Читать книгу Немного ненависти - Джо Аберкромби - Страница 18

Броуд лежал без сна, глядя в потолок. На потолке была трещина, рядом с пожелтевшим пятном вздувшейся пузырем побелки. Кажется, он смотрел на нее всю ночь. Смотрел на нее, пока солнце взбиралось на небо над узкими зданиями, путаясь в натянутых между ними бельевых веревках, заглядывая в узкую улочку, сквозь узкое оконце в узкую подвальную комнатушку, где они жили.

Кажется, он смотрел на эту трещину уже не одну неделю, снова и снова гоняя в голове по кругу все те же мысли. Дергаясь из-за них, словно речь шла о каком-то важном выборе, который ему предстояло сделать. В то время как все свои выборы он уже сделал, и все они были неправильными, и теперь было уже ничего не изменить.

Он тяжело вздохнул и тут же инстинктивно задержал дыхание. Этот мерзкий масляный привкус в воздухе Вальбека, эта вонь дерьма пополам с луком, навеки поселившаяся в подвале, сколько бы Лидди его ни скребла. Она впиталась в стены. Она впиталась в его кожу.

Снаружи народ уже собирался на работу, за крошечными оконцами возле самого потолка чавкали по грязи ботинки, тени проходящих людей мелькали на покрытой пятнами плесени стене напротив.

– Как твои руки? – сонно спросила Лидди, поворачиваясь к нему на узкой кровати.

Он поморщился, сжал и разжал пальцы.

– Всегда ноют по утрам.

Лидди взяла его большую ладонь в свои маленькие и принялась растирать онемевшие мышцы, застывшие суставы.

– Май уже поднялась?

– Ускользнула с утра пораньше. Не хотела тебя будить.

Так они и лежали рядом: она смотрела на него, он не осмеливался взглянуть на нее. Чтобы не увидеть в ее глазах разочарование. Беспокойство. Страх. Даже если это были его собственное разочарование, беспокойство и страх, отраженные в ее глазах, словно в зеркале.

– Это несправедливо, – прошептал он, обращаясь к трещине на потолке. – У нее должна быть нормальная жизнь. Танцы, ухажеры. А не так вот… ждать, пока тебя подцепит какой-нибудь богатый ублюдок.

– Она не против такой жизни. Помогает, чем может. Она хорошая девочка.

– Она – лучшее, что я сделал за свою жизнь… Единственное, что я сделал хорошего.

– Ты сделал много хорошего, Гуннар. Очень много!

– Ты не знаешь, каково там было, в Стирии. Каким я там был…

– Ну так делай хорошее сейчас. – В голосе Лидди прозвучала нетерпеливая нотка, она в последний раз сжала его ладонь и отпустила. – Ты не можешь изменить прошлое, верно? Только то, что будет дальше.

Броуду хотелось спорить с ней, но было невозможно найти брешь в ее очевидном здравом смысле. Он лежал, угрюмый, слушая стук ботинок и гул раздраженных голосов на улице. На соседнем перекрестке девчонка выкрикивала за медяки плохие новости: хлебный бунт в Хольстгорме, попытка сжечь фабрику в Колоне, мятежи во всех концах Срединных земель… И война – война на Севере.

– Это все я виноват, – пробормотал он, не найдя способа напасть на Лидди и вместо этого переключившись на себя. – Не нужно было идти на войну.

– Я тебя отпустила. И я не уберегла ферму.

– С фермой так или иначе было покончено. Со всей той жизнью. Для вас с Май было бы лучше, если бы я вообще не возвращался.

Она положила твердую ладонь на его щеку. Повернула голову так, чтобы взглянуть ему прямо в глаза:

– Не говори так, Гуннар. Никогда не говори так!

– Я их убил, Лидди, – прошептал он. – Я их убил…

Она промолчала. Что она могла сказать?

– В один момент я все изгадил, – продолжал Броуд. – Хоть что-то я могу не разрушать?

