Читать книгу Краткая история Франции - Джон Норвич, Джон Джулиус Норвич - Страница 6

Французскую армию, как и английскую, составили народы самой разной крови: лигуры, иберы, финикийцы, кельты и еще около пяти сотен различных племен древней Галлии. Однако доисторические времена лучше оставим специалистам. Наверное, стоит отметить, что примерно в 600 г. до н. э. отважные греки из города Фокея, что на Эгейском побережье Малой Азии, основали Марсель, но от них, увы, не сохранилось никаких памятников, да и вообще следов греческой культуры на французской земле дошло до нас совсем не много. История по-настоящему начинается ближе к концу II в. до н. э., когда римляне завоевали юго-восточную часть современной территории Франции. Они создали там свою первую провинцию (отсюда и название, которое до сих пор носит регион, – Прованс), заложив в качестве столицы новый городок – Аквы Секстиевы, современный Экс-ан-Прованс. За столицей последовали другие прекрасные города, в первую очередь Ним, Арль и Оранж. Плиний Старший считал, что эта земля «больше похожа на Италию, чем на провинцию». Должно быть, в те дни она была прекрасным местом для жизни.

Если попросить человека назвать первого знаменитого вождя во французской истории, немногие за пределами Франции углубятся в века дальше времени правления Карла Великого. Однако сами французы считают своим первым национальным героем Верцингеторикса. Его имя в переводе с галльского означает либо «повелитель – великий воин», либо «повелитель великих воинов». Особенно впечатляет, что все письменные свидетельства о Верцингеториксе исходят от римлян, то есть от тех, кто больше всех выигрывал от умаления его славы. Юг Франции был первой и наиболее прибыльной провинцией Римской империи – на самом деле настолько доходной, что хозяева страстно желали ее расширить. Увидев, что приграничная Галлия, как говорил об этом Цезарь, «разделена на три части», коварные римляне решили воспользоваться бесконечными распрями между тремя враждующими племенами. Гай Юлий Цезарь всегда заявлял, что вторгся в Галлию в 58 г. до н. э. прежде всего для того, чтобы превентивным ударом защитить от нападений земли Рима. Римская провинция подвергалась постоянным набегам (порой весьма жестоким) галльских племен на севере, и он решил предотвратить проблемы, которые могли возникнуть в будущем. Наверное, в какой-то степени это правда, и Галльская война, безусловно, позволила Риму установить естественную границу по Рейну. Однако Цезарь, как известно, был честолюбив. Римская республика быстро превращалась в диктатуру, власть постепенно концентрировалась в руках все меньшего количества людей. Чтобы в итоге получить всю полноту власти, Цезарю требовалось иметь в своем распоряжении армию, и крупная военная кампания в Галлии обеспечивала ему такую возможность.

Отдельные галльские племена к тому времени уже достигли определенного уровня цивилизации, но в целом противостоявшие Цезарю галлы, по сути, еще оставались варварами. Они не строили поселений, достойных называться городами. Их деревни мало отличались от скоплений лачуг из переплетенных ветвей, покрытых саманом. Галлы покрывали жилища соломой и ограждали их примитивным частоколом. О земледелии они знали мало и практически им не занимались, будучи скорее скотоводами, чем фермерами; держали овец, свиней и охотились на оленей, которые тогда водились в изобилии. Галлы славились своей воинственностью и обожали боевые схватки. В искусстве верховой езды они, пожалуй, превосходили даже римлян, и, хотя их вооружение уступало римскому, отвага и решимость, вкупе с численностью войска, делали галлов грозными противниками. В нескольких, исключительно кровавых, столкновениях они победили, а причиной их окончательного поражения в войне, скорее всего, послужил тот простой факт, что родоплеменная организация галльского общества не позволяла им достичь необходимого уровня политического единства.

