Читать книгу Скандальная графиня - Джо Беверли - Страница 4

Май, 1765 год

Эрне, Вустершир

– Однако и выдержка у тебя, с моей не сравнить, – сказал Том Ноттон. – Я, кажется, потею за нас обоих.

Лорд Дрессер не отрываясь следил за двумя лошадьми, которых выгуливали поодаль.

– Моя выдержка – всего лишь результат упражнений: я тренировался, стоя на горящей палубе под вражеским огнем.

– Святой боже, и тебе довелось испытать такое?

– Однажды… нет, пожалуй, дважды.

– И такое самообладание тотчас формируется? Ну, после… испытания огнем?

Дрессер насмешливо взглянул на приятеля:

– Несомненно.

Они были довольно странной парой. Дрессер – стройный и мускулистый, что явилось результатом службы на флоте и вынужденных ограничений в еде. Сосед же его, сэр Том Ноттон, никогда не знал нужды, ценил комфорт – верно, оттого и приобрел изрядный объем в талии. Ко всему прочему, он никогда не ввязывался в рискованные предприятия, никогда не скакал на горячих лошадях, не ездил в легких экипажах – во избежание ненужного и неоправданного риска.

Дрессер же ценил комфорт лишь тогда, когда таковой имелся в его распоряжении. Но вот избегать риска – нет уж, увольте! Риск – это та самая пряная нотка, без которой жизнь была ему не мила. А в последнее время, после того как он унаследовал баронское поместье кузена и оставил службу, именно этой «пряности» ему отчаянно недоставало. Именно поэтому он и затеял это безумие.

Они с Ноттоном стояли в тени могучего вяза, растущего в поместье графа Эрнескрофта, где вот-вот должны были начаться частные скачки на чистокровных лошадях. Знаменитая гнедая кобыла по имени Фэнси Фри, принадлежащая графу, выставлена была против вороной кобылы Дрессера, Картахены. Победитель получал все. Если побеждала Фэнси Фри, графу доставались обе лошади – приятное пополнение в его конюшнях, где и без того было много дивных животных. А если побеждала Картахена, то Дрессер получал в полное распоряжение двух отменных кобыл вместо одной, что дало бы ему возможность возродить табун, пришедший к этому времени в упадок. Ну а если Дрессер проигрывал, то терял все и возвращался на службу во флот.

Столь причудливые условия состязания заставили многих именитых конезаводчиков прибыть в усадьбу и примкнуть к местной публике. Тут были и герцоги Портленд и Бофор, и графы Рокингем, Хартхорн и Уэйвени.

Делая ставки, никто из них не надеялся на победу Картахены – но это было и к лучшему. Если Картахена победит, на вырученные деньги Дрессер вполне сможет отремонтировать конюшню, которая давно отчаянно в этом нуждается.

Вороная четырехлетка Картахена была новичком на скачках, однако одержала подряд две победы на недавних состязаниях, что несказанно изумило знатоков. После второго триумфа Карты лорд Эрнескрофт с насмешкой заявил Дрессеру, что Карта нипочем и никогда не победит его любимицу Фэнси Фри, доведись им встретиться на дорожке.

Брошенный вызов был более чем серьезен, но Дрессер и не искал легких путей. Девиз «Победа или смерть» всегда был ему по душе.

– Я высоко ценю успехи твоей Картахены, – попытался Ноттон отговорить его от безумной затеи, – однако в толк не возьму, отчего ты не желаешь ими удовлетвориться? Лошадь уже принесла тебе кругленькую сумму и принесет еще, будь уверен. К чему так рисковать? Ты можешь все потерять…

– Потому что одна Карта не поможет мне восстановить утраченное состояние семьи Дрессер, – ответил Дрессер и прибавил: – Что тебе уже, впрочем, известно.

– Ну, усадьбу ты со временем приведешь в порядок.

– На это ушло бы с десяток лет, не меньше.

– Чтобы разорить поместье, твоему кузену тоже потребовалось немалое время.

– Я не настолько терпелив.

– О, терпение не принадлежит к разряду твоих добродетелей.

Утомившись от бессмысленного спора, Дрессер огляделся, дабы убедиться, что никто не может их услышать.

