Читать книгу Ледяное озеро - Джон Фарроу - Страница 6

Две с половиной недели спустя, четверг, 6 января 1999 г.

Переделывая грузовик под передвижную лабораторию, Люси Габриель была ограничена не в расходах, а во времени и в технических средствах. Электричество поступало от нескольких аккумуляторов, заряжавшихся от двигателя. А при необходимости в высоком напряжении можно было подключиться к розетке переменного тока. Электрик объяснил ей, что генератор можно установить только на крыше, и отговорил ее от этой затеи, рассказав о проблемах, связанных с его техническим обслуживанием. Поэтому ей предстояло ограничиваться лишь небольшим холодильником и обходиться только самым необходимым.

Чтобы в лаборатории было светлее, ее стены и потолок в кузове грузовика покрыли слоем белой краски. Поскольку Люси надо было защитить лабораторию от любопытных взглядов, в боковые окошки и два небольших окна на крыше она вставила тонированные стекла, чтобы они пропускали свет, но защищали помещение от ярких лучей южного солнца. К стенам кузова грузовика в его задней части привинтили шкафы с выдвижными запирающимися ящиками и полки для хранения документов, а в передней смастерили двухъярусные кровати, у каждой из которых сделали маленькие оконца и вентиляцию. Эта жилая часть помещения была отделена от самой лаборатории занавеской. Люси рассчитывала, что в основном они будут ночевать в мотелях, а эти удобства считала дополнительными на тот случай, если захочется покемарить во время долгого дневного переезда или обстоятельства вынудят их заночевать в городских трущобах.

Третья откидная скамья проходила вдоль борта кузова – на ней могли сидеть пациенты, у которых Люси брала кровь, или можно было отдохнуть после того, как они приняли многочисленные лекарства, которыми она собиралась их пичкать. На заднюю дверцу машины она поставила внутренний замок.

Внешне грузовик изменился мало – были перекрашены дверцы, название компании изменили с «Огденсбург» на «Шамплен». Эндрю Стетлер достал новые номера штата Нью-Йорк и где-то раздобыл фальшивые документы на машину и страховку на эти же номера.

– Как тебе это удалось? – спросила его Люси.

– Лучше не спрашивай, – ответил он.

– Почему?

– И этот вопрос никогда мне не задавай.

– Почему?

– Потому что, Люси, – стал кипятиться он. – Не задавай, и все.

Раскрутить этого парня было почти невозможно.

– В воображении тебе не откажешь, – не без доли иронии заметила Камилла Шокет, заглянув посмотреть, как у Люси идут дела.

Они подружились в тот день, когда Люси начала работать в «Хиллер-Ларджент Глобал». Общий интерес женщин к науке был настолько велик, что толкал их за пределы привычного образа жизни. Приемный отец Люси был врачом, который какое-то время работал в ее резервации. Именно он привил ей страсть к знаниям. Камилла выросла в небогатой семье, и образование далось ей нелегко.

– Я только добавила кое-что, – ответила Люси.

Камилла усмехнулась.

– Первый раз ты ездила в Штаты на своей машине. Потом одолжила у кого-то микроавтобус. Теперь ты туда собираешься в угнанном грузовике с личным шофером. А как ты туда поедешь в следующий раз? В роскошном туристическом автобусе?

Теперь улыбнулась Люси.

– Вообще-то я надеюсь туда полететь на частном самолете.

– Ну да, а у трапа тебя будет ждать личный лимузин.

– Да, с бассейном у заднего сиденья.

– Теперь ясно – такой небольшой дворец на колесах с кондиционером и личной массажисткой, – не унималась Камилла.

– Да, массажистку я, пожалуй, оставлю, но в таком дворце в Гарлем не поеду.

– В Гарлеме ты, по крайней мере, будешь индианкой. А я, когда там окажусь, буду всего лишь белой швалью.

– Да, Камилла, но очень привлекательной белой швалью, – съязвила Люси.

– Думай, подруга, что мелешь.

Они обе работали в лаборатории и с самого начала были связаны с этим необычным проектом. Камилла представила Люси Вернеру Хонигваксу, президенту той фармацевтической компании, где она работала раньше. Люси не очень разбиралась в отношениях между двумя компаниями, хотя Камилла вроде была в курсе дела. Несмотря на то что фирмы были конкурентами, в работе над некоторыми проектами они сотрудничали. Люси напомнила Камилле по дороге на встречу с президентом «БиоЛогики», что у нее уже была работа.

– Ты с ним просто поговори, – наставительно сказала подруга. – Он, знаешь, спит и видит, как бы ему встретиться со знаменитой индейской бунтовщицей. Я обещала его с тобой познакомить.

Хонигвакс, как показалось Люси, был своего рода харизматическим лидером, но в самом мерзком бюрократическом понимании этого слова. Он отнюдь не пытался казаться обаятельным, держал себя напыщенно, с начальственным пафосом, весь его ухоженный внешний вид и отличная физическая форма почему-то вызвали у Люси ассоциации с дорогой недвижимостью. Когда он улыбался, лицо его становилось круглым и бодрым, хотя сам он производил впечатление человека, витающего в облаках. Люси всегда считала, что ни должность человека, ни его благосостояние не могут на нее повлиять, но его движения ее чем-то привлекали, как и лукавство, которым светилась его улыбка. Еще ее поразило, как много он знает о ней и о беспорядках, случившихся по другую сторону реки от его углового кабинета.

– Ты очень храбрая девушка, – сказал Хонигвакс, и Люси почему-то показалось, что он собирается ее соблазнить.

Готовясь к встрече, она одела простое сиреневатое летнее платье до колена, разрисованное большими цветами гибискуса. Она знала, что эти тона прекрасно оттеняют красновато-медный цвет ее кожи.

– Одним людям на роду написано быть храбрыми, другим – иметь кабинеты на верхнем этаже.

– Храбрость в нашей работе иногда может быть очень полезна безотносительно к этажу, на котором работаешь.

– Правда? – недоверчиво спросила девушка.

– Мир сейчас переживает кризис, Люси. В Африке каждый год умирают миллионы людей. У нас люди мрут тысячами. – Говоря ей об этом, он жестикулировал, яростно тыча пальцем в воздух. – Мы – я, ты, Камилла – те люди, которым выпала честь найти лекарство от этой напасти, и нам надо это сделать быстро.

– Да? – усомнилась Люси, ошарашенная его словами. – Вы – наверное. Другие – возможно. А я тут ни при чем. В «Хиллер-Ларджент» я только отделяю плазму от кровяных телец.

– При желании ты могла бы играть в этом проекте более важную роль.

– Вы хотите сказать, если бы я ушла из «Хиллер-Ларджент» и стала работать в «БиоЛогике»? – В голове девушки мелькнула мысль, что о какой бы работе ни вел разговор ее собеседник, его интересовало лишь то, что ей при этом придется перед ним раздеваться.

Резким взмахом руки он как бы сразу отклонил ее вопрос о перемене места работы.

– Здесь или в «Хиллер-Ларджент», не имеет никакого значения. Важно, Люси, присоединиться к этой битве за спасение человеческих жизней.

Ее так и подмывало задать вопрос о том, что ей надо делать, чтобы спасать эти жизни. Но вместо этого она только спросила:

– Как?

Не успела она это произнести, как поняла, что дала ему возможность заманить себя в сети, которые он для нее искусно расставил, а как только ему это удастся, изменится вся ее жизнь.

Когда позже в тот день Люси вышла с Камиллой из «БиоЛогики», она слегка поддела локтем новую подругу.

– Ты с ним спишь?

– Надо же, какая ты у нас любознательная! А ты бы на моем месте отказалась? – Камилла к встрече специально не готовилась, она пошла на нее в обычной одежде – белой кофточке и синих брюках.

– Если он уже спит с моей лучшей подругой, конечно, я бы отказалась.

– Я раньше с ним познакомилась. Поэтому я, по крайней мере, первая в очереди, если, конечно, не считать его жену.

