Читать книгу Точка росы. Версия 1.1 - Джо Смит - Страница 5

Я Тэсс, и я рассказываю это, чтобы, понять, как выжить вне навязанной системы координат.

Я Тэсс, и я рассказываю это, чтобы самой не потерять надежду, находясь в центре урагана.

Я Тэсс и я хочу знать, за что зацепиться, чтобы в образовавшейся пустоте не потерять свет

Никто не знает, когда именно начал рушиться старый мир. Кто-то говорил, что все началось в том году, когда на планете почему-то перестали умирать люди, а новые все рождались и рождались. Кто-то говорил о глобальном потеплении, кто-то упоминал разные теории заговора. На самом деле в большинстве своем никто и не знал, почему мир вокруг нас стал таким – целью стало просто выжить в пришедшей на смену миру системе Фаза.

Отец настаивал на том, что Солнце гаснет. Возможно, это и было так. Влаги становилось все меньше, а земля превращалась в пустыню. Оазисов, таких, как наш, было совсем мало. И хоть мы числились сто четвертым из двухсот – это только числа. Некоторые Зеленые утверждали, что таких вот мест на планете не больше десяти.

Со мной, конечно, эти вопросы никто не обсуждал, да я и не могла судить ни об одной из этих теорий – я родилась почти через двести лет после установления так называемой Эоловой эпохи, времени, когда мир поделился на касты. Эпохи, когда гигантские территории стали пустынями, когда необходимые для выживания резервы планеты уменьшились больше чем на половину, а то, что каким-то чудом сохранилось, стало принадлежать высшей касте – касте Эолов.

Я – полукровка. Мама моя была Зеленой, отец – Эолом всего лишь в первом поколении. В новой системе мира так себе родословная. Кроме прочего и этот его шаткий кровный статус вечно оспаривал Совет Высших. Происходило это, сколько я себя помню. Отец оправдывался, сдавал бесконечные генетические анализы – и все зря. Совет его так и не признал. Слишком долго он прожил в Оазисе Зеленых.

Вообще мне всегда казалось, что я самая обычная. Никто никогда не утверждал другого. И относились ко мне в Оазисе 104, как и к любой Зеленой. Поручали любую работу. Примерно лет в четырнадцать я выбрала первое направление – уход за растениями и ирригацию. Со временем даже отец забросил свои попытки вытащить меня из сада Зеленых. Может, просто потому что каждый раз ему приходилось отмывать меня, точно я и сама проросший в землю корень? Мама же полностью поощряла и разделяла мое стремление трудиться на благо других, давая мне тем самым свободу действий и выбора.

Рутинная жизнь Оазисов Зеленых подчинялась общему Уставу. Эко-повинности и прочие работы в Оазисе были отточены и выполнялись всеми почти что механически. Никто и не обращал внимания на необходимость трудиться, не разгибаясь, по часам и четкому графику. Вне их я помню себя абсолютно свободной.

Я никогда не удивлялась, как мои родители, такие разные, умудрялись жить в мире. Они были Связанными. Так говорила мама.

Она ложилась со мной рядом, обвивала своими тонкими, подрагивающими руками. Шептала горячо и сбивчиво что-то о других мирах, полных воды и прохлады, полных зеленых, идущих к верной цели, караванов. Незнакомые названия сменяли одно другое. Будто в странной сказке, проходили деревья, роняющие листву и влагу, двигались непрерывным потоком леса, без корней и почвы, будто живые маги и волшебники. Вплетались в этот неровный изумрудный строй цветы, плоды, сочные, нездешние, невиданные. И все это шепталось, неровно, океанскими волнами увлекая за собой. Мне бы спросить у нее, у моей волшебной мамы: « Что тебя гложет, что заставляет тебя выстраивать эти сказочные дороги, увенчанные бархатистой, пахучей листвой, что гонит тебя, что пугает?» Но тогда еще не было ни понятий этих, ни слов в моем сознании. И к тому же тогда, так, кажется, бесконечно далеко, мне было спокойно в ее дрожащих руках. Звезды отражались в ее глазах, пепельные локоны, что касались моего лица, были моей вселенной. И я засыпала, спокойная, тихая. И ничто не могло поколебать ни сказок этих, ни историй.

