Читать книгу Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна - Джо Аберкромби - Страница 46

Дождь прекратился, над полями выглянуло солнце, и на серых небесах повисла радуга. Что там, подумала Монца, где конец ее касается земли. Эльфийская полянка, как рассказывал когда-то отец? Или просто дерьмо, как и всюду?.. Потом наклонилась с седла и сплюнула в пшеницу.

Возможно, эльфийское дерьмо.

Откинула мокрый капюшон и хмуро посмотрела на восток, на дождевые тучи, откатывавшиеся к Пуранти. Была бы на свете справедливость, обрушились бы они ливнем на Карпи Верного и Тысячу Мечей, чей авангард находился уже не более чем в дне езды. Но справедливости не было, и Монца это знала. Тучи прольются там, где им заблагорассудится.

Мокрое поле озимой пшеницы пестрело пятнами красных цветов, как земля лужами крови. Близилось время жатвы, только некому здесь было снять урожай. Рогонт делал то, что умел лучше всего, – отступал. И с ним, забирая все добро, какое можно унести, отступали к Осприи фермеры. Они знали, что приближается Тысяча Мечей. И знали, что лучше ее не дожидаться. Во всем мире не нашлось бы фуражиров с более дурной репутацией, чем люди, которыми некогда командовала Монца.

«Фуражировка, – писал Фаранс, – это грабеж столь грандиозный, что он переходит границы простого преступления и вступает на политическую арену».

Она потеряла кольцо Бенны. И то и дело проводила теперь большим пальцем по среднему, убеждаясь всякий раз с горечью, что его там нет. Бенна умер, и красивый камушек этого обстоятельства не менял. Но все же чувство было такое, словно она потеряла какую-то последнюю, крохотную частичку брата, за которую цеплялась. Какую-то из последних частичек себя самой, стоивших того, чтобы их беречь.

Впрочем, ей повезло, что в Пуранти она потеряла только кольцо. Могла и погибнуть из-за собственной неосторожности. Следовало бросить курить. Изменить жизнь к лучшему. Следовало… и тем не менее она курила больше обычного. Пробуждаясь от сладкого забвения, говорила себе, что этот раз уж точно был последним, но всего через несколько часов начинала сходить с ума. Желание накатывало, как прибой, тошнотворными волнами, одна выше другой. Сопротивление стоило героических усилий, а Монца героем не была, пусть жители Талина и собирались чествовать ее как таковую. Однажды она выбросила трубку и тут же в приступе паники купила другую. Столько раз перепрятывала постепенно уменьшавшийся комок хаски, что сбилась со счета. И поняла в конце концов, что прятать какую-то вещь собственными руками смысла нет.

Поскольку ты всегда знаешь, где она.

– Мне здесь не нравится. – Морвир, привстав с облучка, огляделся по сторонам. – Подходящие места для засады.

– Что нам и требуется, – рыкнула в ответ Монца.

Множество живых изгородей, тут и там небольшие рощицы, одинокие домишки с сараями, разбросанные по полям, – есть где затаиться. Никакого движения вокруг. Никаких звуков, не считая карканья ворон, хлопков фургонного полога на ветру, скрипа колес и плеска воды, когда на дороге изредка попадались лужи.

– Вы уверены, что это благоразумно – довериться Рогонту?

– С благоразумием войн не выигрывают.

– Конечно, но без него не планируют убийств. Рогонт крайне ненадежный партнер, даже для великого герцога, и к тому же – ваш старый враг.

– Я могу доверять ему в том, что затрагивает его собственные интересы. – Вопрос Морвира вызвал у нее раздражение, поскольку именно его она задавала себе все время после отъезда из Пуранти. – В убийстве Карпи Верного риска для него никакого. Но одному дьяволу известно, что будет, если я не смогу привести ему Тысячу Мечей.

– И это вряд ли станет вашим первым просчетом. Что, если нас попросту бросили здесь, на пути армии? Вы заплатили мне за то, чтобы убивать одного человека зараз, а не сражаться в одиночку с…

– Я заплатила вам за убийство одного человека в Вестпорте, а вы убили пятьдесят разом. И не вам учить меня осторожности.

