Читать книгу Полкороля - Джо Аберкромби - Страница 8

Часть 1
Черный престол
Мужская работа

Оглавление

Всякая волна, порожденная Матерью Морем, поднимала его, подталкивала, пузырила одежды – он ворочался и шевелился, будто пытался встать. Всякая волна, с шипением бегущая обратно, волочила тело назад и бросала на песке – в спутанные волосы, безжизненные, как комки водорослей на гальке, набивалась пена и ил.

Ярви таращился, гадая, кто он. Кем был. Парнем или мужчиной? Погиб ли на бегу или храбро сражаясь?

Какая теперь разница?

Днище проскрипело о песок, палубу протрясло. Ярви споткнулся и, чтобы устоять, вцепился в Хуриков локоть. Со стуком и грохотом его люди втаскивали весла, снимали щиты и прыгали на сушу – сердито, ведь они пристали к берегу последними, слишком поздно, чтобы заработать славу или достойно пограбить. Служить на королевском судне во времена короля Атрика считалось бы наивысшей честью.

При Ярви – наивысшим наказанием.

Несколько человек взялись за носовой конец и подтянули корабль мимо плавающего тела, подальше на берег. Другие отстегнули оружие и поспешили к городу Амвенду. Тот уже полыхал.

Ярви закусил губу, готовясь перелезть через борт хотя бы с крупицей королевского хладнокровия, но слабо прижатая рукоятка позолоченного щита вывернулась, заплелась в плаще и чуть не окунула его лицом в соленое море.

– Богами клятая хреновина! – Ярви растянул ремешки, стянул щит с сухой руки и швырнул к сундучкам, на которых сидят гребцы, работая веслами.

– Государь, – одернул его Кеймдаль. – Необходимо взять с собой щит. Здесь опасно…

– Ты со мной дрался. Сам знаешь, чего стоит щит в моей руке. Если кто-то нападет и окажется, что мечом с ним не сладить, – я убегу. А бегаю я быстрей без щита.

– Но, мой государь…

– Он – король, – грохнул Хурик, как гребнем расчесывая толстыми пальцами седеющую бороду. – Если он велит всем нам бросить щиты – так тому и быть.

– У кого две здоровых руки – носите на здоровье! – крикнул Ярви, соскакивая в прибой и ругаясь – новая волна окатила по пояс.

Там, где песок уступил место траве, новообращенные связанные рабы ждали, когда их погонят на корабли. Сгорбленные, перепачканные золой, в глазах страх, и боль, и неверие: нечто явилось из моря и забрало их жизни. Тут же группка бойцов Ярви разыгрывала в кости их одежду.

– О вас спрашивал Одем, государь, – какой-то воин поднял голову, а потом вскочил и пнул в лицо плачущего старика.

– Где? – у Ярви вдруг пересохло во рту, язык не отлипал от гортани.

– Наверху укреплений. – Дружинник показал на известняковую башню на утесе, что отвесно вздымался надо всем городом. С одной стороны его подножие грызли волны, с другой – пенился узкий залив.

– Ворота не заперли? – спросил Кеймдаль.

– Заперли, да только в городе осталось трое сыновей городского головы. Вот Одем и перерезал одному глотку, а потом сказал, что убьет следующего, коли ему не откроют ворота.

– И их открыли, – сказал другой мечник и рассмеялся, глядя на выпавшее число. – Новые носки!

Ярви сморгнул. Он и представить не мог своего улыбчивого дядю таким безжалостным. Но ведь Одем – отпрыск того же семени, что и отец, следы чьего гнева до сих пор носил на себе Ярви. Того же, что их утонувший брат Атиль – а старые воины и сейчас пускают скупую слезу, вспоминая о его несравненном обращении с мечом. В конце концов, под тихой водой иногда несутся свирепые течения.

– Да будь ты проклят!

Из шеренги рабов, так далеко, как дозволила веревка, споткнулась и выпала женщина, к кровавому лицу липли волосы.

– Сучий король сучьей страны, да сожрет тебя Матерь Море…

Один из солдат придавил ее к земле.

– Отрежь ей язык, – сказал другой, запрокидывая ее за волосы, пока третий вытаскивал нож.

– Нет! – вскрикнул Ярви. Его люди сурово нахмурились. Под угрозой честь короля, а значит, и их честь, и проявление милости здесь не сойдет за отговорку. – С языком за нее дороже заплатят.