С самого детства я слушала и другие ее сказки, особенные. Но только теперь я поняла, насколько и те, и другие были важны в нашем мире.

В таких «сказках» главной героиней была Природа. Она отбирала медленно, болезненно, всегда что-то важное. Она безучастно смотрела на страдания людей. А потом, в своей непонятной мудрости, давала что-то взамен. Однажды она дала этому миру Связь, чтоб людям легче было переносить все сложности и лишения. Связь помогала. Связанные делились последним друг с другом. Вытаскивали из беды. Так всегда было в сказках мамы. Эти слова успокаивали меня, особенно когда было особенно тяжело от обезвоживания, или же когда я перегревалась на солнце.

Укладывая меня спать, мама иногда напевала строчки песен о Связанных, которые чудесным образом находили друг друга. Она склонялась надо мной, ее пепельные волосы касались моего лба. Никого не оставалось во всем мире, только мама, я и непридуманные чудеса нашего мира.

Однажды я, как всегда убежав за пределы Оазиса, заблудилась в Пустыне. Я шла и шла. Песок заметал следы, и я совсем потерялась. Ноги меня не слушались со страху.

Меня нашли. Принесли домой. В ту ночь я впервые и увидела своего Связанного. Непонятно откуда пришло осознание, что этот человек просто не мог быть кем-то еще. Это была просто тонкая светлая фигура на фоне ночного неба. Я хотела дотронуться до высокого незнакомца – и не могла. Его окутывал электрический свет. Свет искрил, разливался синими волнами. Из-за этих электрических помех лица моего Связанного не было видно.

От его фигуры отделился светящийся шар и медленно поплыл ко мне. Когда я уже почти смогла дотянуться до него, я резко проснулась.

После того случая моя жизнь быстро вошла в колею. По-другому просто и не могло быть. Все всегда неизменно превращалось в рутину, и я продолжала заниматься тем, что было мне по душе. Я не особо заботилась о судьбе системы Фаза, частью которой мне скоро предстояло стать и больше почти не вспоминала о своем Связанном. Я была обычным ребенком Зеленых. До своего шестнадцатилетия. Тогда я и узнала, что являюсь иной.

Как и все совершеннолетние обитатели нашего мира, я обязана была пройти болезненно неприятную процедуру вживления Мастер Диска. Это такая штука, которая, как утверждают Агит-голоса, не дает потеряться, помогает найти свое место в системе Фаза.

Вживлению в систему предшествует полная проверка. Твое психическое и физическое здоровье как будто рассматривают под микроскопом.

Для этой цели меня и еще целую группу сверстников привезли в один из Эоловых Оазисов. Как и у всех, у меня взяли все необходимые анализы. Как и все, я прошла кучу тестов. Меня взвешивали и измеряли. Определяли пульс и объем легких. Все мои параметры были тщательно зафиксированы и отправлены на один из Верховных Дисков.

А потом на меня надели дурацкую резиновую шапочку с проводами, чтобы измерить электрическую активность мозга. Но стоило им включить прибор, как он перегорел. Заискрился, вспыхнул и потух. Так же, как и вся техника в Оазисе. Никто не понял тогда, что со мной было не так. Нас с отцом просто отправили домой без объяснений. Отец молчал всю дорогу обратно. Он находился в жутком напряжении, я только сейчас это понимаю. А я испытывала только одно, желание, чтобы он просто поговорил со мной. Все это было слишком странно. Конечно, мама бы нашла способ меня поддержать, но ее не стало за несколько дней до моего совершеннолетия – и я просто опасалась упоминать о ней в тот момент.

Вот как я ее потеряла.

