Читать книгу Библия. Ужас и надежда главных тем священной книги - Джон Доминик Кроссан - Страница 15

Гильгамеш был реальным историческим лицом (около 2700 года до н. э.): жрецом и царем города Урука, первого известного нам крупного города в человеческой истории, который в Быт 10:10 носит название Эрех, а в современном Ираке – Варка. Гильгамеш строил его десятикилометровые стены, водил воинов в битвы и освободил от подчинения северошумерскому городу Кишу. Впоследствии, когда вымысел заслонил историческую фактуру, Гильгамеш стал божественным супергероем месопотамских преданий и главным действующим лицом первого великого эпоса всемирной литературы.

Аллювиальные почвы Шумера стали рассадником, откуда легенды о Гильгамеше распространились по всему «плодородному полумесяцу», от устных версий к письменным, от месопотамской равнины к Анатолийскому плоскогорью и Средиземному морю; от Шумера и Аккада к Вавилонии и Ассирии, в Угарит и Израиль. (В Мегиддо нашли фрагмент эпоса о Гильгамеше, относящийся к 1300-м годам до н. э.)

Начнем с одного из пяти шумерских сказаний о Гильгамеше. Он описывает «Смерть Гильгамеша» (ET CSL 1.8.1.3).[9] Особое внимание мы уделим двум мотивам: сну и плачу.

В разделе о сне ночное видение Гильгамеша осмысливается так, что высший Бог «Энлиль, Великая Гора, отец богов, сделал твоей судьбой царство, но не вечную жизнь». Затем говорится о скорой смерти Гильгамеша, причем подчеркивается ее человеческая неизбежность:

Хотя боги советуются, вспоминают его героические подвиги и думают, не сделать ли для него исключение, ничто не может спасти Гильгамеша. Бессмертие получает лишь Зиусудра (шумерский Ной), герой рассказа о потопе, ибо на своем корабле он спас жизнь на Земле. Других исключений быть не может, даже для Гильгамеша.

В разделе о плаче все это повторяется, но с акцентом на противоположность между жизнью, даже самой выдающейся, и смертью, даже самой заурядной.

Эти мотивы сна и плача уже содержат ключевую проблему более позднего эпоса о Гильгамеше: человеческая смертность, особенно смерть героя, который прожил удивительную жизнь, а умирает самой обычной смертью – как все.

Кстати, возможно, что эти шумерские легенды были объединены в эпос, лишь когда несемитский шумерский язык уступил место семитскому аккадскому языку и его диалектам (вавилонскому и ассирийскому).

Как бы то ни было, я перейду теперь к эпосу о Гильгамеше (или, точнее сказать, эпосу о Гильгамеше и Энкиду). Этот великий эпос, основной текст для развлечения и образования от Персидского залива до побережья Леванта, и есть моя матрица в данной главе для правильного понимания Быт 2–3.

Он дошел до нас в двух основных версиях.

• Старовавилонская версия. Создана около 2000 года до н. э. и содержится в четырех таблицах, которые хранятся в различных музеях земного шара.

• Ниневийская версия. Создана около 700 года до н. э. и найдена при раскопках библиотеки Ашшурбанапала, «царя мира, царя Ассирии». Она содержится на двенадцати таблицах, которые хранятся в Британской библиотеке.[10]

В обеих версиях Гильгамеш – архетипическая модель трагического факта человеческой смертности (как и в вышеописанных шумерских плачах), но также и образец бесплодного поиска человеческого бессмертия. Для ясности и удобства я разделю содержание эпоса на три акта, но подчеркну важное различие между версиями в акте III.

Главные герои акта I – два героя (литературный архетип героя и его друга). Но Гильгамеш – полубог, а Энкиду – человек дикий, пришедший из животного мира. Они решают обрести бессмертие, стяжав вечную славу великими подвигами в дальних землях.

Поначалу все идет хорошо, но в акте II случается трагедия: Энкиду умирает. Хуже того, он не погибает в славном подвиге или в ходе героической битвы, а просто заболевает, хиреет и заканчивает свои дни самой обычной смертью.

Гильгамеш безутешно скорбит по дорогому другу, но плачет и о себе:

Далее он так и скорбит: и об Энкиду, и о себе.

Этот плач воспроизводится трижды в одной таблице. Честно и достойно эпос о Гильгамеше смотрит в лицо истине: что смертному до своей бессмертной славы? Гильгамешу нужна вечная жизнь, а не только вечная слава.

В акте III Гильгамеш, как и первоначально Энкиду, скитается по пустыне. В своих бесплодных поисках он оплакивает безутешное горе. Но быть может, где-нибудь, пока еще не слишком поздно, он еще найдет тайну вечной жизни? Здесь мы видим очень важное отличие старовавилонской версии от ниневийской. Важно рассмотреть обе, ибо первая проясняет вторую.