Ярви отвернулся, плечи под кольчужной рубахой поникли – и побрел в гору, к крепости.

– Вы воистину сын своей матери, – отозвался Хурик.

– Кем же еще мне, по-твоему, быть?

У отца с братом загорались глаза, когда они садились рассказывать о великих былых набегах, о грудах захваченных богатств, а Ярви слушал, замерев в тени у стола, и мечтал о том, что однажды и он, став мужчиной, примет участие в подобающем мужчинам занятии. А теперь перед ним открылась правда – и право побывать в походе сразу перестало казаться ему завидным.

Сражение кончилось, если и впрямь случилось нечто, что можно назвать этим словом, но Ярви по-прежнему ступал вперед тяжело и вязко, как в кошмарном сне, – потел под кольчугой, прикусывал губы, вздрагивал от всякого шума. Вопли и хохот, люди сновали средь хоботов дыма пожарищ, в горле першило от гари. Вороны кружили, клевали тела и, каркая, прославляли успех победителей. Победа была за ними! Матерь Война, мать воронам, сбирательница павших, та, кто складывает в кулак открытую руку, – сегодня вышла на танец, а Отче Мир плакал, закрыв лицо. Здесь, у изменчивой границы между Ванстерландом и Гетландом, Отче Мир рыдал очень часто.

Над ними склонилась башня, темный бастион, под ними с обеих ее сторон бились и ревели волны.

– Стойте, – сказал Ярви, с трудом переводя дух. Голова кружилась, лицо щипало от пота. – Помогите снять кольчугу.

– Государь, – буркнул Кеймдаль, – я обязан вам отказать!

– Отказывай, сколько влезет. А потом сделай, как велено.

– Мой долг оберегать вас от…

– Тогда представь свой позор, когда я помру, изойдя потом на полпути к верхушке. Расстегивай, Хурик.

– Государь. – Они отшелушили от него стальную рубаху, и Хурик понес ее, кинув через могучее плечо.

– Веди, – рявкнул Ярви на Кеймдаля, тщетно пытаясь закрепить неудобную золотую застежку отцовского плаща своим бестолковым огрызком, а не рукой. Слишком здоровенный и тяжелый для него плащ, а защелка тугая, как…

Он обмер, застыв как вкопанный при виде того, что творилось за распахнутыми воротами.

– Урожай собран, – сказал Хурик.

Узкий пятачок перед башней усеивали трупы. Так много, что Ярви, прежде чем наступить, приходилось выискивать место, куда ставить ногу. Там и женщины, там и дети. Жужжали мухи. Подкатывала тошнота, но он загнал ее вглубь.

Он же король или нет? А король упивается смертью своих врагов.

Один из дядиных дружинников сидел на ступенях перед входом и спокойно, как дома на боевой площадке, чистил секиру.

– Где Одем? – тихо проговорил Ярви.

Человек улыбнулся с прищуром и показал пальцем:

– Наверху, государь.

Ярви, пригибаясь, вошел. По лестнице раскатывалось его дыхание, ноги шаркали по плитам, в горле мутило.

На поле боя, говорил отец, не бывает правил.

Все вверх и вверх, в шелестящую тьму. Хурик и Кеймдаль держались сзади. Возле узкой бойницы он приостановился, наслаждаясь ветром на распаленном лице, и увидел, как под отвесной кручей волны врезаются в камень – увидел и оттолкнул от себя страх.

Веди себя как король – сказала мать. Разговаривай как король. Сражайся как король.

Наверху располагалась смотровая площадка, с подпорками из толстых бревен. По краю шли деревянные перила – доставая лишь до бедра Ярви. Чересчур низковато, чтоб от слабости не задрожали колени, когда стало ясно, насколько высоко они забрались. Отче Твердь и Матерь Море вокруг умалились, внизу раскинулись леса Ванстерланда в дальнюю даль, теряясь в дымке у горизонта.

Дядя Одем молча стоял и смотрел, как полыхает Амвенд: столбы дыма размывало по серому небу, крошечные воители занимались ремеслом разрушения, а на рубеже моря и гальки выстроились тоненькие кораблики, готовые принять на борт кровавое жито. Дядю окружали шестеро его самых надежных людей и с ними, связанный, с кляпом во рту, мужчина в богатой желтой накидке – лицо его распухло от синяков, и длинные волосы столклись в кровавый комок.