Я никогда не видела дождь. До того самого дня. Это казалось мне волшебством. Чем-то, чего, оказывается, так не хватало. Выбежать прямо под прохладные струи – это выглядело так естественно. Темные тучи заволокли все небо, но никто не придал этому значения. Грянул гром. Никто не ожидал осадков, но что-то случилось в атмосфере. К сожалению, в Оазисе Зеленых не было подходящей для анализа аппаратуры, так что вопросов оказалось гораздо больше, чем ответов. Помню, как одна пожилая дама бегала, шлепая босыми ногами по мутным лужам, и кричала о каре небесной. Тогда ее еле успокоили. Отец тоже встревожился, особенно потому, что не мог понять природы дождя, так внезапно рухнувшего на нас.

А потом была шаровая молния. Сгусток электричества. Как из моего детского сна. Появившись из воздуха, она плавно плыла через наш Оазис. И только у меня хватило (или не хватило) мозгов дотронуться до этого светящегося шара. Он притянул меня.

Я не услышала треска, не ощутила удара. Сила молнии подняла меня над землей, выгибая. И только много позже мне объяснили, почему опускаясь, я увидела маму такой. Она лежала, раскинув тонкие руки. И не дышала. Кажется, ее кожа обуглилась.

Все дело в том, что мама была рядом. Она увидела, как меня обволакивает свет, как подкидывает вверх и выкручивает – и бросилась мне на помощь. Энергия электрического разряда, которую я получила от молнии, убила ее. Ударила через мои руки в ее ладони – и я стала проводником. В одно мгновение. Цепляя и сжигая кожу выше запястий, как раз тогда, когда она, уцепившись в мои ладони, пыталась потянуть меня на себя. Заряд прошел сквозь ее тело, а во мне по непонятным причинам остался.

В какой-то момент, придя в себя, осознав, что произошло, я выдохнула с каким-то дурацким, страшным облегчением. «Вот мы и дошли до финиша, – подумалось мне, – упали на дно, и выплыла только одна из нас». Пролетели, задевая зеленой тенью, сказочные караваны самодвижущихся лесов. Пролетели – и канули в пустыню. Пронеслась пепельно-бледная вселенная – и растворилась в горящей темноте. Стало холодно. Льдистое дыхание черноты прошлось по коже и навсегда засело в кончиках пальцев.

Мама предпочитала долгие прогулки под деревьями рутинной отработке. Где-то там, между деревьями, ее и закопали…

Меня не трогали. С того самого момента, как шаровая молния коснулась меня, а я ее. Не потому что знали что-то – просто из предосторожности. Видели ведь все, кто был рядом, как подкинуло, как сожгло маму, едва та прикоснулась ко мне. Видели – и передали другим. В сообществе Зеленых, любая выходящая за рамки действительности реальность, весть о ней, распространяется, как пожар. И вот уже те, кто когда-либо взъерошивал тебе волосы, играя, или вел за руку, или направлял, здоровался крепким объятием, обходят стороной. Лучший пример подал отец. С того ужасного дня, с того страшно освобождающего меня и маму момента, он не прикасался ко мне.

Анализы перед вживлением Диска проводили аппаратным способом – что бездушным машинам ток внутри меня? А когда Эолы заподозрили неладное, облачили и меня, и сами погрузились в толстый розовый пластик. От него меня будет тошнить еще долго – только я еще не знала об этом тогда.

Диск мне так и не вживили. Но через некоторое время приехали люди Обороны, погрузили нас с отцом в бронированную машину – и просто увезли. Попросили Старосту не вмешиваться, а нас – не сопротивляться.

Оазис Эолов оказался совсем новым. Ох, как загорелись тогда глаза у отца! Именно ему и поручили наблюдать за мной. И эта работа, и новая, сверкающая чистотой лаборатория, так не похожая на полевую палатку в Оазисе Зеленых – все это стало его реальностью. А я стала Объектом 104.

План Эолов был прост: исследовать Объект. Перед отцом поставили задачу – выяснить, как Объект смог вывести технику из строя. И он принялся за дело. Не знаю, что там ему пообещали за меня. Просто в один день он забыл, кем был когда-то и что жил в Оазисе Зеленых.

