Читать книгу Они всегда смеялись надо мной. Как детские обиды перерастают в жестокость - Джоди Бланко - Страница 6

Четвертый класс

Тетушка Эви, сестра моей бабушки, была моей крестной. В то утро за мной присматривала она. Мне исполнилось девять лет, и тетушка хотела, чтобы праздник прошел идеально. Они с бабушкой суетились по дому, расставляли стулья и тарелки, вставляли свечки в огромный ванильный торт, который мама испекла накануне, развешивали воздушные шары и украшения в гостиной и на кухне. Дом превратился в радостный, яркий цирк.

Тетушка Эви была крупной женщиной, с большими мягкими руками и пухлым животом. Я часто сворачивалась клубочком, клала голову ей на живот и зачарованно слушала ее сказки и истории. Больше всего мне нравились «Три балбеса» – я обожала смотреть эти программы по телевизору. Эви придумывала разные приключения Мо, Ларри и Керли. Она с поразительным умением сплетала случайные сюжетные линии. Рассказывая собственные истории о моих любимых телевизионных персонажах, она нежно гладила меня по лбу, ожидая, когда я засну. Тетушка Эви, ее сестры и моя бабушка по материнской линии были моими главными защитниками и компаньонами. Они учили меня играть в покер, грести на лодке, играть в кости и выигрывать в бинго. Странный выбор уроков для ребенка, но я всегда чувствовала, что они любят меня всей душой.

Тем утром бабушка, тетушка Эви и семь других тетушек приехали к нам, чтобы устроить мне праздник в день рождения. Я была в восторге. Через пару часов должны были собраться мои одноклассники.

Хотя тетушки были намного старше мамы, вели они себя гораздо раскованнее. Мама почти всегда серьезна, а тетушки любили повеселиться от души. Когда бабушка была молодой, они с сестрами выпивали в подпольных барах и развлекались с каскадерами и бутлегерами[2]. Всю жизнь они были очень прогрессивными женщинами, и с ними мне всегда было весело.

– Джоди, дай я завяжу тебе хвост, – крикнула из кухни бабушка.

– Иду, иду, – ответила я, спускаясь из своей комнаты.

– Не беги, – предостерегла меня тетушка Эви. – Споткнешься и упадешь.

– Господи, Эви, – закатила глаза тетушка Джуди. – Это же ребенок, а не фарфоровая кукла!

Вот такая атмосфера царила в нашем доме в тот день. Бабушка и тетушки, каждая по-своему, заботились о девочке в ее день рождения.

Бабушка расчесывала мне волосы, когда открылась задняя дверь, раздался шорох магазинных пакетов и цоканье маминых каблуков по полу кухни.

– Мама, а почему папа не приехал? Разве он не мог вернуться из командировки на день пораньше? – спросила я, пытаясь скрыть разочарование.

– Дорогая, ты же знаешь, папочка тебя очень любит, но он в командировке в Японии. Сегодня с тобой мы, а он вернется на следующей неделе.

– Ну, хорошо, – я изо всех сил попыталась изобразить радость.

Я знала, что папа уехал очень далеко, но все равно выглядывала из окна, думая, что он может устроить мне сюрприз. Каждый раз, когда я приоткрывала шторы в гостиной, мама и тетушки думали, что мне хочется, чтобы праздник поскорее начался. Им казалось, что я высматриваю одноклассников.

Бабушка и тетушки были моей надежной опорой, но отец давал мне крылья. Он заставлял меня верить, что нет ничего невозможного: достаточно захотеть чего-то всем сердцем и приложить усилия, и можно добиться всего чего угодно. Он знал это по собственному опыту. Папа родился и вырос в Нью-Йорке, в бедной семье. Его родители умерли до моего рождения. У них был маленький сигарный магазин. В шестнадцать лет папа сам зарабатывал себе на жизнь. По восемнадцать часов в день он работал в почтовом отделе крупной международной корпорации. За пять лет он сумел вырасти до младшего вице-президента. Папа умел увлекать людей. Высокий, смуглый, с черными волосами и теплыми карими глазами. Женщины его обожали, а мужчины искали его дружбы. Рядом с ним каждый чувствовал себя самым важным человеком на свете. Пил ли он пиво с работягами или шампанское с руководителями корпораций, папа всегда умел находить общий язык с людьми, кем бы они ни были.

