Читать книгу Барон. В плену твоих чар - Джоанна Шуп - Страница 5

Эйва с трудом поднялась по ступеням крыльца. Всю дорогу от театра она прошла пешком. Свежий вечерний воздух и физическая нагрузка помогали ей развеяться. Не говоря уже о том, что таким образом она экономила на проезде.

Интересно, существуют ли мужчины более неприятные, чем Уилл Слоан?

В моем мире… Я не отстану, пока вы не оставите Джона Беннетта в покое… Я живу на Вашингтон-сквер… Эйва вставила ключ в замок и со злостью повернула его. Господи, этот Слоан именно такой, каким она его себе и представляла – напыщенный, властолюбивый, уверенный в своей избранности.

Но ведь это не все, что ты о нем думаешь.

Ну ладно, это правда. Мужчина с его положением не имеет права быть таким красивым, а Слоан был чертовски красив. Однако подобные мысли не могли принести ничего, кроме неприятностей.

Войдя в подъезд, Эйва стала подниматься на третий этаж. Ступеньки противно скрипели под ее усталыми ногами. Денег, которые она заплатила за квартиру, хватит меньше чем на неделю. Нужно будет прикинуть, сколько ее братья и сестра смогут внести в этом месяце. Их вклад всегда менялся и зависел от того, сколько было работы на фабрике, не заболел ли кто-нибудь из них, не было ли праздников и так далее. Эйва почти всегда платила за квартиру сама. Она могла бы взять недостающую сумму из своих сбережений, но предпочитала этого не делать. Если понадобится, следующие несколько дней она обойдется без обеда. Чтобы сберечь деньги, нужно перестать их тратить.

Благодаря мадам Золикофф их семья могла позволить себе вполне пристойную жизнь. Тут определенно было лучше, чем в южной части Манхэттена, где они росли. Эйва могла покупать братьям и сестре одежду, обувь, еду. Они все ходили в чистом и имели крышу над головой. Четырнадцать месяцев тому назад ей удалось перевезти их сюда из ветхого многоквартирного дома в нижнем Ист-Сайде – подвиг, который не смогли совершить их покойные родители.

Более того – Эйва еще и откладывала деньги на будущее. Уже очень скоро она выдернет семью из этой забытой Богом дыры и увезет в прекрасное место – на природу, на простор. Ее братья и сестра смогут расти там… как дети, а не как рабы, которых перегружают, которым недоплачивают и с которыми обращаются не лучше, чем с бродячими собаками. Они смогут избежать ошибок, которые в свое время допустила она.

И поэтому нет, мистер Слоан, я не сдамся. Только не теперь, когда цель уже так близка.

Эйва открыла дверь, вошла в квартиру и поставила саквояж на пол. В нос ей ударил насыщенный запах картофельного супа, и женщина увидела Тома и Мэри: они сидели за столом и ели.

– Добрый вечер. – Эйва закрыла дверь на засов и расстегнула пальто. – Вы ужинаете супом, который я приготовила?

Ее тринадцатилетняя сестра кивнула; плечи девочки были устало опущены.

– Он очень вкусный. Спасибо, Эйва.

Мэри работала отделочницей на швейной фабрике в Ладлоу. Ее задачей было вручную подправлять готовую продукцию, нанося последние штрихи. Хотя эта работа была монотонной и изматывающей, она, слава богу, не была опасной.

Пятнадцатилетний Том ничего не сказал – он продолжал сосредоточенно уплетать суп. Эйва понимала, что, скорее всего, он не обедал. Том работал на табачной фабрике в Ривингтоне, неподалеку от того места, где трудилась Мэри.

– А Сэм где?

– Он лежит, – ответила Мэри. – Говорит, что ему нездоровится.

Грудь Эйвы сдавило знакомым узлом дурного предчувствия. Сэм был болезненным ребенком. «Слабая кровь», – часто говорила о нем мать. Эйва понимала, что все это полный вздор, но, как бы там ни было, двенадцатилетний Сэм болел чаще остальных членов их семьи. Она была уверена, что его самочувствие улучшится, когда они уедут из Нью-Йорка и Сэм сможет как следует отдохнуть на свежем воздухе.

Она прошла к спальне мальчиков и постучала в дверь.

– Сэм, дорогой, это Эйва. Можно мне войти?

Послышался приглушенный кашель, и Сэм сказал:

– Да.