Моя жизнь подчинилась строгому распорядку. Ни о какой свободе больше речи ни шло. Расписание. Тесты. Нагрузки. Проверка возможностей и психических пределов сознания.

Я до сих пор помню, с каким плотоядным взглядом отец натягивал латексные перчатки, как рассматривал меня с отстранённым научным интересом.

Это трогало меня, но не так сильно, как могло бы. Больше всего отбивало желание чего-либо хотеть совсем другое. С того момента, как меня ударило молнией, я все никак не могла отогреть руки. Кончики пальцев стали абсолютно ледяными. Это казалось какой-то жуткой шуткой – иметь возможность испепелять одним прикосновением и быть не в состоянии согреть пальцы.

Отец научился манипулировать страхами «Объекта». Он генерировал для меня молнии и вспышки света. Он вводил мне что-то, от чего я перестала спать. Снова подключал меня к машине, считывающей электрическую активность моего мозга. И был очень недоволен. Приборы больше ни разу не отключались.

После таких проверок меня обычно запирали в белой комнате без окон и включали яркий свет. Но самое главное – оставляли меня в покое. Никаких проводов, никаких препаратов и тестов, никаких испытующих, ожидающих взглядов и приглушенных голосов, никакого пластика. В этой комнате я могла дремать, могла до сухости в горле дуть на свои закоченевшие пальцы. И думать о доме и маме, не опасаясь, что кто-то узнает об этом.

Я вспоминала Оазис Зеленых. Представляла себе, как открываю знакомые ворота с проржавевшим номером, провожу ладонью по полустертым цифрам «104». Вспоминала ночи у костра и то, как мы пели – я, мама с папой – старые песни и как долгими вечерами после отработки создавали с мамой сад камней. Вспоминала, как отец учил меня водить машину – для этого, бог знает где, он откопал древнего железного монстра, расписанного драконами, истертыми от времени, но все еще яркими. От таких воспоминаний слезы против моей воли каждый раз подкатывали к горлу, противно царапая веки – и на этом мой поток воспоминаний обычно прерывался. Когда я в последний раз видела прямые ряды грядок, обычные наши лопаты чиненные-перечиненные мотыги, грабли? Натруженные ладони в мелких мозолях? Когда в последний раз чувствовала вкус зелени, свежий и пряный? Когда ощущала аромат перекопанной земли? Хотя ее и было не так много, больше песка и мертвого камня. Все сгинуло. Оставалась только призрачная пыль от колес машины, она растворялась где-то в пустыне, оставляя мои мысли снов и снова среди тошнотворно белых стен.

***

«Она не влияет на энергию, – рапортовал отец в Совет Эолов. – Боюсь, мы напрасно тратим на нее время и ресурсы». Из «Объекта» я стала разочарованием. Его личным разочарованием! В ту же ночь мне снился сон, отрывочный, будто изрезанный на куски. И это был первый полноценный сон за все время, что я провела в Оазисе Эолов. В моем сне мы были в главном Зале Оазиса Эолов – я, отец и Глава Оазиса. Помню, как мягко светились бронированные окна. Закатное солнце высветило седину в волосах отца. Глава уже откашлялся, чтоб произнести напутственную речь. Он собирался выслать нас. Но не сказал куда. Не успел.

Они шли сплошными мутными рядами. Их рождала Пустыня, и что-то было с ними не так. Что-то было лишнее, инородное в самой структуре людей, в руках у которых были жуткие на вид орудия. Блестели на солнце вкрапления металла там, где должна быть плоть. На концах гибких щупалец, что они несли, мерно покачивались иглы.

Сначала «гости» рвали с крыши что-то хрупкое. Оно падало на землю. Я слышала, как оно звенит, как подошвы мнут это крошево. Завывал самум.

