Читать книгу Незримые фурии сердца - Джон Бойн - Страница 19
Часть первая
Позор
1952
Пошлая популярность
Налоговый инспектор
ОглавлениеПоследующие дни были наполнены лихорадочной суетой, а дело двигалось к финалу, по всей видимости, неизбежному. С оптимизмом писателя, работающего над шестым томом собрания своих сочинений, которые, похоже, никто не читает, мой приемный отец верил, что их дружба с Максом Вудбидом переживет возникшее маленькое недоразумение, однако он сильно ошибался, ибо через какое-то время Макс отомстил, и его молниеносный удар пришелся точно в цель. Пока же он продолжал выступать в роли поверенного Чарльза, хоть ясно дал понять: до окончания суда он будет себя вести как профессионал, но затем порывает всякие отношения со своим клиентом.
В последний день слушаний мы с Мод приехали на оглашение приговора. Впервые оказавшись в здании Четырех судов, я был заворожен и слегка напуган величавостью Круглого фойе, где родственники потерпевших и преступников выглядели странной смесью жертв и злодеев, где туда-сюда сновали обремененные портфелями адвокаты в черных мантиях и белых париках, а следом поспешали их деловитые помощники. Моя приемная мать сочилась злобой, ибо в эти дни дело Чарльза освещалось так широко, что ее последний роман «Среди ангелов» пробился на витрину книжного магазина на Доусон-стрит, хотя прежде подобная участь не грозила ни одному из ее творений. Новость эта, принесенная Брендой, которая накануне ходила в город за провизией, взбаламутила Мод, ее просто колотило, когда, бледная от унижения и ярости, она загасила сигарету в сваренном в мешочек яйце.
– Какая пошлость, – сказала она. – Популярность. Читатели. Невыносимо. Так и знала, что в конце концов Чарльз все изгадит.
Однако самый неприятный сюрприз был еще впереди: едва мы уселись в зале, как с задних рядов к нам приблизилась дама с той самой книгой в руках и нависла над нашей скамьей, нетерпеливо ожидая, когда на нее обратят внимание.
– Что вам угодно? – спросила Мод с теплотой Лиззи Борден, заглянувшей в спальню родителей пожелать им спокойной ночи[8].
– Вы же Мод Эвери, точно?
У этой дамы лет шестидесяти с лишним волосы были того голубого оттенка, какой в природе не встречается. Будь я постарше, я бы распознал в ней судебного завсегдатая, который приходит на слушания ради бесплатного развлечения в тепле, знает по именам адвокатов, судей и приставов и, наверное, лучше их разбирается в законах.
– Да, – сказала Мод.
– Я очень надеялась, что сегодня вас увижу. – Дама исступленно ухмыльнулась. – Все эти дни я вас выглядывала, но вы не приходили. Наверное, сочиняли, да? А где вы черпаете свои идеи? У вас такое богатое воображение! Вы пишете от руки или на машинке? У меня есть одна история на миллион фунтов, да вот не хватает таланта ее записать. Давайте я вам все расскажу, и вы превратите ее в бестселлер. Дело, конечно, происходит в былые времена. Все обожают рассказы о старых деньках. И там фигурирует собачка. Она, бедняжка, помрет.
– Не могли бы вы оставить меня в покое? – еле сдерживаясь, сказала Мод.
Ухмылка дамы слегка увяла.
– Я понимаю, вы очень расстроены. Тревожитесь за мужа. Я не пропустила ни одного заседания и скажу, что тревога ваша обоснованна. Дело швах. И все же, какой он красавец, правда? Подпишите-ка мне книгу, и я от вас отстану. Вот ручка. Напишете так: Мэри-Энн. Удачи в операции по удалению варикозных вен, с огромной любовью, дальше подпись и число.
Мод уставилась на книгу как на доселе невиданную мерзость. Казалось, сейчас она выхватит ее из рук дамы и куда-нибудь зашвырнет, но тут пристав открыл боковые двери, впуская в зал присяжных и судебных секретарей, и Мод отмахнулась от поклонницы, словно турист на Трафальгарской площади, шугающий наглых голубей.
Чарльз занял место на скамье подсудимых, и я впервые увидел, что он неподдельно встревожен. Наверное, он не верил, что все зайдет так далеко, однако вот – зашло, и теперь его судьба в руках двенадцати абсолютных незнакомцев, ни один из которых, как он считал, не вправе его судить.
Во втором ряду присяжных я разглядел Тёрпина в том же костюме, который был на нем в вечер ужина. Когда наши взгляды встретились, он вспыхнул и отвернулся, что я счел плохим знаком. Сидевший рядом с ним Мастерсон боксировал с воображаемым противником. В первом ряду расположился Уилберт, чрезвычайно недовольный тем, что не его назначили старшиной присяжных, хотя ради этого он наверняка принес свой диплом бакалавра по математике. Однако степень не помогла, должность эта вообще досталась женщине, и когда пристав попросил ее огласить вердикт, Уилберт скривился, будто проглотил осу.