– Вот и хорошо. Он не в моем вкусе.

– Да, ты права.

Несколько недель спустя Камилла сказала Люси, что ее отношения с Хонигваксом закончились. В детали она подругу посвящать не стала. Люси уже начала было подумывать о том, чтобы встать в ту очередь, из которой вышла Камилла, но это намерение так и не было приведено в исполнение, хотя ее работа над особым проектом развивалась по нарастающей. Она продолжала считать, что это был его особый проект, хотя сам Хонигвакс никогда не распространялся о своей роли в проекте или о собственном в нем участии.

Камилла была непосредственной начальницей Люси и ее главным связующим звеном с работой в этом направлении. Иногда она говорила с Рэндалом Ларджентом о некоторых проблемах общего характера, но все конкретные распоряжения, касавшиеся работы над проектом, она получала от Камиллы. Как и от кого получала указания сама Камилла, Люси не знала и особенно этим не интересовалась, понимая, что такого рода информация разглашению не подлежит. Эта таинственность делала работу в ее глазах еще более интересной. Она не приставала с расспросами к Камилле, хотя точно знала, что той известно гораздо больше. У нее был свой важный участок работы, который состоял в том, чтобы обеспечивать больных еще не прошедшими проверку лекарствами, но как они попадали к Камилле, оставалось для Люси тайной.

В какой лаборатории разрабатывались эти лекарства, какие ученые были вовлечены в проект, кто из руководства «БиоЛогики» и «Хиллер-Ларджент» знал, что действие этих средств должно быть проверено на людях, – эти вопросы оставались для нее тайной за семью печатями то ли по причинам безопасности, то ли просто потому, что кто-то хотел утаить от нее информацию. Люси по этому поводу особенно не переживала. Она небезосновательно считала, что многие из тех, кто стоял значительно выше нее по служебной лестнице, тоже понятия не имеют о том, что именно на ней лежала ответственность за переправку этих медикаментов через южную границу и доставку их больным. В общем, правая рука не знала, чем занимается левая. Так тому и быть.

Естественно, что у них с Камиллой возникали разные соображения относительно цепочки субординации в рамках этого проекта, они знали, что в него вовлечены Вернер Хонигвакс и Рэндал Ларджент. Но, насколько было известно Люси, между мужчинами и женщинами, участвующими в нем, никаких непосредственных контактов не было. Любой, кто попытался бы проследить действия женщин, не смог бы найти никаких прямых связей с мужчинами, а любое расследование, которое проводилось бы сверху вниз, неизбежно завело бы в тупик.

Переоборудование грузовика уже было почти завершено. Люси хотела, чтобы пол застелили фанерой, поскольку ходить по гофрированному алюминию было неудобно. Кроме того, нормальный пол был просто необходим для тех, кто передвигался в инвалидных креслах или на каталках.

Когда Камилла осматривала переделанный грузовик, ей, видимо, пришла в голову игривая мысль, и она вкрадчиво улыбнулась.

– Ты что? – спросила у нее Люси.

– Тебе нравится этот парень?

Грузовик стоял на улице. Они дрожали в своих куртках от холода.

– Какой?

– Какой… Король Англии, вот какой. Энди, конечно!

– Нравится, – нехотя призналась Люси. – С ума я по нему не схожу, но он забавный. Он… даже не знаю, как тебе сказать…

– Что?

Люси пожала плечами.

– Он скрытный. Понимаешь? В нем есть какая-то тайна. Мы несколько раз у меня встречались, но к себе он меня никогда не приглашал. Он мне даже не говорил, где живет. Я его спросила, может, он прячет дома жену и детей, а он мне сказал, что живет с матерью. Камилла! Он же срок уже отмотал, а все еще живет с матерью! Странно, тебе не кажется?

– А как он в постели? – не отставала от нее Камилла.

Люси так закатила глаза, будто была на седьмом небе от счастья.

– Да неужели?

– Он знает, как обращаться с женщинами. Крутой парень. Сама можешь представить. Поверь мне на слово, рано или поздно мы с Энди расстанемся, он из тех, кто надолго не задерживается. Вот ты его и проверь, когда время настанет. Я возражать не буду.

– Я уже занята, – угомонилась наконец Камилла.

Люси пристально на нее посмотрела.

– Так что, у тебя, выходит, с этим полицейским все серьезно?

Камилла усмехнулась, подтверждая догадку Люси.

– Я знаю, что у тебя на уме. Чарли, конечно, коротышка, но он хороший парень. Разве этого мало? И с дочкой моей он хорошо держится. Кэрол хочет, чтобы он стал ее папой. Да и я против этого ничего не имею.

Люси чмокнула подругу в щеку.

– Надеюсь, у тебя все получится.

Они обе спрыгнули с грузовика, не воспользовавшись подъемником, и вместе вышли со стоянки. Люси, одолжившая машину на весь день Энди, попросила подругу подбросить ее домой. Камилла была лет на пять старше Люси и потому чувствовала себя лидером, собранным и рассудительным, что подчеркивали короткая стрижка и точеная фигурка. А расхлябанная походка Люси, ее длинные, небрежно зачесанные иссиня-черные волосы как бы подчеркивали ее независимый характер и самостоятельность. Но все различия между ними сводились на нет общей преданностью проекту.

– Как там у тебя продвигаются дела? – спросила Люси, садясь в машину.

– Совсем неплохо. Мы уже со многими договорились. Тебе обязательно надо будет побывать в Нью-Йорке, Филадельфии и Балтиморе. Сейчас мы работаем с Ньюарком и Атлантой.

– Без Ньюарка я вполне могла бы обойтись.

– В паршивых городишках люди тоже болеют и умирают, – заметила Камилла. – В любом случае, ответ я получу сегодня. Ты уедешь вечером в понедельник.

– Что? Ну, ты даешь! Почему так скоро?

Камилла включила зажигание своей «Мазды-626» и негромко сказала, как бы стремясь заглушить слова шумом двигателя:

– Лекарства будут готовы завтра, в крайнем случае к субботе. Кодовое название проекта – «Гаснущая звезда». Для страховки возьмем еще воскресенье. Я все проверила. На этот раз процедура будет немного сложнее.

– Почему так получилось?

– Разным людям нужны разные средства – дозы, комбинации надо поменять. Все зависит от стадии заболевания. На этот раз ты будешь играть роль врача.

Люси кивнула, в ее глазах отразилась непоколебимая решимость.

– Я с этим справлюсь.

Камилла улыбнулась.

– Мы знаем, что ты справишься, – заверила она подругу.

– Мы? – удивилась Люси.

Как это ни странно, ей показалась, что вопрос сбил подругу с толку.

– Ты же знаешь, – сказала она. – Я говорю обо всех.

– Кто же эти все? – не отставала Люси.

Она не понимала, какую роль в этой операции играет Камилла, и это вызывало у Люси раздражение. Она никак не могла уяснить, была ли Камилла таким же исполнительным рядовым ее участником, как и она сама, или ее допускали к стратегическому планированию. Обычно Камилла держала себя с ней как равная, и, конечно, она не кривила душой, но временами становилось ясно, что она знает о проекте в целом больше и подробнее, чем Люси. Сам по себе факт, что именно Камилла ее втянула в это дело, свидетельствовал о том, что на нее были возложены достаточно серьезные обязанности. Она была в близких отношениях с Хонигваксом, причем, несмотря на ее заверения, Люси не была уверена, что эти отношения действительно закончились. На самом деле такого рода подробности Люси не особенно волновали, но они ее чем-то будоражили, почему-то раздражали, она в чем-то завидовала подруге, потому что после всей их совместной работы, после того риска, который выпал на ее долю участия в этом проекте, ее близко не допускали к той информации, которая уже давно не была секретом для Камиллы. Ей казалось, что подруга иногда бывает с ней неискренна, что, если бы ей доверили более важную работу, она бы совсем по-другому хранила тайны от близкого ей человека.

