Читать книгу Блюстители - Джон Гришэм, Джефф Безос, Илон Маск - Страница 4

Поскольку бензин обходится немного дешевле, чем недорогие мотели, несколько часов подряд я еду по пустынным, погруженным в темноту дорогам. Как всегда, убеждаю себя в том, что отосплюсь позднее, словно в недалеком будущем меня ожидает долгая гибернация. Правда же заключается в том, что при моем жизненном распорядке я в основном дремлю, но очень редко сплю по-настоящему, и маловероятно, что в этом плане что-либо изменится. Я взвалил на себя проблемы невинных людей, гниющих в тюрьмах в то самое время, когда настоящие насильники и убийцы остаются на свободе.

Дьюк Рассел был осужден в захолустном южном городке с консервативными нравами, в котором половина членов жюри присяжных читали по складам. Неудивительно, что их легко сумели запутать и настроить соответствующим образом двое велеречивых липовых экспертов, привлеченных к процессу Чэдом Фолрайтом. Один из них был ушедшим на покой дантистом из небольшого городка в штате Вайоминг; как он оказался в Вероне, штат Алабама, это отдельная история. Он явно произвел впечатление на присяжных своим костюмом и выступлением, которое было озвучено в авторитетном тоне и содержало много впечатляющих «умных» слов и выражений. Этот эксперт, в частности, засвидетельствовал, что три отметины на кистях Эмили Брун являлись следами зубов Дьюка. Надо заметить, что этот клоун, которого пригласил Фолрайт, зарабатывает на жизнь, путешествуя по всей стране и свидетельствуя на судебных процессах, причем делает это за весьма солидный гонорар и всегда выступает на стороне обвинения. Согласно его искаженным представлениям изнасилование можно считать жестоким лишь в том случае, если насильник умудрился искусать жертву таким образом, что на ее теле остались следы зубов.

Вся необоснованность и нелепость этой теории должна была стать очевидной во время перекрестного допроса, но адвокат Дьюка был либо пьян, либо просто спал на суде.

Второй эксперт, привлеченный Фолрайтом, работал в криминалистической лаборатории штата. Он был – и все еще остается – специалистом по анализу волос. На теле Эмили были обнаружены семь чужих лобковых волосков, и этот тип убедил членов жюри, что они принадлежали Дьюку. Однако все было не так. Вероятно, это были волоски Марка Картера, но точно мы этого не знаем. Местные болваны, занимавшиеся расследованием, лишь ненадолго обратили внимание на Марка Картера как на возможного подозреваемого, хотя именно он был тем человеком, в обществе которого Эмили видели в последний раз в ту ночь, когда она исчезла.

На анализ следов зубов и лобковых волос в большинстве наиболее передовых юрисдикций теперь уже не полагаются. И тот, и другой принадлежат к тем весьма ненадежным и часто резко меняющим свои основополагающие постулаты областям знания, которые адвокаты и юристы, занимающиеся расследованием возможных судебных ошибок, называют «лженаукой». В общем, неизвестно, сколько невинных людей сейчас отсиживают многолетние тюремные сроки из-за некомпетентных экспертов с их необоснованными теориями, какими они руководствуются, решая, виновен подсудимый или нет.

Любой толковый юрист, выступающий на стороне защиты и сто́ящий выплачиваемых ему гонораров, камня на камне не оставил бы от аргументации экспертов от обвинения. Но адвокат Дьюка Рассела не стоил и тех трех тысяч долларов в месяц, которые платило ему государство. Строго говоря, он не стоил вообще ничего. У него был небольшой опыт выступлений в суде, к тому же во время процесса от него исходил стойкий запах алкоголя. Да и вообще, с профессиональной точки зрения он имел удручающе низкий уровень подготовки и, помимо всего прочего, был уверен в том, что его клиент виновен. К этому можно добавить, что в течение года после процесса его трижды задерживали за езду в пьяном виде, впоследствии лишили лицензии, а кончил он тем, что умер от цирроза печени.

И вот теперь мне предстоит собрать воедино фрагменты всей этой головоломки и добиться того, чтобы справедливость восторжествовала.

Впрочем, никто меня не заставлял браться за данное дело. Как всегда, я пошел на это добровольно.

Я нахожусь на федеральном шоссе в двух с половиной часах езды от Монтгомери, и у меня есть время, чтобы поразмыслить и составить некий план. Если бы я остановился в каком-нибудь мотеле, то все равно не смог бы заснуть – слишком уж я возбужден после того чуда, какое мне удалось сотворить в самый последний момент буквально из ничего. Я отправляю смс-сообщение с благодарностью тому судебному служащему в Атланте, кто мне помог, а также пишу своему боссу, надеясь, что она давно уже спит.