Комната была окутана темными тенями. Оставив дверь открытой, Эйва зажгла газовую лампу у постели брата. На кровати под одеялами лежала худенькая фигурка, дрожавшая, несмотря на то что в комнате было тепло.

– Что случилось, Сэм?

– Пришлось уйти с угла. Мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание.

Эйва пощупала его лоб, убрав непослушные каштановые волосы.

– У тебя жар, ты весь горишь! Давно это с тобой?

– Со вчерашнего дня, – признался мальчик. – Прости меня, Эйва. Я вынужден был уйти, так и не распродав газеты…

Его голос дрогнул. Стоимость непроданных экземпляров вычиталась из жалованья. Издательства не принимали свой товар назад.

– О, об этом не беспокойся. Главное, чтобы ты выздоровел.

– Завтра я поправлюсь. Должен поправиться. Если я не выйду на угол, его займет кто-то другой.

Этот угол имел для Сэма очень большое значение, поскольку на оживленном перекрестке можно было продать сотню газет вместо десяти. И мальчик изо всех сил старался сохранить за собой это место недалеко от Бродвея и Визи-стрит.

– Ну хорошо, но только если тебе станет лучше. Нельзя рисковать твоим здоровьем. Ты ужинал?

– Нет, я не голоден. Мне хочется спать.

– Я сделаю тебе охлаждающий компресс, и ты должен будешь поесть. А потом можешь поспать.

– Эйва…

– Все, не скулить. – Она подошла к комоду и отыскала там кусок чистой ткани.

Туалет в коридоре они делили с семьей, жившей с ними на одном этаже. Эйва поторопилась туда, намочила ткань в холодной воде, а потом вернулась и сделала Сэму компресс. Наконец женщина тяжело опустилась на стул у кухонного стола.

– Трудный был денек? – Том уже доел суп и теперь потягивал пиво из стакана.

Появилась Мэри. В руках у нее была тарелка горячего супа, которую она поставила перед Эйвой.

– Спасибо. Садись, Мэри. Ты выглядишь усталой.

– Со мной все в порядке. Сидеть и шить не так уж тяжело. Не сравнить с тем, что делаешь ты.

С этим утверждением Эйва, конечно, была не согласна. Она знала, что пальцы у Мэри постоянно исколоты, что у нее все время болит спина из-за того, что приходится сидеть согнувшись.

– Сегодняшнее шоу прошло хорошо. Людей было даже больше, чем на прошлой неделе.

– Мэри, я должен поговорить с Эйвой, – сказал Том. – Один на один.

Сестра недовольно нахмурила брови, и Эйве захотелось утешить ее, несмотря на то, что у нее самой внутри все сжалось. За последние несколько месяцев Том стал злым и раздражительным. Казалось, чем больше он взрослел, тем чаще не соглашался с Эйвой.

– Все в порядке, Мэри. Ложись спать.

Девочка оглядела их обоих и остановила взгляд на Томе.

– Хорошо. Но надеюсь, речь пойдет не о тех мальчиках, с которыми я видела тебя после работы.

– Я уже сказал: это не твое дело, – резко бросил брат.

– Эйва, Том хочет присоединиться к уличной банде. – Мэри вызывающе скрестила на груди тонкие руки. – Эти ребята воруют вещи у людей, я сама видела.

– Заткнись, Мэри! – рявкнул Том. В этот момент он был так похож на отца, что у Эйвы кольнуло в сердце.

– Мэри, прошу тебя! Дай мне поговорить с Томом.

Закусив губу, девочка кивнула и оставила их наедине.

Наступила долгая пауза. Наконец Эйва отодвинула от себя миску с нетронутым супом.

– Так это правда? Ты намерен примкнуть к уличной банде?

– Это не банда. – Том допил остатки пива и откинулся на спинку стула. – Просто компания друзей.

– Которые воруют. Компания друзей, которые воруют у людей вещи, а потом перепродают их.

– Ты говоришь об этом, как о чем-то ужасном, хотя сама, по сути, делаешь то же самое: встречаешься с богачами и убеждаешь их в том, что слышишь голоса их умерших родителей. Брось, Эйва.

Эти слова причинили женщине боль, главным образом потому, что не прошло еще и двух часов с тех пор, как Уилл Слоан бросил ей такое же обвинение.

– Но то, что делаю я, никому не причиняет зла. Люди добровольно платят мне за развлечение. Это нельзя назвать воровством.