Поблизости никого не было, однако Дрессер все равно понизил голос:

– Насколько мне стало известно, Эрнескрофт особенно дорожит своей Фэнси Фри. Она родилась в его конюшне, а имя ей дала одна из дочерей графа. И эта самая дочь тоже обожает кобылу. А когда граф слегка оправится после поражения на скачках, с ним можно будет завести переговоры.

– Ах вон оно что… Так ты затеваешь все ради денег? Ну, тогда это имеет некоторый смысл.

– Я затеваю все это ради будущего моей конюшни. Эрнескрофт может оставить себе Фэнси Фри, взамен отдав мне Гослинга-Гоу.

– Что-о-о? – воскликнул во весь голос Ноттон, привлекая к ним внимание, чего и опасался Дрессер. Впрочем, он тотчас вновь промолвил негромко: – А ведь вполне возможно, он на такое пойдет. У него два лучших жеребца, и один из них – Гослинг-Гоу-старший.

– И норовистый, словно дьявол! Я наводил справки. Но он приходится чересчур близкой родней большинству кобыл графа.

– Ты и это разузнал?

– Я привык тщательно прокладывать будущий курс.

– Черт тебя подери, – пробормотал Ноттон, – неудивительно, что ты прославился на флоте!

– Я в этом ничуть не превзошел моих товарищей, однако они стяжали себе славу вовсе не в качестве искусных лоцманов. Тут куда больше значения имеют отвага и банальное мужество.

Ноттона передернуло.

– Но почему просто не купить жеребца? Впрочем, такой дивный племенной жеребец вроде Гослинга-Гоу стоит целое состояние… Даже если Эрнескрофт готов был бы продать его, цена составила бы не менее восьмисот фунтов. Но ведь у тебя всего-навсего одна кобыла. Да отчего бы тебе просто не заплатить за случку?

– Ну нет. Скорее я сам бы взял денег за это. В моих конюшнях стоят целых три чистокровных жеребца – Сейди не удосужился их продать. От них, вполне возможно, получится жеребенок или даже двое. Покуда ни один из них не произвел достойного потомства – однако это все же лотерея. Порой от непритязательных на первый взгляд союзов рождаются великолепные экземпляры.

– Ну, это редкостное везение.

– Да вся наша жизнь – это редкостное везение, друг мой Том! По крайней мере для тех из нас, кто рожден сам строить свою жизнь.

– И отчего бы тебе не сообщить мне об этом заранее?

– А потому что ты – душа нараспашку, а Эрнескрофт наверняка учуял, откуда дует ветер.

– Но, сдается, ему все равно: ведь он уверен, что одержит победу.

Дрессер взглянул на графа, стоящего у самой беговой дорожки:

– Ну уж нет. Ему не выиграть.

– Откуда такая уверенность?

– А уверенным вообще ни в чем быть нельзя. Даже в том, что мы воротимся нынче домой живыми и невредимыми.

– Но послушай…

Впрочем, опечаленный Ноттон тотчас умолк, что дало Дрессеру шанс внимательно осмотреть перед стартом свою лошадь.

Карта была великолепна. Даже его кузен Сейди это понимал. Даже этот идиот, разоривший поместье ради великосветских развлечений в Лондоне, даже этот ценитель мод, расточивший отцовское наследство, распродавший отменных племенных коней, дабы расплатиться с долгами! Однако он все же сохранил Карту… сохранил Полуночную Ведьму (так она звалась прежде) в надежде, что со временем она победит на скачках и уйдет за отличную цену.

Карта была талисманом Сейди, но теперь принадлежала Дрессеру и была переименована в преддверии решающей схватки. Теперь их общий девиз: «Победа или смерть…»

– Ну вот, начинается, – сказал Ноттон, глядя, как жокеи садятся в седла.

Жокей Эрнескрофта был облачен в зеленое и желтое, жокей Дрессера щеголял в одеянии, расшитом черными и красными ромбами. Казалось, даже лошади прекрасно представляли, что поставлено на кон…

– Ох, вот ведь черт побери! – воскликнул вдруг Ноттон.