– Не больше сорока, и то из чрезмерной осторожности, чтобы только не упустить вашего человека, а вовсе не по недосмотру! Разве ваш список убиенных в Доме досуга Кардотти был короче? А во дворце герцога Сальера? А в Каприле, коли на то пошло? Уж простите мне, если я питаю некоторые сомнения относительно вашей способности сокращать число жертв!

– Довольно! – прорычала она. – Разблеялись, как баран! Исполняйте работу, за которую я плачу, и не суйтесь не в свое дело!

Морвир, натянув поводья, так резко остановил фургон, что Дэй чуть не выронила яблоко и вскрикнула.

– Такова ваша благодарность за то, что я спас вас в Виссерине? После того как вы нарочито пренебрегли моим мудрым советом?

Витари, привольно раскинувшаяся среди поклажи в фургоне, выставила наружу длинную руку.

– Я тоже спасала, не только он. И меня никто не поблагодарил.

Морвир пропустил ее реплику мимо ушей.

– Наверное, мне надо поискать более благодарного нанимателя!

– А мне – более послушного отравителя, к черту!

– А мне!.. Нет, постойте. – Морвир поднял палец, зажмурился. – Погодите.

Он сложил губы трубочкой, сделал глубокий вдох, задержал дыхание на миг и медленно выдохнул. Трясучка подъехал к ним, поглядел, подняв бровь, на Монцу. Морвир снова вдохнул и выдохнул, потом сделал это еще раз. Открыл глаза наконец и до отвращения фальшиво хихикнул.

– Мне надо… перед вами самым искренним образом извиниться.

– Что?

– Я понимаю, со мной… не всегда легко. – Витари язвительно хохотнула, Морвир поморщился, но договорил: – Если я кажусь порой чересчур упрямым, то это потому только, что я всеми силами хочу помочь вам в вашем рискованном деле. Непреклонность в стремлении к наилучшему всегда была моим недостатком. Для человека же, который поневоле должен быть вашим покорным слугой, самым важным качеством является гибкость. Смею ли я просить вас… совершить героическое усилие? Забыть вместе со мной об этом печальном недоразумении? – Он тряхнул поводьями и, когда фургон снова двинулся по дороге, тускло улыбнулся через плечо. – Я уже чувствую ее! Перемену к лучшему!

Монца встретилась взглядом с Дэй, сидевшей с ним рядом. Белокурая малышка, вскинув брови, в последний раз прошлась зубами по яблочному огрызку и швырнула его в поле.

Витари стащила с себя плащ, подставила лицо солнцу.

– Солнце выглянуло. Перемена к лучшему. И… – Она прижала руку к груди, другую протянула к небу. – О-о-о, радуга! Вы слышали, что там, где она упирается в землю, находится эльфийская полянка?

Монца проводила фургон хмурым взглядом. Наткнуться на эльфийскую полянку казалось более вероятным, чем дождаться от Морвира перемен к лучшему. И внезапная покорность с его стороны нравилась ей еще меньше, чем бесконечное нытье.

– Может, он просто хочет, чтобы его любили, – послышался рядом тихий голос Трясучки, когда она стронула коня с места.

– Если бы люди могли меняться вот так. – Монца щелкнула пальцами у него перед лицом.

– Только так они и меняются. – Он уставился на нее единственным глазом. – Когда меняется все вокруг. Мужчины, думается мне, хрупкие существа. Не прогибаются в новую форму. Ломаются. Крошатся.

Сгорают… возможно.

– Как твое лицо? – буркнула она.

– Зудит.

– Больно было – там, у мастера?

– Коль мерить между болью в ушибленной ноге и выжженном глазе, то ближе к заднице.

– Как почти все.

– А падение с горы?

– Не так уж страшно, пока лежишь неподвижно. Вот когда встать пытаешься, ноет маленько. – Слова ее вызвали у него улыбку, хотя в последнее время улыбался он куда реже, чем раньше. Удивляться, правда, было нечему, после всего, что он пережил. Что она заставила его пережить… – Мне… надо, наверное, поблагодарить тебя за спасение. Еще одно. Похоже, это уже входит в привычку.