В значительной степени по той же причине в первой половине войны галлы не выдвинули из своих рядов заметных лидеров, но уже в 52 г. до н. э., когда Цезарь отправился набирать войска в Цизальпинскую Галлию[5], 31-летний Верцингеторикс стал вождем племени арвернов, населявших район современной Оверни. Он немедленно начал налаживать связи с окрестными племенами и вскоре создал немалую армию. Первой задачей вождя было убедить галлов в том, что враги для них – римляне, а не собственные соседи. Верцингеторикс оказался прекрасным стратегом. В первой своей битве с захватчиками при Герговии в Центральном массиве он одержал решительную победу. По словам самого Цезаря, римляне потеряли около 750 легионеров, включая 46 центурионов. Этот блистательный молодой полководец представлял серьезную угрозу Цезарю. Решив изгнать римлян со своих территорий любой ценой, Верцингеторикс применил тактику «выжженной земли». Все поселения, которые могли дать врагу продовольствие и кров, уничтожались: такая партизанская война, однако, обходилась жителям не менее дорого, чем захватчикам. Ход событий изменился, когда битуриги не захотели покидать богатое запасами поселение Аварик, считая, что их защитят естественные преграды (Аварик располагался на холме, окруженном болотами). Верцингеторикс неохотно уступил, но разумность его тактики подтвердилась, когда римляне все-таки взяли городок. А в следующем сентябре при Алезии[6] Цезарь одержал решающую победу. Отступающих галлов перехватила римская кавалерия и уничтожила почти всех. Среди немногочисленных выживших был и сам предводитель галлов. На следующий день он официально сложил оружие. Великий греческий историк Плутарх, писавший примерно в 100 г. н. э., рассказывал, что Верцингеторикс, «главный вдохновитель и руководитель всего галльского сопротивления», прежде чем выехать за ворота, надел лучшее вооружение и богато украсил коня. Затем он торжественно объехал вокруг возвышения, на котором сидел Цезарь, спешился, сорвал с себя доспехи, сел у его ног и спокойно оставался на месте, пока его не взяли под стражу.

Должно быть, он хотел совершить самоубийство, как, по всеобщему мнению, столетие спустя поступила после поражения королева Боудикка. Вместо этого Верцингеторикс пять лет провел в заключении, затем во время триумфальной процессии Цезаря прошел по улицам Рима и наконец принял традиционную смерть от удушения. В XIX веке, в основном благодаря Наполеону III, его прославили как первого великого французского патриота. В Клермон-Ферране стоит великолепная статуя молодого военачальника на скачущем коне, а на предполагаемом месте последней крупной битвы Верцингеторикса установлен памятник с надписью на постаменте, процитированной в начале этой главы. Героя украшают чрезвычайно пышные длинные свисающие усы, которым редко находились соперники до времен Жоржа Клемансо.

Война тянулась еще пару лет, но после битвы при Алезии Галлия почти во всех отношениях романизировалась. Видит бог, у галлов было мало причин любить своих завоевателей: Цезарь обращался с ними жестко (нередко жестоко) и не выказывал никакого уважения. Он безжалостно грабил и разорял, отнимал золото и серебро и тысячами продавал пленников в рабство. Но со временем галлы стали замечать и положительную сторону произошедших событий. Ничто не объединяет людей лучше, чем общий враг, и под римским правлением они сплотились, как никогда раньше; их родоплеменная система попросту отмерла. Были созданы три римские администрации для провинций Кельтика (со штаб-квартирой генерал-губернатора в Лионе), Белгика (примерно соответствует современной Бельгии) и Аквитания (в юго-западной части); и они немедленно приступили к работе. За пятьдесят лет галльский пейзаж преобразился, как сто лет назад случилось с Провансом. Появились новые дороги, города, виллы, театры, общественные бани и – впервые в галльской истории – правильно обработанные поля. Теперь при небольшом усилии любой образованный галл мог получить римское гражданство со всеми привилегиями: в качестве civis romanus (римского гражданина) его даже могли поставить во главе армии или администрации провинции.

