Читать книгу Justice For All: Вся правда о группе «Metallica» - Джоэл Макайвер - Страница 8

В отличие от многих родителей, Торбен Ульрих всегда поддерживал любые идеи своего сына. «С раннего детства Ларс привык все делать сам, – вспоминает Торбен. – Когда в Дании выступали „Kiss“ или кто-то еще, он уже в восемь-девять лет ездил автобусом на их концерты – тогда это было в порядке вещей. Если он засыпал в автобусе, кондуктор его будил». Что удивительно, эти ночные вылазки никак не сказались на успехах Ларса в учебе: «Он каждое утро вставал и шел в школу, тут его не упрекнешь, – добавляет Ульрих-старший. – Я и сам говорил ему: „Интересуешься музыкой – ходи на концерты!“ Это же самое главное: если тебе что-то интересно, надо проявить свой интерес! С музыкой любви на расстоянии быть не может».

Летом 1981 года Ларс Ульрих сообщил своим родителям и друзьям, что собирается в Европу. А именно планирует провести какое-то время в Англии, пока там гастролирует одна из его самых любимых метал-групп, «Diamond Head», – кумиры рок-прессы того времени, пробуждавшие в Ларсе едва ли не религиозный пыл. Торбен отнесся к этому решению с терпением понимающего отца: «Мы знали, что если Ларсу нужно поехать в Англию, то так оно и будет. Не зря же он выписывал разные рок-журналы и читал их от корки до корки». Как же родители Ларса решились отпустить своего 17-летнего сына путешествовать в одиночку? На этот вопрос Ульрих-старший поясняет, что, когда Ларс стал ездить на репетиции своей группы по автострадам Калифорнии – час туда и час обратно, – родители поняли: за парня можно не беспокоиться. Да и потом, у юного Ларса была голова на плечах.

Техничная музыка и заводные ритмы обеспечили группе «Diamond Head» одно из первых мест среди групп НВБХМ, однако ее участники вовсе не были заядлыми тусовщиками. Вокалист Шон Харрис вспоминает: «После концертов мы играли в „Монополию“ – настоящие маменькины сынки из Бирмингема!» В 1980 году они записали и выпустили свой безымянный дебютный альбом (иногда его называют «Lightning To The Nations»), который обратил на себя внимание ценителей как мейнстрима, так и андерграунда. Изданный тиражом в 1000 экземпляров, альбом вызвал бурное одобрение. «Великий Джефф Бартон написал о нас в журнале „Sounds“: „Эта музыка освежает лучше, чем целое ведро «Листерминта»[3]… На одном их альбоме свежих риффов больше, чем на первых пяти альбомах «Black Sabbath», вместе взятых!“» – с нескрываемым удовольствием вспоминает Харрис. По его словам, они мечтали сравняться с известными рок-группами того времени: «Мы хотели быть такими же прогрессивными, как „Deep Purple“, но знали, что никогда не сможем играть такую же музыку. Мы ведь росли не в шестидесятые. Мы слушали панк и именно его считали катализатором. Достаточно было знать три аккорда и играть их с нужным отношением». В конечном итоге группа смогла создать более глубокое и тяжелое звучание, что и принесло им успех: «Мы были на концерте „Iron Maiden“ в Бирмингеме – они там выступали с группой „Samson“, – и нам показалось, что мы ничуть не хуже их… а потом мы играли на разогреве у „Iron Maiden“, „Angel Witch“ и „Praying Mantis“ в „Lyceum“». Это сработало: на пару лет группа «Diamond Head» вознеслась на вершину рок-олимпа.

История о том, как Ларс Ульрих появился в жизни «Diamond Head», сегодня кажется невероятной: говорят, прилетев в Британию, Ларс попросту подошел к вокалисту Шону Харрису после концерта, и в итоге тот предложил юному фанату остановиться у него. Харрис и гитарист «Diamond Head» Брайан Тэтлер утверждают, что это сущая правда. «Ларс заказал по почте наш альбом – мы специально выпустили тысячу экземпляров с автографами, – вспоминает Харрис. – Заплатил за него три с половиной фунта! А потом объявился и сам – пришел на наш концерт в „Woolwich Odeon“».

