Читать книгу Нежная смерть. Сборник рассказов - Джола Элви - Страница 11

Заметка для моего безумия. Посещай меня чаще, и мы станем первыми.

Он закрыл книгу, которую читал, и отложил ее на стоявший рядом журнальный столик. Глаза его слезились. Мужчина снял очки, которые в последнее время все чаще и чаще появлялись на его переносице во время чтения, и принялся массировать ладонями глазные яблоки.

Ему шел уже пятьдесят третий год. Это был совершенно лысый, тощий мужчина с аккуратно ухоженными усиками и бородкой, края которых были уже достаточно сильно тронуты сединой.

Вот уже пять лет, как мужчина жил совершенно один в огромном двухэтажном доме в нескольких десятках миль от Эшворта и, надо сказать, чувствовал себя достаточно счастливым. Несмотря на то, что здесь кроме него не было больше ни одной живой души, он за все это достаточно длительное время ни на секунду не почувствовал себя одиноким или, тем более, брошенным. Должно быть, не зря говорят, что лишь поистине сильным дано сполна наслаждаться своим одиночеством.

Когда-то давно, аккурат перед тем, как перебраться в окрестности Эшворта, у него была мысль прикупить себе котенка. Он даже однажды забрел было в один из захолустных зоомагазинчиков Риджпойнта, где на тот момент проживал, и попросил у них подходящий каталог. В бумажном варианте, разумеется. Затем он долго и пристально рассматривал издание и лишь после того, как была перевернута последняя его страница и просмотрены все предложенные варианты, мужчина решил, что непременно хочет себе кошку-рингтейла. Да, это определенно должен быть именно рингтейл! И даже кличка, каким-то просто-таки непостижимым образом влетевшая ему в тот момент в голову, как показалось тогда мужчине, пришлась бы впору именно для рингтейла.

Аспирин.

Именно так мужчина хотел было назвать своего будущего домашнего питомца. И здесь отнюдь не важно, будет ли это мальчик или девочка. Как объяснила ему миловидная барышня, стоявшая в тот день за стеклянным прилавком и постоянно стрелявшая во время их непродолжительной беседы своими подведенными неплохой вроде бы косметикой глазками куда-то в сторону, каким бы не было имя питомца и какого бы он не оказался пола, его наличие в доме уже само по себе предполагает, что это милое и вечно мурлычущее создание будет изо дня в день одаривать домочадцев массой позитива и хорошего настроения.

– Но, спешу вас предупредить, – зачем-то, будто желая отговорить мужчину от этой его сумасшедшей затеи, вдруг произнесла она, – хозяин и животное могут попросту не сойтись характером.

– Да, это так, – безапеляционно согласился тогда он. И добавил:

– Но, как правило, это проблема легко решается. И решение это зачастую зависит лишь от толщины куска поджаренного бекона, опущенного поутру животному в миску, ведь так?

Девушка улыбнулась. Аккуратные ямочки на ее розовых щеках в этот момент стали еще более заметными.

– Вы, должно быть, неплохо разбираетесь в психологии животных.

– Никогда прежде не задумывался над этим, – честно признался он и положил каталог на прилавок. – Но теперь точно знаю, что мне стоит обратить на это свое внимание.

– Определенно, – продолжая улыбаться, ответила девушка и в ту же секунду ловко убрала каталог с поля их зрения. – Как только решите, на чем хотели бы остановиться, – приходите. Подберем для вас лучший вариант.

– Премного вам благодарен, – он несколько подался вперед, изображая небольшой поклон, а затем неспешно вышел прочь.

Он еще не знал о том, что на улице уже совсем скоро произойдет нечто такое, что заставит его впоследствии отказаться от идеи покупки домашнего животного.

Хоть Риджпойнт никогда и не был крупным индустриальным городком на западе страны, на его улочках, разумеется, кипела жизнь. Уличные музыканты и танцоры без конца отбивали зажигательные ритмы давно уже канувших в Лету хитов (согласитесь, новое – это почти что всегда хорошо забытое старое), а различные уличные торговцы, разложив на полках под открытым небом свой нехитрый хлам, достаточно громко перешептывались между собой, время от времени поворачиваясь к случайным прохожим и зазывая их к себе за какой-нибудь дешевой покупкой. На то, что в большинстве своем это почти всегда были совершенно ни для чего непригодные вещи (типа старых, изношенных брюк с пятном возле правого кармана, или потрепанной древней книги, в буквальном смысле, зачитанной до дыр), никто, казалось, не хотел обращать совершенно никакого внимания.

