Читать книгу Ты должна была знать - Джин Ханфф Корелиц - Страница 3

Дом Салли Моррисон-Голден на Восточной Семьдесят четвертой улице имел запущенный вид, причем совершенно намеренно. Подобное впечатление жилище производило начиная с фасада. На окнах висели горшки с неприметной зеленью – одна половина засыхала, вторая уже засохла. С металлической решетки над дверью свисал сдувшийся красный шар. Находился дом на зеленой боковой улице между двумя безупречно элегантными городскими особняками из бурого песчаника. Оба строились «под старину» – вероятно, над проектами работал один архитектор. Сверкая идеально чистыми оконными стеклами и хвастаясь роскошными цветочными композициями, оба дома, казалось, терпели присутствие неопрятного соседа с привычным недовольством.

Когда перед Грейс открыла дверь плотная, коренастая няня из Германии, вызывающий бардак предстал во всей красе. В этом доме беспорядок царил везде и всюду, начиная с порога. Например, дверь нельзя было распахнуть полностью, потому что за ней громоздились набитые пакеты из супермаркета. От коридора до кухни, а от кухни до лестницы пол практически ровным слоем усыпали игрушки и другие свидетельства присутствия в доме детей. Оставалось только гадать, какой кавардак устроен на втором этаже. И все это конечно же нарочно, отметила Грейс, шагнув внутрь, пока няня (Хильда?.. Хельга?..) придерживала дверь. В этом городе толстосумов Салли была самой богатой женщиной из всех, кого Грейс знала лично. В числе ее домашней прислуги наверняка имелся кто-то, в чьи обязанности входило наводить если не идеальную чистоту, то хотя бы относительный порядок, пусть даже в доме растут четверо детей. Не говоря уже о двух детях Саймона Голдена от первого брака – те приезжали в гости по выходным со своими школьными принадлежностями, спортивным инвентарем и электронными гаджетами. И все же Салли подобные порядки – вернее, беспорядки – устраивали. Разбросанная обувь, стопки старых номеров «Обсервер» и «Таймс», пакеты из магазинов детских товаров и домашней утвари, не дававшие подступиться к лестнице. Грейс подсчитала в уме – пять минут на то, чтобы все это унести, разобрать и сложить освободившиеся пакеты туда, где хозяевам удобно хранить их для дальнейшего использования. Еще две минуты, чтобы отложить чеки, – вдруг потребуется что-то вернуть или обменять? Потом отрезать ярлыки с одежды и отнести ее в кладовку. Отнести краски и бумагу в детскую. И наконец, выкинуть оберточные материалы в мусорное ведро. На все эти действия уйдет максимум одиннадцать минут, и ничего сложного. Элегантному дому в стиле неогрек никак не удавалось блеснуть во всей красе – молдинги с зубчатыми орнаментами и штукатурка на стенах скрывались под как попало развешанными листами бумаги с детскими каракулями и аппликациями из макарон. Такой коридор уместнее смотрелся бы в детском саду. Даже ктуба[3], по традиции красиво, торжественно оформленная и напоминавшая страницу из Келлской книги[4], висела в самодельной рамке из палочек от леденцов. Местами виднелись прилипшая пыль и островки засохшего клея. Хотя чему удивляться, подумала Грейс. Салли обратилась в иудаизм по просьбе будущего мужа, а после свадьбы без малейшего труда переняла его легкомысленное отношение ко всему традиционно иудейскому.

Грейс пошла на шум и оказалась в новой пристройке, призванной увеличить размер кухни. Там и обнаружилась Салли в компании приторно-льстивой Аманды Эмери и Сильвии Штайнметц, в одиночку воспитывающей ребенка-вундеркинда Дейзи Штайнметц. Девочку Сильвия удочерила в Китае, когда той был всего год. Теперь, перейдя из второго сразу в четвертый класс, Дейзи удостоилась звания самой маленькой ученицы за всю историю средней школы Реардон.

– Слава богу, – рассмеялась Салли. – Наконец-то можно взяться за дело.

– Что, так сильно опоздала? – спросила Грейс, хотя сама знала, что пришла вовремя.

– Нет-нет, просто без твоего умиротворяющего влияния никак не можем сосредоточиться.

Салли удобнее пересадила вертевшуюся на маминых коленях малышку. Это была ее младшая дочь Джуна. По словам Салли, девочку назвали в честь покойной свекрови, которая вообще-то носила имя Дорис.

– Сварить еще кофе? – предложила Хильда или Хельга, последовавшая за Грейс на кухню. Девушка была босиком, причем ноги были не очень чистые, отметила Грейс. Неряшливый внешний вид дополняло кольцо в носу из потемневшего металла.

– Давай. И забери, пожалуйста, мелкую. Без ее помощи управимся гораздо быстрее, – ответила Салли таким тоном, будто оправдывалась.

Няня молча вытянула руки, Салли подхватила извивающуюся Джуну и передала через стол. Сообразив, что вот-вот перестанет быть центром всеобщего внимания, Джуна издала вопль обиженной примадонны.

– Пока, деточка, – откликнулась Сильвия. – Ах, до чего симпатичная!

– Хорошо, что симпатичная, а то обидно было бы, – произнесла Салли. – Все-таки последний ребенок.

– Точно не хочешь еще малыша? – спросила Аманда. – Мы с Нилом теперь жалеем, что не воспользовались шансом, пока можно было. Сейчас завели бы еще ребеночка.

Грейс была недостаточно близко знакома с Амандой, чтобы спрашивать, что та имела в виду. Может, Нил сделал вазэктомию? Или Аманда сожалеет, что не заморозила яйцеклетки? Пара воспитывала десятилетних близнецов, и, несмотря на регулярные «омолаживающие программы» – они же пластические операции, – было видно, что Аманде около сорока пяти.

– Ну уж нет. Хватит с меня. Если честно, у нас и Джуна-то случайно получилась, но мы подумали – ладно, прорвемся. Почему бы и нет?

Действительно – почему бы и нет, подумала Грейс. Как и остальным присутствующим, ей были прекрасно известны особенности планирования семьи в Нью-Йорке. Двое детей – идеальная ситуация, не нарушающая баланса, однако даже это достаточно дорогое удовольствие. Если детей трое, в бюджет еще можно впихнуть частную школу, летний лагерь, тренировки по хоккею в комплексе «Челси-пирс» и репетиторов, готовящих к поступлению в престижные университеты Лиги плюща, но с трудом. Четыре же ребенка… У редкой семьи на Манхэттене четверо детей. Это означает страшные неудобства. Например, потребуется еще одна няня, не говоря уже о жилье побольше. Ни в коем случае нельзя селить детей в одной комнате. Каждому ребенку необходимо собственное пространство, чтобы выразить индивидуальность.