Галлии предстояло оставаться под управлением Рима около пяти сотен лет – примерно столько же времени отделяет нас от эпохи Генриха VIII. К началу II в. н. э. люди начали поговаривать о новой религии – той, что зародилась в далекой азиатской провинции, а затем привела к глубоким переменам во всей Европе и за ее пределами. Как и сама римская цивилизация, христианство медленно распространялось от Средиземного моря на север. К 100 г. первые миссионеры достигли Марселя; понадобилась еще добрая половина следующего столетия, чтобы христианское послание добралось уже до Лиона. Римская империя (к тому моменту это уже была именно империя) удивительно спокойно относилась к религии: пока на словах люди превозносили императора, они были более или менее свободны верить в то, во что хотят. Христиане, однако, не шли даже на эти условия. Гонения становились неизбежными. Они начались при Нероне в 64 г., после великого пожара Рима, и продолжались с перерывами в течение последующих 250 лет. Самый черный час для христиан пробил в правление Диоклетиана на рубеже III и IV вв. Мученикам не было числа: среди них святой Дионисий, епископ Парижа III в., который, как гласит предание, после обезглавливания поднял свою голову и прошествовал с ней, проповедуя раскаяние, несколько миль[7] до аббатства, теперь носящего его имя.

Но затем занялась заря новой жизни: в феврале 313 г. два императора, Константин Великий и Лициний, издали Миланский эдикт, навсегда установивший терпимость к христианам на территории империи. А двадцать пять лет спустя, пусть лишь на смертном одре[8], и сам Константин принял христианство. В последующие столетия, несмотря на то что Франция сильно пострадает от религиозных войн, господству христианства ничто не будет угрожать вплоть до Великой французской революции.

В начале V в. Римская империя уже находилась в упадке и оказалась практически беззащитной перед варварами – готами, гуннами и вандалами, которые двигались с северо-востока в поисках более теплого климата и более плодородных земель. Это была не армия захватчиков, а переселение целых народов – мужчин, женщин и детей. Восточные готы (остготы), западные готы (вестготы) и вандалы обладали по крайней мере зачатками цивилизации. Все они были германского происхождения и исповедовали христианство. К несчастью, они разделяли взгляды арианцев: свято верили, что Иисус Христос не единосущен Богу, а был создан Им в определенное время и для определенной цели как особое орудие для спасения мира. Арианская ересь вводила их в противоречие с канонической церковью, однако они не имели никакого стремления разрушать Римскую империю, которая вызывала у них только восхищение. Единственное, чего они просили, – это Lebensraum (жизненное пространство), то есть места, где обосноваться; и они обосновались.

Гунны, напротив, были монголами и во всех отношениях варварами. Большинство из них по-прежнему жили и спали под открытым небом, презирая земледелие и даже вареную пищу, хотя существует предание, что они все-таки размягчали сырое мясо между собственными бедрами или боками своих лошадей во время скачки. Одеваться гунны предпочитали в туники из льняного полотна или, что довольно странно, из грубо сшитых шкурок полевых мышей. Такие туники они носили постоянно, никогда не снимая, пока те не падали сами по себе. (В 416 г. приняли закон, запрещавший входить в Рим людям, одетым в шкуры животных, или с длинными волосами.) Правитель гуннов Аттила был низкорослым, смуглым, курносым, с редкой бородой и маленькими, как бусинки, глазами на слишком крупной для его тела голове. Всего за несколько лет он внушил ужас всей Европе, его боялись больше любого другого человека (за исключением, пожалуй, Наполеона) и до и после его жизни.

Вот такие люди пересекли Рейн в начале 451 г. и проложили себе путь по Франции до самого Орлеана, пока 20 июня их не разбили соединенные войска римлян и вестготов на Каталаунских полях близ города Шалон-сюр-Марн. Если бы Аттила продолжил свое наступление, история Франции могла бы сложиться совсем иначе; но и без него ситуация была скверной. Поскольку начал разваливаться весь административный аппарат империи, нарушилось даже сообщение через Альпы; приказы из Рима просто не доходили до адресатов. Низложение в 476 г. последнего императора Западной Римской империи, жалкого юноши Ромула Августа, которого называли Ромул Августул, не вызывает удивления (уже в его прозвище Augustulus два уменьшительных суффикса).