Моего руководителя зовут Вики Гурли. Ее офис находится в небольшом здании нашего фонда, расположенном в старой части городка Саванна. Она основала фонд «Блюститель» двенадцать лет назад на собственные деньги. Вики – образцовая христианка. Она считает, что ее работа является богоугодной, потому что Христос повелел не забывать о тех, кто за свои прегрешения оказался в узилище. В тюрьмах Вики бывает нечасто, однако работает по пятнадцать часов в день, добиваясь освобождения невиновных. Много лет назад она оказалась в составе жюри присяжных, которое признало молодого человека виновным в убийстве, в результате чего он был приговорен к смертной казни. Два года спустя выяснилось, что в данном случае была совершена судебная ошибка. Оказалось, что прокурор скрыл от присяжных улики, свидетельствующие о невиновности подсудимого, и к тому же под давлением заставил дать ложные показания тюремного осведомителя. Представители полиции также подтасовали улики и солгали присяжным. Когда настоящего убийцу изобличили с помощью теста ДНК, Вики продала племянникам свой бизнес по настилу полов и установке перекрытий и на вырученные деньги создала фонд «Блюститель».

Я стал ее первым сотрудником. Сейчас у нас есть еще один.

Также у нас имеется внештатный сотрудник Франсуа Татум. Это чернокожий сорокапятилетний мужчина. Будучи подростком, он осознал, что жизнь в сельской местности штата Джорджия будет для него проще и легче, если он станет называть себя Фрэнки, а не Франсуа. В жилах его матери была частичка гаитянской крови, и по этой причине она дала своим детям французские имена, звучавшие весьма необычно в англоговорящем мире, где она жила.

Фрэнки был первым заключенным, которого мне удалось освободить из тюрьмы и реабилитировать. Когда я познакомился с ним, он отбывал пожизненное наказание за убийство в Джорджии. Сам я в то время был священником в небольшой методистской церкви городка Саванна. Наша церковь оказывала духовную поддержку заключенным расположенной неподалеку тюрьмы. Там я и встретил Фрэнки. Он был буквально одержим тем, что невиновен и отбывает срок за преступление, которого не совершал, и не мог говорить ни о чем ином. Фрэнки был умен, исключительно начитан и сам изучил законодательство вдоль и поперек. За два моих визита он сумел убедить меня в своей невиновности.

На первом этапе моей юридической карьеры я защищал людей, которые не могли позволить себе нанять адвоката. У меня были сотни клиентов, и очень скоро я дошел до состояния, когда все они стали казаться мне виновными. В то время я не пытался представить, каково это – быть несправедливо осужденным. Фрэнки мгновенно все изменил. Я погрузился в изучение его дела и вскоре понял, что, возможно, мне удастся доказать его невиновность. Потом я познакомился с Вики, и она предложила мне работу, за которую платили даже меньше, чем за службу пастора. Кстати, так обстоит дело и по сей день.

В общем, Франсуа Татум стал моим первым клиентом в фонде «Блюститель». За четырнадцать лет его пребывания в тюрьме члены семьи совершенно о нем забыли. У него совсем не осталось друзей. В свое время мать бросила его и других детей у порога теткиного дома и исчезла навсегда. Отца Франсуа никогда не знал. Когда я приехал к нему в тюрьму, я оказался его первым посетителем за двенадцать лет. Все это звучит ужасно, но есть в истории Франсуа Татума и положительный момент. После того как Фрэнки был освобожден и полностью реабилитирован, он получил крупную сумму денег от штата Джорджия и местных жителей, которые поспособствовали тому, что его упрятали в тюрьму. А поскольку никаких родственников и друзей, кто мог бы попытаться наложить лапу на эти денежки, в его окружении не оказалось, он, выйдя на свободу, сумел исчезнуть, словно призрак, не оставив ни следа. Сейчас Фрэнки владеет небольшими апартаментами в Атланте, имеет почтовую ячейку в Чаттануге и много времени проводит в дороге, путешествуя и наслаждаясь жизнью. Свои деньги он распределил между многочисленными счетами в банках Юга страны, чтобы их никто не смог найти. Фрэнки избегает близких отношений с кем бы то ни было, поскольку в прошлом они стали для него причиной болезненных душевных травм. И еще он постоянно опасается, что кто-нибудь попытается обчистить его.