Как объясняет Харрис, группа все еще была достаточно андерграундной, поэтому фанаты могли свободно общаться с музыкантами после концерта («Если бы кто-нибудь сказал, что хочет с нами потусоваться, мы бы не задумываясь пригласили его пожить у нас!»), к тому же Ларс был удивительно обаятельным парнем. «Он был очень славный, большой энтузиаст. И очень молодой. Он жил и у Брайана, и у меня – спал чуть ли не на полу. Мы его везде с собой брали».

На вопрос о том, на какие деньги Ульрих жил все это время, у Шона ответа нет. «Наверное, он вообще ничего не ел! – говорит он. – Он слушал музыку и подпитывался от нее». Уже тогда в Ларсе проявилась черта, которой он славится и сегодня: его стремление как можно больше узнать о музыке и бесконечно говорить о ней. «Мы все были поражены его энтузиазмом. Он говорил без умолку». Его любовь к «Diamond Head» не раздражала участников группы. «Ему действительно очень нравилась наша музыка, – говорит Харрис, – и он считал, что мы круче всех. Мы с ним не спорили… ведь мы тоже так думали!»

Брайан Тэтлер хранит более сентиментальные воспоминания: «Ларс прожил месяц у Шона и неделю – у меня. Видимо, ему было с нами клево. В самом начале своего пребывания в Англии он написал мне письмо, где спрашивал: «Почему „Diamond Head“ до сих пор не величайшая группа в мире? Надо что-то с этим делать!» В тот момент Ларс не распространялся о своих собственных музыкальных амбициях, только говорил, что учится играть на барабанах. Харрис: «Он рассказал мне, что хочет создать собственную группу, намного позже. Мы продолжали общаться и после его возвращения в Лос-Анджелес. Он просто молодец. С самого начала знал, где черпать вдохновение».

Судя по тому, что происходило в жизни молодого датчанина дальше, Ларс не просто много размышлял об источниках вдохновения, но и активно ими пользовался. Он был настолько переполнен энтузиазмом, что не мог не поделиться им со своими американскими друзьями. Его друг Джин Корнаренс вспоминает: «Летом восемьдесят первого года раздался телефонный звонок, это был Ларс. Я говорю: „Круто, Ларс, ты уже вернулся?“ А он: „Да нет, я из Англии звоню“». То, что было дальше, Корнаренс запомнил на всю жизнь: «Ларс сказал: „Слушай, тут кое-кто с тобой поговорить хочет“, – и передал трубку самому Шону Харрису!» О чем именно говорили певец из Бирмингема и его калифорнийский фанат, история умалчивает.

По возвращении из Англии желание создать собственную группу разгорелось в Ларсе с новой силой. Он так активно начал искать единомышленников, как будто от этого зависела вся его жизнь.

Как оказалось, Ларс был далеко не единственным подростком, старавшимся пробиться в музыкальную индустрию. Его друг Брайан Слейгел заметил, что в Лос-Анджелесе возрастает интерес к европейским пластинкам и что одновременно с этим европейская пресса более пристально следит за калифорнийской музыкой. Тогда он решил издавать собственный журнал под названием «New Heavy Metal Revue», который делал у себя дома с помощью Джона Корнаренса. Этой затее способствовала новая работа Брайана в музыкальном магазине «Оз рекордз»: благодаря своим обширным знаниям о зарубежном роке и металле, юноша получил официальную должность закупщика импортной продукции. Как вспоминает Корнаренс, это был сумасшедший период для американской индустрии музыкальных журналов: «Появился „Kerrang!“, и Брайану тоже захотелось создать свой журнал. Я помогал ему, как мог. Тогда же Рон Квинтана начал выпускать „Metal Mania“ в Сан-Франциско, ну а потом Брайан получил работу в магазине „Oz Records“».