– Нет ничего, чего нельзя разрушить за один момент, – сказала Лидди. – Все постоянно висит на волоске. Но теперь мы должны смотреть вперед. Это все, что нам остается. Двигаться дальше.

– Я все исправлю, – пообещал он. – Я найду здесь работу.

– Конечно, найдешь.

Лидди заставила себя улыбнуться. Кажется, это стоило ей немалых усилий, но улыбка все же появилась на ее лице.

– Ты хороший человек, Гуннар.

Он вздрогнул, чувствуя в носоглотке пощипывающие слезы.

– Больше никаких разборок, – проговорил Броуд, глухо и хрипло. – Я обещаю, Лидди.

Он обнаружил, что его кулаки снова стиснуты, и заставил себя разжать их.

– С этого момента я больше ни во что не ввязываюсь.

– Гуннар, – тихо и серьезно отозвалась она, – не давай обещаний, если не уверен, что сможешь их сдержать.

На их кровать с потолка просыпалась струйка пыли. Дальше по улице, на литейной фабрике, уже запускали машины, от которых начинала трястись вся комната.

_{* * *}

Только завернув за угол, Броуд понял, куда стоит его очередь. Над большими раздвижными дверьми склада виднелись позолоченные буквы: «ЭЛЬ КЭДМЕНА», изнутри доносился грохот и гулкие удары. Пивоварня!

Половину времени, проведенного им в Стирии, он был пьян, а в остальное время собирался напиться. Он пообещал не ввязываться в разборки – а для него, как он хорошо знал, разборки скрывались на донышке каждой бутылки.

Однако в Вальбеке искушения подстерегали на каждом шагу. В каждом втором здании располагалась пивная, закусочная или рюмочная. Одни имели лицензию, другие действовали нелегально; вокруг всегда роились шлюхи, воры и попрошайки, словно мухи вокруг навозной кучи, а если тебе было не добраться до соседней двери, чтобы утопить в спиртном свои горести, то под рукой всегда имелись мальчишки, обегавшие улицы с бочонком на спине, готовые принести тебе пиво на дом.

Так что касательно данного Броудом обещания держаться подальше от разборок пивоварня не предвещала ничего хорошего. Но он вообще пока не встречал в Вальбеке ничего хорошего, а где-то работать было надо. Поэтому он поплотнее запахнул свою куртку, сгорбился под мелким темным дождичком, падавшим с чернильно-темного неба, и передвинулся еще на полшага вперед.

– Как рано ни приходи, все равно здесь очередь, – пожаловался немолодой человек с серым лицом и серыми волосами, в протертой на рукавах куртке.

– В Вальбек стекается все больше и больше народа, и все ищут работу, – пробормотал кто-то другой.

– Да, работа всем нужна. И ее всегда не хватает. А ведь прежде у меня был собственный дом, там, в долине возле Хамбернольта. Знаешь, где это?

– Не сказал бы, – буркнул Броуд, вспоминая свою собственную долину.

Зеленые деревья под легким ветерком… мягкая зеленая трава, щекочущая лодыжки… Он знал, что в памяти все предстает лучше, чем было, что на ферме приходилось тяжело трудиться за мизерное вознаграждение – но по крайней мере там была зелень. В Вальбеке зеленым не было ничего. Не считая, может быть, реки, в которой плавали огромные цветные пятна с красильного производства выше по течению.

– Прекрасная была долина, да, – продолжал нудеть серолицый. – И дом хороший, в лесу, возле речки. У меня там пятеро ребятишек выросло. Я был углежогом – сам понимаешь, вырубал молодняк и пережигал в уголь, и зарабатывал на этом неплохие деньги. Потом вверху долины построили печь и стали производить дешевый уголь, да к тому же всю речку изгадили дегтем… – Он длинно, беспомощно шмыгнул носом. – Цены падали все ниже и ниже. А в конце концов лорд Барезин, будь он проклят, вообще вырубил весь лес – пастбищ ему было мало.