Тени в глазах Тома сгустились.

– Я ненавижу эту проклятую фабрику! Ты просила меня продержаться там еще год, но я больше не могу. Я выбился из сил. Эта работа либо убьет меня, либо сведет с ума. Там невыносимо.

– Я понимаю, Том. Но нам осталось потерпеть всего четыре месяца. Всего четыре месяца, и мы все сможем покинуть этот Богом забытый…

– А может быть, я не хочу никуда уезжать? Может быть, Мэри и Сэм тоже не хотят покидать Нью-Йорк? Об этом ты подумала?

Мысли Эйвы натолкнулись на эту неожиданную информацию. По какой причине они захотят остаться здесь, когда у них появится собственный дом и участок земли?

– Уехав из этого города, мы сможем жить лучше.

– И работать на ферме от восхода до заката? Черт возьми, и чем такая жизнь отличается от той, которую мы ведем сейчас? Я устал все время работать, Эйва. Есть люди, у которых имеются деньги, – настоящие деньги. И эти люди не вкалывают по четырнадцать часов в сутки шесть дней в неделю.

– Потому что они воруют – ты это имеешь в виду?

Том пожал плечами.

– Просить, брать взаймы, воровать… какая разница?

– Большая, Том. Огромная. Я не хочу, чтобы ты стал воришкой. Ты достоин большего.

– Ничего подобного. И чем раньше мы осознаем это, тем будет лучше. – Том встал. – Ты очень много сделала для нас. Не думай, что я не благодарен тебе за это. Но мне уже почти шестнадцать, пора вносить вклад в семейный бюджет.

– Прошу тебя, потерпи еще четыре месяца! Это все, что нам нужно.

Том скрестил руки на груди и повернулся к окну; его губы скривились.

– Попробую. Это все, что я могу тебе обещать.

У Нью-Йорка было множество лиц, и Уилл любил каждое из них. Переполненные грязные ночлежки нижнего Ист-Сайда, квартал богемы и иммигрантов к северу от его любимой Вашингтон-сквер, Юнион-сквер с ее огромными магазинами, Лонгэйкр-сквер, окруженная всевозможными увеселительными заведениями, – он обожал все это. Каждый перекресток, каждое здание, каждый дом в этом городе глубоко пустили корни в его душе.

Это был его город. Слоаны помогали Манхэттену расти и развиваться, инвестировали деньги в местную инфраструктуру, закладывая необходимый фундамент. Прадедушка Уилла прокладывал городской водопровод, а он сам вложил деньги в одиннадцать поездов надземной железной дороги, а также в телефонные и телеграфные линии, которые теперь накрывали небо, словно рыболовная сеть.

Северо-восточной железной дорогой Уилл начал управлять в шестнадцать лет и без перерыва проработал там до девятнадцати. Это были годы тяжелого труда, недосыпания, беспокойства и вынашивания дерзких планов, ведь в его руках была судьба огромного наследия семьи. Уиллу необходимо было очень многому научиться за короткий промежуток времени.

Многие годы его подпитывала ненависть. На пути к успеху его подталкивало отвращение к жестокому, бессердечному человеку. Ты слабый – совсем как твоя мать! Сколько раз Уилла называли разочарованием семьи, человеком, позорящим имя Слоанов! И все из-за того, что, как ему объяснили позже, в детстве он переболел скарлатиной и после этого, даже выздоровев, не мог надолго разлучаться с матерью. Откуда Уиллу было знать, что его родители ненавидят друг друга и что отец сочтет любовь к матери предательством?

Шли годы, однако отец продолжал игнорировать единственного сына. А когда старый мерзавец умер, Уилл поклялся завершить начатое Арчибальдом Слоаном и превзойти его.

Однако планы Уилла едва не рухнули, когда деньги его инвестиционной фирмы были растрачены – очень большие деньги. Он лишился почти всего, что было заработано пóтом и кровью. Терзания из-за этой неудачи привели к тому, что у Уилла начались боли в желудке. В его ушах постоянно звучал голос отца: «Ты пустишь все прахом!»

Уиллу удалось исправить ситуацию, и его компания вновь процветала. Но даже теперь, входя в офис, он испытывал острую боль за грудиной: чувство вины отзывалось в нем физическими страданиями.

– Нельзя так много работать, Уильям, – как-то сказал ему их семейный врач, Ван Киркланд. – Вам следовало бы съездить в санаторий, немного отдохнуть. В противном случае ваше здоровье никогда не восстановится.

