Читать книгу Любовь не ждет - Джоанна Линдсей - Страница 3

Ссора с матерью так расстроила Тиффани, что ее сердце все еще болезненно сжималось, когда она спустилась к обеду. Роуз хватило одного взгляда на дочь, чтобы понять ее чувства. Она протянула руки, и Тиффани кинулась в ее объятия. А затем обе рассмеялись, потому что Тиффани с ее ростом пришлось слегка нагнуться, чтобы мать могла прижать ее к себе.

Обняв дочь за талию, Роуз повела ее в столовую. В доме Уорренов обеды носили формальный характер, и мать с дочерью одевались соответственно, независимо от присутствия гостей. Коралловое платье Тиффани украшала отделка из кремовых блесток вдоль выреза. На Роуз было синее платье с черным кружевом, но ее ярко-рыжие волосы с лихвой возмещали довольно скромные оттенки одежды. Только один из ее четырех детей, Рой, третий по старшинству, унаследовал ее рыжие волосы. Два других сына были блондинами, как и их отец. И только Тиффани с ее рыжевато-золотистыми волосами пошла в обоих родителей.

– Мы больше не будем говорить на эту тему, пока не придет время паковать вещи, – заверила Роуз дочь, когда они заняли свои места в одном конце длинного стола.

– Все в порядке, мама. Просто я настроила себя на то, что никуда не поеду. А теперь, когда решила ехать, у меня возникло несколько вопросов, которые давно пора задать.

Пожалуй, ей не следовало говорить последнее, решила Тиффани, заметив настороженное выражение, мелькнувшее на лице матери, прежде чем та улыбнулась и сказала:

– Конечно.

– Насколько я знаю, трансконтинентальный экспресс пересекает всю страну за четыре дня, а Чикаго даже ближе, чем на полпути. Я ценю, что ты собираешься сопровождать меня туда, но почему бы тебе не вернуться в Нью-Йорк и не подождать результатов этого ухаживания дома, вместо того чтобы оставаться в Чикаго?

– Тебя и вправду это волнует?

Тиффани хмыкнула.

– Нет. Просто мне кажется, что если ты собираешься ехать до Чикаго, то я не вижу причин, почему бы тебе не проделать весь путь до Нэшарта. Зачем жить два месяца в отеле, когда…

– Чикаго – ближайший большой город, где имеются удобства, к которым я привыкла.

– Прекрасно, но разве в Нэшарте нет отеля?

– Когда я уехала оттуда, не было, только пансион. Теперь, возможно, появился, но я не могу скрываться в таком маленьком городе. Слишком многие меня помнят. Фрэнк обязательно узнает о моем приезде и выломает двери.

Тиффани бросила на мать недоверчивый взгляд.

– Выломает двери? А ты не преувеличиваешь?

– Нет.

– В таком случае почему он не явился сюда и не выломал двери? – поинтересовалась Тиффани с сердитыми нотками в голосе, которые мать, к счастью, не заметила.

– Потому что знал, что я посажу его в тюрьму, – отозвалась Роуз, добавив с отвращением: – В Нэшарте никто и глазом не моргнет, глядя на столь буйное поведение.

– Почему?

– Потому что я все еще его жена и все об этом знают, – ответила Роуз.

– Но почему, мама?

Вот он – вопрос, который интересовал Тиффани больше всего на свете и на который она никогда не получала удовлетворительного ответа. Ее родители пятнадцать лет жили раздельно, но так и не развелись, чтобы снова вступить в брак. А Роуз все еще оставалась красивой женщиной, не достигшей сорока лет.

Ее родители встретились в Чикаго, когда Роуз гостила у своей двоюродной бабки, теперь уже покойной. В свой последний вечер в Чикаго Роуз отправилась на званый обед, который устраивал друг ее бабки, адвокат. Так вышло, что среди его клиентов оказался Франклин Уоррен, приехавший в город для заключения контрактов по продаже скота. Он тоже получил приглашение на обед. Проболтав с Роуз весь вечер, Фрэнк сел на следующий день в ее поезд, доехал вместе с ней до Нью-Йорка и начал стремительно ухаживать, вскружив ей голову. Через месяц они поженились. И это было все, что Тиффани знала о браке своих родителей.