Мимо прогрохотала большая повозка, подняв колесами липкую грязь с дороги и обдав очередь дождем брызг. Люди возмущенно заорали, осыпая возницу ругательствами, возница заорал и принялся осыпать ругательствами их самих, и все передвинулись еще на полшага вперед.

– Мальчишки мои разбежались, занялись своими делами. Один погиб в Стирии. Другой женился где-то под Колоном, как я слышал. Пришлось занимать деньги, дом я свой потерял. Прекрасная была долина…

– Да уж, – пробормотал Броуд. – Однако на прошлом далеко не уедешь.

Его жалость к самому себе была слишком сильной, чтобы получать удовольствие от того, что кто-то рядом испытывает то же самое.

– Это верно, – подхватил серолицый, и Броуд моментально пожалел, что раскрыл рот. – Вот помню, когда я был еще мальчонкой…

– Эй, папаша, а ну-ка заткнул свою долбаную варежку! – рявкнул человек, стоявший в очереди перед Броудом.

Здоровенный ублюдок, на щеке шрам в виде звезды, в ухе не хватает большого куска. Тоже ветеран, конечно же. В его голосе звучал гнев, от которого сердце у Броуда забилось быстрее. Все тело защекотало от возбуждения.

Серолицый уставился на него.

– Я не хотел никого обидеть…

– Ну вот и заткнись.

Просто молчи. Не лезь куда не просят. К этому моменту можно было бы уже усвоить этот урок, верно? Ему втолковывали его не одну дюжину раз. К тому же, он обещал Лидди – еще нескольких часов не прошло с тех пор, как он обещал. Никаких разборок.

– Оставь его в покое, – прорычал Броуд.

– Что ты сказал?

Броуд стащил с лица стекляшки и аккуратно засунул в карман куртки. Очередь позади хмурящегося лица верзилы расплылась мутным пятном.

– Я все понимаю, ты разочарован, – сказал Броуд. – Тут, наверное, нет никого, кому жизнь выдала бы то, на что он надеялся, как ты думаешь?

– Тебе-то что за дело до моих надежд?

Броуду потребовалось все присутствие духа, чтобы не разбить ублюдку череп. Но он обещал Лидди. Поэтому он просто шагнул вперед, так что слюна с его оскаленных зубов полетела на обезображенную шрамом щеку незнакомца:

– Про твои надежды я знаю только, что едва ли хоть одна из них сбудется. – Он поднял кулак, показал пальцем другой руки: – А теперь повернись. Пока я не проломил эту стену твоей гребаной башкой.

Шрам на щеке верзилы задергался, и на какое-то мгновение Броуд был уверен, что драки не избежать. На одно восхитительное мгновение он ощутил, что может перестать сдерживаться, может отпустить себя. Первое мгновение свободы с тех пор, как он вернулся из Стирии. Ну, не считая того, когда он перепахал рожу Леннарту Селдому.

Потом налитые кровью глаза его противника остановились на его кулаке. Разглядели татуировку на тыльной стороне костяшек. Верзила что-то буркнул и повернулся спиной. Какое-то время он стоял, переступая с ноги на ногу, потом подтянул повыше свой потрепанный воротник, вышел из очереди и зашагал прочь.

– Спасибо вам! – сказал ему серолицый, двигая кадыком на жилистой шее. – Немного осталось людей, готовых поступить по совести.

– По совести… – Броуд скривился, заставив себя разжать пальцы. Кажется, они не болели только тогда, когда он сжимал кулаки. – Я уже и не знаю, что это такое.

Ему доводилось видеть в конце таких вот очередей кучу самых разных людей – людей, решавших, кто получит работу, а кто не получит ничего. Большинству из них рано или поздно начинает нравиться смотреть, как люди корчатся. То же самое было с офицерами в Стирии. Очень редко попадаются люди, которых делает лучше выпавший им на долю кусочек власти.