Миссис Хеннесси встала, и я поймал себя на том, что сам не знаю, какое решение хотел бы услышать. Наверное, всякий другой мальчик на моем месте молился бы за отца, ибо тюремный срок означал распад семьи, что в дремучее время начала пятидесятых считалось позором. «Что будет со мной и Мод, если мы останемся одни?» – спрашивал я себя. Как мне с таким скандальным шлейфом ходить в школу? Но, странное дело, я чувствовал, что в общем-то мне безразлично, как оно все обернется. Закуривая очередную сигарету, Мод громко чиркнула спичкой, и звук этот, нарушивший мертвую тишину зала, вызвал неодобрительные взоры всех присутствующих, включая Чарльза. Ничуть не смутившись, моя приемная мать демонстративно затянулась, выпустила клуб дыма в потолок, а затем, стукнув указательным пальцем по сигарете, стряхнула пепел на пол. На лице Чарльза мелькнула улыбка, а взгляд полыхнул восхищенным обожанием, которое, видимо, и объясняло, почему два столь непохожих человека так долго жили вместе. А за секунду до вынесения вердикта «виновен» Мод, кажется, подмигнула мужу. Не кажется. Подмигнула.
А что Макс Вудбид? Заулыбался, услышав решение присяжных? Я видел его со спины, но заметил, как он нагнулся к бумагам и прикрыл рукой рот, то ли скрывая радость, то ли ощупывая зубы, расшатавшиеся после недавнего кулачного боя.
Галерка для прессы мгновенно опустела, ибо корреспонденты кинулись к телефонным будкам, часовыми стоявшим на набережных, сообщить своим редакторам об исходе дела. Судья пояснил, что в скором времени Чарльз будет заключен под стражу, и тогда мой приемный отец, вскочив на ноги, надменно испросил разрешения обратиться к суду.
– Если вам угодно, – со вздохом сказал судья.
– Нельзя ли начать отбытие наказания уже сегодня? – спросил Чарльз. – Как только я покину скамью подсудимых.
– Но я еще не определил срок вашего заключения, – возразил судья. – До вынесения приговора вы под подпиской о невыезде. Пару недель можете побыть дома, мистер Эвери, и привести в порядок свои дела.
– Из-за моих-то дел и заварилась вся эта каша, ваша честь. Пожалуй, я от них передохну. Если все равно сидеть, я бы прямо сейчас и начал, – сказал Чарльз, до конца оставаясь прагматиком. – Раньше сядешь – раньше выйдешь, ведь так?
– Да, наверное.
– Вот и отлично. Если вам все равно, сегодня же и начну отсидку.
Судья что-то черкнул в блокноте и посмотрел на Годфри, отцова адвоката, но тот лишь пожал плечами: никаких возражений, желание клиента – закон.
– Еще что-нибудь скажете, прежде чем вас возьмут под стражу? – спросил судья.
– Только одно: я смиренно принимаю решение суда и безропотно отбуду свой срок, – сказал Чарльз. – К счастью, у меня нет детей, которые стали бы свидетелями моего унижения. Хоть в этом бог миловал.
Заявление это озадачило по крайней мере четырех присяжных, а я изумленно закатил глаза.
На выходе из зала нас поджидала изголодавшаяся свора журналистов и фоторепортеров. Игнорируя вопросы и вспышки камер, Мод, даже не прибегнув к дымовой завесе, целеустремленно пошла вперед, а я изо всех сил старался не отстать, прекрасно сознавая, что стоит споткнуться, и толпа газетчиков меня растопчет.
– Вот он! – вдруг гаркнула Мод, и эхо ее возгласа облетело все здание суда, а сама она встала как вкопанная, вынудив притормозить и репортерскую братию. Как и в случае с чирканьем спичкой в зале суда, все головы повернулись к ней. – Каков наглец!
Проследив за ее взглядом, я увидел средних лет человека в темном костюме и весьма невыразительной наружности, которую вовсе не красили усики а-ля Гитлер; он принимал поздравления от группы похоже одетых мужчин.
– Кто это? – спросил я. – Вы его знаете?
– Налоговый инспектор, – процедила Мод, шаря рукой в сумке.
Чиновник обернулся, и в глазах его мелькнул страх. Возможно, он подумал, что сейчас Мод достанет пистолет и пристрелит его, и раскаялся, что посвятил жизнь выявлению и пресечению махинаций в банковской сфере, хотя с юных лет мечтал о сцене. А может, ни сном ни духом не ведал, кто она такая. Как бы то ни было, он не проронил ни слова, когда Мод, от злости багровая, встала перед ним, но, конечно, растерялся, когда она сунула ему в лицо экземпляр «Среди ангелов», а затем огрела книгой по голове.
– Вы довольны? – взревела Мод. – Гордитесь собой? Это вы сделали меня популярной, черт бы вас побрал!
8
Лиззи Борден (1860–1927) стала известна благодаря судебному процессу, она обвинялась в убийстве отца и мачехи, но была оправдана из-за недостатка доказательств.