Читать книгу Код доверия. Искусство налаживать полезные связи с новыми людьми - Джо Киохейн - Страница 5

Мне никогда не объяснить ценность семинара по общению с незнакомцами, не познакомив с новейшими психологическими исследованиями, которые показывают, что происходит, когда мы разговариваем с другими людьми. За последние полтора десятилетия психологи установили, что общение с незнакомцами делает нас счастливыми, укрепляет нашу связь с местом жительства, развивает ментальные способности, улучшает здоровье, учит доверять и с оптимизмом смотреть в будущее. В этой главе мы встретимся с психологами и обсудим результаты их исследований. Такова основа всего, что мы с вами узнаем за время, проведенное в обществе друг друга. Но сначала я хочу познакомить вас с человеком, который живет в соответствии с открытиями психологов. Ее зовут Ника, она медсестра в Лас-Вегасе. Общение с незнакомцами изменило ее жизнь.

Ника выросла в небольшом приморском городке в округе Санта-Крус в Калифорнии. Отец ее был человеком непостоянным, а мать сильно страдала и перекладывала свои травмы на дочь. Ника росла запуганным ребенком.

– Мой детский мозг был запрограммирован на страх перед всеми, потому что все злые и могут причинить мне вред, – рассказала мне Ника. – Я думала, что бояться всего – это совершенно естественно.

Так и было. В детстве Ника старалась держаться подальше от людей.

– Это было безопасно. У меня было множество книг, собака, кошки и разнообразные грызуны. Я больше ни в чем и не нуждалась. Рядом с теми, кто знал меня лучше всех, я чувствовала себя в безопасности. Кто же это? Это мои животные – я знала, что они меня никогда не обидят.

Юность Ники была сложной. Она выросла в семье шотландца и египетской еврейки. Густые, непокорные волосы и огромные прыщи стали ее проклятием в школах, где учились девушки с лилейно-белой кожей.

– Меня постоянно мучили.

Но в положении изгоя были и свои плюсы. Ника заводила дружбу с теми, кто выглядел иначе или происходил из иной среды. Если в классе появлялся новый чернокожий или испаноязычный ученик, они инстинктивно держались вместе.

– Помню, как познакомилась с девочкой из Франции. Ее перевели в нашу начальную школу, и мы сразу же подружились – ведь мы обе были так одиноки.

Дружба выросла из общей отчужденности.

Нику всю жизнь учили бояться незнакомцев. В первую очередь это делала мать, но и сама страна, где фраза «незнакомцы опасны» буквально татуируется на лбах новорожденных. Однако Ника общалась с этими чужаками и понимала, что в них нет ничего опасного или страшного. Они несли ощущение комфорта и общности. Они расширяли ее мир. Общение с ними делало жизнь Ники лучше.

– В детстве я познакомилась со множеством невероятных людей. Так у меня появилась странная мысль: «Мне хорошо с незнакомцами, но так не должно быть».

Свой опыт Ника называет «терапией „Грейхаунд“» – она придумала этот прием, уже став взрослой, чтобы справиться со страхом перед незнакомцами и утвердить свое место в мире[7]. Истоки такой «терапии» лежали в детстве Ники. Ее семья никогда не путешествовала – это было слишком страшно. И, как это часто бывает, подобное отсутствие мобильности породило в девушке острейшее желание выбраться из этого города.

– Каким-то образом я поняла, что хочу уехать.

Опыт знакомства с новыми, необычными людьми развил в ней интерес к миру за сковывающими, параноидальными границами детства, и ей хотелось оказаться в этом мире. «Бог сотворил огромную Землю и населил ее невероятным множеством людей, – думала она. – И я должна с ними познакомиться».

Она так и поступила. В семнадцать лет ей представилась возможность на десять дней вместе с классом отправиться в Европу, и это путешествие потрясло ее.

– Тогда со мной начали общаться разные люди. Когда европейцы узнают, что ты – американка… Господи, тогда я познакомилась с массой прекрасных людей!

Этот опыт вселил в нее уверенность.

– Если европейцы заговаривали со мной, то, может быть, я не так уж и плоха? Может быть, я и не умру, если сама стану общаться с ними?