Впрочем, мастер, сидевший перед воротами «Эля Кэдмена», выглядел одним из приличных экземпляров. Он расположился под небольшим навесом, на столе перед ним лежал толстый гроссбух. Седовласый, грузный, каждое движение медленное и точное, словно он никуда не спешил и всякий раз высчитывал самый правильный способ его сделать.

– Меня зовут Гуннар Бык, – солгал Броуд.

Лгать он не умел, и у него было ощущение, что бригадир сразу же его раскусил.

– Я Малмер. – Он окинул Броуда внимательным взглядом с головы до ног. – С пивоварнями когда-нибудь имел дело?

– Все больше с их продукцией. За эти годы я выпил немало… – Броуд несмело ухмыльнулся, но Малмер, очевидно, не собирался отвечать на шутку. – Опыта работы нет, это верно.

Малмер молча склонил голову, словно разочарования уже не были для него новостью.

– Но работать я умею, сколько угодно! – В эту неделю он проработал, наверное, не больше двух часов, выгребая навоз с конюшни. Это было третье место, куда он попытался сунуться за сегодняшний день. Он просто не мог вернуться домой с пустыми руками. – Могу кидать уголь, или мыть полы, или… или… в общем, все, что понадобится. Отлынивать не буду, обещаю!

Малмер скупо и печально улыбнулся ему:

– Обещания дешево стоят, дружок…

– Чтоб меня черти обосрали! Никак это сержант Броуд?

Из пивоварни появился худой мужчина с песочного цвета бородой, в покрытом пятнами переднике, и не спеша направился к ним, уперев руки в бока. Его лицо было знакомо Броуду, но ему далеко не сразу удалось выловить из памяти, где он его видел прежде, и найти для него место в том мире, где он жил теперь.

– Сарлби?

– Это же Бык Броуд! – Сарлби ухватил руку Броуда и принялся трясти вверх-вниз, словно пытался накачать воду тугой помпой. – Помнишь, Малмер, я тебе о нем рассказывал? Я дрался с ним в Стирии! В смысле, дрался рядом – потому что драться с ним я бы и врагу не пожелал.

Малмер откинулся назад, снова окидывая Броуда своим внимательным взглядом.

– Ты так много рассказывал о Стирии, что я, должен сознаться, в какой-то момент перестал слушать.

– Ну так самая пора начать, черт возьми, потому что это один из лучших людей, кого я знаю! Был первым на осадных лестницах при Борлетте! По крайней мере, первым, кого не скинули вниз. Он все время был первым. Сколько раз? Пять?

Он схватил Броуда за запястье и отодвинул рукав так, чтобы стали видны звезды на его костяшках.

– Вот на это вот глянь! – Он говорил так, словно хвастался каким-нибудь диковинным овощем, выросшим на его грядке. – Ты только глянь, мать его растак!

Броуд вырвал у него руку и засунул ее поглубже в рукав.

– Я покончил со всем этим.

– Насколько я знаю, прошлое редко остается далеко позади, – заметил Малмер. – Ты ручаешься за него?

– Как будто любой из тех, кто с ним служил, не поручится за него десять раз. Гребаные Судьбы мне свидетели, конечно, я за него ручаюсь!

– В таком случае ты нанят.

Малмер окунул перо в чернильницу, неспешно постучал, сбивая лишние капли, и занес над своим гроссбухом:

– Итак… Бык? Или Броуд?

– Гуннар Бык, – сказал Броуд. – Запиши меня так.

– Адрес?

– Мы живем в подвале на Тележной улице. У тамошних домов нет номеров.

– Ты живешь в подвалах? – Сарлби с отвращением покачал головой. – Ну ничего, мы тебя оттуда вытащим, не волнуйся.

Он по-дружески обхватил Броуда рукой за плечи и повел сквозь шумное, полное крепких запахов тепло пивоварни.

– Вообще, какого черта ты здесь делаешь? У тебя вроде где-то была своя ферма?

– Пришлось продать, – буркнул Броуд, неловко, как всегда, когда он лгал.

Но Сарлби только улыбнулся:

– Проблемы, а?

– Да, – проскрипел Броуд. – Есть немного.