С крушением Римской империи (хотя византийский император в Константинополе продолжал говорить о своей власти) Галлия развалилась на массу маленьких варварских государств под управлением так называемых королей, герцогов и графов. Однако, как известно, природа не терпит пустоты; рано или поздно одно государство становится сильнее других и в итоге добивается главенства. На сей раз эту роль сыграли салические (приморские) франки. Появившись на этой территории позже других, они впервые дали о себе знать во II в., а за последующие три столетия постепенно смешались с галло-римскими жителями, передав в процессе свое имя всей стране, современной Франции. Во второй половине V в. некий Хильдерик основал королевство франков, он был сыном Меровея, поэтому позже его стали называть Меровингом, а в 481 г. на трон Франкского государства вступил сын Хильдерика Хлодвиг. Объединив под правлением Меровингов почти всю Галлию, Хлодвиг имеет серьезные основания называться первым королем Франции. Его имя, в позднейшем варианте звучащее как «Людовик», получат еще восемнадцать престолонаследников, пока французская монархия не прекратит свое существование.

Было бы славно, если бы мы могли увидеть в Хлодвиге героическую личность, как, например, в Верцингеториксе. Увы, это невозможно. Он был настоящим монстром. Иной раз Хлодвиг уничтожал своих противников в честном бою, как случилось в 486 г. при Суассоне, когда он окончательно положил конец власти Западного Рима за пределами Италии, но гораздо чаще этот король прибегал к хладнокровному убийству, с готовностью ликвидируя все потенциальные угрозы и со стороны франков, и с любых других сторон. Это работало. К моменту смерти Хлодвига примерно в 513 г. (точная дата неизвестна) его королевство распространилось на большую часть территории современной Франции, Бельгию и северные районы Германии. Кроме того, Хлодвиг, пусть и неохотно, отрекся от арианской веры своих родственников (в значительной степени под давлением своей жены, бургундки Клотильды) и в день Рождества Христова 496 г. принял католичество. В тот день судьба арианства во Франции была предрешена. Все больше и больше его подданных в последующие годы будут следовать примеру короля, что в итоге приведет к религиозному единству во Франции и в Германии, которое продлится тысячу лет. Именно благодаря крещению Хлодвига через триста лет Карл Великий и папа римский Лев III смогли заключить союз, ставший предтечей Священной Римской империи.

На протяжении 250 лет династия Меровингов правила Францией – и практически привела ее на грань развала. Старые добрые времена прочной власти остались в прошлом, крупные и мелкие города превращались в руины. Франкские короли, которых сразу можно было отличить от подданных по светлым волосам до плеч (говорят, длинные волосы олицетворяли солнечные лучи), бесконечно путешествовали из одного селения в другое со свитой и вооруженным отрядом, таская за собой огромный сундук с казной за тремя печатями, и энергично вели постоянные бессмысленные междоусобные войны. Даже во время непродолжительных перемирий насилие не прекращалось. За примерами не надо далеко ходить – взять хотя бы Хильперика I, которого позже франкский историк Григорий Турский назвал «Нероном и Иродом своего времени». Второй женой этого короля франков стала Галесвинта, старшая дочь короля вестготов. Брак оказался несчастливым, и однажды утром Галесвинту обнаружили в постели задушенной. Похоже, к делу имела отношение наложница Хильперика служанка Фредегунда, на которой он вскоре и женился. Однако брат Хильперика Сигеберт состоял в браке с сестрой Галесвинты Брунгильдой. Убийство послужило причиной нескольких войн между братьями-королями. В 575 г. Хильперик оказался в совершенно безнадежном положении, но Фредегунда нашла способ убить Сигеберта. Хильперик прожил еще девять лет и за это время учредил новый вид наказания – выкалывание глаз, а в 584 г. был заколот неизвестным убийцей, возможно одним из людей Брунгильды. Он был отомщен, когда его сын Хлотарь II захватил Брунгильду и зверски казнил ее, привязав к хвосту лошади, которую пустили галопом.

Теоретически в династии Меровингов было 27 королей, но, пусть наши читатели облегченно вздохнут, в этой книге не будет детального описания их правления. По сути дела, даже эта цифра может служить только очень осторожной оценкой, поскольку значительную часть того времени Франция снова и снова разваливалась на множество мелких королевств, и одновременно правили несколько королей. Одного из них все-таки стоит упомянуть, просто потому, что он из них самый известный – Дагоберт I, который, как знает каждый французский школьник, однажды надел штаны наизнанку[9]. Однако он наделал и много чего другого. Примерно в 630 г. Дагоберт аннексировал Эльзас, Вогезы и Арденны, создав новое герцогство, и сделал своей столицей Париж. Несмотря на все его непотребства (отсюда эта абсолютно дурацкая маленькая песенка), он был глубоко религиозен, основал базилику Сен-Дени и стал первым французским королем, который был в ней погребен. С X в. к нему присоединились все остальные французские монархи, за исключением трех.