В восемнадцать Ника совершила первую самостоятельную поездку. Она поехала в Юрику, штат Калифорния, просто потому, что ей понравилось название. Она переночевала в отеле и вернулась домой. Поездка была короткой, но стала очередным вкладом в банк ее уверенности. Ника стала чаще ездить и общаться с разными людьми. Это взаимодействие вызывало у нее тревогу. Она боялась и ожидала худшего, но все складывалось прекрасно.

– Тогда я стала сознательно расширять свои горизонты и общаться с незнакомыми людьми.

Так началась «терапия „Грейхаунд“». Прием был очень прост: нужно заговорить со своим соседом в автобусе дальнего сообщения. Но Ника не ограничивалась автобусами, она старалась общаться с людьми повсюду – в ресторане, на автобусной остановке, в магазине.

Но жизнь не стала проще. В двадцать один год Ника окончила школу медсестер, через несколько лет у нее сложились серьезные отношения с мужчиной. Они оба любили машины и дальние поездки – вкус к этому Ники привил отец, водитель грузовика. С отцом можно было серьезно разговаривать только о машинах. Ника вышла замуж, но ее партнер оказался склонным к изменам и насилию. Брак не продлился и года – Ника оказалась в больнице с выбитым зубом и швами на лице.

Затем она познакомилась с мужчиной из Нью-Йорка и переехала к нему.

– Он был коренным ньюйоркцем, совершенно несносным и моей полной противоположностью.

Работал он поваром в университете, поэтому у него было много свободного времени. Он тоже любил путешествия. Они вместе отправились на Аляску, потом доехали до Мексики и вернулись в Нью-Йорк. И все это время они общались с разными людьми. Они прожили четыре года, но работа на кухне взяла свое. Партнер Ники пристрастился к кокаину, стал сильно пить – и совершенно изменился. Ника знала, чем это грозит, и ушла от него. Со временем он стал настоящим наркоманом и алкоголиком, но она была благодарна ему за все хорошее.

Какое-то время Ника жила одна, снимала квартиру в очень странном месте. И она была одинока.

– Это было удивительно – ведь я никогда не думала, что могу быть одинокой. Я же интроверт! В этот период я особенно пристрастилась к «терапии „Грейхаунд“». Мне нужно было общаться с людьми, чтобы преодолеть чувство одиночества.

– И это сработало? – спросил я.

– Ну конечно же! Я возвращалась домой с поразительными историями – конечно, мне не с кем было ими поделиться, но они оставались моими. Я испытывала себя. Чем больше я общалась с людьми, тем сильнее становилась моя уверенность в себе.

Это изменило ее жизнь. Ника добилась успеха в сестринском деле. Она умела находить общий язык с любыми пациентами. Со временем она вышла замуж за доброго и общительного человека и переехала в Лас-Вегас, где ей очень нравилось. Она продолжила путешествовать. Оказавшись в пути в одиночестве, она вспоминает о «терапии „Грейхаунд“». Она спокойно заговаривает с соседями в автобусах, с теми, кто в одиночестве сидит за столиком или в баре. Если у ее собеседников наушники или они дают понять, что им неинтересно, она оставляет их в покое. Но если они проявляют интерес, Ника представляется и завязывает разговор. Она вовсе не легкомысленна и не наивна. Она не заговаривает с незнакомыми людьми в темных переулках незнакомого города. Сложное детство сделало ее осторожной. Она отлично понимает людей и ситуации, и это помогает избежать неприятностей. Но разговоры приносят ей радость – и каждый раз она убеждается, что люди вовсе не желают ей зла.

– В моей жизни были испытания, – говорит Ника.

Но эти испытания и незнакомцы, к которым она обращалась за помощью, желая убедиться, что в мире есть добро, сделали ей бесценный подарок.

– Никогда не следует недооценивать значимости даже мельчайших позитивных моментов общения, – говорит Ника.