– Если есть возможность, обязательно надо рожать, – с искренней теплотой в голосе произнесла Салли. – Мама – лучшая работа. Ну, была у меня хорошая карьера, и что? С тех пор как Элла родилась, ни дня по офису не скучала. В прошлом году ходила на встречу выпускников, так бывшие однокурсницы едва обструкцию мне не устроили – я, видите ли, безответственно пренебрегаю отличным образованием! Будто у меня перед Йельским университетом какой-то долг, который я теперь всю жизнь отдавать должна! Но спорить не стала, просто молча смотрела: мол, что б вы понимали! Будут говорить, что материнство – не самое главное в жизни, не слушай! – велела Салли Аманде, хотя последняя ни на что подобное не жаловалась.

– Знаю, знаю, – слабо принялась отбиваться Аманда. – Но с близнецами столько хлопот… Ну ничего вместе не делают! Одна хочет записаться в Бродвейскую театральную студию, вторая – на гимнастику! Селия даже в летний лагерь с сестрой ехать отказывается! Извольте два раза тащиться туда и обратно в штат Мэн на два родительских Дня!

Хильда-Хельга принесла кофе и поставила на большой стол в деревенском стиле. Грейс достала коробку сдобных печений, которые по дороге купила в «Гринберг». Угощение встретили с очень сдержанным энтузиазмом.

– Ты хоть подумала о моих несчастных бедрах? – вопросила Салли, хватая сразу две штуки.

– Твои бедра в жалости не нуждаются, – парировала Аманда. – Видела я твои ноги. Во всем Верхнем Ист-Сайде вторых таких нет.

– Просто я сейчас тренируюсь, – ответила польщенная Салли. – Саймон сказал – если пробегу полумарафон по побережью, в награду повезет в Париж.

– Мама нам в детстве такие покупала, – сказала Сильвия, откусив кусочек печенья. – И еще такие маленькие булочки с корицей. Не помните, как называются? Какое-то немецкое слово…

– Шнекен, – подсказала Грейс.

– Может, приступим? – почти раздраженно спросила Салли. Будучи единственной из присутствующих, кто рос не в Нью-Йорке, предаться общей ностальгии Салли не могла.

Все послушно достали блокноты и, сняв с ручек колпачки, устремили почтительные взгляды на председательницу комитета и руководительницу встречи.

– Итак, осталось два дня, а мы… – не договорив, Салли легкомысленно пожала плечами. – Кто-нибудь дергается? Я – нет.

– Я немного дергаюсь, – призналась Сильвия.

– Зря. Все будет нормально. Смотри. – Салли повернула желтый блокнот так, чтобы всем было видно аккуратно записанные синим маркером пункты списка. – Главное, что люди хотят прийти и готовы потратить деньги. Остальное – детали. И вообще, к нам придет двести человек! Ну, почти двести. Уже успех!

Грейс взглянула на Сильвию. Из троих присутствующих женщин Сильвию она знала лучше всех – вернее, дольше всех. Впрочем, они никогда не были особо близки. Сильвия была из тех, кто предпочитает помалкивать о своих делах.

– Вчера утром была у Спенсеров. Принимали меня домоправительница и личная ассистентка Сьюки.

– А самой Сьюки дома не было? – уточнила Сильвия.

– Нет, но персонал мне все показал.

Грейс кивнула. Организовать мероприятие в поражающих воображение апартаментах Спенсеров – само по себе достижение. Надо полагать, место проведения в значительной степени подстегнуло интерес к вечеру – при том что один билет стоил триста долларов! Сьюки Спенсер, третья жена Джонаса Маршалла-Спенсера и мать малышей, обучающихся в группе для дошкольников школы Реардон, являлась гордой хозяйкой самых больших апартаментов города. На самом деле квартира состояла из трех и занимала два этажа в здании шириной с Пятую авеню. Месяц назад Сьюки позвонила ни с того ни с сего – вернее, позвонила ее ассистент, чтобы сообщить: миссис Спенсер не имеет возможности принять участие в работе комитета, однако готова предоставить для проведения мероприятия свою квартиру. И угощение, и вино будет подавать ее домашняя прислуга. Кстати, у Спенсеров собственный виноградник в Сономе.

– Ты с ней хоть раз общалась? – спросила Грейс у Салли.

– Не сказала бы. Кивали друг другу в школьных коридорах, и все. Конечно, написала ей письмо по электронной почте, пригласила поработать в комитете, но не ожидала, что Сьюки ответит. Не говоря уже о том, чтобы предложить для аукциона свои хоромы.

Правда, пришлось предоставить список приглашенных на проверку охране Спенсеров, однако дело того стоило.

– Ой, жду не дождусь! – прочирикала Аманда. – Салли, ты видела те знаменитые картины Джексона Поллока?

У Спенсеров их было две. Шедевры красовались друг напротив друга в столовой. Грейс видела на фотографии в журнале «Архитектурал дайджест».

– Да, висело там что-то такое, – с искренним отсутствием интереса ответила Салли. – Сильвия, как там твой знакомый, готов? Передай большое спасибо за то, что согласился!

Сильвия кивнула. У нее был знакомый в аукционном доме «Сотби», который согласился провести мероприятие.

– Сказал, он у меня в долгу. Если б не я, нипочем бы не осилил тригонометрию в школе Хорас-Манн. Даже с моей помощью почти завалил…

– А что насчет лотов? – спросила Грейс, для пользы дела старательно пытаясь визуализировать список Салли.

– Где-то тут валялся черновой вариант каталога. Аманда, куда я его засунула?

Аманда указала на потрепанную брошюрку, едва видневшуюся из-под бумажных завалов на столе.

– Отлично. Вариант пока не окончательный, можно еще что-нибудь добавить, но только до завтрашнего утра. Днем надо отдать в печать. И… Сильвия, не забыла?

– Забрать готовые каталоги в субботу в час дня, – отрапортовала Сильвия.

– Молодец.

Грейс надела очки и принялась изучать список лотов. Цветы из «Л’Оливье» и «Уайлд поппи». Коттеджи, которые хозяева готовы были предоставить для короткого отдыха: на выбор предлагались шесть домов в Хэмптоне и один на Фэйр-Айленде («В той части острова, где отдыхают с семьями», – сочла своим долгом уточнить Салли). Потом поездки в Вейл и Аспен и еще одна в Кармел (отдых в богемном городке у семейных женщин восторга не вызвал). Еще предлагалась бесплатная консультация одного из лучших дизайнеров, у которого дочь училась в выпускном классе. Кулинарный урок для восьми человек в популярном ресторане Трайбеки[5] (у главы пресс-службы заведения сын ходил в девятый класс). Возможность целый день сопровождать мэра Нью-Йорка и наблюдать за его работой (близняшки политического аналитика претендовали на два драгоценных места в подготовительной школе). И наконец, подтяжка с использованием стволовых клеток. Звучало пугающе, но в то же время интригующе. Грейс решила спросить Джонатана, что это за процедура.