– Конечно, – бросил в ответ Уилл. – Но наши акции на бирже рухнут, если станет известно, что президент Северо-восточной железной дороги болен.

Ради собственного выздоровления он не мог отступить, не мог предать все то, что построили его предки. Несмотря на то что ему была необходима передышка, он не поставит под угрозу созданную им империю – особенно в такой момент, когда так близка политическая карьера, о которой когда-то мечтал его отец. На самом деле обязанности вице-губернатора казались неторопливой прогулкой в парке по сравнению с тем, с чем Уиллу приходилось сталкиваться каждый день. Поэтому после избрания он будет выполнять обязанности на обоих постах. Черт возьми, он сам хотел заниматься и тем, и этим одновременно. Даже если для этого придется спать по четыре часа в сутки вместо пяти.

Эта мадам Золикофф оказалась неожиданным препятствием на его пути. Ее мошенничество угрожало планам Уилла. Он не позволит, чтобы его имя стало всеобщим посмешищем. Чтобы его обсуждали и высмеивали во всех кабаках и клубах от Бэттери-парка до Бронкса. Нет, пока жив, он этого не допустит. Он выиграет эти выборы честно и без скандалов.

Именно по этой причине в четверг после полудня Уилл стремительно несся по Пятой авеню вглубь кварталов, застроенных громадными и чрезвычайно вульгарными особняками. Высокомерие этих мини-дворцов просто поражало. Один больше другого, каждый последующий еще более вычурный, чем предыдущий, включая чудовищный дом, принадлежащий его зятю. Неужели у всей этой публики нет ни капли вкуса? Деньги нужны не для того, чтобы выставлять себя напоказ, а чтобы вкладывать их в единственное, что важно по-настоящему – во власть.

Нужный ему дом Уилл заметил еще за квартал и открыл дверцу экипажа до того, как тот успел остановиться. Оставалось надеяться, что не слишком поздно.

Дворецкий широко распахнул перед ним входную дверь:

– Мистер Слоан, добро пожаловать. Мистер Беннетт в данный момент занят в кабинете с гостьей, но вы можете подождать в голубой гостиной, пока он не…

Уилл решительно прошел мимо дворецкого. Он прекрасно знал, что это за гостья и чем они там занимаются. Не этой ли женщине он всего три дня назад посоветовал держаться подальше от Джона Беннетта?

Ворвавшись в кабинет, Уилл увидел Джона и его гостью. Они уютно устроились на длинной бархатной кушетке. Эйва вглядывалась в дно фарфоровой чашки, и ее голова была склонена рядом с головой Беннетта.

Они оба быстро взглянули в сторону двери. На лице Джона появилось удивление. Соблазнительные, полные губы Эйвы медленно изогнулись в недовольной гримасе, и Уилл почувствовал, как в ответ на это его собственные губы кривятся в презрительной усмешке. Эффектная шарлатанка!

– Слоан. – Беннетт встал и подошел к нему, чтобы пожать руку. – Разве мы договаривались о встрече?

Свободной рукой Уилл снял с головы котелок.

– Нет, но я узнал, что мадам Золикофф собирается нанести вам визит, и не мог оставаться в стороне. – Он повернулся к Эйве. – Вы ведь не возражаете, не так ли? Меня очень заинтересовал ваш знаменитый талант.

Ее взгляд красноречиво говорил о том, что она прекрасно понимает, что он имеет в виду.

– Разумеется, – произнесла Эйва со своим жутким русским акцентом. – Вы должны присесть. Прошу вас, мистер Слоан.

– Благодарю. – Не дав Беннетту возможности что-либо возразить, Уилл тут же опустился в кресло. – Пожалуйста, не обращайте на меня внимания. Продолжайте.

Беннетт вновь занял свое место и решительно обратился к женщине:

– А присутствие третьего лица не помешает гаданию?

– Нет. – Она небрежно махнула рукой. – Я легко могу себе представить, что мистера Слоана просто не существует.

Уилл прикусил губу, чтобы не улыбнуться, и промолчал, а Эйва между тем вернулась к разглядыванию чайных листочков.

– Теперь я вижу насекомое. – Она показала на дно чашки. – Это означает, что вы страдаете от распрей. Или испытываете трудности. В вашей жизни есть кто-то, кто препятствует достижению ваших целей?

– Да, – быстро согласился Беннетт. – Откуда вы узнали?