– Сама знаешь.

– Нет, не знаю. Кто такие эти все?

Камилла пристально взглянула ей в глаза.

– Вернер знает, что я еду? Это он здесь всем заправляет?

– Люси…

– Кто еще? Кто эти все?

– Рэндал Ларджент, – Камилла снова стала нервничать, назвав еще одно имя.

– Это и так ясно, а кто еще? – настаивала Люси на своем.

Она в принципе признавала необходимость конфиденциальности при проведении такой операции, но вместе с тем ее задевало недоверие, с которым к ней относились.

– Энди.

– Ты говорила об этом с Энди? Так это он считает, что я буду хорошим врачом?

– Люси…

– Что?

– Ты же сама все понимаешь.

– Нет, теперь я вообще ничего не понимаю. Получается, Энди знает больше меня? Мне нужно, Камилла, чтобы ты мне это объяснила.

Камилла закрыла глаза и потерла их большим и указательным пальцами правой руки.

– Люси, есть такие вещи, о которых я не могу с тобой говорить, и не жди от меня ответов. Пусть все остается как есть.

Люси задумалась над словами подруги. Потом рассеянно кивнула, будто согласившись с ее доводом. По правде говоря, тайна, окружавшая этот проект, ее к нему и привлекала. Она вообще обожала всякие секреты. Ведь как ни крути, но именно ей в операции была определена роль на самом передовом рубеже. Единственная роль, разыгрывая которую можно было и в самом деле попасть головой в петлю. При мысли об этом ей немного полегчало, и она смирилась со своим положением.

– Ладно, поехали.

– Только не строй из себя униженную и оскорбленную.

– Да я и не думаю. Давай, двигайся, хорошо?

– Люси…

– Да поедем мы когда-нибудь или нет?

Пять дней спустя, ночь с понедельника на вторник, 11 января 1999 г.

У них не было выбора – ехать предстояло ночью. Люк опять подобрал Люси около дома, потому что их путь проходил по проселочным дорогам вдали от пунктов досмотра грузовиков и полицейских постов, где могли бы остановить и проверить машину. Грузовик был в отличной форме. Перевозка сигарет никак не сказалась ни на состоянии подвески, ни на надежности тормозов. Но шума от него было много.

И Люк, и Люси по дороге к границе все больше молчали. Люси чувствовала себя измотанной и утомленной. Как обычно, она работала в выходные, на этот раз проверяя противоотечные средства на гриппозных больных. Испытуемые оставались там все воскресенье, и это давало Люси возможность лучше усвоить правила приема лекарств, которые она везла с собой на юг. В то утро, позавтракав кофе с булочками, она выписывала грязных, сопливых пациентов, а днем – в промежутках между накатывавшими приступами беспокойства и возней с лекарствами – ей удалось немного покемарить.

Люк запомнил путь, который вел по индейским землям к берегу реки. Для ночного проезда по льду на грузовике инструкции были другие. Из всех машин, пересекавших границу, патрули, естественно, прежде всего интересовались именно грузовиками, поэтому ехать надо было быстро, с выключенными фарами, ориентируясь на еле мерцавший на другом берегу голубой огонек сигнального маячка. Ночью, конечно, никто здесь не ждал блюстителей закона, поэтому переехать через реку надо было до их возможного появления, а в самом крайнем случае предстояло переехать их самих.

Фары и подфарники были выключены, Люк ждал на берегу. Вдали еле различимо мерцал голубой огонек.

– Только не вздумай никого сбивать, – шепнула ему Люси.

– Я не собираюсь в тюряге копыта отбросить.

– Индейцы больше языком болтают. Совсем не обязательно кого-то сбивать.

– Я все сделаю, чтобы этого не случилось. Если они за нами увяжутся, мы дадим деру. А если меня подстрелят, я помру.

– Никто тебя не просит быть дурацким мучеником. Тебе просто надо переехать реку по льду.

– Ты готова? – Люк врубил первую скорость.

– Всегда готова.

– Голубой маячок видишь?

– Да. А ты? Мы прямо напротив него.

– Теперь вижу. Ну, погнали.

На этот раз он уже представлял себе, какую надо держать скорость. Месяц то появлялся, то исчезал среди летевших по небу облаков, поблескивая время от времени серебром на кузове и кабине грузовика. Люк вел машину уверенно, быстро, хоть обзор был сильно затруднен скудным освещением, взгляд его был прикован к маячку на другом берегу.

– Какая скорость? – спросил он, не рискуя оторвать глаза от ледяной дороги.

– Шестьдесят. Шестьдесят пять.

Как и на первой его развалюхе, на которой они переезжали реку, американский грузовик показывал скорость в милях.

Грузовик продолжал разгоняться. Когда он чуть-чуть сбивался с колеи, чувствовалось, как тяжелая машина приминает свежий снег, но ее хотя бы не заносило. Скоро он понял, что машина идет по выбитым во льду колдобинам, а отклонение от колеи стал определять по звуку.

– Семьдесят пять, Люк. Ой, Люк, уже восемьдесят! Господи, спаси нас и сохрани!

Когда пришло время притормаживать, Люк уже выжимал девяносто миль, тормоза на такой скорости были бесполезны, поэтому на подъезде к другому берегу ему удалось сбросить скорость, переключая передачи, и со льда на склон он поднялся, когда стрелка спидометра уперлась в цифру тридцать. Не включая фары, он въехал в темный лес, смутно различая дорогу, и вскоре остановился у сторожки индейского поста.

Брэд вышел из хибарки и вскочил на подножку кабины, а Люк уже опускал оконное стекло.

– Привет, Люси. Как дела?

– Хорошо. А твои как?

– Отлично.

– Ты сегодня, я вижу, в ночную смену.

– Да, Люси, делаю что могу для своего народа.

– То, что в наше время называют преступностью?

Брэд хмыкнул.

– Мне надо посмотреть, что в кузове.

– У нас есть договор, в нем такой осмотр не предусмотрен.

– Договоры меняются.

– От хрена уши!

– Тогда поворачивай оглобли.

Они плохо различали друг друга, в тусклом свете вырисовывались лишь их силуэты.

– Лучше, Брэд, ты с этим не шути.

– А тебе бы надо знать, что это не мои шутки. Я получаю приказы. И мне нужно проверить твой грузовик.

В принципе, большой проблемы это не составляло. Однако и у Люси, и у воинов нашла коса на камень – безопасность на гордость. Какое-то время Люси выжидала, хоть уже знала, что придется уступить.

– Ну ладно. Иди, смотри, хоть там для тебя все равно темный лес.

Внутри он увидел пробирки, мензурки, горелки, штативы для пробирок, встряхиватели, смесители, флюоресцентные лампы, холодильник, койки, папки для бумаг, которых хватило бы для хранения документов небольшого банка, и многочисленные стеллажи, где были расставлены лабораторные стеклянные баночки, а в них что-то напоминавшее цветной бисер.

– Что ты тут затеяла? Хочешь выкупить Манхэттен?

– А ты, Брэд, оказывается, шутник.

– Ты мне лучше объясни, зачем угонять грузовик и брать в заложники шофера – если ты об этом еще не знаешь, тебе предъявлены именно эти обвинения, – чтобы после этого возить в нем бисер? О нас, индейцах, потом из-за этого может пойти дурная слава.

Люк, обошедший вместе с Люси грузовик, все больше помалкивал, предоставляя возможность говорить спутнице. Он все равно в этом ничего не смыслил.

– Это не бисер, – сказала Люси Брэду. – Это таблетки такие. Лекарства.

– Ты что, решила на наркоте бабки делать? Ты меня просто поражаешь.

– Это не наркотики, Брэд, а лекарства. Медицинские препараты.

– Да? Ну что ж, может, и так. Так что же все-таки у тебя на уме?

– Спасение жизней. Я этим занимаюсь из сострадания к людям. Ты же знаешь, многие страдают от болезней.