– И еще… кажется, я вам всем об этом писала, – продолжила Салли. – Или не писала?.. Натан Фридберг готов предложить место в своем лагере.

– Салли, это же замечательно! – восхитилась Аманда.

– Что за лагерь? – спросила Грейс.

– Тот самый, который он открывает в этом году, – пояснила Аманда.

– О проекте писали в «Авеню», – прибавила Салли.

– Стоить будет двадцать пять тысяч долларов за лето, – подхватила Сильвия.

– И что же он предлагает за такие деньги? Круглосуточное катание на водных лыжах? – спросила Грейс.

– Никаких водных лыж. И вязания морских узлов. И посиделок у костра, – ироничным тоном произнесла Сильвия. – Детям простых смертных просьба не беспокоиться.

– Боюсь, не совсем поняла. Что это за лагерь такой? – задумчиво уточнила Грейс.

– По-моему, идея прекрасная, – принялась объяснять Аманда. – Давайте называть вещи своими именами – многие из детей определенного круга станут большими людьми. Вот и надо их к этому готовить – основы экономики, филантропия… Натан мне звонил, предлагал записать близнецов. Сказала, что девочки будут в восторге, но не представляю, как им об этом сказать. Они же меня убьют! В лагере в штате Мэн у них уже сложившаяся компания…

Однако у Грейс остались вопросы:

– И куда предлагается отсылать детей? А главное, как и чему именно их будут учить?

– Детей никуда отправлять не надо, все живут дома. По утрам их будет забирать автобус. В лагере будут устраивать встречи со всякими выдающимися личностями – бизнесменами, людьми искусства. Объяснят, что такое бизнес-план, инвестиции. Будут возить на экскурсии в разные фирмы, организации – и в городе, и за его пределами. В Гринвиче, например. А выходные будут свободные, так что дети смогут заниматься чем хотят. Я уже записала Эллу. Дафна отказалась наотрез: хочет провести все лето на море. У нее там лошадка. Вот я и подумала – пусть Натан Фридберг выставит место в лагере на аукцион. Двадцать пять тысяч долларов! Неплохой сбор средств, правда?

– Браво, Салли! – просияла Аманда. – Ты гений!

– Да, – произнесла все еще озадаченная Грейс. Откровенно говоря, идея отдать ребенка в подобный лагерь казалась ей отталкивающей.

Между тем вернулись к обсуждению лотов. Уроки репетитора, готовящего к поступлению в колледж. Уроки репетитора, готовящего к поступлению в школу. Женщина-генеалог, которая приезжает на дом со своим компьютером. Очень удобно, не придется самостоятельно рыскать в Интернете. В результате получишь красиво оформленное, дизайнерское генеалогическое древо. Грейс некоторое время подумывала о том, чтобы попытаться выиграть составление древа – она ведь тоже должна будет принять участие в аукционе. Разве не отличный подарок для Генри? Но Грейс удерживала мысль об ужасном семействе Джонатана. При мысли о том, что эти, мягко говоря, неприятные люди будут на дизайнерском родословном древе ее сына, Грейс ощущала сначала раздражение, потом чувство вины, а потом просто грусть. Достаточно плохо уже то, что фактически у Генри всего один дед. Но знать, что эти люди живут на прежнем месте, всего в нескольких часах езды от Нью-Йорка, однако не проявляют ни малейшего желания познакомиться с внуком!..

Далее по списку шли услуги врачей – дерматологов, пластических хирургов и загадочного специалиста, который, по словам Аманды, делает «коррекцию пальцев ног».

– У него две дочери, одна в третьем классе, другая учится вместе с Пайпер, – растолковывала Аманда Сильвии.

Та озадаченно нахмурилась:

– Что-что он делает с пальцами ног?

– Этот человек настоящая знаменитость, его все знают! Он укорачивает второй палец так, чтобы не был длиннее большого. Нарочно дождалась, когда его жена приедет забирать детей, и попросила, чтобы он выставил на аукцион одну операцию по укорачиванию пальца.

«А как же вторая нога?» – подумала Грейс.

– Я считаю, в подобных делах стесняться не надо. Да и что такого родители могут ответить? Либо «да», либо «нет». И кстати, редко кто отказывается помочь. Впрочем, с чего бы им отказываться? Какие родители не захотят помочь школе, где учатся их дети! Они должны радоваться возможности внести свой вклад! И без разницы, кто у ребенка отец, врач или водопроводчик, правда?

– Да, но… – не удержалась Грейс, – врачи бывают разные. Большинство из них… – она хотела сказать «не зарабатывают на чужом тщеславии», но вовремя удержалась, – специализируются на болезнях, лечение которых не может быть предметом развлекательного аукционного торга.

Аманда откинулась на спинку стула и во все глаза уставилась на Грейс. Взгляд у нее был не сердитый, скорее озадаченный.

– Нет, ты не права, – возразила она. – Есть же еще профилактика. Все мы хотим оставаться здоровыми. И не важно, что лечит доктор – сердце или… не знаю… кишечник. Просто нужно следить за собой, а для этого правильнее будет найти лучшего специалиста. Ты ведь не обращаешься к первому встречному финансовому консультанту! А сколько жен с радостью оплатили бы для мужей консультацию у знаменитого кардиолога!

– Муж Грейс врач, – будничным тоном произнесла Сильвия. Грейс поняла, зачем она это сделала. Теперь обе ждали эффекта, который неизменно производили подобные слова.

– Ах да, я и забыла, – спохватилась Аманда. – Что, ты сказала, он лечит?

– Джонатан – детский онколог.

Аманда растерянно нахмурилась, потом вздохнула. Похоже, к заключению, что никто добровольно не пожелает воспользоваться услугами детского онколога, как бы знаменит он ни был, Аманда пришла самостоятельно.

Салли покачала головой:

– Все время забываю. Он у тебя всегда такой бодрый, веселый… Не понимаю, как Джонатан может делать это каждый день?

Грейс развернулась к ней:

– Что делать?

– С больными детьми общаться, и с их родителями. Я бы не выдержала.

– Я тоже, – подхватила Аманда. – Когда у кого-то из моих девочек голова болит, и то вся изведусь, пока не пройдет!