Эти времена называют «темными веками», и во Франции они были поистине темными. Проблески света исходили лишь от церкви, которая, в отличие от государства, оставалась твердой и хорошо организованной. К тому моменту церковная иерархия с епископом в каждой епархии и добросовестным, хоть в основном и непросвещенным, духовенством полностью сложилась. Одновременно, благодаря пожертвованиям верующих и эффективному сбору церковной десятины, неуклонно росла материальная база церкви, а также ее сила: каждый правитель очень хорошо знал, что находится под постоянной угрозой отлучения от церкви, что приговорит не только его самого, но и всех его подданных. Монастыри тоже начали заявлять о себе. Они уже давно процветали на востоке, где существовал только один монашеский орден – базилианский, но базилиане были в основном молитвенниками и отшельниками. Святой Бенедикт, отец западного монашества VI в., руководствовался другими принципами. Облаченные в черные одежды бенедиктинцы являлись в полном смысле слова общиной, построенной на абсолютном послушании и тяжелом физическом труде, преимущественно сельскохозяйственном. Однако они также находили время заниматься наукой, переписывать книги (что особенно было важно в период до появления книгопечатания) и в целом поддерживали искру образованности и гуманизма в суровом унылом мире, в котором им приходилось жить.

А затем появились мусульмане. В 633 г. (всего через год после смерти Пророка) они двинулись из Аравии. Скорость их наступления изумляет. В течение тридцати лет мавры захватили не только Сирию и Палестину, но и значительную территорию Персидской империи, Афганистан и часть Пенджаба. Затем они обратили свое внимание на Запад. Константинополь казался слишком крепким орешком, поэтому арабы повернули налево и устремились вдоль берегов Северной Африки. Там их движение замедлилось; они достигли Атлантики только к концу века, а стали готовы пересечь Гибралтарский пролив, чтобы хлынуть в Испанию, лишь в 711 г. Однако к 732 г. (меньше чем через 100 лет после выхода из родной пустыни) арабы уже перешли Пиренеи и, по преданию, продвинулись до самого Тура, где, всего в 150 милях [ок. 241 км] от Парижа, их наконец в сражении остановил франкский майордом Карл Мартелл. Эта битва вдохновила английского историка XVIII в. Эдварда (Эдуарда) Гиббона на один из его самых знаменитых полетов фантазии:

Победоносное продвижение продлилось на тысячу миль от мыса Гибралтар до берегов Луары. Повторение перехода на такое же расстояние доставило бы сарацин к границам Польши и нагорью Шотландии, а преодолеть Рейн не сложнее, чем Нил или Евфрат, и арабский флот, скорее всего, без морского сражения вошел бы в устье Темзы. Тогда бы, наверное, в школах Оксфорда преподавали толкование Корана, и ученики раскрывали бы окружающим святость и истину Откровений Магомета.

Современные историки быстренько укажут, что о битве при Туре почти не упоминают арабские источники того времени, а если и упоминают, то только как о незначительном эпизоде. Арабские авторы свидетельствуют, что войска, с которыми столкнулся Карл Мартелл, составляли всего лишь передовой отряд и шли, по всей вероятности, в сотне миль впереди основной армии, а так называемая битва была не более чем затянувшейся стычкой. Как было на самом деле, мы никогда не узнаем наверняка. Однако для нас важнее сама фигура Карла Мартелла. В течение VII и VIII вв. короли из рода Меровингов настолько впали в праздность и распутство, что практически прекратили править. Реальная власть теперь возлагалась на старшего сановника дворца – палатного мэра, или майордома. Ко времени, о котором мы говорим, эта должность стала наследственной, и ее занимали члены рода Пипина. Карл Мартелл (его прозвище в переводе с латинского означает «молот») унаследовал отцу в 715 г. и де-факто управлял Францией четверть века, пока ему на смену не пришел его сын Пипин III Короткий, а с ним и конец династии Меровингов. В 751 г. Пипин отправил последнего короля из рода Меровингов Хильдерика III в монастырь, а в следующем году короновался сам при поддержке папы римского. Таким образом он положил начало новой династии на франкском престоле – династии Каролингов, названной так по имени его отца Карла.