– Что-то я тебя не пойму.

– Этого от тебя и не требуется, – успокоила его Люси.

Брэд все поглядывал на грузовик, как будто хотел найти хоть какой-то ключик, который мог бы прояснить ситуацию.

– Мне это придется объяснять другим, Люси. А так я не смогу этого сделать. – Люси поняла, что он просит ее о помощи.

– Эти лекарства, Брэд, незаконные. Их пока не разрешают применять. Правительство тянет с выдачей разрешения, откладывает проведение испытаний. Ты ведь индеец, сам отлично знаешь, что такое правительство. Я не могу ждать, когда министр здравоохранения соблаговолит их разрешить, а люди тем временем будут помирать от СПИДа. Мне надо им помочь прямо теперь. Это хоть ты сможешь объяснить?

Брэд кивнул.

– Думаю, смогу. С этим вроде все ясно.

– Вот ты и постарайся. А воинам тут ловить нечего, курево, которое им причиталось, они уже получили. Можем мы теперь ехать?

– Да, – с неожиданной покорностью ответил Брэд. – Теперь можете ехать, куда вам вздумается.

Люси пошла в кабину согреваться, Люк запер заднюю дверцу кузова, потом влез в кабину и устроился рядом с ней, и Брэд махнул им на прощание рукой. Грузовик неспешно покатился по небольшому заснеженному склону между деревьев, чуть скользя колесами по льду и вновь обретая устойчивость там, где колеса катились по голому скальному грунту.

Позже в тот же день, 11 января 1999 г.

На крапчатом горизонте раскинулась впечатляющая панорама Нью-Йорка, окутанная сероватым паром, клубившимся над трубами небоскребов в предрассветной дымке наступавшего дня. Это зрелище показалось путешественникам, только что выехавшим из глухомани лесов северного штата, нереальным, фантастическим.

Люси попросила шофера притормозить у обочины.

– Давай дождемся здесь восхода солнца, – сказала она и чуть позже добавила: – Смотри, Люк, какая красота!

Но Люк решил использовать предоставившуюся возможность, чтобы хоть немного покемарить, и неловко склонился над баранкой.

– Красота? – он потянулся и зевнул.

– Да, я знаю, красоту трудно измерить. Когда мы ехали среди холмов, тоже было очень красиво, но этот вид прекрасен по-своему.

– Он так же красив, как вид безобразной бабы, – высказал свое мнение Люк.

Его точка зрения настолько озадачила Люси, что она даже не пыталась понять, что бы это могло значить.

– Нет, Люк, вид отсюда просто потрясающий.

– Ты имеешь в виду эти дома, закрывающие горизонт?

– Да, и восход солнца, и океан вдали, и городские огни, которые гаснут и снова загораются, и машины, мчащиеся по мостам. Ну посмотри же, Люк, внимательнее!

– Просто огромное количество домов, и все, – пробурчал он. – А я-то думал, что вы, индейцы, больше любите природу.

– Хочешь сказать, ты нас вычислил, так?

– А ты не возбухай. Я сказал, что думал.

Девушка бросила взгляд на водителя. Он видел все не так, как она, хотя с чего бы это им смотреть на мир одними глазами? Он был тяжело болен, и жить ему, скорее всего, осталось недолго. Может быть, уходящие ввысь коробки зданий вызывали у него ассоциации с тюремными стенами, а не с новым миром, который им лишь предстояло узнать. Она еще такая молоденькая, а он – мужчина средних лет, у которого очень мало шансов стать стариком. Она приехала спасать людей от смерти, а Люк понятия не имел, зачем он ее сюда привез. Естественно, что они все видели в разном свете.

– Прости меня, Люк, я не хотела тебя расстроить.

– Со мной все путем.

Она снова сосредоточилась на раскрывавшейся перед ними панораме. Ей захотелось рассказать Люку, почему она так ее привлекала.

– Этот город построил мой народ, – негромко сказала она.

– Нью-Йорк? – недоверчиво спросил Люк. – Индейцы?

Девушка улыбнулась.

– Люди всегда улыбаются при мысли о том, что Манхэттен был продан за бисер. Но эта сделка оказалась не такой уж плохой. Кто, по-твоему, построил все мосты и небоскребы? Могавки. Люди из моей резервации. Одним из них был мой отец. Теперь на этих работах занято еще больше людей, но раньше именно индейцы так ходили по балкам на головокружительной высоте, будто вышли прогуляться по парку. А жить нам в самом Манхэттене было совсем ни к чему.

Люси заметила, что ее слова произвели на Люка впечатление. Теперь он тоже всматривался в контуры города, мысленно следуя ее рассказу.

– Первыми монтажниками-высотниками стали здесь воины могавки. Вот там, на самой верхотуре, над Пятой авеню, глядя вниз на Центральный парк и Бродвей, мужчины из моей резервации говорили о судьбах мира и жизни индейского народа. Эти мужчины решили изменить порядок вещей. Я ничего против воинов не имею. Господь знает, что и в моей груди бьется сердце воина. Они обсуждали вопросы о том, что могло бы случиться со строителями-высотниками, если бы дома не вздымались ввысь. Вот такие вопросы задавали себе первые воины. Я не думаю, что кто-то из них на этой высоте козла забивал. Могу поспорить, что один из этих ребят как-то сказал: «Давайте, сначала подумаем о людях с красной кожей и о том, чтобы они не шли по тропе белых людей». Да, я уверена, что так он и сказал!

Какое-то время они сидели в молчании. Даже Люк, казалось, был потрясен грандиозной картиной восхода солнца над тонувшим в зимнем мареве огромным городом под белесым небом.

– Люси, можно я тебя кое о чем спрошу?

– Валяй.

– Что ты там везешь, в кузове грузовика?

Она чуть склонилась к нему и коснулась его руки.

– Хочешь знать, во что мы ввязались?

Люк покачал головой.

– Мне не важно, пять лет мне дадут или десять, просто потому, что жизни на столько лет мне не отпущено. Но мне хотелось бы знать, что именно не так в том, чем я сейчас занимаюсь.

Люси потянулась, чтобы размять затекшие в долгой дороге мышцы.

– Люк, ты увидишь кое-что, чего раньше тебе видеть не доводилось. Некоторые зрелища будут совсем не такими приятными, как то, что сейчас перед нами. Тебе надо быть к этому готовым. Некоторые вещи могут тебя сильно расстроить. Даже тебя, бывшего зэка. Так что давай мы с тобой договоримся, что, если тебе станет невмоготу, просто скажи мне об этом, хорошо? Тогда мы с тобой и потолкуем. А пока – крути баранку.

– Ладно, – согласился Люк, – буду крутить.

– Держи по указателям курс на Парамус в Нью-Джерси. Там и заночуем в мотеле.

Чем ближе они подъезжали к огромному городу и океану, тем более интенсивным становилось движение. Глухой гул городской суеты доходил до предместий, где мчались по улицам машины и громыхали грузовики. Когда они вошли в мотель, на них вылупился высокий клерк. Его форма тела походила на грушу, и он смотрел на них с неприязнью, наверное, потому, что они помешали ему поглощать омлет, который он сам сварганил себе на завтрак.

– Чем я могу вам помочь? – спросил он и закашлялся.

Люси сразу сообразила, что этот малый вовсе не собирался им ничем помогать. У него были отметины на лице, и он походил на многих других обычных людей, таких же людей, как те, кого она приехала сюда спасать, вызволять из безысходной печали, в которую их загнал самый страшный недуг всех времен.

– Да, – сказала она. – Нам нужно две комнаты. Одну для меня, другую для моего спутника.

Клерк покачал головой.

– Горничные в такую рань комнаты не готовят.

– Эта проблема меня не касается, – ответила ему Люси.

– Приходите попозже.

– Или… – Люси не окончила мысль.

– Или что?

– Есть и другой выход из положения.