– Со своими детьми все по-другому, – заметила Грейс. Тут она могла понять Аманду. Грейс и сама ужасно переживала, когда заболевал Генри, хотя болел сын редко. Он был удивительно здоровым мальчиком. – Когда перед тобой пациент, главная задача – использовать все свои знания и умения, чтобы его вылечить. Твоя цель – помочь, вернуть человека к полноценной жизни.

– Это конечно, – недовольно проворчала Аманда. – Но пациенты ведь и умереть могут.

– Если врач сделал все, что мог, совесть его чиста, – не сдавалась Грейс. – Медицина не может спасти всех. Случается, что люди заболевают, случается, что умирают. И некоторые из них дети. Ничего не поделаешь. Однако еще двадцать лет назад рак был гораздо более грозным, страшным диагнозом, чем сейчас. А у нас, в Нью-Йорке, хороших специалистов больше, чем где-либо еще в стране.

Но на Аманду доводы Грейс впечатления не произвели. Она лишь упрямо покачала головой:

– Нет, ужасная работа. Терпеть не могу больницы. Фу, этот запах! – Аманда передернулась, будто и правда вдруг учуяла в роскошно-неопрятном доме Салли Моррисон-Голден чистящее средство лизол.

– Жаль, что среди наших родителей так мало артистов и писателей, – принялась сокрушаться Сильвия. Тему подняла она, однако теперь явно жаждала ее сменить. – Какие прекрасные были бы лоты – встреча с оперным певцом, экскурсия в мастерскую художника! Ну почему у нас совсем нет художников?

«Потому что ни одному художнику в голову не придет отправить ребенка в Реардон», – с раздражением подумала Грейс. У частных школ Нью-Йорка была своя топография, согласно которой Реардон располагался на перешейке между Уолл-стрит и крутыми горами корпоративного права. В других школах – Филдстон, Дальтон, Сэйнт-Энн – учились дети людей театра, романистов и других творческих личностей. Среди друзей Грейс были дочь поэта, преподававшая в Колумбийском университете, и совершенно немузыкальный сын супружеской пары, игравшей в Нью-Йоркском филармоническом оркестре. А одноклассники Генри росли в домах персональных финансовых консультантов и менеджеров хедж-фондов. Грейс такой круг общения не слишком радовал, но приходится терпеть.

– По-моему, дела идут отлично, – объявила Салли. – Сорок лотов. Каждый найдет для себя что-то приятное и полезное! Но, если что-то пропустила, говорите, не стесняйтесь. Перед тем как отдадим список в печать, еще можно добавить пару пунктов.

– Я тут подумала… – тихо произнесла Грейс, на которую неожиданно напала несвойственная застенчивость. – Если хотите… Я ведь книгу написала… ее, правда, еще не напечатали, но могу предложить, когда выйдет… в смысле, экземпляр с автографом автора.

Все трое уставились на Грейс.

– Ах да, – протянула Аманда. – Ты же написала книгу! Совсем забыла. Напомни-ка еще раз, про что? А жанр какой – детектив, да? Вот и хорошо, а то каждый год мучаюсь, не знаю, что на пляж взять.

Грейс нахмурилась. По опыту она знала, что это лучший способ сдержать смех.

– Нет-нет, художественную литературу я не пишу. Я ведь психолог. Это книга о браке. Моя первая, – прибавила Грейс, с неудовольствием отметив горделивую нотку в своем тоне. – Называется «Ты должна была знать».

– О чем? – спросила Аманда.

– Я же сказала – о браке, семейных отношениях, – повторила Грейс уже громче.

– Нет, я расслышала. Я спрашиваю – о чем должна была знать?

– Н-ну… если в общих чертах… На первом свидании узнаешь человека лучше, чем потом.

Грейс сразу почувствовала, как по-идиотски звучит это заявление. Пока длилась долгая, неловкая пауза, Грейс успела десять раз пожалеть о придуманном названии, главной теме книги и обо всем остальном, чем так гордилась. Во всяком случае, в профессиональном смысле.

– Может, предложим в качестве лота консультацию психолога? – оживилась Салли. – «Специалист по семье и браку примет вас и вашего мужа»!

Ошарашенная Грейс смогла только головой покачать:

– По-моему, это неуместно.

– Какая разница? Главное, чтобы народу понравилось!

– Извини, но мой ответ – нет.

Аманда едва заметно нахмурила натянутую кожу на лбу. Вдруг раздался медленный, протяжный звонок в дверь. Грейс, безмерно благодарная неизвестному визитеру, порадовалась, что собравшиеся отвлеклись и перестали дуться.

– Хильда! – позвала Салли. – Открой дверь!

Женщины принялись переглядываться.

– Разве мы еще кого-нибудь ждем? – спросила Аманда.

– Думала, что нет, но похоже, да, – произнесла Салли.

– В смысле? – рассмеялась Сильвия.

– В смысле, кое-кто сказал, что, может быть, зайдет, но потом не перезвонил, вот я и подумала…

Из коридора донеслись приглушенные голоса. Слов было не разобрать. Потом раздался звук, напоминающий скрип пружин. Наконец на кухню вошла Хильда.

– Она хочет оставить коляску в коридоре. Не возражаете? – спросила няня у Салли.

– А-а, – протянула чуть опешившая Салли. – Ладно. – Салли покачала головой. – Пусть оставляет.

А повернувшись к двери, просияла во все белые зубы.

– Здравствуйте! – воскликнула хозяйка, вскакивая со стула.

Обойдя Хильду, в кухню вошла женщина среднего роста, с вьющимися темными волосами до плеч и кожей цвета карамели. Глаза были черными как уголь, а темные, удивительно густые брови изгибались так, будто их хозяйка постоянно с кем-то заигрывала. Одета гостья была в бежевую юбку и белую блузку, верхние пуговицы которой были расстегнуты так, чтобы было видно две примечательные детали – золотой крест и пышное декольте. Женщина, казалось, смутилась, оказавшись в таком большом неубранном доме и увидев растерянные лица других матерей. Взглянув на блокноты и распечатки на столе, вновь прибывшая явно сообразила, что собрание в самом разгаре, а то и вовсе подходит к концу. Робко кивнув, гостья в нерешительности застыла в дверях.

– Присаживайтесь. – Салли любезно указала на стул рядом с Грейс. – Знакомьтесь, это миссис Альвес, мама Мигеля Альвеса. Он учится в четвертом классе. Извините, придется вам мне помочь – так и не научилась произносить ваше имя.

– Малага, – представилась женщина. Голос у нее оказался певучий, мелодичный. – Ма-ла-га, – повторила она по слогам, сделав ударение на первом.

– Малага, – повторила Грейс и протянула миссис Альвес руку. – Приятно познакомиться. Я Грейс.

Сильвия и Аманда последовали ее примеру.