Пипин, несомненно, был самым значительным европейским правителем своего времени, однако ему было суждено остаться в тени своего еще более славного сына Карла, известного как Карл Великий. Карл вступил на престол после смерти Пипина в 768 г. Благодаря его могучему телосложению, энергии, здоровью и физической силе (имел пять законных жен и четыре дополнительные супруги), а также непритязательности в быту (обычно носил простую одежду, как у его подданных, – полотняную тунику, красные штаны и обмотки) Карлу Великому предстояло стать поистине легендарной личностью. Его власть распространилась далеко за прежние пределы Франкского государства. В 774 г. Карл захватил Павию и объявил себя королем лангобардов, затем, возвратившись в Германию, подчинил себе язычников-саксов и всех обратил в христианство, прежде чем переходить к завоеванию уже христианской Баварии. Вторжение в Испанию было менее успешным, хотя оно и вдохновило народ на создание первой великой эпической поэмы Западной Европы – «Песни о Роланде», а вот следующая кампания Карла против аваров на территории современных Венгрии и Северной Австрии привела к уничтожению Аварского каганата как независимого государства, и земли перешли под управление Карла. Таким образом, за жизнь всего одного поколения Карл Великий превратил королевство франков из одного из многих «полуплеменных» европейских государств в единое политическое образование огромного размера, не имевшее себе равных со времен Римской империи.

И делал он это (по крайней мере, основное время) при горячей поддержке папства. Прошло почти полстолетия с тех пор, как папа Стефан II перебрался через Альпы, чтобы просить защиты от лангобардов у отца Карла Пипина. Сам Карл совершил государственный визит в Рим в 774 г. Тогда его, молодого человека тридцати двух лет, тепло принял папа Адриан I, и, глубоко впечатленный всем увиденным, Карл подтвердил дарственную своего отца на ту часть территории Центральной Италии, которая составляла ядро Папского государства. А в 800 г. он приехал снова, на этот раз по более серьезному делу. Лев III, сразу после избрания папой римским четырьмя годами ранее, стал жертвой постоянных козней со стороны группы молодых римских дворян, которые были решительно настроены его сместить. 25 апреля на Льва III напали на улице и жестоко избили, только счастливый случай помог друзьям папы спасти его от гибели и доставить для выздоровления ко двору Карла в Падерборн. Несколько месяцев спустя Лев III под защитой франков возвратился в Рим, но тут противники обвинили его в тяжких преступлениях, включая торговлю церковными должностями, лжесвидетельство и прелюбодеяние.

Но кто, однако, мог вершить суд над папой римским? Кто имел право осудить наместника Христа на земле? В обычных обстоятельствах можно было бы сказать, что это император Константинополя, но трон Восточной Римской империи в тот момент занимала женщина, императрица Ирина. Тот факт, что Ирина ослепила и лишила жизни собственного сына, мало значил и для Льва, и для Карла – было достаточно того, что она женщина. Женский род считался неспособным править, и древняя салическая традиция не допускала подобного. Таким образом, для Западной Европы императорский трон оставался свободным.

Двигаясь в Рим в конце 800 г., Карл прекрасно понимал, что выступать судьей в базилике Святого Петра полномочий у него не больше, чем у Ирины, но он также осознавал, что, пока несправедливость обвинений против Льва III остается недоказанной, у христианского мира нет не только императора, но и папы, и решил предпринять все возможное, чтобы защитить честное имя Льва. Насколько искренним был Лев III, мы можем только предполагать, но 23 декабря он на главном престоле принес торжественную клятву на Евангелии, что не виновен в приписываемых ему преступлениях, – и Синод принял его слово. Через два дня, когда Карл поднялся с колен после завершения рождественской литургии, Лев III возложил на его голову императорскую корону под шумные приветствия прихожан. Враги Карла не замедлили указать, что он получил только титул: корона не принесла ни единого нового подданного или солдата, ни одного дополнительного акра территории. Однако этот титул имел больше смысла, чем целый ряд территориальных завоеваний: он означал, что почти через пятьсот лет в Западной Европе снова появился император.