– Дамочка…

– Две комнаты, – жестко повторила она. – Чистые. Со свежим постельным бельем. Через двадцать минут. Где я должна расписаться?

Должно быть, туристы, подумал мужчина с лютой ненавистью к этим бездельникам.

– Расписаться можете здесь. – Он указал им на карточки проживающих и дал ручку. – Скоро ваши комнаты будут готовы. Я сам наведу в них порядок.

– Совсем другое дело. – Заполнив карточки, она снова бросила на него взгляд. – У меня есть кое-что от этих отметин на вашем лице.

Он только усмехнулся.

– Нет, дамочка, от этих отметин не может быть ничего.

– А у меня, представьте, есть. – Она улыбнулась и взяла ключи. – Мы с вами еще поговорим.

На следующий день рано утром, среда, 12 января 1999 г.

Камилла Шокет жила с дочкой в скромном домике в городке, название которого происходило от раскинувшегося рядом озера Двух Гор. Здесь можно было наслаждаться всеми радостями сельской жизни, а до работы в «Хиллер-Ларджент», расположенной на окраине Монреаля, Камилле было легко добираться по скоростному шоссе или на электричке. А если ей хотелось зимой поехать на озеро половить рыбу или навестить приятелей, с которыми она работала в «БиоЛогике», туда можно было быстро добраться на снегоходе.

Проснувшись посреди ночи, Камилла стала на ощупь искать ночную рубашку, которую скинула в момент страсти. Скоро она ее нашла и через голову натянула на себя кусок мягкой ткани, покрытый рисунком в виноградных кистях с яркими цветами. Потом засунула ноги в тапочки с мягкой стелькой из овечьей шерсти и прошла в ванную, там открыла кран и прямо из него напилась. Каждый раз, просыпаясь ночью от жажды, Камилла давала себе зарок купить увлажнитель воздуха, но почему-то потом про него забывала. Слишком много мыслей вертелось у нее в голове, суета будней докучала до невозможности, а работа, занимавшая почти все ее время, изматывала и опустошала. Все должно измениться, думала она, все обязательно изменится…

Она включила свет и небрежным жестом поправила короткую прическу. Камиллу никогда не считали красавицей, но она всегда старалась за собой следить.

Поскольку она уже все равно встала, надо было зайти в маленькую спаленку дочери, проверить, не раскрылась ли она, поправить ей одеяльце. Когда Кэрол спрашивали, сколько ей лет, она говорила, что ей семь лет и три четверти. У нее была привычка сбрасывать с себя во сне одеяло и простыни, но в ту ночь она спала спокойно и не раскрывалась.

Камилла осторожно вынула изо рта дочери большой палец и нежно поцеловала ее.

Вернувшись в спальню, она увидела, что ночной гость проснулся.

– Уходишь? – спросила она.

– Да, мне пора. Если только смогу проснуться.

– Ну что ж, так будет лучше. – Она юркнула под простыню и прижалась к нему всем телом. – Мне бы совсем не хотелось, чтобы Чарли нас здесь с тобой застукал.

Такая предусмотрительность застала Вернера Хонигвакса врасплох.

– Ты что, думаешь, он придет?

Она погладила его по плечу.

– Раньше он всегда сначала звонил. Но кто знает? Что-то всегда случается в первый раз.

– До чего же ты любишь играть с огнем! – подколол ее Хонигвакс.

Ее рука мягко скользнула по телу мужчины, обхватила его обмякший половой член и умелыми движениями стала снова приводить его в боевое положение.

– Интересно, а ты что будешь делать, если сюда нагрянет Чарли со своим пистолетом?

Он хмыкнул.

– Зубы ему постараюсь заговорить.

– И что же ты ему скажешь?

– Скажу ему всю правду.

Такой ответ ее слегка озадачил.

– Какую правду?

– Что делаю ему большое одолжение, избавляя от мучений, на которые его на веки вечные обрекла бы жизнь с тобой.

– Ты неправ, Винер[3],– она игриво назвала его своим любимым прозвищем и провела рукой по мошонке. – Если ты это скажешь, он тебя пристрелит на месте. Чарли мне верит.

Разговор и движения ее руки помогли Хонигваксу окончательно прийти в себя.

– А с тобой что сделает наш добрый молодец Чарли?

– Я ему пообещаю сделать то, что ему очень нравится, и он меня пощадит.

– А что ему так сильно нравится?

– Не скажу.

– А мне ты это делала?

– Тоже хочешь? Тогда повернись на животик и отклячь задницу.

– И не думай об этом.

Он скинул с себя одеяло. Камилла игриво захихикала. В комнате было холодно, он быстро оделся. Запихивая рубашку в брюки, Хонигвакс спросил:

– Ты скоро уезжаешь в Штаты?

– Через несколько дней. Люси только что начала работу. Я хочу проверить результаты через шесть дней.

Завернувшись в одеяло, Камилла села на кровати на корточки. Ее подбородок и плечи чуть подрагивали, как будто в такт доносившейся издалека мелодии.

– У тебя все готово? Ты ведь не в увеселительную поездку собираешься. Я все-таки думаю, тебе надо взять кого-нибудь с собой.

– Слишком рискованно. Я сама смогу со всем справиться.

– В этот раз все будет по-другому.

– Я все устрою в лучшем виде.

Когда Хонигвакс приехал к ней в тот вечер, он сразу же прошел в спальню, поэтому пальто так там и лежало.

– Я не пойду тебя провожать, Винер, ладно? Вставать очень холодно.

Он подошел к кровати, наклонился и чмокнул ее в щеку.

– Будь здорова, детка.

– Обними от меня жену, ладно? – сказала она с усмешкой.

– А ты передай привет Чарли. Ты мне так и не сказала, чем вы занимаетесь с этим полицейским.

– А ты чем занимаешься со своей женой? – Она прижала к себе подушку, чтобы хоть немного согреться.

– Она заботится о моем доме. О моей семье. Я во многом на нее могу положиться. И нам хорошо вместе.

– И про Чарли я тебе могу сказать то же самое, – ответила Камилла. – Я во многом могу на него положиться. С тобой, Вернер, мы рано или поздно расстанемся. Тогда, может быть, я буду хранить верность этому мальчику. По крайней мере, ее видимость, пока все не сбудется, если ты улавливаешь, что я имею в виду. А когда я получу огромную кучу денег, он мне больше не будет нужен, и я его бортану.

Он снова склонился к ней и поцеловал.

– А что Люси? Она уверена, что мы с тобой уже расстались?

– Я об этом позаботилась. Она думает, что я встречаюсь только с Чарли. И Чарли так же считает. Нас с тобой никто ни в чем не заподозрит.

– Постарайся, Камилла, чтобы в Нью-Йорке все прошло без накладок.

– Не беспокойся, Винер. Я знаю, что там меня ждет. Я с этим справлюсь.

В тот же день, среда, 12 января 1999 г.

Утром они поехали на авеню Амстердам в верхнем Манхэттене. Люк очень неплохо ориентировался в городе, хотя распространяться о том, откуда так хорошо его знает, не хотел.

– Я так понимаю, Колумбийский университет ты не кончал, – сказала Люси.

– Что?

– Не бери в голову. Это шутка такая дурацкая. Ты, наверное, получил образование в спортивной школе. Стипендию там хоть платили?

– Я снова тебя не понял.

То ли утренний кофе был слабоват, то ли Люк совсем не врубался в ее английский, когда она пыталась над ним подшучивать. Люси подумала о том, что это путешествие могло превратиться для них в испытание на способность переносить общество друг друга.

– Прости, Люк. Не обращай внимания.

Когда они доехали до 126-й улицы, Люси с удовольствием обнаружила, что их там не просто ждали – специально для этой цели даже создали приветственный комитет, ответственный за подготовку к их прибытию. Первым их вышел приветствовать худой негр с широкой улыбкой в розовато-оранжевой рубашке и виноградного цвета брюках, причем вид у него по этому случаю был самый что ни на есть торжественный.