Вероятно, это связано с тем, что все мы страдаем от распрей и испытываем трудности. Уилл тяжело вздохнул, но они не обратили на него внимания, и Эйва продолжила:

– Чайные листья никогда не обманывают. Вам нужно порвать с человеком, который вам противостоит. Он попытается погубить вас.

Уилл впился пальцами в подлокотник кресла. Она говорит о нем? Но прежде чем он успел сказать хоть слово, Эйва продолжила свои бессмысленные предсказания:

– А вот это похоже на ногу. Это знак, что вам необходимо двигаться вперед. Двигаться дальше. Вы смéните место жительства или вид деятельности.

Беннетт выпрямился, и его лицо просветлело.

– Выборы. Вы слышали, Слоан? Вскоре нам предстоит переехать в особняк губернатора.

Уилл издал какой-то нечленораздельный звук, и голова Эйвы вновь склонилась над фарфоровой чашкой.

– А теперь, вот здесь, я вижу лающую собаку. Это означает, что кто-то из вашего близкого окружения говорит то, что ему не следовало бы говорить. Это ненадежный человек. Вы не знаете, кто бы это мог быть?

Беннетт неловко заерзал, его лоб наморщился, как будто он обдумывал эту нелепость. Уилл почувствовал, что у него горят уши. Да как она смеет! Ему это совершенно не нравилось. Фальшивое гадание превратилось в оскорбление.

Эта женщина из мести пытается поссорить его с Беннеттом. Непростительная ошибка с ее стороны. Беннетт знает Уилла как своего преданного друга – человека, который никогда не стал бы препятствовать их успеху. В отличие от этой маленькой темноволосой стервы, которая занимается надувательством, сея разрушение повсюду, где бы ни появилась.

Что ж, в эту игру можно играть вдвоем.

– А не видите ли вы чего-нибудь конкретного? – вмешался Уилл. – Может быть, чайные листья подскажут кличку лошади, на которую можно поставить завтра на скачках в Саратога-Спрингс?

Мадам Золикофф неприязненно сморщила нос.

– Чайные листья не предсказывают результаты скачек, мистер Слоан. Духи не интересуются такими несущественными вещами.

– Несущественными? – пробормотал себе под нос Уилл. – Скажите это тем, кто проиграл.

Ее карие глаза угрожающе прищурились, и он с вызовом поднял брови.

– Джон, – сказала Эйва своему клиенту, – вероятно, будет лучше, если я приду к вам завтра. В этой комнате присутствует негативная энергетика.

– Хорошо, мадам Золикофф. В любом случае время нашего сеанса почти закончилось. – Беннетт встал и протянул ей руку, помогая подняться, как будто перед ним была робкая дебютантка, а не прожженная мошенница.

Боже правый, неужто он, Уилл, был единственным здравомыслящим человеком в этом городе?

Беннетт вопросительно взглянул на него, и только теперь Уилл заметил, что продолжает сидеть. Не то чтобы он хотел продемонстрировать Эйве неуважение – просто ему было очень трудно ее уважать. Уилл медленно поднялся с кресла.

– Может быть, вас подвезти, мадам Золикофф? – спросил он.

Уголок ее правого глаза слегка дернулся. Зная острый язык этой женщины, можно было не сомневаться, что ей ужасно хотелось ответить ему колкостью, но присутствие Беннетта сдерживало ее.

– В этом нет необходимости, мистер Слоан, – выдавила из себя Эйва. – Я и сама способна…

– О, я в этом нисколько не сомневаюсь. Однако я бы с удовольствием сделал это для вас.

– Мадам, не стоит спорить со Слоаном. – Беннетт успокаивающе похлопал женщину по руке. – Он джентльмен до мозга костей. Лучшего провожатого вам просто не найти. Не следует его бояться.

– Я и не боюсь. – Эйва разозлилась, и фальшивый русский акцент исчез, уступив место хрипотце, которая нравилась Уиллу гораздо больше. Но женщина быстро спохватилась и вернулась к прежнему образу. – То есть я хотела сказать, что у мистера Слоана наверняка есть и другие дела. В конце концов, он ведь приехал сюда, чтобы встретиться с вами, Джон.

Театральным жестом Уилл прищелкнул пальцами и слегка склонил голову набок.

– Да, но вот незадача: я напрочь забыл, о чем хотел поговорить с Беннеттом. Не беда. Джон, я позвоню вам сразу же, как только моя память прояснится.