Начну с более древней версии и с двух увещеваний, которые отсутствуют в более поздней версии. Бог Солнца Шамаш адресует Гильгамешу следующее неприятное замечание:

Кроме того, Гильгамеш встречает Сидури, хозяйку божественной корчмы, богиню вина и мудрости. Поначалу он надеется обосноваться у нее и обрести бессмертие через эти отношения:

Однако богиня тут же разочаровывает его:

Впрочем, она не заканчивает на печальной ноте, а пытается ободрить:

Отметим два момента. Во-первых, в последних двух стихах сначала упомянуто «дитя», и лишь потом – «супруга»: сначала потомство, и затем – брак. И это брак не с бессмертной богиней, а со смертной женщиной, которая рождает ребенка. Ребенок становится венцом жизненных радостей и единственным бессмертием, доступным для смертных. Во-вторых, есть библейская параллель этому совету. Она широко известна:

Иди, ешь с весельем хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим. Да будут во всякое время одежды твои светлы, и да не оскудевает елей на голове твоей. Наслаждайся жизнью с женой, которую любишь…

(Еккл 9:7-9а).

Это очень близкая параллель, но ребенок в ней не упомянут, что привлекает внимание к наличию ребенка в старовавилонской версии эпоса о Гильгамеше. Если человеческое бессмертие невозможно, можно хоть как-то сохранить себя в детях.

Возможно, этот разговор завершал какую-то версию эпоса, прежде чем она была включена в версию более позднюю и более пространную. Получился бы изящный диптих. Он начинался с Энкиду, дикого человека, которого сексом с проституткой соблазнили вести цивилизованную жизнь. И заканчивался одичавшим Гильгамешем, которого соблазняют вести цивилизованную жизнь рассказами о сексе с женой и рождении ребенка. (Интересно, два шага к мужской зрелости здесь способны усмотреть только современные люди, или так думали и некоторые жители Междуречья?)

Переходим к более поздней версии, где Сидури играет малую и второстепенную роль. В ней Гильгамеш отправляется в поисках Зиусудры (Утнапишти), который спас животную и человеческую жизнь во время потопа. В свое время Утнапишти послушался веления богов:

За это спасительное послушание Боги даровали бессмертие Утнапишти и его жене. Без сомнения, думает Гильгамеш, Утнапишти откроет ему тайну вечной жизни: ведь только он с женой ее и обрел.

Под давлением жены Утнапишти рассказывает Гильгамешу «тайну богов». Нужно найти цветок:

Но чтобы достать цветок, Гильгамеш должен привязать к ногам тяжелые камни и нырнуть глубоко в Апсу, обширные подземные воды.

Гильгамеш следует этому совету и все-таки добывает цветок, после чего отправляется домой в «Урук огражденный»:

Возникает очевидный вопрос: зачем откладывать? Почему не съесть цветок немедленно? Да потому, что это цветок вечной жизни как вечного омоложения. Что толку человеку от вечной жизни, если он – хромой инвалид или согбенный старец? А это – цветок жизни, с помощью которого старец может снова и снова молодеть.

Но на пути домой случается беда.

И тем самым стала единственным животным, которое способно обрести бессмертие, омолодившись. Гильгамеш же вернулся в Урук, чтобы записать свою историю. И как мы уже видели, в конце концов он и умер – смертный герой бессмертной истории.

Раздел об эпосе о Гильгамеше мы завершим следующим: позднюю версию (с тайной Утнапишти) следует читать в свете более ранней версии (с советом Сидури). Жителям «плодородного месяца» было предельно ясно, о чем здесь идет речь: не «если бы только», а «никогда». Они не думали: если бы Гильгамешу не пришло в голову купаться, он стал бы бессмертным (или: если бы змея не украла цветок, Гильгамеш достиг бы вечного омоложения).

Слова Сидури и действия змеи – разные способы открыть одну и ту же истину: людям бесполезно искать бессмертия. Когда говорится, что человек получил бессмертие, но сразу утратил его, по сути это означает, что бессмертен он и не был. По всему «плодородному полумесяцу» слушатели и читатели отлично понимали смысл этих рассказов: в животном мире лишь змея, а в человеческом мире лишь герои потопа получили бессмертие от Богов. Гильгамеш предельно ясно уяснил: вы люди смертные – смиритесь же с этим; вы не бессмертны – примите это.

Теперь перейдем от Гильгамеша и Энкиду к Адаму и Еве. Повторю свой вопрос: если мы возьмем эпос о Гильгамеше в качестве матрицы, увидим ли мы вторую и третью главы Бытия в ином и правильном свете? Для начала отметим несколько фундаментальных параллелей как ключей к матрице.

Первое. В более древней месопотамской традиции главными действующими лицами являются двое героев-мужчин, а в более поздней библейской традиции – мужчина и женщина, муж и жена. (Это архетипические модели для всемирной литературной классики: где вы видели первую человеческую пару в виде двух женщин?)

Второе. Как Гильгамеш и Энкиду, так и Адам и Ева, составляют единое целое. Как мы уже сказали, в эпосе о Гильгамеше, создание Гильгамеша идет как бы из божественной сферы вниз, а создание Энкиду – из животного царства вверх. Им вдвоем лучше, чем поодиночке. Аналогичным образом в Книге Бытие Ева – от Адама, но затем Адам возвращается к Еве в Быт 2:23–24. (Интересно, что первоначально муж перебирался в дом жены, а не наоборот. Какой вариант вы бы предпочли на месте невесты?)

Третье. В месопотамской легенде фигурирует цветок жизни-как-омоложения, а в библейском повествовании – древо жизни-как-омоложения.

Четвертое. В обоих случаях змея похищает у человека дар бессмертия.