Историки давно обсуждают, была ли императорская коронация совместно спланирована Львом и Карлом или явилась для короля франков неожиданностью. Из этих двух вариантов второй представляется значительно более вероятным. Карл никогда не выказывал стремления утверждать свой статус и всю оставшуюся жизнь продолжал величать себя королем франков и лангобардов. А еще больше он не хотел иметь никаких обязательств перед папой, поэтому есть все основания верить, что Карл действительно пришел в ярость, когда оказалось, что его сделали ответственным и за церковь. Лев же, напротив, создавал ключевой прецедент. Короновав Карла, он акцентировал, что и империя, и император Карл являются его созданием. Мир не мог ошибиться: именно папе, и только папе, император обязан своим титулом.

Хотя Карл Великий известен как творец Каролингского возрождения, значительно увеличивший количество школ и скрипториев при монастырях в подвластных ему землях, сам он почти наверняка оставался неграмотным. Есть предположение, что он немного умел читать, но его биограф Эйнхард трогательно описывал попытки императора научиться писать, рассказывая о дощечках для письма, которые Карл держал под подушкой, чтобы практиковаться, когда ему не спалось. Он упорно старался, но, как писал Эйнхард, «труд его, слишком поздно начатый, не принес большого успеха». По словам сэра Кеннета Кларка, он просто не мог взять в толк, как это делается. Однако сей факт вряд ли имеет большое значение: этот потрясающий человек (больше чем наполовину варвар) объединял свою недавно созданную империю только силой собственной личности. После его кончины в 814 г. империя неуклонно угасала, сначала вследствие распрей между наследниками, затем из-за разделения, и наконец полностью распалась после прекращения его линии в 888 г. Наверное, это было неизбежно: как в конечном итоге и римская предшественница, империя Каролингов несла в себе зерно самоуничтожения. Она попросту стала слишком огромной: было невозможно обеспечить необходимую связь по всей длине и ширине такого пространства.

От своего единственного сына Людовика I Благочестивого Карл Великий имел трех внуков, которые после длительной вражды в 843 г. собрались в городке Верден и заключили договор о разделении территории. Карл II Лысый получил западную часть империи (очень приблизительно всю современную Францию западнее Рейна и Соны), Людовику II Немецкому отошла восточная (основная часть Северо-Восточной Франции, Бельгия и Западная Германия, а также Бавария, Швабия и Саксония того времени), а самому молодому Лотарю пришлось довольствоваться длинной полоской земли посередине (между частями Карла и Людовика), которая шла от Северного моря по долинам рек Маас, Рейн и Рона на юг через Италию в Калабрию. Именно разделение империи Каролингов в Вердене оформило в общем и целом современные Францию и Германию, а также создало область между ними – Эльзас и Лотарингию, что с тех самых пор отравляет отношения этих стран.

Кроме того, пусть империя Карла Великого и канула в вечность, его идеи сохранились. Теперь западные европейцы могли почти не вспоминать о Константинополе. До 800 г. в христианском мире существовала только одна империя – империя Августа, Траяна и Адриана, и она ни на йоту не стала менее римской, когда ее столицу перенесли на берега Босфора. Однако Босфор был далеко, от Парижа почти 1500 миль [свыше 2400 км], а Запад теперь имел собственного императора. И этого императора короновал папа в Риме. Во времена династии Меровингов большинство королей мало отличались от главарей банд головорезов, а Каролинги и их преемники будут помазанниками Божьими. Император и папа станут править сообща, рука об руку – первый физически защищать второго, а второй обеспечивать не только духовное, но и культурное процветание своей паствы. Конечно, в последующие столетия эта система будет нарушаться, и не раз, однако общая идея устоит. После Карла Великого Европа уже никогда не станет прежней.