Не дождавшись ответа, она укоризненно добавила:

– Я полагала, что когда мне исполнится восемнадцать, ты наконец расскажешь, почему я живу здесь, с тобой, а мои братья живут в Монтане с отцом.

– Здесь нечего рассказывать, – уклончиво отозвалась Роуз и принялась за суп, который только что подали. – Мы с твоим отцом просто не подходили друг другу.

– Предположим, вы достаточно подходили, чтобы пожениться и родить четверых детей.

– Не дерзи.

Тиффани скорчила гримаску.

– Извини. Мне не стоило этого говорить. Но, мама, я достаточно взрослая, чтобы услышать правду, и хотелось бы услышать ее до того, как я встречусь с ним.

Роуз ела молча, словно не собиралась продолжать разговор. Тиффани так и не притронулась к своему супу.

Она уже подумывала о том, чтобы сдаться, когда Роуз наконец заговорила:

– Мы поженились слишком быстро, Тиффани, и только потом обнаружили, как мало у нас общего. И он не предупредил меня о вражде, которая не могла не повлиять на нашу жизнь. Тем не менее я делала все, чтобы наш брак состоялся. Я любила его.

И все еще любит, предположила Тиффани, но воздержалась от замечаний. Роуз всегда избегала этой темы. Утверждение, что они с Фрэнком не имели ничего общего, было явной отговоркой, чтобы не обсуждать настоящую причину, вынудившую ее оставить мужа.

– Будь у меня причина, я бы развелась с твоим отцом, – после короткого молчания добавила Роуз.

– Ты имеешь в виду другого мужчину?

– Да. Но этого не случилось. Впрочем, я не уверена, что могла бы получить развод. Вскоре после того как я сбежала, прихватив с собой тебя, он сказал, что не допустит развода.

– Ты сбежала?

– Да, посреди ночи, чтобы поймать первый утренний дилижанс и иметь фору перед Фрэнком. Тогда еще не было железнодорожного сообщения с Монтаной. А моя горничная прикрывала отъезд, сказав ему, что я плохо себя чувствую.

Тиффани была заинтригована. Она впервые слышала, что ее мать сбежала из Монтаны тайком. Но, если Фрэнк не проснулся и не обнаружил, что ее нет рядом, то…

– Разве вы… не спали в одной комнате?

– Нет, к тому моменту нет.

Тема была не настолько деликатной, чтобы смущаться, и Тиффани задалась вопросом, почему щеки ее матери вдруг вспыхнули. Роуз не краснела даже два года назад, когда посвящала Тиффани в таинства замужней жизни. Но если брак ее родителей дошел до того, что они даже не спали в одной постели, то ответ отчасти напрашивался сам собой. Должно быть, Роуз перестала желать своего мужа – в том самом смысле. Либо это, либо Франклин Уоррен просто превратился в скверного мужа, жизнь с которым стала для Роуз невыносимой. И если последнее, то Тиффани хотела бы знать об этом раньше, чем появится на ранчо Уорренов. А вдруг он помешает ей уехать, если она откажется выходить замуж за Хантера Каллахана, точно так же как не давал уехать Роуз?

Но, поскольку Роуз явно чувствовала себя неловко, Тиффани решила не настаивать. Однако ей было любопытно, как матери удалось сбежать, ведь, возможно, и ей придется проделать то же самое.

– Разве добираться верхом не быстрее, чем в почтовой карете? – поинтересовалась она.

– Быстрее, конечно. К тому же я не сомневалась, что Фрэнк попытается перехватить нас по дороге. Поэтому на первой же остановке я купила билет на почтовую карету, следующую до ближайшей железнодорожной станции, но не села в нее. Вместо этого мы спрятались в городе.

– Я ничего не помню об этом путешествии.

– Неудивительно, ты была совсем крошкой.

– Значит, он опередил нас?

– Да. Гораздо спокойней знать, где он, чем постоянно оглядываться через плечо. Я телеграфировала своей матери, чтобы она встретила Фрэнка и попросила его убраться. Из-за его упрямства я не решилась сразу отправиться домой. Он не спал двое суток, простояв напротив нашего дома в ожидании моего появления. А потом еще три месяца оставался в Нью-Йорке, каждый день являясь к нашему порогу и колотя в дверь. Однажды ему даже удалось вломиться внутрь.