Помню, что во сне, совершенно потеряв связь с реальностью, оглядывалась по сторонам. Хотелось прокричать отцу и Главе Оазиса: «Чего вы ждете?», но рот не открывался. Все пространство стало похоже на вязкое, мерзко тягучее желе, которым меня тут пичкали все время. И я сама застряла в нем. А потом наблюдала, как концы игл, жужжа, протыкают кожу. Отец и Глава Оазиса все падали и падали. Вставали, цеплялись за щупы, за иголки – и снова падали.

«Гости» подбирались ко мне с разных сторон. Щупы жужжали, сводя с ума. Липкое желеобразное пространство стало осязаемым. Оно пробралось в рот, мешая вздохнуть. Я видела этих безликих пустынных людей невыносимо близко от своего лица. А потом проснулась. Вынырнула из вязкого желе. Отдышалась. И пообещала всеми силами избегать сна.

Я уже решила было обратиться к отцу за теми препаратами. Промучившись несколько дней на грани сна и бодрствования, решила сдаться. Решила больше не спать.

***

Отца в его капсуле не было. Меня проводили в главный Зал. Я шла, отсчитывая шаги.

«Только бы не как во сне», – шептала я себе, входя в Зал. Внутри все сжалось. Дыхание перехватило. Но закатное солнце не било в окна. Над пустыней плыл жар полудня. Дрожал воздух, гудели очистители. И я успокоилась.

Глава Оазиса откашлялся, подзывая меня к себе.

– Объект 104, – только и проговорил он, а я уже уловила жужжание. Мне не надо было всматриваться. Я знала, кто идет.

– Объект 104, – продолжил Глава. – Испытания окончены.

– Куда нас теперь? – твердо спросил отец.

– Вас никуда. А ее… – Глава недовольно хмыкнул. – Если объект соизволит уделить мне минутку внимания…

Но я больше не могла дать ему и секунды.

Я наблюдала, как первые «гости», тускло поблескивая коррозийным металлом протезов, уносят панели солнечных батарей. Как и в моем сне. «Так вот что с ними не так!» – вспыхнуло и погасло в моем мозгу. Мерзкий скрип плохо смазанных механизмов, заменяющих некоторым из них руки и ноги, выдернул меня из размышлений.

– Объект 104! – гаркнул Глава.

Стеклянная крошка хрустела под подошвами. Где-то там завывал песчаный ветер.

– Объект 104! – рявкнули теперь в один голос и отец, и Глава оазиса.

Я закрыла глаза. Отключилась от реальности, в которой оба этих человека пытались привлечь мое внимание. Те самые, которые в моем сне стали кровавым месивом.

Мне нужно было сосредоточиться. Ярко всплыли сцены из недавнего сна. Я еще чувствовала запах вязкой красной жидкости. Она бликовала на закатном солнце и горела яркой алой лужицей на белом матовом полу. Я еще слышала, как жужжат щупы. В моем сне. «Они пробьют окна, они уже обошли все блокпосты, они рвут крышу и стены», – назойливо пело в моей голове. «Их протезы, их механические запчасти тела работают слаженно. Они будут здесь через три, два, один…»

Я мотнула головой, раз, второй. Упала кромешная темнота. Ток отделился от моих рук. Кончики пальцев зажгло невыносимым льдом. Я почувствовала, как касаюсь окна. Как не могу больше сдерживать это, как сильное, мощное электричество рвет мои пальцы, как напрягаются все мышцы в теле. И вот я отпускаю все из себя – вверх. И падаю.

«Гости» тоже падали – обугленными кучками на раскаленную землю. Роняли за собой солнечные батареи, валялись в осколках панелей. А я просто смотрела, как закипает металл в их телах, как у некоторых пульсирует и сворачивается серая масса мозга под ввинченными в череп пластиковыми бляшками. Сколько должно быть времени было потрачено на такую вот штопку… и на то, чтобы пустить кровь по пластиковым трубкам вен, бесконечно делать замены и чинить изломанные, изрезанные в стычках и грабежах тела. Тогда я еще не знала, каких «гостей» выплюнула Пустыня, каких призраков. Я только понимала, еще отрешенно, что все это горело, лопалось, превращалось в ничто от моих рук…

Глава долго стоял, наблюдая, как те, что уцелели, прятали дубинки и зачехляли щупы. Он почти равнодушно проследил за тем, как уходили обратно в красную мглу «гости», как оставляли лежать своих товарищей под палящим солнцем. А потом пригласил нас с отцом к себе.