В чем же заключается эта значимость? В психологии то, о чем говорит Ника, называется минимальными социальными контактами. Канадский психолог Джиллиан Сандстром открыла для себя эту благодать лет десять назад. Но у нее это было связано с киоском, торгующим хот-догами. Там она сделала ряд открытий, касающихся общения с незнакомцами, которые сделали ее настоящей звездой в области социальных наук. Сегодня она работает в Университете Эссекса, северо-восточнее Лондона.

Сорокавосьмилетняя Сандстром выросла в Канаде в семье учителей. Родители ее были настоящими экстравертами.

– Мой отец – настоящий король общения с незнакомцами. Его хлебом не корми, дай только с кем-нибудь поговорить.

Мать тоже любила общаться с незнакомцами, хотя ее обычно тянуло к тем, кто казался одиноким или исключенным из жизни социума. Она старалась помочь таким людям – взрослым или детям. Сама Джиллиан всегда считала себя интровертом, но однажды она кое-что поняла. Она заметила, что, идя по улице, всегда смотрит вниз. Стоило ей встретиться взглядом с кем-либо, она тут же опускала глаза.

– Я подумала, что это очень глупо. И тогда я стала смотреть перед собой и встречаться взглядом с прохожими. Это стало первым шагом на пути общения с незнакомцами. Я просто постаралась избавиться от этой вредной привычки.

И со временем Джиллиан поняла, что визуальный контакт с другими людьми – это не странно, а очень приятно. Да и прохожие были не против, хотя подобное поведение было необычным. В Торонто люди дважды говорили ей в метро, что она, наверное, не местная. Когда она спрашивала, почему они так решили, ей отвечали, что она смотрит на людей.

– «Как это печально», – думала я. Я никогда не замечала, что люди действительно смотрят в потолок или в пол, но не друг на друга.

Очень скоро Джиллиан стала не просто смотреть на окружающих, но и разговаривать с ними. Она поразилась, как это легко и весело.

– Мой отец всегда так делал!

Джиллиан вспомнила один разговор в метро. Женщина держала на коленях коробку с очень красивыми кексами, и Джиллиан решила спросить ее о них. Они разговорились.

– Не помню, как разговор зашел об этом, но та женщина рассказала, что на страусах можно ездить верхом! Я была покорена. Это была такая восхитительная беседа! Мне захотелось делать это снова и снова – и я стала разговаривать с людьми гораздо чаще.

Так она открыла для себя совершенно новую карьеру.

Следующее открытие произошло в 2007 году, когда Джиллиан готовилась к защите магистерского диплома в Университете Райерсона в Торонто. Учиться было нелегко. Она часто ощущала себя мошенницей (распространенное чувство на старших курсах, да и в жизни в целом). У нее было немало времени на размышления в дороге. Лаборатория располагалась в одном здании, кабинет руководителя – в другом, и расстояние между ними было немалым. Каждый день Джиллиан проходила мимо женщины, продающей хот-доги. Однажды она улыбнулась и помахала ей, а та помахала в ответ. Джиллиан воодушевилась – и это стало частью ежедневной рутины.

– Каждый раз, проходя мимо, я смотрела на нее, пытаясь установить какой-то контакт. Я поняла, что лучше себя чувствую, когда вижу ту женщину и она приветствует меня. Я ощущала свою принадлежность к определенному кругу общения, как бы абсурдно это ни казалось. Это чувство возникало, потому что женщина, продающая хот-доги, знала, кто я такая.

Джиллиан начала задумываться, что происходит: почему ей так приятны эти случайные контакты. Вместе со своим руководителем, известным психологом Элизабет Данн из Университета Британской Колумбии, специалистом по счастью, Джиллиан провела эксперимент. Они предложили группе взрослых людей заговорить с бариста в местной кофейне за утренним кофе. Просьба была необычной. Люди – особенно, хотя и не исключительно, в городах – обычно воспринимают бариста как бесчувственный обслуживающий модуль, а не как человека. И они лишают себя того, что потенциально может оказаться очень полезным. «Может быть, мы лишаем себя тайного источника чувства принадлежности к определенной общности и счастья?» – задумались психологи.

