Читать книгу Темные тайны - Джинни Майерс Сэйн - Страница 6

Я воспользовалась их молчанием – все захвачены врасплох, – чтобы воскресить в памяти то отрывочное и мимолетное видение с образом Элоры.

Тот хлещущий дождь.

И болото.

Стараюсь сосредоточиться на том, отчего она убегает. На том, чего или кого Элора боится. Мог ли действительно это быть Демпси Фонтено, давно исчезнувший демон нашего детства?

Но у меня ничего не получается. Не удается увидеть лицо Элоры, не говоря уже о лице того, кто гонится за ней сквозь ненастье.

Если я неожиданно стала экстрасенсом, то весьма посредственным.

Сера поворачивается к Сандру и что-то шепчет ему по-креольски. Мне любопытно, что она сказала, но я плохо знаю этот язык. За все годы я научилась у близнецов лишь паре-тройке слов, в основном ругательств. Ева немного говорит по-французски, а Кейс говорит на каджунском диалекте, но это все другое.

И вот тогда я понимаю, что Кейса с нами нет.

– А где Кейс? – спрашиваю я, и всех резко заинтересовали иглы кипариса на дне лодки. Ева отстраняется от меня и опять смотрит на Харта, прикусив губу и наматывая на палец платиновые волосы.

– Он здесь, – отвечает Мэки. – Просто в последнее время мы редко его видим.

– Почему? – удивляюсь я, и все переглядываются.

– Кейс не хочет приходить, когда я здесь. – Руки Харта скрещены на груди, а под кожей проступают похожие на веревки синие вены. – Мы с ним сцепились недавно.

В этом нет ничего странного. Харт и Кейс порой цапаются друг с другом, как собаки, дерущиеся за территорию. Впрочем, их перепалки никогда не длятся долго, и вскоре они мирятся.

Объясняет ситуацию Сера:

– Харт считает, будто Кейс навредил Элоре.

– Нет, – возражаю я. – Он вспыльчивый парень, мы все это знаем. Но он не стал бы вредить Элоре, Кейс по уши в нее влюблен. Еще с тех пор, когда мы были детьми. – Я смотрю на Харта, но не могу понять ход его мыслей. Он отсранился, словно выключил свет и задернул шторы. – Кейс любит Элору.

Мэки берет меня за руку.

– Мы все любили Элору, Грей.

Никто его не поправляет.

Мы все любим Элору.

С дорожки до нас доносятся голоса туристов, и словно лопается пузырь, в котором мы находились. Сера поднимается с места.

– Нам надо идти, – говорит она, и Сандр тоже встает. – Пора немного подзаработать.

– Мне тоже, – кивает Мэки, который кажется радостным, потому что появился повод сбежать.

В выходные Мэки с братьями за деньги катают туристов на аэроглиссерах. Они называют эти рейсы «Фотосафари на болоте». Способность видеть приближающуюся смерть не является тем талантом, который люди ценят и за который платят.

Трое подростков прощаются с остальными, Мэки обнимает меня. Потом они торопливо поднимаются по приставной лестнице и удаляются по дощатому настилу. Ева смотрит то на меня, то на Харта, она тоже встает, но не идет за остальными.

– Я могла бы задержаться, – произносит она с надеждой в голосе. – Я имею в виду, если вам, ребята, нужна компания.

– Нет, иди, – отвечаю я. – Мне все равно нужно вернуться и немного побыть с Лапочкой.

Харт кивает.

– Мне надо на работу.

Порой он болтается на причале в Кинтере, где подрабатывает, помогая рабочим разгружать грузы, каторжный труд, но никто там ему не докучает. И платят ему наличными. Харт зарабатывает ровно столько денег, чтобы хватало на сигареты.

Но он не спешит к лестнице.

И я тоже.

Ева медлит еще несколько секунд, перенося вес с одной длинной ноги на другую, словно фламинго.