***

«Не влияет на энергию?» – спокойно проговорил Глава, медленно потирая худые ладони. «А Падальщики? Эти отбросы… они сами сгорели?»

Отец молчал. А мне стало страшно. Не хотелось думать, что это сделала я. Верить, что я послала энергию, а она послушалась меня и дошла до адресата, было абсолютным безумием.

Глава смотрел испытующе. А я внутренне напряглась. Что-то подсказывало мне, что в покое меня теперь ни за что не оставят. Куда бы ни собирались меня отправить, теперь мой маршрут кардинально изменится.

– Я должен подумать, – бросил через плечо Глава, покидая Зал. – Ожидайте вердикта.

Ждать долго не пришлось. Тем же вечером моя участь была решена.

Нас снова пригласили в Зал. Отец и Глава смотрели на меня одинаково. С какой-то жуткой гордостью. А я вся внутренне сжалась. Мне было неуютно под этими взглядами.

– Вы, как я и говорил, останетесь здесь. Для контроля и порядка. Мы отправим Объект в более крупный Оазис. Там с ней разберутся квалифицированные специалисты, – спокойно произнес Глава. Он крикнул что-то. В Зал вошли двое, в костюмах и розовых латексных перчатках. – Увести.

Отец не протестовал. Его взгляд потух. Кажется, у него был шок.

– Изолировать до отправления, – бросил Глава через плечо, беря отца под руку. – А вы со мной.

Они вышли. Меня подняли рывком и, едва стоящую на ногах, проводили в изолятор. Хотелось одного – заснуть и не проснуться.

Мне вкололи седативное. И стало казаться, что мир не рухнул. Стало казаться, что это нормально, что я уже привыкла к принятию решений за меня. Просто ещё один переезд, так я решила. «Чего проще? Сейчас прикатят очередной броневик с кучей людей Обороны. Нас с отцом усадят, ну, не могут же его, серьезно, оставить здесь, и отвезут туда, где спокойно», – такими мыслями я отвлекала себя от желания заснуть.

Я держалась. Дни слились в один сплошной тягучий поток. Я потеряла счет времени. Только отсчитывала удары сердца. Мерила пространство шагами. Я избегала кровати. Она была слишком мягкой. Сложно было сопротивляться желанию растянуться на ней и заснуть. Странное дело, но в тот момент я бы все отдала за еще один эксперимент, пусть бы это была пытка воздухом или светом. То, что я так долго терпела, показалось тогда родным и необходимым. Этого не хватало. Это могло бы отвлечь от смертельного желания упасть и не вставать.

А потом меня просто вывели из капсулы. Отправили в парильню. Обработали. Одели в форменное. И повели.

Что врезалось мне в память? Длинный стальной коридор – зона разграничения между лабораторией и внешним миром. И мой Провожатый. В серых обносках, отчего и его рост, и худоба резали глаз еще сильнее. Он стоял ровно, как будто шпалу проглотил, расставив ноги на ширине плеч.

Мне стало тошно: ни тени улыбки или хотя бы дружелюбия в глазах. Жесткий, тягучий взгляд холодных голубых глаз. Маска респиратора, которая, как шрам, разрезала пополам лицо. Эта внешность, усечённая респиратором, сразу вызвала реакцию: меня затрясло. Может быть, все дело было в том, что за последние годы я не так много людей и видела? Или в том, что он так разительно отличался ото всех, кого я вообще встречала в своей жизни?

Эолы, что нас сопровождали, запросили процедуру считывания Диска. Мой провожатый протянул запястье.

– Молодо-зелено, а уже Старший, – пробурчал отец.