Он страшно любил петь и привез себе из Японии установку караоке задолго до того, как такие устройства появились на американском рынке. Он был щедрым и веселым хозяином. В нашем доме постоянно звучал смех, друзья и родственники сменяли друг друга. Когда родители устраивали вечеринку, папа старался сделать так, чтобы каждый гость чувствовал себя в центре внимания. Я обожала его. Я могла болтать с ним бесконечно. Он никогда меня не ругал и не осуждал. Они с мамой научили меня обращаться к ним с любыми проблемами. Папа всегда говорил, что я не должна бояться довериться ему, что бы со мной ни случилось. Родители были истинными католиками, четко осознающими, что хорошо, а что плохо. Они учили меня сочувствию и терпимости, учили заботиться о слабых. Они воспитывали во мне независимость и желание жить собственным умом.

Мама всегда поддерживала папу. Хотя он часто уезжал в командировки, мама редко жаловалась. Она и сама работала в его офисе несколько дней в неделю – была верной его помощницей и опорой. Они женились по любви. Друзьям нравилось бывать у них. Они словно излучали сияние, и все вокруг хотели окунуться в этот свет.

Стрелки часов перешагнули за полдень, и праздник неуклонно приближался. Я начала понимать, что сюрприза от папы ждать не стоит. «Ничего, – утешала я себя. – Мама сделает кучу фотографий, и в выходные я смогу ему все показать». Кто-то позвонил в дверь, и я отвлеклась от мыслей о том, как папа вернется из Японии.

– Джоди, твои друзья пришли, – пропела тетушка Эви.

Она схватила целую охапку праздничных шляп и поспешила открыть дверь толпе четвероклассников.

– Входите! – крикнула я.

Встречая одноклассников с подарками, я почти позабыла о папе.

День выдался прекрасный. Тетушки просто блистали. Их окружили хихикающие дети, лакомящиеся сладостями с тарелок в стиле «Улицы Сезам». Мы играли в «прицепи хвост ослу», когда нужно с завязанными глазами правильно прикрепить хвостик к изображению осла. Тетушка Джуди поднялась на стремянку, чтобы повесить огромную яркую пиньяту с конфетами. Мама затаила дыхание. Тетушка Джуди не отличалась ловкостью и могла рухнуть со стремянки в любую минуту. Чем сильнее дрожала стремянка, тем громче мы хохотали. Это был волшебный день. Мы по очереди пытались разбить пиньяту. В конце концов Эдди (он мне всегда нравился) ударил по ней так сильно, что конфеты разлетелись по всей комнате. Тут же появились наш французский пудель Ш-Щу и бабушкин карликовый пудель Тойя. Они принялись гоняться за конфетами, катающимися по полу. Все хохотали до слез. Бабушка фотографировала, а мама снимала на камеру. Они хотели запечатлеть наше веселье со всех сторон.

Мама знала, что я страдаю от одиночества – я же была единственным ребенком. Ей хотелось устроить мне идеальный день рождения. Когда пришли мои одноклассники, она очень радовалась, но во время праздника почему-то держалась как-то отстраненно и сдержанно. Мама всегда казалась такой: теплой и веселой в один момент – и суровой и жесткой в другой. Думаю, ей было трудно иметь единственного ребенка. Во мне она видела маленького взрослого.

В тот день мама была очень красивой. Темные вьющиеся волосы, волшебные карие глаза – куда бы она ни пошла, на нее все оборачивались. Она считала, что женщина должна ухаживать за собой, и привила мне такое же чувство уважения к себе. Друзья часто говорили, что им хотелось бы, чтобы их матери тоже были такими красивыми. А мне иногда хотелось, чтобы она не так сильно заботилась о своей внешности, и это чувство сохранилось у меня надолго.

Одноклассники отлично повеселились. Я была совершенно счастлива. Пришли все мои школьные друзья – всем хотелось побывать на моем дне рождения…

В тот год я была популярной. В школе все хотели сидеть рядом со мной. Со мной делились секретами. Мы даже придумали собственный язык, чтобы взрослые не понимали, что мы говорим друг другу. Наша учительница, миссис Стенс, благослови ее Господь, была бесконечно терпелива с нами. Школа казалась воплощенной мечтой. Мне нравилось учиться. Одноклассники считали меня умной и смелой. Мне подражали.

Я училась в католической младшей школе Святого Вознесения, и преподавали нам монахини. Больше всех я любила сестру Розу, пожилую добрую женщину невероятной чуткости и теплоты. Мама тоже ее любила. Она всегда давала мне небольшие подарки для сестры Розы – чтобы та чувствовала, как ее ценят и любят.