– Мы были там?

– Нет, я не собиралась даже приближаться к дому, пока он не уедет из города. Мы жили неподалеку у моей школьной подруги. Мама, конечно, добилась, чтобы Фрэнка арестовали за незаконное вторжение и обыск дома сверху донизу. Она ужасно злилась на него. Из-за его настойчивости мы не могли вернуться домой. Она заставила его посидеть неделю в тюрьме и только потом по моей просьбе отозвала обвинение. Но это возымело действие. Он наконец сдался и вернулся в Монтану.

– Возможно, он не развелся с тобой, потому что не оставлял надежды на твое возвращение, – заметила Тиффани.

– О, не сомневаюсь. Что бы я ни сказала, как бы ни относилась к этой идее, он продолжает думать, что в один прекрасный день я вернусь.

– А ты вернешься?

Роуз опустила глаза.

– Нет.

– Тебе не кажется, что твое нежелание получить развод дает ему напрасную надежду? Наверняка после стольких лет он не будет противиться?

– Не знаю. Он сказал, что сойдет в могилу женатым на мне. Он так упрям, что это вполне возможно. Но, повторяю, у меня никогда не возникало желания испытать его решимость.

– Вы переписываетесь, – заметила Тиффани. – Почему бы тебе просто не спросить его?

Роуз криво улыбнулась.

– Мы не касаемся «нас» в этих письмах, Тифф. Только первое время, по крайней мере с его стороны. Вначале он сердился, что я уехала, ничего не сказав, потом переживал, что отказываюсь вернуться, затем снова сердился. Наконец до него дошло, что я буду писать только о детях и ни о чем больше. Один раз, когда он написал о нашем браке, я не отвечала ему целый год. Когда же наконец написала, то предупредила, что впредь его письма будешь читать ты, и он ограничился нейтральными темами.

Все письма, которые Тиффани прочитала, были написаны в дружеском тоне. Некоторые даже были забавными, доказывая, что ее отец обладает чувством юмора. Но все, что он писал, касалось ранчо, ее братьев, общих знакомых в Монтане, которых она не знала и которых, возможно, встретит, если отправится туда. Он никогда не обращался непосредственно к Тиффани, ограничиваясь просьбой передать ей его слова любви. Она читала и письма Роуз к мужу, и та всегда спрашивала, не хочет ли дочка что-нибудь добавить к письму. И Тиффани добавляла. Она рассказывала отцу, как училась кататься на коньках со своей лучшей подругой Марджори и как весело было, когда она падала на лед. О том, как она расстроилась, случайно разбив нос Дэвиду, соседскому мальчику, но он простил ее, и они остались друзьями. О котенке, которого нашла и потеряла, и они с Роуз искали его несколько недель. Она многим делилась в этих письмах, пока не начала испытывать обиду оттого, что отец ни разу не удосужился навестить ее.

Эта обида все росла, особенно когда ее братья приезжали к ним в гости – одни. Обычно Тиффани стояла у двери, глядя, как они вылезают из кареты, в ожидании, когда покажется отец. Но он не появлялся, и карета отбывала. Пустая. Когда это случилось в третий раз, Тиффани замкнулась, и при мысли о Франклине Уоррене она ощущала только пустоту.

Она больше не стояла на пороге с надеждой в душе и слезами на глазах. Она перестала читать письма Фрэнка и делать приписки к письмам Роуз. В то время ей было лет девять-десять, Тиффани точно не помнила. После этого она только притворялась, будто читает его письма, чтобы мать не догадалась, как болезненно она воспринимает пренебрежение отца. Это был единственный способ защититься от чего-то, что так сильно ранило. Она постаралась в своем сознании задвинуть Фрэнка подальше, словно его не существует – пока не получила письмо от одного из братьев, где упоминался отец и откуда следовало, как сильно мальчики его любят. Когда она дочитала письмо до конца, по ее лицу ручьем катились слезы.

