я глубоко вдохнул и кивнул ему.

– Я этим займусь.

Он закутал девочку в одеяло, повернулся и пошел прочь, унося ее обратно во мрак. Свет померк вместе с ним, и меня снова поглотила темнота.

– Эй! – позвал мой двойник издалека.

– Что?

– Тот сон, помни его! – крикнул он. – Помни, чем он закончился!

– В каком смысле? – спросил я.

– Ты псих! – ответил двойник.

И исчез, и этот мир вместе с ним.