В нашей школе была специальная программа для глухих. Одна из девочек, обучавшихся по этой программе, Марианна, мне очень нравилась. Ей было пять лет, она косолапила и носила тяжелые и неуклюжие черные ботинки, сделанные специально под ее нездоровую ногу. Помимо полной глухоты, она еще и плохо видела. Очки с толстыми стеклами казались огромными на ее крохотном личике. Одевалась Марианна очень плохо, и другие дети вечно издевались над ней. Они передразнивали ее походку и попытки заговорить. Хотя Марианне было пять лет – то есть она всего на четыре года младше меня, – эта малышка будила во мне материнский инстинкт. Мне хотелось обнять ее, чтобы она почувствовала, что ее любят. У нее была самая красивая на свете улыбка.

Я спросила у сестры Розы, нельзя ли мне помогать ей в работе с глухими в обеденный перерыв. Сестра Роза с радостью согласилась. Я каждый день играла с этими замечательными детьми и помогала сестре Кларе, очаровательной молодой монахине, отвечавшей за эту программу. Сестра Клара учила глухих детей читать по губам. Я разговаривала с ними, а они пытались разобрать, что я говорила. Я очень привязалась к Марианне. Она казалась мне такой одинокой – даже другие глухие дети порой дразнили ее.

Как-то днем я спросила сестру Клару, можно ли пригласить Марианну ко мне домой поиграть.

– Пожалуйста, сестра, – упрашивала я. – Мама сказала, что позвонит маме Марианны, заберет нас, а потом отвезет ее домой. Ну, пожалуйста!

– Мне нужно сначала предупредить маму Марианны, – ответила сестра Клара и пошла в кабинет звонить ей. Через несколько минут она вернулась и с улыбкой сказала: – Я обо всем договорилась и узнала дорогу. Если вы с мамой заберете Марианну в субботу в одиннадцать часов, будет замечательно.

Я пришла в безумный восторг. В субботу утром я проснулась в шесть часов и полностью оделась, не забыв разбудить и всех остальных. Мама тоже хотела познакомиться с Марианной.

– Мама, а где она живет? Далеко?

– Да, дорогая, минутах в сорока от нас…

Чем дальше мы ехали, тем более ветхими и неприглядными становились дома.

– Мама, а почему эти дома такие печальные? – спросила я, не понимая, почему на домах облупилась краска, а изгороди покосились.

– Джоди, здесь живут люди, которым в жизни повезло меньше, чем нам. У них мало денег. Ты можешь помолиться, чтобы Бог дал им силы и возможности, – грустно ответила мама.

Наконец мы остановились перед маленьким домом Марианны. Ему явно нужен был ремонт, но на дворе царил полный порядок. Сразу стало понятно, что семья Марианны хотя и бедна, но обладает чувством собственного достоинства и самоуважения.

Мы подошли к крыльцу. Нас встретила пухлая молодая женщина с розоватыми светлыми волосами и добрым взглядом. Она улыбалась.

– Здравствуйте! Я Шерри, мама Марианны. Я так благодарна, что вы ее пригласили. Я переживала, что она так одинока, а у меня столько забот с малышом, что я не могу уделять ей достаточно внимания. Она очень робкая. Ей трудно подружиться с другими детьми. Ее впервые кто-то пригласил, – на этих словах на глаза Шерри навернулись слезы.

– Шерри, Джоди очень нравится ваша дочь. Мне не терпится наконец-то познакомиться с ней.

– Спасибо. Входите и присаживайтесь.

В доме, как и на дворе, царил идеальный порядок. Старая потрепанная мебель, пустоватая гостиная – все было очень чисто и аккуратно. Сразу видно, что Марианна растет в семье, которая гордится тем малым, что у них есть, и не стыдится своих стесненных обстоятельств.

Мы с Марианной прекрасно провели день. Мама угостила нас пиццей и отвезла в парк, где мы играли несколько часов. Марианна стала для меня младшей сестрой, о которой я всегда мечтала. Она нуждалась во мне, а я – в ней. Мне нравилось изображать старшую сестру и присматривать за ней. Другие дети удивленно таращились на нас. Когда мы проходили мимо качелей, дети отступили, словно в испуге. Мама не хотела смущать нас с Марианной и устраивать сцену, поэтому она просто взяла нас за руки, и мы уехали.