Братья не догадывались, что она чувствует. Приезжая в гости, они всегда говорили об отце. Они явно любили его. Почему бы и нет, ведь он не бросил их, как бросил ее? Они просто не замечали, что Тиффани не слушает их или пытается перевести разговор на менее болезненную тему. Она терпеть не могла время, когда им надо было уезжать, возвращаясь к отцу. С ними было так весело: играть, кататься верхом в парке, поддразнивать друг друга. Словно они были настоящей семьей. Их отъезд всегда доказывал обратное.

– Ты ненавидишь его, мама?

– Это слишком сильное слово. У твоего отца невыносимый характер. Упрямый, бесцеремонный, самоуверенный. Полагаю, это проистекает из того, что он построил свою империю собственными руками, из ничего. Он постоянно конфликтовал с соседями. Порой мне казалось, что он наслаждается этой войной. Бывали дни, когда я побаивалась покидать ранчо. Но он только смеялся, советуя не забивать свою хорошенькую головку подобными мыслями. Ты не представляешь, как это меня бесило. Я так злилась, что могла поскакать к Каллаханам и перестрелять их всех. Возможно, я так и сделала бы, если бы умела стрелять. Нет, я не возненавидела его, просто больше не смогла с ним жить.

– И ты не собираешься говорить мне почему, верно?

– Я ведь…

– Он обманул тебя, да? – догадалась Тиффани.

– Тиффани!

– Просто скажи «да». Это единственное, что имеет смысл.

– Мы всего лишь два человека, которые больше не могли жить под одной крышей. Я достаточно любила Фрэнка, чтобы покинуть его, предоставив возможность найти себе кого-нибудь более подходящего.

Это было неожиданное признание, вырвавшееся у Роуз на одном дыхании с попытками доказать противоположное. Может, все дело в том, что она слишком любила мужа? Что такого ужасного в правде, что заставляет Роуз придумывать отговорки, не имеющие никакого отношения к реальности?

Тиффани позволила себе еще одну догадку.

– А может, ты сама нашла кого-то другого, но это не сработало?

– Тиффани, перестань. Никакого другого мужчины не было. И другой женщины тоже. Была семейная драма и до сих пор остается. Зачем ты заставляешь меня переживать ее заново?

Роуз знала, что сказать, чтобы вынудить свою дочь отступить. Тиффани так и сделала. Она обожала мать. Но слишком долго жила с обидой в душе, уверенная, что отец бросил их обеих. И теперь, когда ей предстояло встретиться с ним, она опасалась, что на ранчо обида выплеснется в обвинения. Может, мать и не ненавидит Фрэнка Уоррена, но относительно себя Тиффани точно знала: чувство, которое испытывает к отцу, – ненависть. Оно было слишком сильным, чтобы быть чем-нибудь другим.

О боже, ей удалось сковать свое сердце льдом, притворяясь, что ей безразлично пренебрежение отца. Но теперь вся боль внезапно вернулась, накапливаясь в груди, и Тиффани снова почувствовала себя маленькой девочкой, стоящей у двери и глядящей вслед пустой карете.

– Извини, – сказала она матери. – Вообще-то я надеялась, что ты сможешь назвать причину не ненавидеть собственного отца, но, видимо, напрасно. Я поеду в Монтану, чтобы сдержать обещание, которое ты дала, но хочу встречи с Фрэнком даже меньше, чем ты.

Ее спокойный тон подсказал Роуз, что это не просто эмоциональное заявление.

– Каллахан может ухаживать за мной в городе, – после короткой паузы сказала Тиффани. – Мне незачем оставаться на отцовском ранчо.

– А как отнесутся Каллаханы к тому, что ты в ссоре со своим отцом? Не слишком убедительное свидетельство, что со старой враждой покончено, тебе не кажется?

– Ладно, – ворчливо отозвалась Тиффани. – Придется потерпеть.

Роуз рассмеялась.

– Детка, не забывай о своем воспитании. Ты должна быть вежливой и любезной. А теперь давай сменим эту чертову тему, – добавила она тоже не слишком изящно. – Ешь свою рыбу. Возможно, ты не скоро ее увидишь. На ранчо едят только говядину.

Тиффани кивнула, подавив досаду. Она так и не узнала, почему ее родители расстались. Но если мать не хочет говорить, может, отец расскажет…