Наконец она говорит:

– Ладно. Увидимся позднее, Грей. – Мы обнимаемся, и Ева поворачивается к Харту. – Пока, Харт, – произносит она, и я чувствую легкий укол ревности, когда он ей улыбается.

Ева с самого своего рождения готова была целовать землю, по которой ходил Харт. Но в этом году появилось нечто новое в том, как она произносит его имя. Она как-то по-другому смотрит на его лицо, фигуру, ее взгляд задерживается на долю секунды дольше, чем нужно.

Наверное, Ева действительно выросла.

Когда она уходит, Харт глубоко вздыхает, затем прислоняется к свае дощатого настила.

– Ева к тебе неровно дышит, – замечаю я.

– Да, – кивает он. – Знаю. – Конечно, Харт знает. Интересно, каково это – ощущать, что чье-то сердце при взгляде на тебя бьется быстрее. – Я помог ей кое с чем, только и всего. Ева – милашка, но она еще ребенок.

– Ты действительно думаешь, что Кейс мог что-то сделать с Элорой?

– Не я один так думаю. Шериф допрашивал Кейса раз десять и следователи из полиции штата. Официально они не объявляли его подозреваемым, но было совершенно ясно, что они рассматривали такую возможность. Вероятно, и до сих пор рассматривают.

– Ты правда думаешь, что это мог быть он? – У меня это в голове не укладывается, ведь Кейс – один из нас.

– Не знаю, – пожимает плечами Харт. – Он был там в ту ночь. Если Элора сильно разозлила его… Или если у него возникла какая-то причина ревновать…

Кейс – очень ревнивый, это не секрет. Но он никогда прежде не обижал Элору или кого-либо еще. Мог выместить свою злость на стене дома. Однажды на вечеринке в Кинтере проколол шины одному парню. Вот, пожалуй, и все.

– Вряд ли Кейс способен на что-то подобное, – произношу я. – Только не Кейс.

Не по отношению к Элоре.

– Я много раз видел людей, совершавших плохие поступки, про которых я такое никогда бы не подумал. – Харт тянется за новой сигаретой, но они закончились. Он раздраженно рычит, сминает в кулаке пустую пачку и бросает на дно лодки. – Я не думал, что мама снесет голову моему отцу у нас в кухне. – От боли в его голосе и от ужаса этой фразы я стискиваю зубы.

Нам было пять лет, когда Харт постучался в окно моей спальни посреди ночи. С вытаращенными глазами и белым, как у призрака, лицом. Я помню, как открыла окно, чтобы Харт мог влезть в него. Мы вместе свернулись клубочком в моей кровати, под толстым стеганым одеялом Лапочки.

Его отец умер. Кровь и мозги были размазаны по всей стене.

Отец Харта был отвратительным человеком, и все это знали. Это была самозащита. Мать Элоры умерла от рака, когда мы были малышами, поэтому, когда Бекки год спустя вышла замуж за Лео, Харт и Элора стали сводными братом и сестрой, и все согласились, что из ужасной ситуации получилось что-то хорошее.

Харт, однако, так и не оправился после той ночи. Я не представляю, как вообще можно оправиться. Харт не просто видел это своими глазами, он это чувствовал. Произошедшее впиталось в его душу, как обои впитывают кровь.

Пятно так и осталось.

– Что насчет Демпси Фонтено? – спрашиваю я. – Как ты думаешь…

– Полная чушь! В ту ночь я был на острове Келлера. – Он кладет руку мне на плечо. – Тебе незачем бояться Демпси Фонтено, Грейси. Не пугай себя понапрасну.

Уже поздно, мне нужно к Лапочке.

– Мне надо идти, – говорю я. – Правда.

Харт берет меня за руку и помогает взобраться по лестнице, затем поднимается за мной.