– Не хочешь глотнуть? – предложил Сарлби, протягивая ему фляжку.

Говоря откровенно, Броуд хотел. И гораздо сильнее, чем требовало благоразумие. Приложив усилие, он заставил себя выдавить:

– Лучше не стоит. Я ведь если глотну, уже не остановлюсь.

– В Стирии, помнится, ты не был таким скромным, – заметил Сарлби, запрокидывая фляжку.

– Стараюсь не повторять своих ошибок.

– А я вот только этим и занимаюсь, черт меня подери! Как тебе Вальбек?

– Ну так… вроде ничего.

– Гребаный отстойник. Гребаная мясорубка. Гребаная дыра – вот что это такое!

– Да уж. – Броуд надул щеки. – И правда дыра.

– Все это хорошо для богатеев, там, на вершине холма, а что получаем мы? Мы, которые воевали за свою страну! Сточные канавы. По три семьи на одну комнату. Улицы завалены дерьмом. Сильные жрут слабых. А ведь было время, когда народ старался поступать по справедливости!

– Это когда это?

Но Сарлби его не слушал.

– Теперь человека ценят только по тому, сколько он сможет горбатиться. Мы для них – просто шелуха; выскребли и выбросили! Винтики в большой машине! Но есть, есть такие люди, кто пытается сделать как лучше…

Броуд поднял бровь:

– Сколько я знаю, те, кто много болтают о том, чтобы сделать как лучше, в результате делают только еще хуже, чем было.

Это Сарлби тоже оставил без внимания. У него всегда был талант не слышать того, чего он не хотел слышать. Может быть, все люди такие.

– Знаешь, кто такие ломатели? – спросил он, наклонившись к Броуду, словно чтобы поделиться секретом.

– Это какие-то бандиты, верно? Ломают машины, сжигают фабрики. Говорят, они все изменники.

– Так говорят только гребаные инквизиторы. – Сарлби сплюнул на припорошенную опилками землю. Плеваться он тоже всегда был мастер. – Ломатели собираются все изменить! Они не просто ломают машины, Броуд, – они разбивают цепи! Твои и мои.

– На мне никаких цепей нет.

– Это мне говорит человек, живущий в подвале на Тележной улице! Речь не о том, что у тебя цепи на руках или ногах, Броуд. Я говорю о цепях, которые сковывают твой рассудок. Сковывают твое будущее! Будущее твоих детей! Все наши хозяева будут низложены – все те, кто жирел на нашем поту и наших страданиях. Все эти лорды и леди, короли и принцы. – Глаза Сарлби возбужденно поблескивали при виде приближающегося в его воображении светлого будущего. – Больше никаких богатых старых ублюдков, говорящих нам, как мы будем жить! Каждый сможет сам решать, как им будут управлять. Каждый будет иметь право голоса!

– А короля, что же, больше не будет?

– Каждый сам будет королем!

Были времена, когда Броуд назвал бы такие речи изменой, но его патриотические чувства за последнюю пару лет получили серьезную трепку. Теперь это казалось ему просто бесплодными мечтаниями.

– Не уверен, что во мне достаточно материала на короля, – пробормотал он. – Я не хочу неприятностей, Сарлби. У меня их и так по горло.

– Есть люди, рожденные для неприятностей, Бык! Ты всегда смотрелся лучше со стиснутыми кулаками.

Броуд скривился:

– Для кого лучше, а для кого и хуже.

– Ты же был там, на стенах. Ты знаешь, каково это. За все, что чего-то стоит, нужно драться!

Ощерясь, Сарлби саданул кулаком в воздух. На тыльной стороне его руки была татуировка лестничника, такая же, как у самого Броуда.

– Может, и так… – Броуд ощутил щекотку возбуждения, струйку радости, но оттолкнул их, запихнул свою татуированную руку подальше в рукав, насколько только мог. – Но для меня драк уже достаточно.

Он дал Лидди свое слово. На этот раз он собирался сдержать его.