– Мама, почему дети в парке так себя повели? – спросила я, когда мы ехали домой.

– Люди иногда пугаются тех, кто на них не похож, – объяснила мама. Она говорила медленно, чтобы я поняла каждое ее слово. – Это не значит, что они плохие люди, просто ограниченные. Учись не обращать на них внимания. Марианна – твоя подруга. Не позволяй никому лишить вас этой дружбы.

– Понимаю, мама, – ответила я, пытаясь забыть, как на нас смотрели.

Утром в понедельник я шла на урок сестры Розы, и тут меня остановила моя лучшая подруга Джо Эллен.

– Я слышала, что ты играла в парке с дебилкой, – сурово сказала она. – Моя сестра видела вас на качелях.

– Марианна не дебилка, – возразила я. – Она инвалид.

– Если ты будешь с ней играть, то я больше не буду играть с тобой, – заявила девочка, которую я считала лучшей подругой. – Марианна урод. Если ты будешь играть с ней, то тоже станешь уродом.

Я задумалась над словами Джо Эллен. Она была моей лучшей подругой. Мы все делали вместе. Стоит ли Марианна расставания с Джо Эллен? С ней не поговоришь так, как с лучшей подружкой. Она маленькая, да еще и глухая, и с ней трудно общаться. Ее можно считать младшей сестрой, но мне нужна настоящая лучшая подружка. Как я буду учиться без нее?

– Хорошо, Джо Эллен, я не буду больше играть с Марианной. Только останься моей подругой! – взмолилась я.

Джо Эллен триумфально смотрела на меня, и я поняла, что мы остались подругами. А вот думать о Марианне было тяжело. Как я смогу посмотреть ей в глаза и сказать, что не смогу больше играть с ней? «У меня просто нет выбора», – уговаривала я себя.

Днем я сказала сестре Кларе, что не смогу больше ей помогать.

– Мама хочет, чтобы я приезжала домой обедать, – соврала я. – Ей кажется, что проводить целый день в школе вредно.

– Хорошо, Джоди, я понимаю, – разочарованно ответила сестра Клара, и мне стало страшно стыдно. – Дети будут скучать по тебе, особенно Марианна. Она так привязалась к тебе.

– Простите, сестра, но мама не разрешает мне, – пробормотала я и выскочила из класса.

В конце коридора я увидела Марианну. Она возвращалась с перемены. Увидев меня, она заулыбалась и направилась ко мне. Я притворилась, что не замечаю ее, и убежала. Мне хотелось сквозь землю провалиться. Как я могла так поступить? Что со мной случилось? Несколько недель я старалась держаться подальше от классов, где занимались глухие. Мне было стыдно признаться маме в моем поступке и не хотелось, чтобы сестра Клара узнала, что я соврала. Единственный выход – прятаться. Каждый день в обеденный перерыв я уходила в женский туалет и пряталась в кабинке. Зловещее предзнаменование того, что ждало меня впереди.

Как-то раз я вернулась домой из школы и увидела, что родители ждут меня в гостиной. Папа никогда не приезжал домой среди дня, если только не случалось чего-то особенного.

– Сестра Клара позвонила и попросила меня пересмотреть мое решение, – спокойно и монотонно сказала мама. – Она сказала, что я не разрешаю тебе помогать ей в обеденный перерыв. В обед ты домой не приезжаешь и в классе сестры Клары тоже не помогаешь. Джоди, что происходит? Мы с папой беспокоимся.

Соврать родителям я не могла, и правда вышла наружу. Я рассказала, что произошло между мной и Джо Эллен, о том ужасном выборе, который мне пришлось сделать. Слезы душили меня, и я с трудом подбирала слова. Папа поднялся и обнял меня.

– Джоди, ты поступила неправильно, – мягко сказал он. – Ты причинила боль Марианне и себе самой, потому что позволила другим заставить тебя совершить недостойный поступок. Джо Эллен – жестокая эгоистка. Ты не должна была ее слушать. Ты понимаешь, что она попросила тебя поступить неправильно?

– Да, папочка, – всхлипнула я. – Я чувствовала себя так плохо, но не хотела терять лучшую подругу.

Мне было безумно стыдно, но в то же время легко, потому что больше не нужно было врать.

В тот же день родители отвезли меня в школу, в кабинет сестры Клары. Они объяснили, что мне нужно сказать нечто важное. Я все рассказала сестре Кларе, а та терпеливо меня выслушала.