Принимая такое активное участие в судьбе металла, Слейгел и Корнаренс вскоре пересеклись с Сильви Симмонс, которая все еще работала в «Sounds», освещая метал-сцену в Лос-Анджелесе. Вскоре оба они начали помогать Симмонс со сбором материала в качестве местных экспертов. Она вспоминает: «Брайан был очень спокойный, выдержанный, совершенно не походил на металлиста – не болтал лишнего, не носил браслетов с шипами. Он все знал о металле. А Джон Корнаренс помог мне написать обзорную статью о металле в Лос-Анджелесе. Джон постоянно ходил в клубы и давал мне советы, какие группы стоит посмотреть, а на какие можно не обращать внимания».

Сильви помнит Корнаренса как Джона-металлиста, человека, к которому можно было обратиться за любой информацией о мире металла: «Джон-металлист был отличным парнем. Когда мы познакомились, ему было около восемнадцати. В „Sounds“ был указан мой телефонный номер, и однажды Джон позвонил мне – вообще-то так делали многие психи – и начал мучить меня расспросами о новых альбомах разных команд. Он очень мне помогал, ходил на концерты, рекомендовал группы».

Вместе со Слейгелом и Корнаренсом приходили их друзья, из которых особенно выделялся Ларс Ульрих. Он произвел впечатление и на Симмонс: «Однажды Джон пришел ко мне вместе с Ларсом Ульрихом, абсолютно гиперактивным парнем. Если б тогда уже был изобретен риталин[4], ему бы его точно назначили. Он был невыносим, но очарователен. Как щенок терьера, который носится по квартире. Он вечно копался в моих папках и спрашивал: „А фотографии «Iron Maiden» у тебя есть? А «Diamond Head»?“ Не затыкался ни на секунду».

Корнаренса смущало поведение его младшего друга. Сильви Симмонс: «Джон чувствовал себя виноватым – он постоянно извинялся за поведение Ларса. Меня оно и вправду слегка доставало. Ларс уже тогда говорил, что хочет создать группу, но он много чего говорил – он физически не мог долго общаться на одну тему! Он был гиперактивен, беспрестанно что-то рассказывал или спрашивал, был абсолютным фанатиком и подлинным англофилом в отношении музыкальных вкусов. Он перечитывал списки групп НВБХМ, изучал мои бумаги, рассматривал промо-фотографии, спрашивал, нужны ли они мне. Помню, однажды Ларсу удалось выклянчить у меня рождественскую открытку от „Iron Maiden“, с их автографами и с Эдди в костюме Санты на фотографии».

Однако заразительный энтузиазм Ларса никого всерьез не раздражал, друзья вскоре смирились с этой его особенностью, хотя Корнаренс вспоминает один случай, когда Ларс почти вывел его из себя: «Однажды у нас был очень тяжелый день, мы до утра не ложились, а потом Ларсу нужно было ехать домой – в Ньюпорт-Бич, в ста километрах от моего дома в Студио-Сити. Так вот, только я наконец добираюсь до своей кровати, как кто-то начинает кидать камешки в окно. Я кричу: „Это еще что такое?“» Подойдя к окну, Джон увидел в темноте под окнами силуэт длинноволосого подростка: «Смотрю, а это Ларс. Он мне говорит: „Давай спускайся. Я забыл ключ от крышки бензобака, так что мне не заправиться и домой не уехать!“ Пришлось тащить машину в гараж и отвинчивать всю секцию. Потом он уехал на заправку, вернулся и только тогда наконец свалил домой, а я в результате лег спать только в четыре утра…»