– Здравствуйте, здравствуйте, – повторяла Малага. – Простите за опоздать. Малышка, девочка плакать.

– Ничего страшного, – ответила Салли. – Мы, конечно, уже многое обсудили… Пожалуйста, – повторила она, – садитесь.

Малага Альвес опустилась на свободный стул и расположилась к массивному деревянному столу боком, закинув ногу на ногу. Грейс невольно засмотрелась на ее бедра и лодыжки. Довольно пышные, но стройные. Когда Малага чуть подалась вперед, просвечивавшая сквозь блузку грудь почти легла на стол. Другая женщина смотрелась бы вульгарно, однако Малага была даже не лишена привлекательности. Значит, она недавно родила ребенка, подумала Грейс. Впрочем, чему удивляться? Сразу видно – эта особа в самом расцвете женских сил. Малага положила руки на стол и сцепила пальцы в замок. На четвертом пальце левой руки красовался тонкий золотой ободок.

– Мы обсуждали лоты, – произнесла Салли. Грейс заметила, что хозяйка начала говорить подчеркнуто медленно. – То есть вещи, которые будем продавать на аукционе, чтобы собрать деньги для школы. Все средства пойдут на стипендии. На них талантливые дети смогут обучаться у нас бесплатно, – пояснила Салли, демонстративно не заглядывая в записи, чтобы показать, что все помнит наизусть. – Обычно мы спрашиваем у родителей, что они могут предложить для аукциона. В основном предлагают что-то, связанное с работой. Художники – картины, косметологи – процедуры… Сможете внести свой вклад – говорите, не смущайтесь.

Малага кивнула с торжественно-мрачным видом, будто Салли только что сообщила печальную новость.

– Ладно, продолжим, – произнесла Салли.

Это они и сделали. Прибытие «новенькой» оказало на собрание такой же эффект, как выстрел стартового пистолета на бегунов – дело вдруг пошло гораздо быстрее. За какие-то несколько минут обсудили, что кому предстоит сделать в ближайшие несколько дней, кто будет встречать гостей за столом в холле на первом этаже (избытка желающих не наблюдалось), а кто наверху, в величественном мраморном фойе, принадлежащем Спенсерам. Сильвии было поручено позаботиться об оборудовании, чтобы в конце вечера обналичить деньги всем желающим. Перед аукционом состоится небольшой фуршет – он же «коктейль с директором». Строго говоря, за это мероприятие отвечали не они, однако надо было все скоординировать. Афтерпати планировалось организовать в «Бум Бум Рум» в «Стандарте». Этот вопрос взяла на себя Аманда – насколько она вообще могла взять на себя ответственность за что-либо. Это означало, что среди присутствующих большую часть будут составлять ее подружки. Обсуждение проходило в рекордные сроки.

Малага не сказала ни слова. Просто сидела с тем же выражением на лице, с каким пришла, только поворачивала голову, когда слово переходило к кому-то другому. Наконец затронули сложный вопрос – нужно было решить, как избранные участники афтерпати будут незаметно покидать аукцион, чтобы остальные не чувствовали себя обделенными. Администрации «Стандарта» уже сообщили точное число приглашенных, и о том, чтобы под влиянием импульса прихватить кого-то с собой, даже речи не шло. И тут дискуссию прервал резкий, захлебывающийся детский плач. До сих пор молчавшая женщина вскочила, выбежала из комнаты и вскоре вернулась с крошечным смуглым младенцем, завернутым в зеленое полосатое одеяльце. Появление ребенка было встречено восторгами и сюсюканьем. Малага кивнула, как бы благодаря за комплименты, потом снова села, расстегнула блузку и спустила с плеча, затем резко стянула черный бюстгальтер до самого пояса. Все это было проделано с такой быстротой, что Грейс даже смутиться не успела. Однако, украдкой окинув взглядом стол, Грейс заметила, что Аманда совершенно шокирована. Правда, вида не подала – лишь вскинула брови и едва заметно покачала головой. Но уже через секунду сидела как ни в чем не бывало.

Проблема, разумеется, была не в самом кормлении грудью. Грейс предполагала, что подобный опыт имелся у всех сидящих за столом, кроме Сильвии. Грудное вскармливание выбирали по разным мотивам, включавшим убеждения, материнскую гордость, удобство и заботу о здоровье ребенка. Нет, всех смущало, как откровенно и непринужденно Малага выставляла напоказ свою наготу. Одна грудь, к которой присосался младенец, свободно свешивалась вниз, из-под нее выглядывал достаточно полный живот, а широкий голый локоть с нежностью поддерживал головку малышки. На Малаге не было специального белья, которое в свое время носила Грейс – с незаметным разрезом на соске и хитроумной драпировкой, призванной защититься от посторонних взглядов – к примеру, от любопытства похотливых подростков, по малолетству не видящих разницы между сексуальным и материнским. Малага обвела взглядом стол, ожидая возобновления разговора. Остальные, не сговариваясь, принялись болтать как ни в чем не бывало, стараясь лишний раз не смотреть в ее сторону. Ребенок громко сосал молоко и время от времени издавал звуки, напоминающие фырканье. Через несколько минут, когда Грейс уже почти приспособилась игнорировать кормящую мать, девочка выпустила сосок, который с влажным шлепком хлопнулся ей на щеку. Но вместо того, чтобы прикрыться, Малага тем же способом оголила вторую грудь и приложила ребенка к ней.