– За что вы мне и платите, верно, начальник? Хорошо выполненная работа – сама по себе награда, так отец мой говорил. Дело в том, что это я умею. Как боец, я человек, которого уважают. Как все остальное, я здоровенный, никчемный придурок, который провоевал дюжину лет, ничего не заработал, кроме кошмарных снов, да еще и глаз потерял. Только гордость у меня и осталась. Мужчина должен быть тем, что он есть, думается мне. Что-то другое – всего лишь притворство, верно? И кому охота провести всю оставшуюся жизнь, притворяясь тем, кем он никогда не был?

Хороший вопрос… К счастью, они добрались до вершины холма, и Монца была избавлена от необходимости думать над ответом. Поля впереди прорезала коричневой, прямой, как стрела, полосой имперская дорога, которая вот уже восемь веков оставалась лучшей дорогой в Стирии. Что наводило на печальные мысли обо всех правителях, сменившихся с тех пор.

Неподалеку виднелся фермерский дом – каменный, в два этажа, с закрытыми ставнями, с крышей из красной черепицы, побуревшей от старости, с покосившимся флюгером в виде крылатой змеи. Рядом – небольшая конюшня, напротив – деревянный сарай с просевшей кровлей. Захламленный двор, где рылась в мусоре парочка тощих птиц, окружен был каменной стеной высотой по пояс, поросшей лишайником.

– Вот подходящее место! – объявила Монца, и Витари выставила из фургона руку в знак того, что слышит.

Позади фермерских угодий протекала речушка, на берегу которой, примерно в миле от дома, стояла мельница. Поднявшийся ветерок колыхал листву живой изгороди, гнал волны по пшенице, облака по небу. Тени их скользили по земле.

Монце вспомнился дом, в котором она родилась. Маленький Бенна среди зрелых пшеничных колосьев – только макушка и видна. Его звонкий смех. Тогда еще жив был отец… Она встряхнула головой, нахмурилась. Все это дерьмо, слезливое, пробуждающее жалость к себе, затягивающее в прошлое. Родную ферму она ненавидела. Бесконечная пахота, пот, грязь, усталость… и ради чего? Не много найдется на свете дел, требующих столь тяжкого труда и приносящих так мало.

И единственное, что пришло ей на ум сразу, – месть.

Сколько Морвир себя помнил, он с младых ногтей, кажется, обладал сверхъестественной способностью говорить что-то не то. Намереваясь помочь, обнаруживал вдруг, что жалуется. Выказывая решительность, в результате оскорблял. Горячо стремясь поддержать, слышал в ответ, что обескураживает. Все, чего он хотел, – чтобы его ценили, уважали и принимали в компанию. Но каждая попытка укрепить дружеские отношения их только разрушала.

После тридцати лет подобных неудач мать его покинула, жена покинула, ученики покидали, грабили и пытались убить, обычно при помощи яда, но в одном памятном случае даже и топором. Он начинал уже верить, что попросту не умеет ладить с людьми. В любом случае ему следовало радоваться, что мерзкий пьяница Никомо Коска умер. И поначалу он действительно испытывал некоторое облегчение. Но вскоре тучи опять сгустились, и душой завладело привычное уныние. Он вновь и вновь ссорился со своей неугомонной нанимательницей, желая при этом всего лишь помочь делу.

Наверное, ему стоило бы удалиться в горы и жить там отшельником, не раня более ничьих чувств, но хрупкому сложению его был вреден разреженный воздух. Поэтому он решил еще раз совершить героическое усилие во имя дружеских отношений. Стать более уступчивым, более мягким, более терпимым к недостаткам других. И первый шаг сделал, сославшись на головную боль, дабы не принимать участия вместе с остальными в осмотре окрестностей, и приготовив им приятный сюрприз в виде грибного супа по рецепту матушки – единственному, пожалуй, материальному наследству, которое оставила она своему единственному сыну.

Шинкуя овощи, он порезал палец, потом обжег локоть о раскаленную печку, и оба эти случая чуть не заставили его в порыве непродуктивного гнева отказаться от мысли о переменах к лучшему. Но к тому времени, когда солнце опустилось к горизонту, тени во дворе удлинились, и послышался топот лошадей, возвращавшихся на ферму, стол все-таки был уже накрыт, две буханки хлеба нарезаны, два свечных огарка излучали приветливый свет, и аппетитно благоухал котелок с готовым супом.