– О, сестра, мне так стыдно, – рыдала я. – Можно мне и дальше помогать вам?

Я так боялась, что она прогонит меня и больше никогда не позволит прийти в ее класс. Но она обняла меня и поблагодарила родителей.

– Думаю, одна маленькая девочка будет очень рада увидеть тебя за обедом, – с улыбкой сказала она.

На следующий день я вернулась в класс сестры Клары. Увидев меня, Марианна с широкой улыбкой кинулась ко мне.

– Марианна, мне так стыдно, – прошептала я.

Она схватила меня за руку, потянула к доске и нарисовала цветок.

– Очень красиво, – похвалила я.

Марианна просияла и крепко меня обняла. Впервые после разговора с Джо Эллен я почувствовала себя прекрасно.

Шли недели. Жизнь, казалось, вернулась в обычную колею. Джо Эллен перестала дуться. Как-то во время перемены она даже заговорила со мной. Правда, я чувствовала, что она сделала это, потому что ее заставили родители. Мама позвонила им и все рассказала. Поведение дочери их встревожило, и они вынудили ее и дальше общаться со мной. «По крайней мере, она меня больше не ненавидит», – утешала я себя. Ну и что, что ее заставили родители?

Однако чем дальше, тем меньше мы общались. Наши пути разошлись. А мне так нужна была лучшая подруга, с которой можно всем делиться! Я стала все больше времени и сил уделять Марианне и другим детям из программы для глухих. Они находили радость в том, на что здоровые дети и внимания не обращали.

Летние каникулы я провела в деревне, с кузенами. Они были на несколько лет старше, но с удовольствием играли со мной. Все говорили, что со мной интересно, потому что я очень взрослая для своих лет. Август подходил к концу, и я дождаться не могла, когда же начнутся уроки в школе. Мне нужно найти новую лучшую подругу, которая сможет принять Марианну и других детей из программы для глухих.

Пятый класс начался отлично. На первой неделе меня пригласили на два ночных девичника! На перемене две самые популярные девочки позвали меня в свою компанию, а Грег, самый симпатичный мальчик во всей школе, проводил меня в кабинет математики. «Это будет лучший год в школе!» – твердила я себе. А самое замечательное было в том, что никто больше не заговаривал о моей работе в программе для глухих. Пара девочек из нашего класса даже сказали, что это хорошо.

Приближался День благодарения, а с ним – и еще одно важное событие в моей жизни. Я отправилась на прослушивание в детскую театральную группу «Актеры Питта», и меня взяли на роль Дороти в спектакле «Волшебник страны Оз». На премьеру должна была прийти вся школа. Я была в восторге! У меня голова кружилась! Каждый день сулил новое приключение. Все шло прекрасно, и то, что случилось, стало для меня полной неожиданностью.

Как-то днем группа моих одноклассников принялась дразнить глухих детей. Они обзывались ужасными словами и передразнивали их особенности.

– Идиоты, идиоты, – распевали они, – мы ненавидим идиотов!

– Прекратите, пожалуйста, – попыталась я их урезонить. – Они же все равно вас не слышат…

– Идиоты, идиоты! Даже Бог ненавидит идиотов!

– Прекратите! – закричала я. – Оставьте их в покое! Они ничего вам не сделали!

Все было бесполезно. Жестокую песню распевала Джо Эллен, а я не могла ее остановить. Чем больше я пыталась, тем сильнее они злились. Они смотрели на меня, словно я предала их. «Как я смею защищать идиотов?!» – говорили их взгляды. Тут из кабинета выбежала сестра Клара с линейкой в руках, чтобы наказать виновных. Джо Эллен и остальные кинулись бежать. Несколько глухих детей хныкали у дверей класса, не понимая, что происходит. Они были очень напуганы.

– Что случилось? – сердито спросила сестра Клара. – Джоди, кто все это затеял?

– Не знаю, сестра, – я опустила голову, чтобы не смотреть ей в глаза.

– Мисс Бланко, не пытайтесь меня одурачить, – сурово сказала монахиня. Я никогда еще не слышала, чтобы эта милейшая женщина говорила таким тоном. – Я хочу знать, кто совершил этот жестокий поступок. И я отлично знаю, что вы все видели!

Мне не хотелось выдавать одноклассников, но я не могла снова обмануть сестру Клару. Глухие дети заслуживают лучшего отношения. На этот раз я должна поступить правильно.

– Джо Эллен и Грег, – тихо пробормотала я. – Они все начали.