– Святая Люси собственной персоной, можно сказать, во плоти, снизошла к нам с облака в большом дурацком грузовике. А рядом с ней – мужественный и достойный водитель. Девушки всегда пытаются нам задурить башку тем, что размер значения не имеет. Покахонтас[4], детка, какой же у тебя большой грузовик! А о чем свидетельствует тот факт, что твой грузовик такой большой? О том, что для всех вас – чем больше, тем лучше.

– Привет, Вендел! Что у тебя новенького?

– Твоими молитвами, святая Люси, пока держусь. А кто твой замечательный друг?

– Его, Вендел, зовут Люк.

– Люк! Люси! Сладкая парочка! Мне это по душе! Люк, дорогой, очень рад тебя видеть! Давай, заходи, познакомься с ребятами. Тебе придется к нам привыкнуть, приятель, потому что твоей детке Покахонтас хватит с нами возни по самые уши.

Он взял гостей за руки, и они втроем прошли в помещение. Голова Вендела была немного странной продолговатой формы, к макушке она сужалась. Специфика строения его черепа усиливалась прической – с боков волосы были выбриты, а сверху росли прямо вверх, поднимаясь над черепом дюйма на три. Он громко – так, чтобы услышал Люк, – шепнул Люси:

– Он, что, один из наших? Так мне, по крайней мере, кажется, хоть я и не могу понять, насколько это у него серьезно.

– Да, он тоже ВИЧ-инфицированный, – ответила Люси. Она надеялась, что ее признание Люка не обидит.

– Ой ты, господи, горе-то какое! Бедненький ты наш!

– Но он не голубой.

– Тем хуже! Это ж ведь болезнь голубых мальчиков, а тебя угораздило как-то получить только заразу, причем без всякого удовольствия. У меня от этого сердце разрывается!

– Вендел, уймись!

– Ты меня огорчила до невозможности. Осторожно, сладкая моя, здесь ступенька, потому что бетон тут совсем не такой железобетонный!

В квартире их встретил приветственный комитет в полном составе, члены его тоже были рады видеть Люси, но сама встреча прошла спокойнее. Они горевали по тем, кто со времени ее прошлого визита перешел в мир иной, и радовались за тех, чьи жизни она сохранила. Люк стоял в сторонке и наблюдал за происходящим, взволнованный тем, что так много людей почитали Люси как святую. Все собравшиеся хотели к ней прикоснуться, с нежностью дотрагивались до ее рук. Люси, со своей стороны, целовала людей в лоб, крепко жала им руки, многие плакали. Жители этого района рассказывали ей, насколько лучше стала их жизнь: двое человек снова вышли на работу, трое сказали, что симптомы болезни не проявлялись у них уже несколько месяцев.

– Ты вернула меня к жизни, вселила надежду, вновь наполнила мою жизнь смыслом.

– Ты смелый мужчина, Джек. Ведь сначала ты этого не хотел.

– Я был трусливым зайцем! Но теперь все окупилось сторицей.

Джек всегда был полным мужчиной, но теперь он сильно похудел, кожа его сильно обвисла. Чтобы лучше выглядеть, он надел спортивный костюм, плотно облегающий тело.

– Отлично. Но гарантий я давать никаких не могу. И в прошлый раз, и теперь.

Мужчина поднял руки в знак того, что больше ничего не желает слышать.

– Мы все, Люси, живем как на войне, так ты нам говорила. Если мне от этого не полегчает, со временем будет легче кому-то другому. Но вся прелесть в том, что мне стало лучше!

– Да не морочь ты ей голову, Джек! – оборвал мужчину Вендел. – Мы здесь все надеемся на лучшее. Дай другим к ней подойти!

В комнатах, расположенных по обеим сторонам длинного коридора, ее ждали больные. Они улыбались и с надеждой смотрели на Люси, прислушиваясь к ее словам. Люка чуть наизнанку не выворачивало от вида их обессиленных тел, у одного мужчины кожа казалась истонченной оболочкой, едва прикрывающей кости, потому что плоти на нем почти не осталось. Они невыносимо смердели. Весь дом провонял. Еще разило дезинфекцией, застарелой блевотиной, мочой. У некоторых тела были обезображены открытыми язвами. Эти люди тоже поклонялись Люси, благодарили ее за то, что она сделала для них и их друзей.

– Доктор сказал моему любовнику, что я и недели не протяну. А я, святая Люси, с тех пор здесь уже третий месяц валяюсь. Не самые лучшие для меня месяцы, но все же я еще с вами. Несмотря ни на что, я пока жив.

– Держись, Гарретт. Может быть, в этот раз нам больше повезет, кто знает?

– Да, святая Люси, что бы там дальше ни случилось. Если мне полегчает – хорошо, а если поможет науке – еще лучше. Доктор мой меня спрашивает: «Как это у тебя получается, что ты еще не помер?» Он думает Нобелевскую премию получить, если вычислит, как я еще держусь.

– Но ты ведь держишь рот на замке, правда, Гарретт?

– За семью печатями! Он лишнего словечка из меня не выдавит!

После того как Люси с каждым перекинулась парой слов и еще раз всем напомнила, что никаких обещаний дать не может, она обратилась ко всем, заверив их, что они находятся на переднем крае медицинской науки и плевать они все хотели на всех этих проклятых американских и канадских бюрократов, которые думают только о проволочках и во всем вставляют палки в колеса. Люди кивали головами, негромко ругая ненавистных чиновников. Люси напомнила им, что передовые научные достижения вселяют надежду на выздоровление.

– Как я уже вам говорила, лучше быть подопытным кроликом для испытания новых лекарств, чем медленно умирать, принимая старые. Тот день, когда мы найдем новое средство, настанет на многие месяцы раньше, чем все его смогут свободно купить. Какой же смысл в том, чтобы умереть именно в это время, если мы сможем оказать вам помощь? Для всех вас это значит получить шанс выжить. Да, вы, конечно, рискуете, испытывая на себе новые лекарства и давая нам возможность изучить их действие на деле. Но тем самым вы помогаете нам быстрее двигаться вперед, чтобы вылечить всех больных. Мы быстрее получаем необходимые знания, а знания в нашем деле – залог успеха.

После этой речи тон ее изменился, она стала их доктором.

– Мне нужно, чтобы каждый из вас сдал мне кровь на анализ. Это надо сделать в нашей лаборатории в машине. Сейчас, соблюдая порядок и организованность, – а это значит, что вам надо будет встать в очередь, не толкаться и не бузить, Вендел, – вы по одному будете заходить в грузовик. Это займет какое-то время, и мы будем вам благодарны за проявленное терпение.

– Время? Терпение? – спросил ее Вендел. – Да где ты видишь здесь людей, у которых есть время? Мы тут помираем, Покахонтас, детка! Ты тут все болтаешь, бормочешь, лепечешь, а мы мрем и мрем как мухи. Где нам, детка, взять еще по одной жизни, чтоб узнать о результатах?

– А для тебя, Вендел, у меня припасена особенно длинная игла.

От ее ответа все дружно рассмеялись.

– Вот ты опять говоришь о размере. Больше, хуже, лучше – вы, девочки, только об этом и думаете.

– Ты именно поэтому решил стать одной из нас?

Этот вопрос вызвал в группе «подопытных кроликов» приступ чем-то напоминавших смех стонов. Отдышавшись, они с затаенным дыханием ждали достойного ответа Вендела на сокрушительный удар, который нанесла ему насмешка Люси. Он стоял, уперев руки в боки с видом оскорбленного достоинства, и, казалось, был совершенно сбит с толку.

– Пожалуй, – через какое-то время он пришел в себя, – ты права.

Несомненная победа Люси снова вызвала улыбки на губах умирающих людей, которых она приехала спасать.

Люк добросовестно делал свою работу, состоявшую в том, чтобы надежно закреплять пробирки с кровью и без ошибок заполнять документы на всех пациентов.