– Великолепно. – Реабилитацию себе он обеспечил.

Но оптимизму его не суждено было продержаться долее прибытия сотрапезников. Едва войдя, не сняв сапог, между прочим, и нанеся грязи на отмытые до блеска полы, они уставились на любовно вычищенную им кухню, на старательно накрытый стол, на котелок такими трудами сваренного супа с энтузиазмом преступников, подведенных к плахе.

– Что это? – Меркатто выпятила губы и сдвинула брови. Вид у нее стал еще угрюмей и подозрительней, чем обычно.

Морвир приложил все усилия, чтобы ответить спокойно:

– Это – мои извинения. Поскольку наш одержимый цифрами повар вернулся в Талин, я решил занять освободившееся место и приготовил обед. По рецепту моей матушки. Садитесь, пожалуйста… садитесь!

Он суетливо начал выдвигать стулья, и, несмотря на некоторое замешательство и косые взгляды, за стол они все-таки уселись.

С котелком и половником наготове Морвир подошел к Трясучке.

– Супу?

– Нет уж. Вы меня… как это называется…

– Парализовали, – подсказала Меркатто.

– Вот-вот. Вы меня разок уже парализовали.

– Вы мне не доверяете? – сухо спросил Морвир.

– Трудновато было бы, – сказала Витари, глядя на него исподлобья. – Вы же отравитель.

– После всего, что мы вместе пережили? Не доверяете из-за какого-то маленького паралича? – Он совершал героические усилия, пытаясь удержать на плаву идущий ко дну корабль их деловых отношений, и никто этого не ценил. Ни капельки. – Имей я намерение кого-то отравить, просто брызнул бы ему на подушку черной лаванды и погрузил в сон, от которого не просыпаются. Подложил бы в сапоги шипы америнда, смазал рукоять оружия ларинком, подсыпал во флягу с водой горчичный корень. – Морвир навис над северянином, с такой силой стиснув в руке половник, что костяшки побелели. – Существуют тысячи тысяч способов, которыми я мог бы убить, и никто даже не догадался бы, в чем дело. Я не стал бы утруждать себя, готовя вам обед!

Трясучка уставился на него своим единственным глазом, и на крохотную долю секунды Морвир заподозрил, что впервые за много лет получит сейчас оплеуху. Потом северянин взял ложку, зачерпнул ею из котелка, осторожно подул на суп и проглотил.

– Вкусно. Никак, грибы?

– Э… да, грибы. – Морвир поднял половник. – Ну, кто по-прежнему не хочет супу?!

– Я! – раздался голос из ниоткуда.

Морвиру словно брызнули в ухо кипятком, и, дернувшись, он выронил котелок. Горячий суп струею хлынул на стол, с него на колени Витари. Та с визгом подпрыгнула, сметя на пол свой столовый прибор. Меркатто, с грохотом отодвинув стул, потянулась к мечу. Дэй, выронив недоеденный ломоть хлеба, вскочила и попятилась к выходу. Морвир, крепко сжав в руке уже ненужный половник, с которого капало, резко обернулся…

За спиной у него стояла гурчанка со сложенными на груди руками, с улыбкой на устах. С кожей гладкой, как у ребенка, и блестящей, как черное стекло, с глазами цвета полуночи.

– Спокойно! – гаркнула Меркатто, вскинув руку. – Спокойно. Это друг.

– Мне она не друг! – Морвир лихорадочно пытался сообразить, как эта женщина сюда проникла, и не мог. Рядом не было двери, окно плотно закрывали ставни, в полу и потолке не имелось никаких отверстий…

– У тебя вообще нет друзей, отравитель, – промурлыкала гурчанка. Длинный коричневый плащ ее был распахнут. Тело под ним, казалось, полностью покрывали белые повязки.

– Вы кто? – спросила Дэй. – И откуда, черт возьми, пришли?