Такая идея была и остается довольно новой в психологии. Многие исследователи обнаружили, что очень важный фактор счастья и благополучия – качество социальных отношений человека. Люди, состоящие в хороших отношениях, отличаются более здоровым разумом и телом. Те же, кто этого лишен, чаще страдают психическими и сердечно-сосудистыми заболеваниями. Очень просто. Но эти исследователи обычно ограничивались единственными близкими отношениями: семьей, друзьями, коллегами. Сандстром и Данн решили проверить, полезны ли для нас контакты с незнакомцами. Нет, конечно, они не заменяют близкие отношения, но дополняют их, создавая более сбалансированную социальную «диету».

Сандстром и Данн пригласили шестьдесят взрослых – тридцать мужчин и тридцать женщин разного возраста – посетителей кофейни Starbucks в оживленном торговом районе. Половине участников предложили пообщаться с бариста – «улыбаться, устанавливать визуальный контакт, немного разговаривать». Другой половине следовало сделать процесс покупки максимально эффективным, то есть быстрым. А затем психологи опросили участников эксперимента. Изначальная гипотеза оказалась правильной. Те, кто разговаривал с бариста, ощутили чувство принадлежности к социуму, их настроение улучшилось, а посещение кофейни показалось более приятным. В статье 2013 года Сандстром и Данн писали: «Когда вам в следующий раз понадобится подзарядка батареек, попробуйте пообщаться с бариста в кофейне, словно он – ваш знакомый, а не совершенно посторонний человек. Так вы откроете неизвестный, но легко доступный источник счастья».

Примерно в то же время Сандстром и Данн провели новое исследование, которое объяснило, почему улыбка женщины, продающей хот-доги, вызывала у Джиллиан ощущение принадлежности к какой-то общности. Исследователи давно установили, что люди чувствуют себя более счастливыми в те дни, когда больше общаются. Но никто не изучал контакты «слабых уз» – с малознакомыми людьми, которых мы не считаем друзьями. Чтобы выяснить, как общение с такими людьми влияет на уровень счастья и принадлежности к какому-либо кругу, Сандстром и Данн раздали пятидесяти восьми студентам красные и черные кликеры. В эксперименте участвовали пятнадцать мужчин и сорок три женщины. Участники должны были нажимать красную кнопку при общении с друзьями или родственниками – «крепкие узы» – и черную при общении с незнакомыми и малознакомыми людьми – «слабые узы». В конце каждого дня психологи подсчитывали количество контактов и задавали участникам вопросы, ощущали ли они социальную связь или одиночество, чувствовали ли социальную поддержку и переживали ли чувство общности. Оказалось, что самыми счастливыми были те, у кого было больше общения с «крепкими узами». Эти люди чувствовали принадлежность к своей общине. И это неудивительно. Удивительно было то, что люди, имевшие больше контактов со «слабыми узами» (например, с продавщицей хот-догов), оказались счастливее тех, у кого таких контактов было меньше. Они ощущали чувство принадлежности к социуму. Более того, в те дни, когда контактов «слабых уз» было больше, люди оказывались счастливее, чем в те дни, когда таких контактов было меньше.

Впрочем, это были студенты, то есть выборку нельзя было считать достаточно репрезентативной. И тогда Сандстром и Данн повторили опыт, пригласив сорок одного человека из разных кругов общества – тридцать женщин и одиннадцать мужчин старше двадцати пяти лет. Результаты оказались такими же. Психологи выяснили, что контакты со «слабыми узами» были еще более эффективными в те дни, когда у участников было меньше контактов в целом. Очень важное открытие в эпоху одиночества. Контакты со «слабыми узами» в дни одиночества оказывали благотворное действие – как пища для голодного или вода для жаждущего.