Мы вместе шагаем к «Мистической Розе», уворачиваясь по дороге от туристов. Я замечаю, что табличка на дверях мисс Кассиопеи перевернута стороной «ЗАКРЫТО», и задаюсь вопросом, работала ли она последние три месяца. Наверное, никто не хочет получать предсказания от ясновидящей, которая даже не может отыскать свою пропавшую падчерицу.

Когда мы останавливаемся перед книжным магазином, чтобы попрощаться, Харт выуживает что-то из кармана джинсов, потом берет мою руку и вкладывает это мне в ладонь. Я разжимаю пальцы и вижу кулон. Часть комплекта, который я подарила Элоре в прошлом году в честь нашего золотого дня рождения. Шестнадцать лет шестнадцатого числа. Изящная серебряная цепочка с одной голубой жемчужиной.

Жемчужина – камень, который носят люди, родившиеся в один месяц с нами. Голубая потому, что обычные белые казались Элоре слишком простыми.

Это – одно из немногих хороших воспоминаний из прошлого лета. Помню, как Элора восхищенно охнула, открыв коробочку. «Грей!» – радостно воскликнула она.

– Я хотел найти кольцо, которое было в комплекте с кулоном, – объясняет Харт. – Я все перерыл, но нигде его не нашел. – Он усмехается. – Ты же знаешь, какой у нее в комнате кавардак. – Потом его лицо вновь делается серьезным. – Вероятно, оно было на ней в ту ночь, Элора никогда его не снимала.

Даже после того, что произошло между нами в конце лета.

Я надеюсь, что это что-нибудь значит.

Я качаю головой:

– Не нужно.

– Возьми его, пожалуйста, Грейси. – Харт поднимает пальцем мой подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза, и у меня не получается избежать его взгляда. – Ради меня.

Господи, как я могу отказаться?

– Это же ее кулон. – Я чувствую, как к глазам у меня подступают слезы, но будь я проклята, если начну плакать. Только не на глазах у глупых туристов, топчущихся вокруг.

– Элора хотела бы, чтобы ты его взяла. То, что у вас было… есть… эта связь… – Теперь Харт ощущает комок в горле. – Вы двое были… – Он замолкает, опуская взгляд на свои ботинки.

– Зажжены от одной спички. – И Харт опять поднимает голову. – Так говорила Лапочка о нас с Элорой. Что мы были двумя огоньками, зажженными от одной спички. – Я напомнила эти слова Элоре, когда дарила ей кольцо и кулон прошлым летом. Наши очень личные волшебные слова.

Мы с Хартом внимательно смотрим друг на друга. Я позволяю ему застегнуть цепочку на моей шее, а он улыбается, прежде чем повернуться и уйти.

– Увидимся, Печенька, – вот все, что он говорит. Но его пальцы, касающиеся моей кожи, и низкий тембр голоса напоминают мне, что я всю жизнь была на грани того, чтобы втрескаться в Харта. Я все больше и больше влюбляюсь.

Я смотрю ему вслед; легкий ветерок ласкает мое лицо; слышится музыкальный смех китайских колокольчиков. Когда я смотрю в сторону маленького домика, в котором с мамой и дядей Виктором живет Ева, то вижу прямо над ее окном самодельные колокольчики, цветные кусочки стекла и металла, нанизанные вручную. Мелькание платиновых волос из-за бледно-голубых занавесок дает мне знать, что Ева подсматривала за мной.

Подсматривала за нами.

И мне становится жаль ее.

Если наша малютка Ева запала на Харта, она явно идет не в том направлении. Харт – самый замкнутый человек, которого я знаю. Он никогда ни с кем не встречался, и как бы усердно я ни пыталась, не могу представить, чтобы он когда-нибудь влюбился в девушку. Если это и произойдет, то это точно будет не застенчивая и нервная Ева.

И определенно не я.

* * *

Я поворачиваюсь и бегу так, словно знаю, куда бежать. Хотя это не так. Я бегу так, словно мне есть, куда бежать. Хотя я знаю, что некуда.