– Обращайся с этим очень осторожно, – предупредила его Люси.

– Я теперь понял, почему ты взяла меня с собой. Здоровый человек на такой работе может заразиться.

– Ты прав, – согласилась Люси, – это особенно опасно, если порезаться. Кроме того, Люк, мне нужен был помощник, который не одурел бы от вида этих людей, не боялся бы к ним прикасаться, находиться с ними в одном помещении или дышать одним воздухом.

– Тебе бы тоже надо быть поаккуратнее, – ответил Люк.

– Да, да, – отмахнулась девушка.

– Да нет, ты не поняла. – ответил Люк. – С кровью работай аккуратно.

Ее тронула забота спутника.

– Спасибо, Люк. Постараюсь. И не смотри ты так на меня! Я буду осторожна. А ты давай пойди в машину и принеси мне, пожалуйста, из грузовика черную сумку. – Она наморщила носик. – Сегодня мне нужно быть доктором Люси.

* * *

Вен дел первым протянул ей руку, Люси Габриель осторожно взяла у него кровь на анализ. Она не была дипломированной медсестрой, но научилась и кровь брать, и внутривенно вводить лекарства.

– Люси, ты очень сегодня занята? Найдешь время немного пообщаться?

– Я здесь пока побуду, но в этот раз у меня исключительно деловая поездка. Завтра мне надо быть в Вилладже, а в пятницу – в Ньюарке.

– В Ньюарке! Да ты и вправду святая. Благодари Бога за то, что у тебя есть телохранитель.

– Я и сама могу за себя постоять.

– Многие так говорят перед смертью. Постучи скорее по дереву!

– С тобой мы закончили, – она взяла пробирку с его кровью. – Прекрасный цвет, Вен дел.

– Я и вампиру такого не пожелаю. Значит, покутить нам с тобой не доведется?

Она чуть заметно покачала головой.

– Слушай, ты не можешь мне сделать одолжение? – Люси рассказала ему о клерке в мотеле в Парамусе, которого звали Эван, и Вендел пообещал с ним связаться.

Чтобы не простудиться в грузовике, она надела серую шерстяную куртку, включила электрообогреватель, подключив его к розетке в доме, для чего ей пришлось протянуть через тротуар длинный провод, и стала заниматься с каждым пациентом по очереди. Она вводила полагающиеся им дозы препаратов, потом каждого спрашивала, на что он жалуется, и определяла новый набор лекарств. Таблетки она делила по размеру, форме и цвету. Для тех, у кого болезнь имела развернутую клиническую картину и кому не стало легче после ее предыдущего визита, но они остались в живых, она выбирала один режим лечения. Для самых здоровых режим был совсем другой, а тем, у кого наблюдалась побочная симптоматика, приходилось подбирать соответствующие дополнительные средства. Работа была однообразной и утомительной, потому что ей нельзя было ошибиться ни в подборе лекарств, ни в их дозировке. Каждый человек проверял и перепроверял предписанные рецепты, пересчитывал количество красных и синих таблеток, переспрашивал ее, как часто их надо принимать и в какое время суток. Она тщательно выписывала каждый рецепт, и, хотя все пациенты подходили к проблеме с должной серьезностью, она постоянно подчеркивала необходимость дисциплины при лечении. Некоторым она давала больше сорока таблеток, а Вендела, здоровье которого было лучше, чем у многих других, отпустила, дав ему всего семнадцать.

– На две меньше, чем в прошлый раз, – заметил он. – Хотя парочка очень больших.

– А ты запей их глоточком водочки – проскочат как миленькие.

– Камилла после тебя приедет?

– Прямо по пятам, как обычно. Ждите ее где-то через неделю или даже раньше. Она позвонит.

– Когда-нибудь, святая Люси, когда все это кончится и выйдет на свет божий, тебе и впрямь будут поклоняться как святой.

– Мне бы хотелось сделать для вас еще больше.

– Ты и так спасла уже столько людей!

– А вы, согласившись на это, тоже спасаете жизни человеческие.

– Тут ты права. – Он смиренно сложил руки на груди. – Меня тоже в раку потом положат. А когда-нибудь мой профиль отчеканят на четвертачке. Мне памятники будут ставить, назовут моим именем университеты, улицы, больницы! Как думаешь, а если в мою честь сделают национальный праздник, это не слишком будет?

– Тебе не терпится стать национальным праздником?

– Нет, ты мне честно скажи, что ты об этом думаешь? Это не перебор?

Люси рассмеялась и звонко чмокнула его в лоб.

На обратном пути в Парамус Люк и Люси молчали. Она очень устала, а он пытался переварить то, что увидел за день. Они решили встретиться через часок, чтобы немного прийти в себя, переодеться и хоть несколько минут вздремнуть. Пообедать они собрались в придорожном ресторанчике рядом с мотелем. Люк выбрал бифштекс, а Люси – креветки с макаронами. Она так наговорилась за день, что была рада молчанию Люка.

После обеда Люк проводил Люси в гостиницу, потом пошел в бар, находившийся по соседству. Люси какое-то время смотрела телевизор, потом, когда уже не было сил бороться с усталостью, она выключила его и юркнула под одеяло.

Вечером ей не давал уснуть шум машин. Она так и не смогла заснуть, прислушиваясь к гулу грузовиков, взвывшей вдали сирене, бесконечно проносившимся за окнами машинам. Неожиданно раздался стук в дверь. Она посмотрела в глазок, увидела клерка мотеля и впустила его в комнату.

Какое-то время клерк мерил комнату шагами.

– Вообще-то я не знаю, – неуверенно сказал он. – Такого просто не может быть.

Она видела, что он чего-то боится, но девушку это не удивило, потому что разум каждого пациента поначалу восставал против любого лечения, проходившего не в привычных больничных условиях. Но ее пациенты были отчаявшимися людьми, хватавшимися за любую соломинку ради спасения жизни, и потому единственное, что она делала, заключалось в том, чтобы помочь им от отчаяния преодолеть эту бесполезную логику.

– Я не собираюсь вас ни к чему принуждать.

– Я себя так чувствую, будто какой-то шарлатан хочет мне впендюрить целебное снадобье от всех болезней.

– Никаких снадобий, Эван. И еще хочу довести до вашего сведения, что я здесь никому ничего не собираюсь впендюривать. Или вам это недоходчиво растолковали?

Люси показалось, что человек он был желчный, в чем-то даже злой, готовый умереть, грозя кулаком небу. Надежда на продление жизни и возврат здоровья его как будто даже немного расстроила. Он не очень представлял себе, как реагировать на эту новость и как себя вести.

В конце концов мужчина встал, его обрюзгшее грушевидное тело бессильно обмякло, было видно, что он одновременно отказывается поверить в чудо и страстно его желает. Но разве случаются такие чудеса?

– Мне трудно в это поверить, – произнес он.

– Вы же уже пришли сюда, в мою комнату. Дайте слово, что не станете болтать лишнего, Эван, и все изменится.

– Так вы не знахарка, которая лечит притирками и примочками у себя на кухне? Разве не об этом шла речь?

– Я представляю международную фармацевтическую корпорацию с оборотом в миллиарды долларов. То, что мы с вами будем делать в этой комнате, незаконно, и, если кто-нибудь об этом узнает, меня упекут за решетку, не говоря уже о руководстве компании. Мы занимаемся исследованиями, связанными с укреплением иммунной системы. Вы, конечно, можете годика полтора подождать, пока наши средства пройдут апробацию и получат официальное разрешение, хотя, кто знает, доживете ли вы до того времени? Или можно начать лечение вашего недуга прямо сейчас. Уже сегодня. Я устала, Эван. Весь день я спасала людям жизни. Так что вы мне по этому поводу скажете?

Плечи клерка поникли, нижняя губа подрагивала.

– Я согласен, – покорно ответил Эван.