– Раньше меня звали Восточный Ветер, – ответила та, грациозно описывая пальцем круги в воздухе и показывая два ряда белых, безупречных зубов. – Но сейчас зовут Ишри. А пришла я с выбеленного солнцем Юга.

– Она имела в виду… – начал Морвир.

– Магия, – проворчал Трясучка, единственный, кто остался спокойно сидеть за столом, и облизал ложку. – Хлеба не передадите?

– К черту хлеб! – рявкнул Морвир. – И магию к черту! Как вы сюда вошли?

– Она из этих. – Витари, чьи глаза превратились в недобро горящие щелочки, сжала в руке кухонный нож. Остатки супа закапали с равномерным стуком со стола на пол. – Из едоков.

Гурчанка макнула в супную лужицу на столе палец, провела по нему язычком.

– Все должны что-то есть, не так ли?

– Я не желаю быть в числе блюд.

– Можете не беспокоиться. Я весьма разборчива в еде.

– Встречалась я уже с одной из ваших, в Дагоске.

Морвир не понимал, о чем речь, – ощущение, надо признаться, не из самых приятных, – но видел, что Витари встревожена, и оттого взволновался тоже. Эта женщина отнюдь не была склонна к беспочвенным фантазиям.

Витари меж тем обратилась к Меркатто:

– Что за сделку вы заключили?

– Ту, которую нужно было заключить. Она работает на Рогонта.

Ишри уронила голову набок. Чуть ли не горизонтально полу.

– А может, он работает на меня.

– Мне все равно, кто наездник, кто осел, – огрызнулась Монца, – лишь бы один из вас прислал мне людей.

– Он пришлет. Сорок лучших.

– Без опоздания?

– Если Тысяча Мечей не придет раньше, то и они не опоздают. Встали лагерем в шести милях отсюда. Им надо еще разграбить деревню. А потом сжечь ее. Небольшая, но разрушительная компания.

Взгляд черных глаз остановился на Морвире. И он, невесть с чего, занервничал. Белые повязки гурчанки тоже не давали ему покоя. Интересно, зачем…

– Дают прохладу в жару, – сказала она.

Морвир заморгал. Он что, задал вопрос вслух?

– Нет.

Он похолодел с головы до пят. Точь-в-точь как тогда, когда приютские няньки обнаружили его тайные припасы и догадались об их назначении. В голову полезло нечто несусветное – будто эта гуркская дьяволица читает каким-то образом его мысли. Ведает и дела, им совершенные, о которых, думал он, никто и никогда не узнает…

– Я иду в сарай! – заявил он. Голос, вопреки желанию, прозвучал довольно плаксиво. И понизить его удалось не без труда. – Поскольку завтра мы ждем гостей, нужно подготовиться. Пошли, Дэй.

– Сейчас, закончу только. – Помощница его быстро свыклась с присутствием странной посетительницы и занята была тем, что намазывала маслом три куска хлеба сразу.

– А… да, конечно.

Морвир помешкал немного, собираясь ее дождаться. Но, чувствуя себя все неуютней с каждым мгновеньем, не выдержал и направился к двери.

– Плащ не возьмете? – спросила Дэй.

– Мне и без него будет жарко!

И, только выскочив из дома во мрак, пронизанный холодным ветром, тут же забравшимся под рубашку, он понял, что жарко отнюдь не будет. Но возвратиться за плащом и не выставить себя полным дураком было слишком поздно. И Морвир стоически зашагал по темному двору дальше.

– Нет уж. – Плотно обхватил себя за плечи руками, начиная трястись от холода, и злобно выругался. Какая-то гуркская шарлатанка какими-то дешевыми фокусами выбила его из равновесия?.. – Сука перевязанная. – Ну, они еще у него увидят. – О, да! – С приютскими няньками он в конце концов расплатился, за все побои. – Посмотрим, кто кого побьет теперь. – Он оглянулся, чтобы убедиться, что за спиною никого нет. – Магия! – Усмехнулся. – Я вам покажу фокусы… И-и-их!.. – Что-то хлюпнуло под сапогом, земля выскользнула из-под ног, и Морвир с размаху шлепнулся в грязную лужу.

– Да будь оно все проклято!..

Хватит с него героических усилий. И перемен к лучшему тоже.