– Что такое? – Дрессер огляделся, словно в поисках непредвиденной угрозы.

– Да Скандальная графиня… Вон там, в мужской одежде…

Дрессер взглянул туда, куда указывал Ноттон, и заметил мужчину, который усиленно пытался прикрыть широкополой шляпой рыжие кудри смеющейся молодой женщины.

– Ты имеешь право протестовать, – сказал Ноттон. – Она вполне может сглазить твой успех!

– Я в сглаз не верю! – И Дрессер сосредоточил свое внимание на вещах куда более важных. Черт подери, Карта начинала всерьез нервничать – переступать тонкими ногами и вскидывать голову. Может быть, ей не нравятся рыжие волосы?

– Мейберри был убит на дуэли из-за ее развратных замашек.

– Чьих замашек?

– Я про леди Мейберри, Скандальную графиню…

– Она спланировала эту дуэль со смертоубийством заранее? – вяло поинтересовался Дрессер.

– О нет! Ну… по крайней мере мне так не кажется… Тем не менее в результате ее супруг мертв, Ванс, его противник, сбежал из страны. Однако же она вновь весела, словно майский мотылек! А ведь Мейберри был славным парнем.

– Ну, если этот славный парень позволял женушке творить всякие безобразия, то он был вдвойне хорош, когда отважился драться со своим оскорбителем!

– Черт тебя побери, Дрессер!

– Мне нет никакого дела ни до леди Мейберри, ни до ее любовников. Ну-ну, успокойся, Карта, успокойся! Если она и дальше станет так танцевать, то выдохнется еще до старта.

– Да, что-то она чересчур возбуждена.

– А что в этом дурного?

– Она воистину красавица!

– А разве нет?

– Но с ней нелегко поладить.

– Они с Джонноксом, моим жокеем, прекрасно ладят.

– Чего-о? О чем это ты? Черт подери тебя, Дрессер: я говорю о Джорджии Мейберри!

– Идите вы оба к черту – и ты, и Джорджия Мейберри! Скачки вот-вот начнутся…

Лошадям предстояло сделать восемь кругов, что составляло ровно две мили. Да пропади пропадом все шлюхи на свете: сейчас настает его звездный час! Кобыла нервно переступала ногами и, похоже, норовила сбросить Джоннокса с седла. И хоть жокей натянул узду, принуждая лошадь к послушанию, знатоки сокрушенно качали головами.

Дрессер взглянул на распорядителя скачек. Это был сэр Чарлз Банбури, только что беседовавший с Эрнескрофтом. Казалось, он почувствовал, что на него смотрят, и взмахнул флажком.

– Началось, – пробормотал Ноттон.

На самом старте Карта занервничала, и Фэнси Фри тотчас вырвалась вперед, стремительно миновав дуб – как раз там, где дорожка делала крутой поворот. Дрессер, выхватив свою верную подзорную трубу, следил, как Карта сокращает расстояние, отделявшее ее от соперницы.

– Ну, ничего страшного, – пробормотал он себе под нос.

Вся скачка потеряла бы смысл, если бы соперницы не стоили друг друга. Чего уж там, они были друг другу ровней! Однако у кобылы Эрнескрофта было преимущество: она была двумя годами старше Карты и вот уже два года блистала на скачках.

Однако Карта молода и горяча. Всем было ясно: она сделает все от нее зависящее, чтобы победить, а большего нельзя было и требовать.

Когда лошади пошли на второй круг, зрители повскакали с мест и оглушительно заорали – Дрессеру вспомнились вдруг залпы корабельных орудий… но вдруг он осознал, что и сам кричит во все горло:

– Карта, давай, давай, давай!

Когда лошади пронеслись мимо него, он увидел: Карта все еще полна нерастраченных сил. Она даже вырвалась вперед, словно дразня зрителей, однако Фэнси Фри тотчас же обошла соперницу. На очередном круге Карта явно проигрывала…

«Как будет, так и будет, и ничего страшного, ровным счетом ничего страшного», – решил Дрессер. В груди у него стучало сердце, глотка охрипла от криков. Между потрясающей победой и сокрушительным поражением лежал один-единственный миг длиной в единый вдох.

