Читать книгу Множество жизней Элоизы Старчайлд - Джон Айронмонгер - Страница 4

Часть первая
Катин дар
1
Катя

Оглавление

1952 год


В ночь, когда родилась Катарина Немцова, с неба лило, как во время Великого Потопа. Река Татшаньска вышла из берегов, и лавина слякоти и речного мусора бурным потоком растеклась по дороге, ведущей к ферме Немцовых. Велосипед повитухи намертво увяз в сели на вершине тропы, которая тянулась вдоль долины реки к деревне Новая Вышня, и женщина, не пожелав тащиться через потоп пешком даже ради появления младенца на свет, принялась со всех сил жать на звоночек, оповещая о своем прибытии. Отец ребенка, Ярослав, выбежал ей навстречу, не успев даже обуться, взвалил себе за плечо, будто куль с зерном, и по топкой дороге понес обратно в дом, держа поверх головы прихваченный с собой кусок клеенки, защищавший обоих от дождя.

Уже четырнадцать часов мать Катарины не могла разрешиться от бремени. Уже тридцать часов она не смыкала глаз. Силы покидали ее. В глазах лопались кровеносные сосуды.

– Что вас так задержало? – спросил Ярослав у повитухи.

– Близнецы в Старой Лесне, – отвечала акушерка, – ливень в Попраде и мертворожденный в Высоких Татрах.

Час спустя или немногим позже, когда маленькая Катарина (с того дня девочку называли не иначе как Катей) появилась на свет – букашка, а не младенец, крохотная, синюшная, недоношенная, скользкая от секрета и крови, – ее мать Франциска скончалась. Когда маленькая Катя совершила свой первый вздох, ее мать испустила свой последний – вдох и выдох, слаженные, как движение мехов аккордеона. Одна душа отлетела, а другая обратила утрату в вопль, взывая к богам.


Начиная с ноября месяца, в предгорьях Татр вместе с дождем часто шел снег. Местные скажут, что зимой 1952 года вместе с дождем с неба лились слезы. В деревне не было семьи, хотя бы один член которой не присутствовал на похоронах Франциски Немцовой, и погост на склоне холма за белой церквушкой, где провожали в последний путь молодую женщину, оглашали неслыханные доселе рыдания. Утром в день похорон Кристоф, тесть Франциски и дедушка маленькой Кати, поскользнулся на льду, упал на булыжники, ударился головой и пришел на погребение с разбитым лбом, перевязанным окровавленными бинтами. Шесть подруг покойной, озябшие в черно-белых студенческих формах академии в Штрбске-Плесо, стояли на фоне заснеженных гор и тянули заунывный погребальный мотив, поначалу тихо, будто шепотом, но постепенно набирая силу. Женщины плакали. Люди, облаченные в серые пальто, толпились вокруг могилы и держали друг друга за руки, вполголоса вторя песнопениям девушек. Их было так много, что опоздавшим приходилось выстраиваться вдоль церковной стены у обочины и прятаться от дождя под кронами дубов.

Снег пошел, когда гроб опускали в землю.

У края могилы, неподвижный, как статуя, стоял отец маленькой Кати. Он был одет в ту же черную шинель, какую носил еще его дед, когда вернулся с войны в 1918 году; даже лишенная всех знаков отличия и орденов, выцветшая от многолетней носки, она придавала Ярославу военную выправку. Над могильной ямой махал кадилом священник с вытянутым лицом и густыми бровями – брат Ярослава Павел. Когда все слова были сказаны и толпа двинулась вперед, чтобы бросить на гроб горсть земли, Павел опустил руку брату на плечо.

Пум. Пум. Почва в Татрах была каменистая. Земля шрапнелью сыпалась на крышку гроба.

– Она прожила здесь всего девять лет, – сказал священник, – но вся деревня души в ней не чаяла.

– Это и вправду так.

Скорбящие отряхивали с перчаток холодную землю и выстраивались в очередь, чтобы выразить свои соболезнования, в ожидании выдувая изо рта облака пара.

– Нам так жаль, – говорили они, и каждый пожимал Ярославу руку, а некоторые даже целовали его в щеку.

– Нам будет ее не хватать, – говорили другие.

– Господь благословит ее дочь, – говорили многие.

Женщина, сгорбленная под тяжестью прожитых лет, пряча лицо за теплой черной шалью, обхватила руку Ярослава своей.