– Хорошо. Тогда мне надо сделать вам анализ крови. Потом я разработаю для вас оптимальный курс лечения. После этого сделаю вам укол, от которого на какое-то время вам станет не по себе. Все сегодня жаловались, что от этого укола становится хуже. А потом я скажу вам, что, когда и сколько надо принимать, и вы должны будете неукоснительно следовать моим указаниям.

– И это все? Я ничего не буду вам должен?

– Когда эти лекарства появятся на рынке, они будут стоить целое состояние. А если вы начнете лечение сейчас, оно навсегда будет для вас бесплатным. Кроме того, это ваш единственный шанс остаться в живых.

Этому мужчине, вынужденному работать в занюханном мотеле, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, лишившемуся профессии, надеющемуся хоть ненадолго продлить собственное существование, нужно было какое-то время, чтобы свыкнуться с мыслью о возможности спасения. Ей и раньше часто доводилось такое видеть.

Он сел рядом с девушкой.

– Если бы я не работал в этой зачуханной дыре, мы бы никогда с вами не встретились.

Люси коснулась рукой его плеча.

– Никаких гарантий я вам дать не могу, – сказала она, – но все, кого я лечу, либо стали чувствовать себя лучше, либо, по крайней мере, их состояние не ухудшилось. От вас требуются только две вещи: разрешать моим коллегам вести за вами наблюдение и держать рот на замке.

– Согласен.

– Что вы сейчас принимаете?

Он покачал головой.

– Ничего. У меня ни на что нет денег. И потом, разве это что-нибудь изменит?

Теперь он был совсем не строптивым клерком, каким казался вчера. Люси даже подумала, что Эван вот-вот расплачется.

Она положила его руку себе на колени и протерла кожу смоченным в спирте кусочком ваты.

– Ну ничего, – почти шепотом сказала она. – Вам надо привыкать к мысли о том, что все снова еще может быть хорошо.

– О Господи, – простонал мужчина, из глаз его потекли слезы. – Боже мой…

– Тише, не разбудите других постояльцев. И помните, сначала вы почувствуете слабость, и какое-то время вам будет не по себе. Но это нормально.

– Вот уже год, как я и слабость чувствую, и мне не по себе, но это самое лучшее из всего, что я испытываю.

Он попытался улыбнуться сквозь слезы. Когда она брала у него кровь, мужчину било мелкой дрожью.

– Надо же! – сказал он. – А я-то думал, у меня уже вообще крови не осталось.

На следующий день, четверг, 13 января 1999 г.

– Объясни мне, что к чему, – попросил Люк Сегин.

Фармацевтический набор поражал воображение разнообразием и многоцветьем. Люси улыбнулась.

– Когда мы пересекли границу, Брэд подумал, что я занимаюсь контрабандой бисера и смогу этим опорочить доброе имя индейцев. Он даже не подозревал, что на этот бисер я, пожалуй, смогла бы выкупить весь Манхэттен.

– Ты шутишь?

– Здоровье стоит недешево.

– И что, все они разные?

– Некоторые из этих таблеток – блокаторы, они помогают иммунной системе защищать клетки. Другие обладают сильными антивирусными свойствами. Третьи защищают организм – особенно желудок – от воздействия других средств. Четвертые стимулируют борьбу организма против инородных тел даже тогда, когда их там нет, опять-таки повышая функции иммунной системы. Пятые нормализуют состав крови, увеличивая уровень эритроцитов и улучшая общее состояние больного. Шестые…

– Спасибо, – прервал он ее. – Я понял.

Но она не собиралась останавливаться.

– Видишь эти большие продолговатые пилюли? Они действуют вместе с внутривенными инъекциями, которые я делаю пациентам. Это антивирусное средство, которое еще требует доработки. Оно прекращает действие источника заболевания. Физическая форма вируса трехмерная, с острыми краями. Это средство отыскивает вирус, попадает внутрь, обволакивает его и делает так, что он не может больше себя питать. Видишь, как интересно?

Люк был просто поражен.

Они завтракали в небольшом кафе, примыкающем к мотелю. В этот ранний час там было много торговцев и строителей, работавших по контрактам. Люси взяла себе овсянку с фруктами, а Люк выбрал фирменное блюдо заведения – яичницу из четырех яиц с сосисками. Девушка оделась по-деловому – на ней был розоватый свитер, клетчатая рубашка, бежевые брюки и ковбойские сапоги. Ее немного удивило, что Люк нарядился в прекрасную рубашку оливкового цвета. Ее бы, конечно, было нелишним погладить, но она и без того отлично на нем смотрелась. Заправлена она была в его обычные поношенные джинсы.

– Когда мы достаточно продвинемся в этом направлении, – продолжила объяснение Люси, – мы сможем лечить не только СПИД, но вообще почти все болезни – от менингита до обычной простуды. Поэтому, как я тебе уже говорила, если мы станем первыми, дело запахнет огромными деньгами. Но для тебя самое главное то, что ты сможешь вылечиться, даже если СПИД проявится у тебя в резко выраженной форме.

– Если проявится? – спросил он.

– Когда проявится, – уточнила Люси. – Одна из проблем, с которой нам пришлось столкнуться, заключается в том, что со временем действие наших препаратов ослабевает. Вирус СПИДа к ним приспосабливается. То, чем мы сейчас занимаемся, называется «интеграза». Это такой фермент, действие которого причиняет много хлопот. Он связывает генетический материал ВИЧ с ДНК больного непосредственно внутри клетки. Ты, Люк, угоняешь грузовики, а интеграза ворует клетки. Только после того, как она это сделает, ВИЧ может начать распространяться в организме с такой большой скоростью. – Она ненадолго смолкла, чтобы дать Люку возможность переварить сказанное. – У нас уже есть ингибиторы протеаз – блокаторы других ферментов ВИЧ, которые называются протеазами и действуют на поздних стадиях размножения вируса. У нас есть азидотимидин и ddl, блокирующие фермент, который называется обратной транскриптазой, действующие на ранних стадиях заболевания. Мы делаем все от нас зависящее, чтобы разработать ингибиторы интегразы и помогать людям на протяжении продолжительной средней стадии болезни. Теперь нам надо найти такое место – совершенно точное место, где мы можем прищучить интегразу, где нам удастся ее остановить, чтобы вообще ее вырубить. Вот, Люк, чем мы занимаемся. Об этом никто не знает. Но мы занимаемся именно этим.

– Здорово. Сейчас я покажу тебе, почему это так здорово.

Люк слегка приподнял рубашку, чтобы показать ей отметины на животе. Люси опустила ложку на тарелку.

– Я про это не знала.

– Раньше я весил на пятьдесят фунтов больше. В тюрьме англичане называли меня Толстомордый. Теперь они бы никогда не дали мне такую кличку.

– Люк, – сказала Люси, склонившись к нему, – давай, я попробую тебя вылечить. Пока еще это, наверное, можно, если болезнь в ранней стадии.

Он отрезал кусок сосиски и положил его в рот. Прожевав и подумав над ее предложением, шофер сказал:

– Ты замечательная девушка, Люси. Я должен тебя защищать.

– Люк…

– Для меня не вопрос, рано это или поздно. Сейчас я себя чувствую вполне сносно.

– Тогда позволь мне уничтожить эту гадость в зародыше.

Какое-то время он пристально на нее смотрел.

– Хорошо. Я дам тебе это сделать.

Он сказал это так, будто хотел сделать ей одолжение, ублажить ее.

– Прекрасно, – ответила Люси, возвращаясь к завтраку, – я вылечу тебя, Люк. Если не веришь, просто смотри, что я буду делать.

– Я знаю, что ты это уже делала. Мне еще в жизни не фартило так, как сегодня. Мне никогда не везло. Если я теперь ошибаюсь, надеюсь, что ты права.

– Ладно, Люк, тебе снова не подфартит, если опять станешь мне что-то вроде этого демонстрировать, когда я ем.

Люк сначала усмехнулся, а потом впервые с тех пор, как она с ним познакомилась, рассмеялся.