И вот он уже окончательно охрип – впрочем, все остальные зрители, кажется, тоже. Но они все еще пытались кричать, подбадривая лошадь, на которую поставили, однако по большому счету приветствуя обеих соперниц: великолепных, горячих и невыразимо прекрасных.

Со стороны трибун донесся оглушительный визг, на мгновение отвлекший Дрессера от созерцания скачки. Это визжала та самая скандальная женщина – она размахивала широкополой шляпой, ее рыжие кудри растрепались и огнем горели в лучах солнца… а ее спутник безуспешно пытался вновь водрузить шляпу ей на голову. Женщина лишь смеялась над его беспомощными усилиями.

Дрессер мысленно посочувствовал мужчине, который вознамерится сладить с эдакой стервой, но внимание его тотчас переключилось на лошадей. Еще поворот – и вот Карта и Фэнси Фри, раздувая ноздри и вытянув шеи, устремились к финишу. Сначала верховодила Фэнси, потом Карта… и вот вновь Фэнси…

Дрессер онемел – кричать он был просто не в состоянии и лишь безмолвно молил: «Ну же, ну же, еще чуть-чуть, еще немного, моя любовь, еще…»

– Да!

Он швырнул шляпу в воздух, совершенно не заботясь, где она упадет.

– Клянусь Господом, она сделала это! Она была впереди на полголовы… и даже больше, чем на полголовы!

Ноттон прыгал, словно дитя, с идиотской ухмылкой, придерживая шляпу.

Дрессер стремглав бросился к Карте, дабы воздать ей по заслугам – ей-богу, он чувствовал себя так, словно одержал потрясающую победу в яростном морском сражении!

Прежде всего он приветствовал утомленного жокея – а его самого в это время хлопали по спине, – машинально пожимал бесчисленные руки, и это были руки не только тех, кто поставил на Карту. Зрители просто радовались блистательной гонке и поздравляли отважного победителя.

Кто-то сунул ему в руки стакан с вином, и Дрессер произнес тост в честь обеих лошадей и их наездников. Потом он передал кубок Джонноксу и заставил того пригубить. Потом вновь поднял тост за Карту. Та же, словно почуяв минуту своей славы, вела себя как истинная леди: замирала в красивых позах, походя на статую из черного мрамора и срывая аплодисменты.

– Ах ты, красавица моя, ведьминское ты отродье!

Дрессер все еще улыбался, хотя знал, как улыбка искажает шрам на его лице. На правой стороне лица у него был давний ожог, заставлявший трепетать нежные женские сердца – в особенности когда он улыбался. Зная это, Дрессер старался не пугать новых знакомых и сдерживал улыбку, однако сейчас ему было плевать решительно на все! Он улыбался, он смеялся от счастья! Это был момент его триумфа!

Он осушил очередной стакан, однако тотчас переключился с безумного ликования на оценку выигранного приза. А если точнее, его возможной стоимости.

Конюхи Фэнси Фри встретили его с каменными лицами. Они вовсе не хотели расставаться с изумительной кобылой, а то, что ей предстояло переехать в обветшалые конюшни Дрессера, лишь усугубляло их печаль. А уж Дрессер заранее позаботился о том, чтобы и слуги, и граф Эрнескрофт были осведомлены обо всех деталях.

Да и кобыла выглядела понурой, словно зная об уготованной ей судьбе. Дрессер жалел, что не может шепнуть ей на ушко слова утешения, успокоить и объяснить, что ей не придется покидать своих роскошных конюшен, ибо у него на уме были иные планы.

Дрессер отвесил поклон дородному седовласому графу. Если Эрнескрофт и переживал свое поражение, то весьма успешно держал себя в руках. Он далек был от того, чтобы изображать веселье, однако искренне поздравил победителя.

– Блестящая скачка, Дрессер, и блестящая лошадь! Просто потрясающая! И я искренне сожалею, что она не стала моей.

– Обе они бежали отменно, Эрнескрофт. Позвольте заверить вас: с Фэнси Фри будут обходиться по-королевски в моих конюшнях. Правда, конюшни мои не чета вашим, однако все необходимое там есть.