– У девочки есть дар? – спросила она булькающим от хрипотцы голосом.

– Ей всего пять дней от роду, – отвечал отец Кати. Его глаза покраснели от мороза и слез. – Откуда нам знать? Это останется загадкой на ближайшую дюжину лет, если не больше.

– А глаза, сияют ли ее глаза?

– Да, сияют.

Старуха поцеловала Ярославу руки.

– Значит, дар есть, – сказала она.

– Возможно, – согласился Ярослав, целуя старуху в ответ.

– Я буду молиться об этом.

– Не стоит. Франциске это не принесло счастья.

– А я все равно помолюсь. И тогда она вернется. – Старуха отпустила его руки.

Священник взял женщину за плечи.

– Верушка-Мария, что же вы стоите на таком морозе? Поберегли бы здоровье. – Он повел ее прочь, и свежевыпавший снег захрустел у нее под ногами.

К тому времени, когда траурная очередь почти рассосалась, снег уже валил с неба хлопьями размером с бутоны роз.

– Пойдемте в церковь, – сказал священник. – Нам всем нужно согреться.

– Неправильно ее так хоронить, – проворчал фермер из Старого Смоковца. Под пальто он был одет в синюю спецовку, в которой доил коров в колхозе. – Вся эта… – он досадливо взмахнул рукой, – вся эта религия. Эти песнопения. Это антикоммунистично.

– Ее семья была с запада. Она бы сама этого хотела, – ответил ему Ярослав, хмуря нависшие над глазами брови.

– Ну, у нее уж теперь не спросишь.

Мужчина без шапки, с лиловеющими на морозе кончиками ушей, прошептал что-то Ярославу на ухо, так тихо, что тому пришлось наклониться поближе, чтобы расслышать.

– Правда, что она была в Лидице [2]? – спросил мужчина.

Он кивнул, чуть склонив голову.

– Была. – Ответ тоже прозвучал шепотом.

– Как она выжила?

– Божьей милостью, – сказал Ярослав. – Божьей милостью и несгибаемой волей.


ГАЗ-М20, русский автомобиль, напоминавший тучного таракана, был припаркован в самом начале улицы, но ближе не подъезжал из-за риска увязнуть в сугробах. За рулем сидел толстомордый мужчина в шапке-буденовке и с каменным лицом наблюдал за похоронами, не выходя из машины и не выключая двигатель.

– Погляди, – Кристоф кивнул на мужчину в «газели», обращаясь к священнику. – НКВД, – процедил он и сплюнул в снег. – Русская тайная полиция. Боятся, что Франциска могла быть шпионкой. Кто-то им про нее рассказал. Только чего они теперь-то ждут, от покойницы?

Из колхоза приехал трактор, чтобы расчистить снег, но его колеса оставили за собой рыхлое серое месиво, и траурная процессия осторожно пробиралась через грязный снег и слякоть, поднимаясь к церкви по скользкому склону холма. Сестра Ярослава Марта шла в неудобных туфлях на высоком каблуке, с Катей на руках, укутанной в кипу одеял, из-под которых выглядывали только глаза девочки. В тепле костела всем сразу захотелось посмотреть на малютку, но Марта была неумолима.

– Она спит, – отказывала Марта едва ли не каждому, кто наклонялся слишком близко, пытаясь ее разглядеть.

Прошло около часа, когда девочка наконец открыла глаза и заплакала. Крик новорожденной крохи, похожий на вопль дикой птицы, разнесся по церкви, и все разговоры стихли.

– Это Франциска, – объявила Верушка-Мария тяжким от старости голосом, и многие головы повернулись в ее сторону. – Маленькая Франциска переродилась. Я узнаю ее голос, – добавила она. – Я бы узнала ее где угодно.

2

Лидице – шахтерский поселок в Чехии. 9 июня 1942 г. деревня была взята в окружение офицерами немецкой полиции и чешской жандармерии по указу СС и пражской полиции, которые подозревали, что в Лидице могут скрываться заговорщики, организовавшие покушение и убийство Рейнхарда Гейдриха, протектора Богемии и Моравии. Мужское население деревни было расстреляно, женщины – отправлены в концентрационные лагеря, большинство детей – убиты в газовых камерах. Деревня была сожжена дотла.

Множество жизней Элоизы Старчайлд

Подняться наверх