– Сегодня мы потрудились на славу! – воскликнул Одем, с улыбкой оборачиваясь к Ярви. – Взяли две сотни рабов, а еще скот и добро – и сожгли город у Грома-гиль-Горма.

– А сам Горм? – Ярви попробовал отдышаться после подъема и – поскольку вести себя и сражаться по-королевски получалось у него плоховато – хотя бы говорить как король.

Одем безрадостно цыкнул сквозь зубы:

– Крушитель Мечей уже спешит сюда, а, Хурик?

– Само собой. – Хурик отошел от лестицы и вытянулся во весь свой внушительный рост. – Старого медведя тянет на битву, что твоих мух.

– Надо собрать людей и через час выйти в море, – заявил Одем.

– Пора уходить? – спросил Кеймдаль. – Так быстро?

Как ни странно, Ярви почувствовал злость. Ему плохо, он устал и зол на собственную слабость, на дядину жестокость и на мир, устроенный так, а не иначе.

– И это – наша месть, Одем? – Он обвел рукой горящий город. – Месть женщинам, детям и старикам-крестьянам?

Голос дяди прозвучал, как обычно, тихо и ласково. Ласково, как весенний дождик.

– Месть осуществляется постепенно. Но вам об этом переживать не стоит.

– Не я ли дал клятву? – прорычал Ярви. Последние два дня его несказанно бесило, когда к нему обращались «государь». А теперь он оказался взбешен еще больше от того, что дядя опустил это слово.

– Вы поклялись. И я это слышал, и, на мой взгляд, вы взвалили на себя неподъемную ношу. – Одем махнул на пленного – тот, стоя на коленях, с хрипом вгрызался в кляп. – Но он избавит вас от этого гнета.

– Кто это?

– Городской голова Амвенда. Он – тот, кто вас убил.

Ярви остолбенел.

– Что?

– Я пытался его остановить. Но подлец прятал нож. – Одем вытянул руку, и в ней оказался кинжал – длинный, с навершием из черного янтаря. Разгоряченного от подъема на башню Ярви внезапно обдало холодом – от подошв до корней волос.

– Я не перестану себя казнить за то, что появился слишком поздно, чтобы спасти горячо любимого племянника. – И бесстрастно, словно отрубил ломоть мяса, Одем всадил кинжал градоначальнику между плечом и шеей, а потом оттолкнул, сапогом ударив в лицо. На доски крыши хлынула кровь.

И Одем тихо, спокойно шагнул вперед, а у Ярви затряслись колени, и он отступил назад – к низким перилам и высокому обрыву за ними.

– Я вспоминаю ночь, когда вы родились. – Голос дяди был холодным и ровным, как лед на зимнем озере. – Ваш отец бушевал и бранил богов за ту штуку, которая росла у вас вместо руки. А я всегда улыбался, глядя на вас. Из вас получился бы превосходный шут. – Одем изумленно повел бровями и вздохнул. – Но неужели моей дочери и в самом деле придется выйти за однорукого недомерка? Неужто Гетланду достанется полукороль? Достанется кукла-калека на веревочке у матери? Э, племянничек… нет уж… дудки.

Кеймдаль дернул Ярви за руку и, лязгнув сталью, выхватил меч.

– Ко мне за спину, госу…

Ослепляя, на лицо Ярви брызнула кровь. Кеймдаль пал на колени, с клекотом схватился за горло, чернота заструилась меж его пальцев. Ярви скосил глаза и увидел, как угрюмый Хурик делает шаг назад, и в руке его нож, и от крови Кеймдаля лоснится гладкое лезвие. Со звоном и лязгом телохранитель уронил с плеча кольчугу Ярви.

– Наш долг – поступать на благо Гетланда, – произнес Одем. – Убейте его.

Ярви отшатнулся, не закрывая от изумления рта, и Хурик поймал его за грудки, ухватил за плащ.

Клацнув, массивная отцовская золотая застежка раскрылась. Внезапно освободившись, Ярви отскочил назад.

Деревянная перекладина подсекла его под колени, и, потеряв дыхание, он опрокинулся через перила.

Скала, вода и небо закружились над ним. Король Гетланда падал вниз и вниз, и вода ударила его, как молот бьет по железу.

И Матерь Море приняла его в свои холодные объятия.

Полкороля

Подняться наверх