К этому моменту напряжение в комнате стало физически ощутимым. Женщины высказывались торопливо и коротко, стремясь как можно скорее разобраться с повесткой дня. На Малагу никто не смотрел. Кроме, как заметила Грейс, Хильды. Няня стояла в дверях, устремив недовольный взгляд на полуобнаженную женщину. Малага же ничего не замечала. Блузка была наброшена сзади на плечи и свисала со спины, точно короткий плащ. Черный лифчик выглядывал из-под обвисшей груди. Будь Малага настроена хоть в малейшей степени агрессивно, поведение ее можно было бы оценить как осознанную провокацию. Однако Грейс решила, что это не тот случай. Какие бы негативные чувства ни вызывала у жительницы Нью-Йорка Малаги Альвес жительница Нью-Йорка Салли Моррисон-Голден, ни малейшей враждебности та не демонстрировала. Наоборот – поведение Малаги говорило о том, что женщина чувствует себя невидимкой, поэтому даже не подозревает, какой скандал вызывает. Осторожно покосившись на Малагу, Грейс вспомнила женщину, которую как-то раз видела в раздевалке фитнес-клуба на Третьей авеню. Грейс переодевалась после аэробики и тут возле входа в душ заметила напротив зеркала совершенно обнаженную женщину. Обычно посетительницы обматывали полотенце вокруг талии или под мышками. Сколько ей лет, Грейс точно определить не смогла: от тридцати до сорока – сколько угодно. В этот период внешний вид зависит не столько от числа прожитых лет, сколько от того, до какой степени женщина следит за собой. С фигурой тоже начинаются проблемы: женщина вроде бы не толстеет, но и худенькой уже не назовешь. Грейс стянула пропитавшееся потом трико, постояла под душем, вышла, вытерла голову, открыла шкафчик, где лежали вещи. Все это время незнакомка продолжала стоять перед большим зеркалом на том же месте, в той же позе, и расчесывала волосы. Казалось бы, женщина не делала ничего особенно шокирующего, однако все присутствующие, пятнадцать или двадцать человек, старательно ее игнорировали – обходили, отводили взгляд. С одной стороны, нагота в раздевалке – обычное дело. Причесываться и смотреться в зеркало – тоже вполне заурядные действия. Однако всех смущало то, как женщина это делала. Стояла на одном месте слишком долго, слишком близко к зеркалу, разглядывала себя слишком внимательно, ноги расставила слишком широко. Левая рука висела неподвижно, а правой женщина вдумчиво, ритмично проводила по влажным темно-русым волосам. У незнакомки было точно такое же выражение лица, как сейчас у Малаги Альвес. Взглянув еще раз и проверив свою догадку, Грейс повернулась к Салли, стараясь принять как можно более растерянный вид.

Между тем обсуждение повестки дня проходило с бешеной скоростью. Женщины поспешно расставляли все точки над «и», решительно устраняя все препятствия к тому, чтобы как можно скорее завершить встречу и с облегчением разбежаться, куда глаза глядят.

Салли, припомнив те дни, когда делала «хорошую карьеру», руководила собранием с безжалостной суровостью офисной акулы, которой глубоко наплевать, что у подчиненных есть планы и своя жизнь помимо работы. Все задания были распределены, а следующее собрание, последнее перед аукционом, Салли назначила на субботу после полудня, у Спенсеров. Паузу сделала только для того, чтобы спросить:

– Малага, вам удобно в субботу?

– Да, хорошо.

Все это время девочка продолжала сосать грудь. Грейс удивлялась, как такое крошечное существо до сих пор не насытилось. Вдруг ребенок отпустил тяжелую материнскую грудь и окинул внимательным взглядом кухню.

– У меня все, – решительно объявила Салли. – Кто-нибудь хочет что-то добавить? Сильвия?

– Нет, – ответила та, с решительным хлопком закрывая кожаную папку.

Аманда уже вскочила на ноги и принялась лихорадочно собирать бумаги. Сразу видно – не хотела терять ни минуты. Малага, приведя ребенка в более или менее вертикальное положение, не выказывала ни малейшего желания прикрыться.

– Приятно было познакомиться, – лицемерно заявила Аманда. – Кажется, ваш сын учится с одной из моих дочерей. Вы ведь в четвертом? В классе мисс Левин?

Малага кивнула.

– В этом году ни с кем из новых родителей познакомиться не успела, – продолжила Аманда, убирая бумаги в светло-коричневую сумку «Биркин». – Надо как-нибудь собраться всем вместе, поболтать…

– Как Мигель? – спросила Салли. – Очень милый мальчик.

Малага чуть-чуть оживилась и, похлопывая девочку по спинке, едва заметно улыбнулась:

– Да. Мигель молодец. Учительница сказал. Она с ним работать.

– Пайпер рассказывала, как они вместе играли на крыше, – прибавила Аманда.

Во время перемен учеников младших классов выпускали на крышу, на которой постелили безопасное резиновое покрытие. Там же находился яркий детский инвентарь, а возле краев в целях предосторожности была натянута сетка.

– Хорошо, – кивнула Малага.

Девочка громко, совершенно не по-девичьи рыгнула. Больше всего Грейс захотелось уйти.

– Всем пока! – жизнерадостно объявила она. – Салли, захочешь еще что-нибудь обсудить – звони. Но, по-моему, все идет по плану. Удивительно, как ты организовала мероприятие подобного уровня за такое короткое время.

– Сьюки Спенсер помогла, – рассмеялась Салли. – Найди мультимиллионершу с собственным виноградником и бальным залом в квартире – и дело в шляпе!

– Увы, такими знакомствами не обладаю, – старательно изображала доброжелательную непринужденность Грейс. – До свидания, Малага, – прибавила она, заметив, что миссис Альвес наконец убрала груди в чашечки черного лифчика. Грейс повесила на плечо кожаный портфель с длинной ручкой.

– На работу идешь? – спросила Сильвия.

– Нет. Надо отвести Генри на занятия музыкой. Он ведь на скрипке играет.

– Ах да, конечно. Такой талантливый мальчик! Программу Сузуки[6] проходит?

– Вообще-то нет. На восьмой или девятой книге мы переключились на более… специальные занятия.

– Неужели до сих пор сама его водишь? – с легким неодобрением произнесла Салли. – Боже мой, если бы всех своих отвозила и забирала, ни на что другое времени бы не осталось! Двое занимаются гимнастикой, потом еще фортепьяно, балет и фехтование. Не говоря уже про Джуну. Она пока ходит только на музыку для малышей и занятия по системе «учимся, играя», но сами подумайте! В четвертый раз программу «учимся, играя» мне не выдержать! Поэтому Джуну отводит Хильда. Мамаши там совершенно полоумные. «Ой, мой ребенок – гений, он сам съехал с горки!» Так и хочется ответить: «Ты, конечно, извини, но у меня четверо детей, и все они съехали с горки с первого раза, потому что это не гениальность, а обыкновенная гравитация!» Да и на музыке еле-еле в руках себя держу. Пришлось это дело тоже на Хильду спихнуть. Такое чувство, будто уже десять лет подряд трясу у детей перед носом одними и теми же маракасами.

– Я бы тоже одна не справлялась, будь у меня несколько детей, – заверила Грейс. – С единственным ребенком проще.

– Может, мне тоже записать Селию на уроки игры на скрипке? – произнесла Аманда.

Сестры-близнецы Селия и Пайпер обе были в четвертом, но учились в разных классах. Как выяснилось, одноклассницей Мигеля была Пайпер.

– Куда ездите заниматься? – полюбопытствовала Аманда.