Не только Сандстром стала анализировать новую жилу. В 2013 году психолог Чикагского университета Николас Эпли и его тогдашняя студентка Джулиана Шредер задались вопросом, почему ультрасоциальные виды, подобные Homo sapiens, так часто воздерживаются от общения с незнакомцами. К этой мысли их подтолкнула полная тишина в заполненном людьми вагоне метро. «Удивительно, что в поездах, автобусах, самолетах, залах ожидания посторонние люди сидят буквально в миллиметрах друг от друга, не обращая друг на друга никакого внимания, – писали они. – Для вида, который настолько заинтересован в общении, предпочтение изоляции даже в явной близости поразительно. Почему такие социальные животные, как люди, в определенных ситуациях ведут себя абсолютно асоциально?» Эпли и Шредер предположили, что люди не разговаривают с незнакомцами, потому что общение кажется им менее приятным, чем одиночество. Они провели ряд экспериментов. Участникам предлагали общаться с посторонними людьми в общественном транспорте, такси и приемных. В первом опыте участвовали 97 человек в среднем возрасте 49 лет (61 процент участников – женщины). Участников разделили на три группы. Первая получила такую инструкцию: «Пожалуйста, сегодня поговорите с незнакомым человеком в электричке. Постарайтесь установить связь. Узнайте что-нибудь интересное об этом человеке и расскажите ему о себе. Чем дольше будет разговор, тем лучше». Второй группе следовало вести себя иначе: «Сегодня держитесь обособленно и наслаждайтесь одиночеством в электричке. Используйте это время, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Ваша цель – сосредоточиться на себе и предстоящем дне». Третья группа должна была ехать так, как обычно. А после все участники должны были ответить на ряд вопросов, касающихся их характера и впечатлений от поездки.

Как и ожидали психологи, поездка оказалась более позитивной и приятной у тех, кто общался со спутниками. В среднем разговоры длились 14,2 минуты, и у человека складывалось позитивное впечатление о собеседниках. Никто не отметил возникновения негативных чувств, а позитивные отмечали все, вне зависимости от характера. И экстраверты, и интроверты остались очень довольны.

Итак, если общение с незнакомцами в пути так приятно, почему же люди этого не делают? Чтобы ответить на этот вопрос, Эпли и Шредер опросили 66 пассажиров электрички (66 процентов – женщины, средний возраст 44 года). Им предложили представить свои чувства, если бы они участвовали в ранее описанном эксперименте, причем во всех трех его вариантах: если бы они разговаривали со спутниками, оставались в одиночестве или вели себя как обычно. Если в реальном опыте те, кто разговаривал со спутниками, оценивали поездку как более приятную, то те, кто это всего лишь представлял, считали, что поездка станет гораздо хуже.

Тот же эксперимент Эпли и Шредер повторили в чикагских автобусах – на сей раз средний возраст участников составлял 27 лет и 49 процентов из них были женщины. Результаты оказались аналогичными. Люди полагали, что общение с незнакомцами сделает их опыт негативным, хотя те, кто действительно на такое решался, отмечали исключительно позитивные результаты. Те же данные были получены и в такси. Те, кто разговаривал с водителями, оценили поездку выше, чем те, кто молчал.

Затем психологи повторили предыдущие эксперименты, но на этот раз они пытались понять, не является ли главным препятствием к общению страх перед отказом. Так и оказалось.

Участники считали, что им самим хочется общаться с незнакомцами гораздо сильнее, чем этим самым незнакомцам. По ожиданиям откликнуться на предложение общения должны были менее 47 процентов. Им казалось, что начать разговор будет трудно. Но это не так – все оказалось проще, чем они ожидали. Люди с интересом откликались на разговор, и отказа не получил ни один. «Люди считают, что общение с незнакомцами подвергает их серьезному риску социального отказа, – писали Эпли и Шредер. – Насколько нам удалось выяснить, такого риска вовсе не существует».

Полагаю, сейчас многие скептики думают точно так же, как и я, когда впервые узнал об этих опытах. Да, конечно, общаться с незнакомцами приятно – если говорите вы сами. А что чувствует собеседник? Ему это приятно? Ведь каждому из нас доводилось оказываться в замкнутом пространстве с чрезмерно разговорчивым человеком, совершенно невосприимчивым к социальным сигналам нежелания общения.

Чтобы проверить, обе ли стороны получают удовольствие от общения, Эпли и Шредер провели еще один эксперимент – на сей раз в лаборатории, напоминающей приемную. Участникам были поручены задания, не связанные с темой эксперимента. Психологи хотели, чтобы испытуемые не знали об их реальных целях. Но между заданиями участники имели возможность десять минут отдохнуть в приемной.