По правую руку от зоомагазина, почти вплотную друг к другу, примостились две совершенно крохотных лавки по продаже чая, кофе и, разумеется, кое-чего покрепче. Подобные заведения нынче встречаются едва ли не везде и в народе попросту именуются забегаловками. Мужчина, шагнув на тротуар, с любопытством отметил про себя, что в одной из лавок (той, которая находилась несколько ближе по направлению к Первой Баптистской церкви), продукция продается немного дешевле, чем в соседней. Большая голубая витрина, висевшая над входом и в темное время суток подсвечиваемая, вероятнее всего, светильником на фотоэлементе, гласила: «ЧАЙ – 0.25. КОФЕ – 0.75-1.05. СПИРТНЫЕ НАПИТКИ ТАКЖЕ ПРОДАЕМ ПО СНИЖЕННЫМ ЦЕНАМ, НО ЛИШЬ СОВЕРШЕННОЛЕТНИМ. НЕТ ПАСПОРТА – НЕТ ПИВА!».

Подобная вывеска, конечно же, присутствовала и на соседнем заведении, вот только выведенные на ней цифры были здесь несколько выше. Чай, судя по надписи, тут стоял два с половиной бакса, тогда как за паршивенький стаканчик растворимого кофе (какие гарантии, что напиток окажется поистине отменным?) просили едва ли не все пять.

«И где тут логика? – задался вопросом мужчина, размеренным шагом двигаясь мимо. – Два шага разделяют эти забегаловки, а цены у них рознятся так, будто бы заведения эти расположены на совершенно разных концах города».

Впрочем, на выручку, судя по очередям, толпившимся что у одной, что у другой лавки, их хозяева (а это, разумеется, не могли быть одни и те же люди) не жаловались.

Дальше по улице, несколько ниже, воинственно возвышался сигаретный ларек (далеко не последнее по популярности место в городе), а еще чуть поодаль – убогий газетный киоск, работающий, если верить опять-таки вывеске возле его маленького окошечка, с семи утра до шести вечера.

Мужчина остановился возле последнего киоска и, немного подумав, прикупил себе свежий выпуск «Утренней Газеты», с завидным постоянством издававшейся в Риджпойнте еще с конца шестидесятых и всегда выходившей в свет всего лишь трижды в неделю – во вторник, четверг и, как это ни странно, воскресенье.

– Помогите, чем можете, – вдруг откуда-то донесся к нему еле слышный, полный грусти и отчаяния, женский голос. Почти что всхлип.

Мужчина обернулся и осторожно осмотрелся по сторонам.

– Пожалуйста, мистер…

В самом дальнем углу газетного киоска, возле металлической оградки, съежившись от холода, стоя на коленях и держа на вытянутых перед собой дрожащих руках стеклянный ящик для пожертвований, примостилась худенькая, совсем еще молодая девушка, облаченная в потертые темные джинсы и не более респектабельного вида красную хлопковую футболку, свободно болтавшуюся на ее более чем исхудавших плечах. Голову ее покрывала совершенно никоим образом не гармонирующая с прочим ее нарядом (разумеется, если здесь можно так выразиться) засаленная бейсболка, и мужчина все никак не мог рассмотреть, какого цвета были ее волосы.

К передней стенке стеклянного ящика в руках у девушки была прикреплена небольшая фотография улыбающегося миру маленького мальчика (никак не больше пяти лет от роду), а под ней – надпись: «ЭТОГО МАЛЫША ЗОВУТ ДАНИИЛ. ВОТ УЖЕ ГОД, КАК ЕМУ БЫЛ ПОСТАВЛЕН СТРАШНЫЙ ДИАГНОЗ – ГЛУХОТА ЧЕТВЕРТОЙ СТЕПЕНИ. ПРОСИМ ПОМОЩИ У ВСЕХ НЕРАВНОДУШНЫХ К ЧУЖОМУ ГОРЮ. МЫ БУДЕМ МОЛИТЬСЯ ЗА ВАС». Внутри ящика отчетливо просматривались всего лишь несколько бумажных купюр не шибко большого достоинства.

Девушка еще раз всхлипнула, а затем быстро подалась назад и опустила глаза в пол, точно испытывая недюжинный стыд в связи с этим своим безрассудным поступком.

– Как давно вы уже здесь? – осведомился мужчина, деловито зажав свежий выпуск «Утренней Газеты» под мышкой.

– Ч-часа три, м-мистер, – несколько запинаясь, ответила девушка, и, как показалось ему в тот момент, еще сильнее укуталась в свой панцирь, защищающий свою хозяйку от пагубного влияния окружающего мира и жестоких ударов неблагосклонной судьбы. Голос ее не переставал дрожать. – Вы не подумайте, я не… П-просто Даниил – не чужой д-для меня человек…

Мужчина покачал головой. Хотел было уже двинуться своей дорогой дальше, но потом, неожиданно, передумал. Словно некий невидимый импульс прошел в тот момент сквозь него и разом изменил целостное восприятие им окружающего мира как такового в его же собственных маленьких серых клеточках головного мозга.

– Разумеется, я все понимаю, – резонно заметил он и подступился к ней ближе. – Может быть, вы сейчас и не согласитесь со мной, но, как по мне, неблагодарное это дело – вот таким вот образом собирать средства на лечение не чужому для вас человеку…

Более подробно о том, что на самом деле произошло с бедным мальчиком, она рассказала ему в ближайшем кафе, куда он едва ли не силой втащил ее, после того, как узнал, что она вот уже почти три дня ничего не ела.