– Спасибо, Джоди. Я знаю, тебе было трудно ответить мне честно, но ты поступила правильно и достойно. Я горжусь тобой.

На следующий день вся школа знала, что я настучала на Джо Эллен и Грега. Директриса исключила их на неделю. Со мной никто не разговаривал. Я была в отчаянии. Во время перемены на меня никто не смотрел, а днем я нашла в своей сумке с учебниками тухлую еду из мусорного ведра.

Но у меня еще оставался театр. Мне нравились репетиции, нравилось общаться с другими детьми. «Все не так плохо», – твердила я себе. Папа сказал, что я проявила характер. Многие ли пятиклассники на такое способны? «Кроме того, – твердила я, – меня все увидят в спектакле. И тогда все забудут эту ужасную глупость!»

Спектакль назначили на воскресенье. Генеральная репетиция прошла в среду. В пятницу утром в местной газете напечатали статью об открытии сезона «Актеров Питта». Туда поместили мою большую фотографию, сделанную во время генеральной репетиции. К обеду статью успела прочитать вся школа. Она произвела впечатление. Никто из нас еще никогда не появлялся в газете! Пожалуйста, Господи, мама говорит, что все делается по Твоей воле. Пожалуйста, пожелай, чтобы одноклассники снова меня полюбили!

Когда уроки закончились, ко мне подошла Терри, новая лучшая подруга Джо Эллен, одна из самых популярных девочек в классе.

– Я видела тебя в газете, – сказала она. – Ну и каково это?

– Неплохо, полагаю, – смущенно ответила я, не зная, что сказать.

– В субботу я устраиваю ночной девичник, – продолжала Терри. – Если хочешь, приходи.

Наконец-то! Я снова принята в круг сверстников! Они простили меня!

– Да, мне очень хотелось бы, – ответила я, испытывая огромное облегчение.

Я была так счастлива, что домой летела, как на крыльях.

– Мам, никогда не угадаешь, что случилось! – закричала я прямо от дверей, кидая сумку с учебниками на кухонный стол. – Терри пригласила меня на ночной девичник в субботу! Они меня больше не ненавидят! Я так счастлива!

– Ангелочек, это замечательно, – кивнула мама. – Я же говорила, что все образуется. Но, детка, ты не сможешь пойти в субботу вечером. В воскресенье днем у тебя спектакль. Ты должна быть в театре к восьми утра. Джоди, ты так много работала ради этого спектакля. Если не выспишься в субботу, то не сможешь хорошо сыграть. Ты подведешь себя и всю труппу.

– Мама, нет! Пожалуйста, отпусти меня! Если я скажу Терри, что не приду, то мне никогда с ней не подружиться – и с другими девочками тоже, – сквозь слезы молила я. – Ты не можешь так со мной поступить!

– Джоди, ты хотела играть в «Волшебнике страны Оз». Ты мечтала стать Дороти. На тебе лежит ответственность, и я была бы плохой матерью, если бы позволила тебе этим пренебречь. Объясни Терри все. Она поймет.

– Нет, она не поймет! Я даже пытаться не буду! Обещаю, я не буду болтать с девчонками всю ночь! Пожалуйста, отпусти меня! Ну пожалуйста!

– Нет, – отрезала мама. – Разговор окончен.

Всю ночь я проплакала. Это было так несправедливо.

Да, я мечтала сыграть Дороти. Но и школа была моей жизнью. Я превратилась в изгоя, и девичник у Терри мог стать моим спасением. Почему мама этого не понимает? Ее волнует только то, что я слишком устану. Ну и что? Спектакль – это один день, а школа – каждый день!

На следующий день я сказала Терри, что не смогу у нее ночевать.

– Терри, мама меня не пускает, потому что в воскресенье спектакль, – пыталась объяснить я.

– Ты не хочешь прийти, потому что считаешь себя лучше нас! – вспылила Терри.

– Неправда! – Я уже чувствовала, как обещание дружбы тает на глазах. – Мне дела нет до этого дурацкого спектакля. Я не думаю, что чем-то лучше тебя!

– Нет, думаешь! Ты всего лишь дурацкая актриса. Кстати, я пригласила тебя только потому, что меня заставила мама. Никто и не хотел, чтобы ты приходила.

С этими словами она развернулась на каблуках и пошла прочь. Я была просто раздавлена.