Некоторым предложили общаться с другими людьми, другим велели ни с кем не общаться, а третьим – вести себя как обычно. Те, кто общались – и инициаторы беседы, и их собеседники, – отмечали более позитивные чувства, чем молчуны. Это происходило во всех случаях – и когда общение происходило по инструкции, и когда люди общались по собственному желанию. И результат не зависел от характера человека.

И, наконец, если кто-то решит, что эти результаты объясняются природным дружелюбием жителей Среднего Запада, в 2019 году по предложению ВВС Эпли и Шредер повторили эксперимент в Лондоне. Ожидания лондонцев оказались еще ниже, чем у американцев, но результаты оказались аналогичными. «Участники полагали, что с ними захочет разговаривать лишь около 40 процентов спутников, – писали психологи. – Но все участники эксперимента, которые реально пытались заговорить с незнакомцами, обнаруживали, что собеседники с удовольствием включаются в процесс общения».

Джулиана Шредер показала мне результаты, полученные ею и Николасом Эпли. «Удивительный результат! – заявил один из участников. – Всю жизнь живу в Лондоне и никогда не заговаривал с незнакомцами в общественном транспорте. Но во время пересадки рядом со мной села приятная пара. Я спросил, когда следующий поезд, и мы разговаривали десять минут, пока не пришел их поезд». «Это было прекрасно! – отметил другой участник. – Мне очень понравилась беседа. Я понял, что мне следует больше общаться с незнакомцами».

Результаты исследований вдохновляют – разговаривать с окружающими гораздо легче и приятнее, чем нам кажется. Но выводы психологов настораживают. Они пишут: «Вполне возможно, что даже в ситуациях, где социальное взаимодействие не требуется и не является нормой… общение с незнакомцем может оказаться более приятным, чем одиночество. И это показывает… глубокое непонимание характера социальных взаимодействий: представители общительных видов могут игнорировать других людей, потому что считают, что общение с незнакомцем окажется более негативным, чем пребывание в одиночестве… Возможно, люди и социальные животные, но они не всегда социальны в той мере, что необходима для их благополучия. На перенаселенной планете непонимание плюсов социального общения может стать серьезной проблемой».

Участники этих экспериментов думали, что общение с незнакомцами окажется неприятным – люди не захотят разговаривать. Но все оказалось не так, и это порождало в участниках позитивные чувства.

После такого общения люди чувствовали себя счастливее и ощущали свою принадлежность к определенной общности. Так почему же люди не разговаривают друг с другом в метро? Эпли и Шредер считают, что это происходит не потому, что все предпочитают молчание. Просто всем кажется, что никто разговаривать не хочет, а если они попытаются заговорить, то подвергнутся осуждению. В психологии это состояние называется плюралистическим неведением, то есть все неправильно представляют себе всех.

Но здесь в игру вступает и другая сила. Участники исследований ожидали отказа. Но, судя по их реакциям, сами они ничего не ждали от общения. Вот почему они были так приятно удивлены. Почему? Почему нам удивительно, что случайный незнакомец может оказаться человеком общительным, серьезным и интересным? Потому что мы не рассчитываем, что он окажется человеком.

Шредер рассказывала мне, что эксперименты в метро подтолкнули ее к мысли о том, что «пребывание в окружении людей и сознательный отказ от общения – это дегуманизирующее поведение». Проще говоря, я перестаю быть человеком, потому что отказываюсь от возможности быть социальным существом, хотя общительность заложена в человеческой природе. Своим поведением я дегуманизирую окружающих: отказываясь общаться с ними, я не могу представить себе их человечность в полном ее объеме. «В больших городах возникает удивительный феномен: люди относятся друг к другу как к препятствиям», – говорит Шредер. Мы попадаем в порочный круг: горожане считают незнакомцев объектами и не общаются с ними; а раз мы с ними не общаемся, нам и в голову не приходит, что они на самом деле люди. Разумом мы понимаем, что они, конечно же, люди, но часто ведем себя так, словно не осознаем этого[8].