Все было обычно. Чтец замигал синим. Мой Провожатый поправил браслет. Глянул на Младшего Эола, как и положено представителю власти – нетерпеливо и злобно.

– Добро пожаловать, – один из Эолов всмотрелся в значки на экране, – Эл.

Провожатый двинулся к нам с отцом с жутковатой грацией, похожей на медленный танец. Стало понятно, от такого захочешь убежать – не убежишь. И все-таки первым порывом было именно бежать, не оглядываясь.

«Я с ним. Никуда. Не пойду!» – как могла тверже сказала я. Но тут отец сделал, то, чего не делал никто с тех пор, как в меня ударила молния. Он меня обнял. Просто притянул к себе – и обнял. Прижал и не отпускал, пока я билась в его руках. «Милая, милая моя девочка, – успокаивал он меня, – ну поверь, так будет лучше. Он из Старших. Он увезет тебя в безопасное место и будет заботиться о тебе в пути». Я оттолкнулась от отца, вскинула голову и посмотрела ему в лицо – и только тогда заметила слезы в его глазах. Что он знал такого, чего не знала я?

«С чего ты взял?» – как можно громче сказала я. И услышала презрительное в ответ: «Потому что мне за тебя хорошо платят».

А после только тихий шум открывающихся ворот, жар Пустыни – и мы уже прошли мимо того, что когда-то пыталось украсть солнечные батареи с крыши Оазиса. Мой Провожатый даже не глянул на обугленное тряпье. Хмыкнул презрительно. Пробурчал: «Четче шаг», – когда я споткнулась обо что-то мягкое. «Это был человек», – набатом звучало у меня в голове. Я отчетливо выдохнула. Поблагодарила мысленно Главу Оазиса за его приказ: «Без резиновых перчаток Объект 104 не трогать!» И так же мысленно пообещала в тот момент себе: в случае чего просто дотронуться до своего Провожатого. Чтобы вел себя по-человечески.

Ворота гулко захлопнулись, отрезав меня от ставшего за несколько лет привычным мира стекла и пластика. Парковка лаборатории граничила с красной бесконечной далью. Прямое, разрезающее эту пугающую бесконечность, шоссе. И больше ничего.

От машины шел жар. Раскаленный воздух ходил над ней маревом. Выглядела она так же, как мой Провожатый, угрожающе. Плавные линии, острые углы. Черный с серебром металл. Потертый кожаный салон и сухой пустынный запах.

«Вы покидаете зону Воздуха! Вы покидаете зону Воздуха. Наденьте респираторы, дышите медленно. Вы покидаете…»

Я едва успела усесться на продавленное сидение и захлопнуть дверь, как машина рванула с места.

Казалось, что я не просто покидала «зону воздуха». Было страшно и неуютно от того, что я покидала зону привычной жизни, зону расписанного по минутам, четко выверенного, стеклянно-пластикового комфорта.

– И как мне к тебе обращаться, человек в маске? – в тот момент я плохо понимала, что мой Провожатый не особо хочет вести беседу.

– Никак, – не отрываясь от дороги, прошипел он.

– Тебя звали Эл, – я ничего с собой поделать не могла. – Можно я тоже…

Я не успела продолжить. Только ухватилась за сидение. Скорость «Шевроле Импала» – а это была именно она, насколько я могла судить, – развила просто бешеную. Меня хорошенько тряхнуло.

– Слушай внимательно, дефективная, – не глядя на меня, с ясно читаемой издёвкой обратился ко мне мой Провожатый, – ты выполняешь все мои инструкции. Если я скажу упасть мордой в песок и лежать не двигаться, ты это и сделаешь…

– Что? – жалким голосом пропищала я.

– И первая инструкция – заткнуться, – не обращая внимания, одной рукой придерживая руль, другой пристегивая меня к сиденью, продолжил Провожатый. – Кивни, если поняла.

Я кивнула, твердо решив вообще с ним не заговаривать и втайне надеясь, что ситуаций, когда мне нужно будет лежать лицом в раскаленном песке, не предвидится.