Грейс едва удержалась от соблазна ответить, что не важно, где Генри учится музыке – его учитель в любом случае не станет давать уроки десятилетней девочке, ни разу не державшей в руках скрипку, и ему будет глубоко безразлично, кто ее родители и сколько у них денег. Наставник Генри, язвительный и депрессивный старик лет семидесяти, родом из Венгрии, согласился обучать мальчика только после чрезвычайно сложного прослушивания и тщательной оценки его музыкальных способностей. Хотя всем заинтересованным сторонам было ясно, что Генри будет поступать в университет, а не в консерваторию – это положение дел устраивало и Грейс, и Джонатана, и больше всего самого Генри, – мальчик обладал достаточным талантом, чтобы войти в крайне ограниченное число учеников мастера. Грейс могла бы ответить на вопрос Аманды, с гордостью заявив, что Виталий Розенбаум преподает в Джульярдской школе (до недавнего времени это было правдой). Или даже в Колумбийском университете. Это тоже отчасти было правдой – во всяком случае, некоторые ученики Розенбаума, не ставшие поступать в консерваторию, учились в этом заведении и в свободное время по-прежнему приходили брать уроки в квартиру на Морнингсайд-Хайтс. Однако Грейс рассудила, что третий вариант лучше всего поможет закруглить разговор.

– Учитель живет на Западной Сто четырнадцатой улице, – ответила она, и это тоже была чистая правда.

– А-а, – разочарованно протянула Аманда. – Далеко.

– Обожаю Генри, – объявила Салли. – Такой вежливый, при встрече всегда здоровается… А до чего хорошенький! Мне бы его ресницы. Видела, какие у Генри ресницы? – обратилась она к Сильвии.

– Э-э… не обращала внимания, – улыбнулась та.

– Ну зачем мальчикам красивые ресницы? Так нечестно! Тратишь бешеные деньги на наращивание, а Генри Саксу только моргнуть достаточно!

– Д-да… – нерешительно протянула Грейс. Кажется, Салли хотела похвалить Генри или, что более вероятно, сделать приятное Грейс, однако комплимент прозвучал неуместно и немного вульгарно. – Пожалуй, ты права, – наконец выговорила она. – Я как-то не задумывалась… Но, когда Генри только родился, помню, что заметила – ресницы у него длинные…

– У нее длинные ресницы, – вдруг проговорила Малага Альвес и кивнула на дочку, лежавшую у нее на коленях. Малышка спала, и было хорошо видно, что ресницы у нее действительно довольно длинные.

– Красивая девочка, – сказала Грейс, радуясь возможности сменить тему. Благо все родители считают своих младенцев самыми хорошенькими. – Как ее зовут?

– Элена, – ответила Малага. – В честь моя мать.

– Чудесное имя, – проговорила Грейс. – А теперь извините, мне пора. Мой мальчик с длинными ресницами расстраивается, когда из-за меня опаздывает на занятия. Всем пока. – Грейс повернулась к двери. – Увидимся в школе или… в субботу! Уверена, аукцион пройдет превосходно!

Набросив сумку на плечо, Грейс направилась к двери.

– Подожди секунду, я с тобой, – окликнула Сильвия.

Утешало то, что Грейс хотя бы находила Сильвию самой приятной женщиной из всех собравшихся. Однако в коридоре ее ждала безо всякого энтузиазма. Захлопнув за собой дверь, обе остановились на крыльце и переглянулись.

– Ничего себе, – покачала головой Сильвия.

Грейс, может, и согласилась бы, но не знала, к чему именно относится комментарий, поэтому ничего не ответила. Просто спросила:

– В школу пойдешь?

– Да, на очередную встречу с Робертом. Наверное, уже сотую по счету. Удивляюсь, как про нас до сих пор сплетни не распустили.

Грейс улыбнулась. Роберт был директором школы Реардон. Когда он вступил в брак с многолетним партнером, арт-директором небольшого театра, это была одна из первых гей-свадеб, освещенных в колонке «Таймс» «Обменяйтесь кольцами».

– По какому поводу встречаетесь? Обсуждаете, что делать с Дейзи? – спросила Грейс.

– Да, повод всегда один и тот же. Переводить ее в следующий класс, и если да, то в какой? Что для ребенка полезнее – тригонометрия с десятиклассниками или основы гигиены с пятиклассниками? Пропустить введение в биологию и сразу перейти к углубленной химии или и дальше изучать социологию вместе с седьмым классом? Ужасно утомительно! Все понимаю – жаловаться не имею права. Знаю, что должна поддерживать дочь и гордиться ее успехами, но так не хочется, чтобы она торопилась. Не годится, чтобы ребенок мчался через детство галопом. Эта пора раз в жизни бывает, пусть наслаждается, пока можно, – рассуждала Сильвия.

Вместе они зашагали на запад к Лексингтону, потом направились в сторону центра. Сильвия не заметила, как брошенные мимоходом слова больно кольнули Грейс. Генри, как и Дейзи, был единственным ребенком, и Грейс тоже чувствовала, что скоро его детство закончится. Она по-прежнему видела в нем Генри-ребенка, а иногда даже Генри-малыша, но скоро, слишком скоро он превратится в подростка, и Грейс это понимала. То, что других детей у нее не было, делало предстоящее отдаление еще более трудным и болезненным. Когда Генри выйдет из-под ее опеки, Грейс снова почувствует себя бездетной.

Конечно, они с Джонатаном с самого начала не планировали ограничиться одним ребенком. Теперь Грейс понимала, что понапрасну растратила драгоценное время, когда Генри был маленьким, – беспокоилась, «потянут» ли они второго. Потом Грейс пыталась лечиться от бесплодия, но Джонатан, как онколог, после полудюжины не принесших результата циклов кломида заявил, что в интересах собственного здоровья жена должна отступиться. Со временем Грейс привыкла к «Генри-центрическому» устройству семьи. Но, как и с любой семейной конфигурацией в Нью-Йорке, здесь были свои подводные камни. Если семьи с двумя детьми считались идеально сбалансированными, а родители трех и более заслуживали уважения как сделавшие воспитание детей своим призванием, то папы и мамы единственного ребенка должны были испытывать гордость особого рода. Считалось, что надо давать окружающим понять – их идеальное чадо требует усиленного внимания, усилий и забот. Это настолько выдающееся дитя, что необходимость в пополнении семейства попросту отпадает. Неординарный ребенок один способен дать миру намного больше, чем несколько обыкновенных, заурядных детей. У родителей единственных сыновей и дочерей была раздражающая привычка представлять отпрысков с таким видом, будто знакомство с ними – огромная честь. Грейс давно уже была знакома с этим феноменом. Вместе с лучшей подругой детства Витой они как-то раз даже сочинили о нем песенку. Приливу вдохновения немало способствовал коктейль «Банка скорпионов», которым они угощались в одном из ресторанов Кембриджа, штат Массачусетс. Мелодию позаимствовали из известного мюзикла «Bye, Bye Birdy»:

Грейс, конечно, и сама была единственной дочерью в семье. Впрочем, родители и не думали ее превозносить или баловать излишней заботой. Наоборот, Грейс частенько чувствовала себя одиноко… вернее, она всегда была сама по себе. Дома, летом у озера, один на один с папой и с мамой. Битвы за власть и сложные отношения братьев и сестер всегда интриговали Грейс. Иногда в огромной квартире Виты на Западной Девяносто шестой улице она просто замирала в коридоре, слушая шум и непрекращающиеся споры троих братьев подруги. Такой должна быть настоящая семья, думала Грейс. Своя собственная начинала казаться неправильной. Грейс хотела, чтобы у Генри были братья и сестры, друзья на всю жизнь, но, увы, ничего не получилось.