В воскресенье утром я изо всех сил постаралась забыть о неприятном разговоре с Терри и принялась готовиться к спектаклю. Мне всегда нравилась атмосфера кулис, суета в гримерках, где родители готовили детям костюмы, запах грима, шорох и позвякивание бутафории, грохот устанавливаемых на сцене декораций. Такой мир заменял мне общение с друзьями.

За кулисы пришли и мама, и папа. Они хотели подбодрить меня.

– Ни пуха ни пера, дорогая, – с улыбкой сказал папа. – Профессиональные актеры всегда говорят так перед спектаклем.

– Джоди, не сутулься и говори четко, – напомнила мама, затягивая хвостики на голове.

Наш режиссер, миссис Питт, энергичная женщина среднего возраста, которая благодаря работе в детском театре стала настоящей знаменитостью, начала вежливо выпроваживать родителей из гримерок.

– Мама, а из школы кто-нибудь пришел? – спросила я, впрочем, безо всякой надежды.

– Я хотела тебя удивить, но теперь уже можно сказать, – подмигнула мама. – Я позвонила некоторым родителям. Все твои одноклассники придут.

– Мама, спасибо!

Спектакль прошел с колоссальным успехом. Два часа я была настоящей Дороти. Когда он закончился и я вышла на поклоны, на сцену поднялся папа, чтобы вручить мне роскошный букет. В тот день папа был таким красивым! А потом ко мне за кулисы пришли Терри, Джо Эллен и еще несколько одноклассников. Они улыбались, говорили комплименты, но я чувствовала, что им неловко и неприятно, словно их заставили есть противные овощи. Я сделала вид, что не замечаю. Я же только что осуществила свою мечту – сыграла Дороти в «Волшебнике страны Оз». Однако радости не было.

В понедельник в школе я поблагодарила Джо Эллен и Терри, что они пришли на спектакль.

– Я так рада, что вы были там, – сказала я, страстно желая заслужить их дружбу. – Для меня это многое значит.

– Было весело, – улыбнулась Терри.

– Ага, – подхватила Джо Эллен.

– И как ты запомнила весь текст? – спросила Терри.

– Это было несложно. Мама репетировала со мной каждый день, и со временем я все запомнила.

– Ну пока, – сказала Терри.

– Увидимся, – пробормотала Джо Эллен.

Может быть, я сумею их вернуть. Они уже со мной разговаривают!

Правда, радость была недолгой. Учеба продолжалась, и атмосфера в школе постепенно начала меняться – незаметно, но очень решительно. Одноклассники стали разбиваться на группы, и принадлежность к ним много значила. Тебя либо принимали, либо отвергали. Если ты не был чирлидером, спортсменом, отличником или членом «крутой» группы, тебя просто не замечали.

Я заметила и другие перемены. Раньше теми, кто активно участвовал в уроках, восхищались, с них брали пример. Теперь же часто поднимавших руку высмеивали, называя учительскими подхалимами. Чтобы тебя приняли в группу, нужно было высмеивать других, даже если тебе этого не хотелось. Такова стала цена дружбы. Правила просты: либо высмеиваешь ты, либо высмеивают тебя. Чем ты более жесток к изгоям, тем выше твоя популярность в группе. А если не хочешь плыть по течению, то сам станешь изгоем. Ребята, которые всегда были добрыми и внимательными, становились жестокими, чтобы произвести впечатление на друзей.

– Почему ты всегда так причудливо говоришь? – как-то раз на перемене спросил меня Эдди. – Ты даже не знаешь, что означают эти слова.

Мне нравилось учить новые слова и пользоваться ими в школе. Никто прежде не дразнил меня за это.

– Я знаю, что они значат, – ответила я.

– Ты врушка и зазнайка! Почему бы тебе не перейти в другую школу? Тебя здесь никто не любит.

А ведь я была влюблена в Эдди…

– Пожалуйста, не говори так, – сказала я, с болью вспоминая, как он разбил пиньяту на моем дне рождения и как мы веселились тогда.

За спиной я услышала шарканье кроссовок по асфальту. Я обернулась. К нам направлялись два приятеля Эдди.

– Она уродка, – сказал один.

– Ага! – подхватил другой. – Эдди, зачем ты разговариваешь с этой уродкой?

– Я говорю, чтобы она перешла в другую школу, потому что все мы ее ненавидим, – с гордостью ответил Эдди.