Полное лицо графа исказила гримаса страдания:

– Может быть, пока она останется в обществе знакомых ей конюхов? Ну… день или два, в преддверии переезда?

– Вне сомнений! В случае проигрыша я просил бы о том же для Картахены.

– Добро, добро… Не выпить ли нам по стаканчику вина за вашу победу – в моем доме, а? Мы могли бы обсудить все детали.

– Это честь для меня, Эрнескрофт, – склонил голову Дрессер. – Но сначала я проверю, как там моя Картахена.

– Прикажите доставить ее в мою конюшню. И она, и жокей, и ваши конюхи ни в чем не будут нуждаться.

Всю свиту победительницы составляли Джоннокс да еще тринадцатилетний парень-конюх, которым явно сделалось бы не по себе в графском поместье…

– Благодарю, милорд, однако, полагаю, моим людям будет куда покойнее в таверне по соседству.

И все же Дрессер явно был заинтригован: возможно, Эрнескрофт уже размышляет в нужном ему направлении.

Карта же вовсю кокетничала: демонстрировала перед восхищенными зрителями истинно великосветские манеры, переступала тонкими ногами и даже слегка пританцовывала, намекая, что готова вновь пуститься вскачь.

– Ах ты, шалунья! – Дрессер погладил лошадь по носу. – Ты моя великолепная, прекрасная шалунья… – И, склонившись к самому уху кобылы, шепнул: – И я намерен добыть тебе в награду отменного жеребца. – Отослав кобылу и свиту в конюшню, он сообщил Ноттону: – Я приглашен на бокал вина в дом проигравшего.

– Весьма мило с его стороны.

– Впрочем, я этого и ожидал. – Дрессер отвел Ноттона в сторону от толпы. – Подозреваю, он уже ищет выход из положения – выгодного для меня. Так что все покуда идет по плану.

– Но вы же не могли быть уверены, что выиграете, – недоверчиво возразил Ноттон.

– Фортуна весьма капризная особа. Мне довелось выжить, когда смерть косила людей по обе стороны от меня, а ведь они ровным счетом ничем не согрешили. Я видел, как внезапно меняется ветер, даруя победу одной из сторон. Кто-то кричит – мол, Господь на их стороне! Однако с чего бы Господу принимать чью-либо сторону? Никто из противников не прав и не виноват, а войны ведутся обычно ради денег и земель, которые кто-то благополучно приберет к рукам.

– О-о-о, вот ведь…

Дрессер уже сожалел, что расстроил друга.

– Я же всего-навсего надеюсь прибрать к рукам отменного жеребца.

– Ох, мне бы твои стальные нервы…

– Они вовсе тебе не надобны. У тебя есть все, чего только можно желать. И поэтому нет нужды рисковать, чтобы достичь большего.

– Признаю твою правоту, друг мой, – улыбнулся Ноттон. – Однако порой мне кажется, что жизнь моя скучновата.

– Возноси Господу молитвы ежечасно и не ропщи! Надеюсь когда-нибудь зажить такой же жизнью.

– Так ты намерен жениться? – изумленно спросил Ноттон.

Дрессер имел в виду жизнь в целом, однако подумал вдруг, что домашний уют лишь выиграет от присутствия уютной и домовитой жены. Когда-нибудь…

– Ну… сейчас у меня слишком много забот: предстоит отстроить усадьбу, привести в порядок финансы, отремонтировать конюшни. Лишних проблем мне не потянуть.

– Но ведь жена может стать прекрасной помощницей, особенно в том, что касается дома. Дом – это ее королевство.

– Во всяком случае, точно не мое. Отлично. Если встретите леди с тихим нравом, домовитую и экономную да с недурным приданым – дайте мне знать. И еще: ее не должно испугать мое лицо…

Ноттон что-то залопотал, и Дрессер вновь ощутил укол совести: он снова расстроил приятеля. Странная между ними была дружба, однако он искренне любил Тома Ноттона и высоко ценил возможность войти в его уютный мирок. Он хлопнул друга по спине:

– Итак, я отправляюсь на встречу с моей судьбой! Пожелай мне удачи. Я все расскажу тебе попозже, за обедом в таверне.