А теперь Грейс осталась без Виты. Не в том смысле, что подруга умерла, – нет, конечно! И все же дружбе пришел конец. Вита всегда была рядом – доверенное лицо, верная соратница, соседка по разваливающемуся дому на Централ-сквер (в буквальном смысле разваливающемуся – он даже покосился). Там подруги снимали квартиру, будучи старшекурсницами. Грейс училась в Гарварде, Вита – в Тафтсе. На свадьбе Грейс Вита была главной подружкой невесты, но после свадьбы отдалилась, пропала с горизонта, оставив ее в окружении фальшивых друзей. Да и тех было немного. Даже столько лет спустя Грейс слишком грустила, чтобы злиться, и слишком злилась, чтобы грустить.

– Ты знала, что она придет? – через некоторое время спросила Сильвия.

– Кто? – уточнила Грейс. – Женщина, которая опоздала?

– Да. Салли тебе говорила?

Грейс покачала головой:

– Вообще-то мы с ней не слишком близко знакомы. Только по школе.

Впрочем, то же самое можно было сказать и о Сильвии – с той лишь разницей, что когда-то они вместе учились в Реардоне, только в разных классах. Грейс была на два года младше. Пожалуй, Сильвия была ей даже симпатична – и тогда, и сейчас. Грейс невольно восхищалась этой женщиной. Трудно растить ребенка одной, при этом работая полный день. Сильвия была адвокатом, специализирующемся на трудовом праве. С разницей в несколько лет умерли ее родители. Перед этим оба тяжело болели, и Сильвии пришлось вдобавок ко всему остальному взять на себя заботу о них. А больше всего Грейс уважала Сильвию за то, что она не выскочила замуж за первого встречного, к которому не испытывает ни малейшей симпатии, лишь бы родить ребенка, о котором страстно мечтала. Когда Грейс объясняла клиенткам, что отказ от брака с неподходящим мужчиной не означает отказа от детей, всегда думала о Сильвии. Сильвии и ее гениальной дочери из Китая.

Однажды утром, когда родители привозили детей в школу, чья-то мама похвалила выдающиеся способности Дейзи Штайнметц, но Сильвия лишь пожала плечами.

– Знаю, – ответила она. – Только я здесь ни при чем. Сами понимаете, моих генов у нее нет. В первый раз Дейзи услышала английскую речь, когда ей был год, а через месяц-два после того, как привезла ее в Нью-Йорк, уже чирикала бойко, как птичка. И читать научилась в неполных три года. Конечно, я рада, что она такая умница. Думаю, способности очень ей помогут. Я, конечно, добросовестная мать, но моей заслуги тут нет.

Непривычно было слышать рассуждения такого рода в мраморном холле школы Реардон.

– Какая-то она странная, – произнесла Сильвия.

– Кто, Салли?

– Нет, – коротко рассмеялась Сильвия. – Малага. Представляешь, сидит целыми днями на скамейке в парке напротив школы. Отведет сына и сидит. С места не сходит.

– А как же девочка? – нахмурилась Грейс.

– С собой берет. Раньше беременная приходила. Причем ничего не делает. Хоть бы книгу читала, что ли. Неужели совсем заняться нечем?

– Наверное, – произнесла Грейс.

Для нее, как и для Сильвии, и для других манхэттенских знакомых такое количество свободного времени, когда можно просто праздно рассиживать на скамейке, было чем-то из области фантастики. Пожалуй, в этом постоянном цейтноте и состоял главный минус жизни в Нью-Йорке – во всяком случае, для Грейс и единомышленниц.

– Может, за своего мальчика волнуется? Как его зовут? Мигель? – уточнила Грейс.

– Да. Мигель.

– Вот и дежурит у школы на всякий случай. Вдруг что-то понадобится? А она тут как тут.

– Хм…

Целый квартал они прошли в полном молчании.

– Просто со стороны смотрится странновато, – наконец проговорила Сильвия. – Сидеть, уставившись на школу…

Грейс ничего не ответила. Не то чтобы она была не согласна. Просто не хотела быть человеком, который в ответ на такие рассуждения кивает и соглашается.

– Может, там, откуда она родом, так принято? – наконец выдвинула предположение Грейс.

– Не говори глупостей, – отмахнулась Сильвия, чья приемная дочь-китаянка вовсю готовилась к бат-мицве[7].

– А кто у нее муж? – спросила Грейс. Чем ближе они подходили к школе, тем больше встречали мам и нянь.

– Ни разу не видела, – пожала плечами Сильвия. – Слушай, хочу, чтоб ты знала: когда Салли предложила выставить на аукцион терапевтические сеансы для пар, я была шокирована не меньше тебя.

Грейс засмеялась:

– Спасибо. Приму к сведению.

– Знаешь, есть такая поговорка? «Чтобы воспитать одного ребенка, нужна целая деревня»? Вот только наша почему-то состоит исключительно из деревенских дурачков. Вернее, дурочек. Пальцы на ногах укорачивать! Придет же такое в голову!

– Согласна. Впрочем, несколько лет назад обращалась ко мне одна женщина. Так вот, муж развелся с ней, потому что, по его словам, у нее были некрасивые ступни.

– О боже. – Сильвия остановилась возле школы. Грейс сделала еще шаг, потом тоже замерла. – Вот козел! Он что, фетишист?

Грейс пожала плечами:

– Кто его знает? Впрочем, какая разница? Суть не в этом. Главное, что этот мужчина с самого начала обозначил, что для него важно. Он ее из-за недостаточно красивых ступней годами попрекал. С первого дня. А когда расстались, они для него оказались чуть ли не главной причиной. Ты, конечно, права, козел редкий, но, с другой стороны, он ведь не делал из этого тайны. Но моя клиентка все равно вышла за него замуж, хотя было очевидно – как минимум, он ее совершенно не уважает. Спрашивается, на что она надеялась? Что муж изменится?

Сильвия вздохнула. Полезла в карман и достала вибрирующий телефон.

– Говорят, люди меняются.

– Неправильно говорят, – парировала Грейс.