– Прекрасно, тогда все улажено, – сказал Беннетт. – Позаботьтесь о мадам Золикофф, Слоан. У этой женщины небесный дар.

– Небесный дар! – презрительно фыркнул сидевший рядом с Эйвой мужчина. – Господи! Интересно, как вам спится по ночам?

Эйва сидела неподвижно, уставившись в окно «брогама»[3]. Ей трудно было сосредоточиться на разговоре, ведь бедро Уилла плотно прижималось к ее телу, а широкое плечо касалось ее волос каждый раз, когда колесо попадало в рытвину. Эйва хотела бы не обращать на него внимания, но такого мужчину невозможно игнорировать. Очень крупный, он излучал чрезвычайную силу духа и решительность. Сила всегда привлекала Эйву, однако у этого человека был отвратительный нрав. Он был черствым и испорченным – задира в модном фраке.

Нужно оставаться сильной.

Улыбка Эйвы сочилась притворной искренностью.

– Я сплю точно так же, как и вы, мистер железнодорожник. Сном младенца. На куче денег.

– Я вам не верю. Будь у вас деньги, обувь у вас была бы получше. И вы имели бы собственный экипаж.

Он был прав, но Эйва не могла этого признать. Она экономила каждый цент и поэтому ходила по городу пешком, снашивая туфли. Какой смысл платить за надземку или такси, если куда угодно можно добраться на своих двоих?

– Вы достигли цели, спасая Джона Беннетта от моего тлетворного влияния?

– Едва ли. Вы так глубоко впились в этого человека своими когтями, что он может никогда уже не увидеть белого света. Кстати, а куда я вас везу? Кучеру вы указали только направление – на юг.

– Так я и назвала вам свой адрес! Нет уж, поезжайте к себе домой, а я пройдусь оттуда пешком.

– Боитесь показать мне свой пряничный домик, где вы поджариваете на ужин маленьких детей?

– Маленьких детей? Нет, что вы. Каждый знает, что несносные, потакающие своим прихотям богачи гораздо вкуснее. Лучше держитесь от меня подальше: я могу и не устоять перед таким искушением.

Уилл хмыкнул, но на этот раз промолчал. Было бы лучше, если бы он продолжал говорить, отвлекая ее внимание от своей самоуверенности и заносчивости. Эйва понятия не имела, почему находит эти свойства характера столь притягательными, но некоторым женщинам не дано понять такие вещи.

Слоан притопывал ногой – Эйва еще раньше заметила эту привычку. Значит, она выводит его из себя? Женщина нарочно отвела глаза в сторону, решив ничего не замечать.

– А почему, собственно, вы настояли на том, чтобы меня подвезти?

– Потому что мы с вами не договорили. Поразительно, но вчера мне показалось, будто я услышал, как кто-то окликнул меня по имени. Однако когда я обернулся, никого не было.

– Странно. – Эйва сдержала улыбку. Чревовещание было первым фокусом, освоенным ею в совершенстве. – Тем не менее вам не кажется, что вчера вечером мы с вами уже сказали друг другу все, что должны были сказать?

– Нет, это определенно не так. – Слоан аккуратно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

По коже Эйвы пробежали мурашки – знак, сигнализирующий об очень опасных и неуместных вещах. Слоан убрал руку и отпустил ее.

– Вы, похоже, не осознаете серьезности сложившейся ситуации. И моя задача объяснить вам все так, чтобы вы поняли, причем я воспользуюсь при этом любыми доступными средствами.

– Любыми доступными средствами, говорите? Боже мой, да вы настроены решительно! А что, если я скажу вам, что оставлю Джона в покое, при условии что вы согласитесь сыграть роль в моем представлении в следующий понедельник?

– Роль… в вашем представлении? – Слоан откинул голову и расхохотался.

На его шее натянулись крепкие жилы, и Эйва внезапно испытала острое желание провести языком по этим выпирающим струнам, чтобы попробовать его смех на вкус.

Господи, нет, с этим нужно заканчивать! Она торопливо уставилась в окно, чувствуя, как по венам растекается досада. У нее не должно быть таких мыслей, особенно по отношению к Уильяму Слоану. Я вас умоляю! Вероятно, прежде чем поцеловать женщину, он требует у нее свидетельство о ее родословной. К тому же много лет назад, в юности, Эйва уже пыталась флиртовать. И что из этого вышло? К горлу женщины подкатил тугой комок, и от острого чувства раскаяния перехватило дыхание.