Эту проблему Эпли и психолог Адам Вайц в 2010 году назвали проблемой менее сложных умов. И это очень важно. Концепция исследователей заключается в следующем: поскольку мы не понимаем, что происходит в головах других людей, у нас возникает «универсальная склонность предполагать, что их умы менее сложны и более поверхностны, чем наш собственный». А это означает, что мы хронически недооцениваем интеллект незнакомцев, их силу воли и способность испытывать человеческие эмоции, такие как гордость, смущение и стыд. Похоже, именно поэтому мы считаем, что общение с незнакомцами не сложится – мы подсознательно считаем, что им нечего нам предложить[9]. В книге историка Дорис Кернс Гудвин «Лидерство в непростые времена», посвященной Теодору Рузвельту, есть фрагмент, который отлично отражает эту динамику:

«Неделя за неделей Теодор посещал Мортон-Холл. Он отдыхал в обществе самых простых иммигрантов из Ирландии и Германии, общался с мясниками, плотниками и кучерами, пил с ними пиво, курил сигары, слушал их истории, играл в карты и наслаждался живой, сугубо мужской атмосферой.

Позже он рассказывал: „Я бывал там довольно часто, и люди привыкли ко мне, а я смог с ними познакомиться. Мы начали говорить на одном языке, и каждый стал жить в разуме друг друга. Нам удалось преодолеть то, что Брет Гарт [американский писатель XIX века] называл „ущербностью чужака“».

Проблема менее сложных умов присутствует у каждого, но особенно сильно она проявляется, когда незнакомцы из иного сообщества: если они члены группы-изгоя, то есть принадлежат к иной расе, национальности или партии[10]. Исследования показали, что мы не считаем членов групп-изгоев такими же, как мы. Мы не считаем их способными на глубокие мысли и чувства и на сходный с нашим самоконтроль. Майкл Воль, психолог из Университета Карлтона, обнаружил, что извинения от вымышленной группы афганских солдат за случайную перестрелку не возымели действия, потому что канадские участники эксперимента не поверили, что афганцы способны на искреннее осознание своей вины[11]. Проблема менее сложных умов часто проявляется неявно, но история дает нам множество примеров того, как она разрастается до чудовищных размеров. (К этому мы вернемся позже.)

Совершенно понятно, что идти по жизни, думая, что другие люди – вовсе не люди, не лучший выход, особенно если мы хотим добиться успеха в великом эксперименте, каким является человеческая цивилизация. Так что же нам делать с проблемой менее сложных умов? Шредер объясняет: «Поскольку нам свойственно постоянно оставаться внутри собственных представлений, чтобы преодолеть эту привычку, нужно сознательно начать общаться с другим человеком – в том числе и посредством речи. Именно для этого нам была дана речь – язык развивался именно для социальной цели, чтобы мы могли понять, что происходит в умах других людей».

Другими словами: мы можем решить проблему, разговаривая с незнакомцами.

Ну хорошо. А теперь давайте вернемся к Джиллиан Сандстром. После первых открытий, которые привлекли внимание международных медиа, она начала разбираться с тем, что мешает людям пользоваться этим «абсолютно доступным источником счастья». Если Эпли и Шредер полагали, что нас разъединяет проблема менее сложных умов и пессимизм, Сандстром нашла более простое объяснение: люди не общаются, потому что не умеют.

Это открытие Джиллиан сделала совместно с лондонской группой «Поговори со мной». Ее организовали в 2012 году Полли Экхерст и Энн Дон Боско. Группа раздавала значки «Поговори со мной» – они сигнализировали о готовности человека общаться с другими людьми. В общественных местах, пабах и на автобусных остановках члены группы устанавливали специальные таблички с перечислением вопросов для начала разговора. Да, конечно, некоторые лондонцы неприязненно отнеслись к нарушению своей священной социальной нормы, но Экхерст говорит, что результаты стали заметны мгновенно. «Многие говорили, что стали относиться к Лондону совершенно по-другому. Они почувствовали себя в большей безопасности, когда поняли, что за люди их окружают».