– Уродка, уродка, никто не любит уродов, – принялись дразнить меня мальчишки. – Уродка, уродка, никто не любит уродов…

Вот такая мантра отверженности…

Я побежала прочь от них по школьной парковке. Их слова молотом стучали в ушах. Я не понимала, куда бегу, воздуха мне не хватало. Я вбежала в аптеку и позвонила маме по телефону-автомату.

– Мама, пожалуйста, забери меня! – рыдала я. – Я не могу туда вернуться! Пожалуйста!

– Джоди, где ты? – испуганно спросила мама.

– Я в аптеке…

– Я приеду через пять минут.

Мама привезла меня домой, сделала горячий сэндвич с сыром и уложила в постель. Я проспала до утра. Когда я спустилась к завтраку, папа сказал, что я должна вернуться в школу – нельзя показывать Эдди и его приятелям, что я сдалась. «Не обращай на них внимания, и они от тебя отстанут», – твердили родители. Они даже не догадывались, насколько вреден их совет.

Сильнее всех страдали дети из программы для глухих. Теперь их дразнили не отдельные школьники, а целые группы. Они были легкой добычей, потому что не могли сопротивляться. Инвалиды были не единственной мишенью. Охотились на всех, кто чем-то отличался. Нужно было либо вписываться, либо становиться изгоем. Я не могла так поступить. Однажды я уже совершила ошибку, когда отвернулась от Марианны. Больше я не проявлю такой слабости.

К концу пятого класса я чувствовала полную опустошенность. Если бы я испытывала одиночество и раньше, если бы я никогда не знала популярности, мне было бы легче. Но до четвертого класса меня все любили. Переход от всеобщей любимицы к изгою стал слишком сильным ударом.

Родители не знали, что делать. Им было тяжело, что я каждый день возвращаюсь из школы в слезах. Однако они боялись переводить меня в другую школу. Им казалось, что так они покажут мне, что от проблем можно убежать. Они разрывались между желанием спасти меня от боли и стремлением научить меня быть выше этой боли. Наступило лето, и вопрос решили отложить до осени. Я продолжала заниматься в труппе «Актеров Питта». Какое счастье, что у меня был театр!

В сентябре я сказала родителям, что хочу вернуться в старую школу, не хочу бежать, хочу быть сильной. Они согласились. Шестой класс начался нормально. Дразнили меня мало. Я перестала употреблять сложные слова и старалась не поднимать руку на уроках. Если учитель меня вызывает, хорошо. Если нет, еще лучше. Порой мне приходилось сидеть на собственных руках, в прямом смысле слова. Я напоминала себе, что не хочу стать учительским любимчиком. Мои усилия принесли плоды. На переменах меня приглашали играть. Популярной я не стала, но меня хотя бы перестали постоянно дразнить. «Я должна надеяться на лучшее и продолжать работать», – твердила я себе.

Хотя я и воспрянула духом, но все же чувствовала себя очень одинокой. Хорошо, что тебя не дразнят, но плохо, когда нет друзей. «Пожалуйста, Господи, – молилась я. – Пусть одноклассники снова меня полюбят!»

Продолжение история получила в Хэллоуин. Одноклассники позвали меня ходить вместе с ними за конфетами. Я была так счастлива, что чуть не разрыдалась. Мне дали второй шанс! Я схватила свою оранжевую сумку в виде тыквы и выскочила на улицу, думая, что Бог услышал мои молитвы. Но оказалось, что меня позвали, чтобы грязно разыграть пожилую женщину, которая жила на нашей улице. Они собирались закидать ее дом сырыми яйцами и туалетной бумагой, и им нужна была моя помощь в этом деле.

– Она старая ведьма, – шипела Джо Эллен.

– Пусть все волосы на голове выдергает! – орала Терри.

– Посмотрим, как она в своем драном халате будет отчищать эту грязь! – хохотал Грег.

Я отказалась участвовать, потому что мне было жаль ту женщину. Я сказала, что они задумали подлую и жестокую проделку, и мгновенно превратилась в мишень для издевательств. Все рухнуло в ту же минуту.

На следующий день мои родители пришли поговорить с директрисой школы, сестрой Джанин.

– Не понимаю, почему вы так всполошились, – удивилась она, когда родители ей все рассказали. – Ей следует лучше стараться заводить друзей. Дети всегда остаются детьми. Они должны сами решать свои проблемы. Если Джоди не хочет поладить с другими детьми, то ей, пожалуй, стоит перейти в другую школу.

В следующем месяце я поступила в академию Морган-Хиллз, частную школу для «детей, одаренных в интеллектуальном и художественном отношении».