«Ты играла с огнем, моя девочка. Вот и обожглась!» – прозвучал в голове Эйвы пронзительный голос матери.

Да, она совершила глупость. И с тех пор не было ни одного дня, чтобы Эйва не напомнила себе о том, что это не должно повториться.

Этот невежа наконец прекратил смеяться.

– Я бы никогда не опустился до участия в вашем спектакле, даже если бы вы пообещали сделать меня президентом.

– Вы в этом уверены? А ведь я легко могу убедить Джона в том, что ему необходимо видеться со мной дважды в неделю.

Это заявление стерло веселость с его лица.

– Вы не посмеете. Клянусь, если вы это сделаете…

– Да успокойтесь вы, мистер железнодорожник. На самом деле у меня есть и другие клиенты. И я не уверена, что у меня нашлось бы на это время. – Эйва бросила на Слоана испепеляющий взгляд. – Но я все-таки найду его, если вы не оставите меня в покое.

– Я не оставлю вас в покое, пока вы не оставите в покое Джона. Я слишком многое потеряю, если правда каким-то образом всплывет. Или если вы решите продать свои секреты.

– Даю вам слово, что не стану этого делать, – резко бросила Эйва. – Ну почему вы не можете смириться и отправиться нажимать кнопки в своей компании?

– Прошу простить, но я не могу полагаться на слово женщины, которая носит парик и в речи которой в зависимости от ситуации появляется русский акцент – кстати сказать, просто ужасный. Вы вообще когда-нибудь встречали русских?

Все, мерси, с нее довольно, она устала терпеть оскорбления от этого человека. Складывается впечатление, что ему необходимо постоянно напоминать окружающим о том, с кем они имеют дело, насколько они ничтожны по сравнению с его недосягаемым величием.

– Слушайте, вам что, не нужно управлять своей империей? Как это может быть, чтобы у человека на таком посту было столько свободного времени, чтобы праздно шататься по городу?

– А у меня и нет свободного времени, – сказал Слоан. – Абсолютно. На самом деле я отменил одну очень важную встречу, когда узнал, что вы направляетесь к Беннетту. А это означает, что вместо заказанного на девять часов ужина в ресторане мне придется есть у себя в кабинете за письменным столом.

Эйва с притворным сочувствием выпятила нижнюю губу.

– О, бедный, бедный вы наш миллионер! Но я уверена, что та ненормальная, с которой вы собирались провести вечер в ресторане, вас поймет.

Забавно, но его глаза впились в ее рот. Неужто этот железнодорожник имеет слабость к полным губам? А они у нее, пожалуй, были даже слишком полными, как и грудь. Кстати, Эйва заметила, что на ее бюсте его взгляд тоже пару раз задерживался. Несомненно, он привык к худеньким грациозным женщинам с Пятой авеню, бледным, потому что они почти не выходят на улицу. У них всегда безукоризненно уложены волосы. Они могут позволить себе носить приличный корсет, который уменьшает грудь. А формы Эйвы и ее оливкового цвета кожа просто казались Слоану необычными.

Что ж, пусть пялится сколько угодно. Возможно, когда-нибудь она воспользуется его слабостью. Мужчинам вроде Уилла Слоана не нравятся строптивые современные женщины. Он, без сомнения, предпочел бы покорное создание, которое сидит дома и пьет чай, дожидаясь, когда муж вернется из клуба. Не о такой ли спутнице мечтает каждый избалованный богач?

Если все это действительно так, небольшая дерзость с ее стороны отпугнет его раз и навсегда.

– Вы когда-нибудь отступаете? – спросил Слоан.

Эйва подалась к нему и с удовольствием отметила, что его серые глаза вспыхнули и потускнели. Она смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, вдыхая тонкий аромат дорогого мыла, пахнущего сандаловым деревом и лимоном.

– Никогда, – прошептала она. – Я никогда не отступаю, и лучше вам хорошенько это запомнить, мистер Слоан – для своей же пользы.

Подняв руку, женщина стукнула кулаком о стену экипажа.

– Остановите здесь, пожалуйста!

Кучер подъехал к тротуару и придержал лошадь. Когда экипаж остановился, Эйва открыла дверь.

– Спасибо, что подвезли, – бросила она на прощанье и, спрыгнув на землю, растворилась в толпе.