По мере того как росло количество метал-групп, все больше подростков пополняло ряды приверженцев металла в Лос-Анджелесе и все больше авторов активно освещали ситуацию в британской прессе. И тогда Брайан, также писавший обзоры для музыкальных журналов и к тому же работавший на радио, принял судьбоносное решение: выпустить сборник песен тех групп, которые он изо дня в день мог наблюдать на концертах. Он вспоминает: «В то время я занимался своим журналом, работал в музыкальном магазине и помогал составлять программы для местной радиостанции, игравшей хеви-метал. Я писал статьи для британских изданий „Sounds“ и „Kerrang!“, а в Лос-Анджелесе как раз играли потрясающие группы – например, „Mötley Crüe“, „Ratt“ и „Bitch“. Философия „сделай сам“, присущая НВБХМ, оказала на меня большое влияние. Я считал, что люди не обращают должного внимания на здешнюю музыку. Я спросил знакомых дистрибьюторов, своих коллег по магазину, смогут ли они продать мой сборник песен местных групп. И все они ответили утвердительно».

Время тогда было совсем другое: пластинки, изданные за свой счет, можно было не только хорошо продать, но и, при наличии связей, достаточно недорого прорекламировать и распространить. «Я одолжил денег у друзей и у своей тети, – продолжает Слейгел, – к тому же у меня остались кое-какие сбережения с последней работы. Собрав все свои средства, мы смогли наскрести на выпуск нескольких тысяч пластинок». Новая компания Слейгела, которую он решил назвать в духе того времени и той музыки – «Metal Blade», – обладала весьма скромными финансами и не менее скромным профессиональным опытом Брайана и его друзей. Слейгел: «Я и подумать не мог, что смогу создать свою звукозаписывающую студию… первые три года она располагалась в мамином гараже, и работал я практически в одиночку». На вопрос о том, как он получил лицензию и выплачивал роялти, он только смеется: «Первая пластинка была просто приложением к журналу. В работе над ней я совершил все ошибки, какие только можно было совершить. Я передал лицензию парню, который в конечном итоге нас обобрал. Когда все было распродано, остались желающие купить пластинку, но у меня не было денег, чтобы выпустить допечатку… Я вел себя совершенно по-дилетантски, просто говорил: „Дайте мне песню, и я запишу ее“, – об авансах или роялти и речи не шло».

Однако удача была на стороне Слейгела: ему помог адвокат, живший в квартире прямо над магазином «Оз рекордз». «У меня не было денег, чтобы подписать контракты с группами, – рассказывает Брайан. – Мы стали искать юриста, и нам крупно повезло, что прямо над нашим магазином жил молодой адвокат. Он согласился работать всего за десять долларов в час. Так что теперь мы были настоящей звукозаписывающей компанией. Кстати, мы до сих пор работаем с тем адвокатом!»

Собирая песни для своего будущего сборника под рабочим названием «„The New Heavy Metal Revue“ представляет „Metal Massacre“», Слейгел рассказал о своих планах Ларсу Ульриху, который сразу же загорелся этой идеей и попросил оставить место на альбоме и для его песни. Слейгел согласился, хотя понятия не имел, откуда у Ларса при отсутствии группы может взяться песня. Именно такие мелочи и определяют ход истории…

Ларс сразу же позвонил Джеймсу Хэтфилду. Со времени их последней встречи – той неудачной джем-сессии, организованной Хью Таннером, – прошел год. Как Хэтфилд рассказал Майку Металхэду из журнала „Aardschok“: «Я долго ничего не слышал о Ларсе, и вдруг он позвонил мне. Он тогда уже окончил школу и играл с Роном Макговни. Хью Тан-нер исчез из поля зрения, жизнь музыканта надоела ему уже через два месяца. Его родители хотели, чтобы он стал адвокатом или вроде того». Хэтфилд был удивлен звонком Ларса, но еще больше он был удивлен его предложением: записать песню, пусть даже всего одну: «Ларс сказал, что у него есть друг по имени Брайан Слейгел, который собирается выпустить сборник металла и может записать на пластинке и нас. Я тут же ответил: „Сейчас приеду!“».