– Поначалу с мальчиком все было хорошо, – увлеченно рассказывала девушка, жадно накинувшись на яичницу-болтунью с ветчиной. Впрочем, полный рот, как оказалось, совершенно не мешал ей членораздельно произносить свою речь. – Неприятности начались год назад, после того, как он перенес обычную простуду. Даниил – мой племянник.

– Осложнения? – попытался угадать он.

– Врачи говорят, что да, – она кивнула головой и принялась еще быстрее пережевывать пищу, – но если вас, мистер, интересует лично мое мнение, то я им ни капельки не верю. И у меня для этого имеются все основания.

Мужчина отхлебнул кофе и полез в карман за бумажником. Вытащил из него три сотенные купюры и аккуратно опустил их на стол.

– Доедай и пошли со мной.

– Куда, мистер?

– Здесь недалеко. К ближайшему отделению банка.

Глаза девушки стремительно поползли вверх. Она даже жевать перестала.

– Мистер, я вас сейчас правильно поняла? – девушка быстро отломила небольшой кусочек белого хлеба и, словно на прощание, положила его в свой приоткрытый рот. – Вы…

Теперь он все чаще вспоминал подобные приятные мелочи из своей прошлой жизни. Надо сказать, они всегда приносили ему умиротворение, и даже некое подобие душевного равновесия. Предаваясь подобным воспоминаниям, он, что называется, отдыхал душой. Это отнюдь не были какие-то грандиозные добрые дела планетарного масштаба, типа борьбы с голодом в Африке или решение проблем водоснабжения в городах Саудовской Аравии. Ничего подобного! Это были самые что ни на есть мелкие, бытовые добрые делишки, которые ежедневно может (и должен!) выполнять каждый из ныне здравствующих представителей вида homo sapiens. Конечно же, вы сейчас подумаете о стариках и беременных девушках, которым в общественном автотранспорте обязательно следует уступать место, или же о том, например, как было бы неплохо, если бы люди научились после тяжелого рабочего дня не срываться на своих родных и близких и вечером за ужином не выплескивать на них весь тот негатив, который несколько ранее был кем-то вылит на них самих. И знаете, что? Размышляя дальше в подобном направлении, вы будете не слишком далеки от того, что на самом деле может скрываться за этими строчками.

Он смачно потянулся в своем излюбленном кресле и закрыл глаза. Провел в уме нехитрые математические расчеты.

«В этом месяце я, наконец, прикупил себе три последних, совершенно новеньких романа в переплете, из которых прочитал, к слову сказать, еще только один. На все это я потратил около двух сотен баксов. Если отнять эту более чем скромную по нынешним меркам сумму от общей кучи, то в остатке получится всего лишь каких-то тринадцать жалких долларов. Что ж, раз уж так, значит, так тому и быть…»

Он поднялся на ноги и подошел к окну. Окрестности Эшворта прочно окутали вечерние сумерки, и лишь одинокая луна, висевшая в самом центре огромного темного неба, была сейчас его единственной спутницей.

– Господи, помоги мне, – тихо прошептал он, аккуратно прислонившись разгоряченным лбом к просто-таки ледяной створке окна. Впился своим измученным от напряженного и длительного чтения взглядом в пол. Света, падавшего от небольшой настольной лампы, стоявшей на своем привычном месте – журнальном столике у его излюбленного кресла – было как раз достаточно для того, чтобы начать различать в полумраке забавные человеческие фигурки, которыми, как показалось на минуту ему, был просто-таки устлан весь паркет в его гостиной. – Я не знаю, чем все это для меня закончится, но мне точно известно одно – пути назад у меня давно уже нет.

Мужчина с трудом отлепил вдруг покрывшийся испариной лоб от створки окна и вернулся на свое прежнее место. С минуту внимательно посмотрел на раскрытую почти ровно посредине очередную книгу, точно размышляя на предмет того, что ему делать с ней дальше, а затем осторожно опустился в кресло и продолжил чтение. В этой жизни ему еще предстояло перевернуть шестьсот четыре страницы.

Следующее утро, как, впрочем, и все его предыдущие утра за последние четверть века, началось с кофе. Он поудобнее умостился в своем излюбленном кресле с книгой в одной руке и с чашкой – в другой, и принялся не спеша, с восхищением, хлебать столь обожаемый им напиток.

Когда чашка его, наконец, оказалась пуста, он отложил книгу на журнальный столик, поднялся на ноги и побрел на кухню. Опустил чашку в раковину, открыл кран. Довольно длительное время с любопытством созерцал, как вода, мощным, слегка шипящим, пенистым потоком вырывается из трубы и с силой влетает в чашку, чтобы потом с характерным похлюпыванием вырваться из нее восвояси. Наконец, насмотревшись, он закрыл кран, вылил из чашки остатки воды и вернул ее на свое привычное место – третьей во втором ряду среди прочих его кухонных принадлежностей, разместившихся на широкой дубовой полке почти что над самой раковиной.