В доме Макговни была спешно организована репетиция, на которой – к великому удивлению Хэтфилда – Ульрих продемонстрировал в разы улучшившуюся игру на барабанах. «Ларс очень вырос как барабанщик, – вспоминает Джеймс. – К тому же у него была новенькая установка, настоящая „Camco“. Мы сыграли пару песен, которые я написал для „Leather Charm“, – „Hit The Lights“ и „No Remorse“».

Хэтфилд и Ульрих очень быстро подружились и стали проводить много времени вместе, слушая музыку и общаясь. Благодаря новому приятелю Хэтфилд активно изучал металл, ведь Ларс досконально знал все о современных музыкальных тенденциях. Ларс познакомил Джеймса с Джоном Корнаренсом. Джон вспоминает: «Джеймс был таким задумчивым тихоней: никогда сам не начнет беседу. Но он был другом Ларса и к тому же металлистом». Однако тихий нрав Хэтфилда не мешал ему баловаться алкоголем: «Помню, как они приходили ко мне, сидели в моей комнате, ели шоколадное печенье, которое пекла моя сестра, и пили „Джек Дэниелс“ из фляжки, – рассказывает Джон. – А мне оставалось только надеяться, что отец этого не увидит!» Вскоре Джеймс пристрастился к британской музыке, которой так увлекался Ларс, что нередко встречало непонимание со стороны Рона Макговни. Джеймс рассказал такую историю: «Ларс попросил меня купить пластинку „Venom“, но Рон запретил мне приносить ее в свою комнату. „Это ж сатанисты, чувак! В моем доме такого не будет!“ – вопил Рон. „Да пошел ты, сосунок! – ответил я. – Это настоящий тяжеляк!“».

Когда Ульрих подружился с Хэтфилдом, дела пошли куда быстрее. Ларс был молодым амбициозным барабанщиком, а Джеймс – любителем пива и вечеринок, внешне замкнутым, а внутри переживающим душевную драму: ведь у него только что умерла мать. У этой парочки, казалось, было все что нужно: заряд энергии в духе НВБХМ, недавнее общение Ульриха с «Diamond Head» и даже возможность записаться. Весь мир лежал перед ними.

Время поджимало, поэтому работать приходилось быстро. Для записи на пластинке «Metal Massacre» Джеймс и Ларс выбрали «Hit The Lights», старую песню группы «Leather Charm», – быстрый мощный трек, позволяющий каждому из музыкантов раскрыть свои таланты. Кроме того, текст очень подходил к случаю, группа будто говорила: мы готовы играть, только дайте нам сцену. Ни больше ни меньше.

Однажды на репетиции Ларс попросил Рона Макговни сыграть басовую партию в «Hit The Lights». В 1993 году Рон рассказал радио «KNAC»: «Как-то я пришел к ним, и Ларс предложил: „Давай присоединяйся к группе!“ – и я согласился… В технической стороне дела я не очень-то разбирался, но зато в этом разбирался Джеймс, он и показывал нам, что делать». Когда песня наконец была готова к записи, встал вопрос названия группы. Нужно было как-то обозначить трио Хэтфилда, Ульриха и Макговни. Как вспоминает Джон Корнаренс, Ларс потратил на это уйму времени: «Он мне показал список названий для группы. Среди них было даже имя „Ларс Ульрих“, написанное наоборот!»

Есть несколько историй о том, как группа «Metallica» получила свое имя. Одни говорят, что Ларс или Джеймс взяли это слово из книги «Encyclopedia Metallica», справочника по хард-року, написанного журналистами Брайаном Харриганом и Малкольмом Доумом. Однако этот вариант весьма сомнителен. Согласно альтернативной версии, идея названия принадлежит Рону Квинтане, редактору музыкального журнала в Сан-Франциско. Говорят, группа рассматривала самые разные, порой достаточно забавные варианты, – «Grinder», «Blitzer», «Red Vette», – но окончательное название было выбрано после одного разговора Ларса с Квинтаной. Рон спросил Ларса, как лучше назвать статью – «Metal Mania» или «Metallica», – и барабанщик, не задумываясь, посоветовал ему первый вариант, потому что второй решил приберечь для себя.