Фрэнки доверяет только мне – и никому другому. После того как его признали невиновным и освободили, он предложил мне щедрый гонорар. Я отказался. За годы выживания в тюрьме Фрэнки до последнего цента заслужил все те деньги, которые в итоге получил. Подписав договор о найме с фондом «Блюститель», я тем самым как бы дал клятву избегать финансового благополучия. Пожалуй, мою позицию следует сформулировать так: если мои клиенты могут выживать, питаясь на два доллара в день, то будет справедливо, если я буду хотя бы немного ограничивать свои расходы.

Восточнее Монтгомери я останавливаюсь на парковке для грузовиков неподалеку от Таскиджи. Еще нет шести часов утра, на улице темно. На просторной стоянке, покрытой гравием, полно огромных автопоездов. Их двигатели урчат, прогреваясь, пока водители либо еще дремлют в кабинах, либо завтракают. В кафе много посетителей. Как только я вхожу внутрь, в ноздри мне ударяет аромат бекона и сосисок. Кто-то машет мне рукой из дальнего конца помещения. Это Фрэнки – он занял для нас столик в нише.

Поскольку дело происходит в штате Алабама, да еще в загородной местности, мы приветствуем друг друга просто крепким рукопожатием, хотя в иной ситуации, наверное, и обнялись бы. Но здесь объятия двух мужчин, один из которых чернокожий, а другой белый, да еще в переполненном кафе на стоянке грузовиков, вполне могут привлечь недоуменные взгляды. Нет, мы специально не стремились к тому, чтобы на нас не обращали внимания. К тому же, хотя у Фрэнки денег больше, чем у всех посетителей кафе вместе взятых, он по-прежнему так же строен и в такой же хорошей форме, как и в тюрьме. Фрэнки не затевает драк – просто его внешность и уверенность в себе дают ему возможность их предотвращать. Но зачем нам проблемы?

– Поздравляю, – говорит Фрэнки. – Все сработало в самый последний момент.

– Когда мне позвонили, Дьюк уже принялся за свою последнюю трапезу. Так что ему пришлось доедать в спешке.

– Но вы, похоже, были уверены, что все получится.

– Я блефовал – для бывалых юристов это дело привычное. Однако внутри у меня все тряслось.

– Кстати, о еде. Думаю, вы умираете от голода.

– Да, верно. Уехав из тюрьмы, я позвонил Картеру. Не смог удержаться.

Фрэнки слегка хмурится, после чего произносит:

– Ладно. Уверен, что для этого была причина.

– Не очень-то серьезная, если честно. Просто я поддался эмоциям. Этот тип сидел и считал минуты, дожидаясь, когда Дьюку воткнут в вену иглу. Ты можешь представить, что это такое – быть убийцей и спокойно ждать в сторонке момента, когда кого-то казнят за то, что совершил ты? Мы должны пригвоздить его к стене, Фрэнки.

– Обязательно.

Появляется официантка, и я заказываю яйца и кофе. Фрэнки просит принести ему блинчики и сосиски.

Про дела, которыми я занимаюсь, Фрэнки знает столько же, сколько я. Он внимательно прочитывает каждый файл, каждую памятную записку, каждый доклад и копию судебного протокола. Фрэнки нравится приезжать в какой-нибудь городок вроде Вероны, штат Алабама, где его никто не знает, и заниматься сбором полезной информации. Он бесстрашен, но никогда не рискует, поскольку не намерен допускать, чтобы кто-нибудь поймал его за подобным занятием. Новая жизнь слишком хороша, и свобода для него имеет особую ценность, потому что Фрэнки очень долго страдал, будучи лишенным ее.

– Нам нужно раздобыть образец ДНК Картера, – говорю я. – Каким угодно способом.

– Знаю, знаю. Я над этим работаю. Вам надо отдохнуть, босс.

– А разве когда-нибудь бывает иначе? Послушай, мы ведь оба понимаем, что, поскольку я юрист, мне нельзя пытаться получить образец ДНК незаконными способами.

– Но мне-то можно, верно? – Фрэнки улыбается и отхлебывает кофе из чашки.

Официантка приносит чашку мне и наполняет ее из кофейника.

– Может, и так, – киваю я. – Давай обсудим это позднее. В течение следующих нескольких недель Картер будет нервничать из-за моего звонка. И это хорошо. В какой-то момент он совершит ошибку, а мы будем рядом и воспользуемся ею.

– А куда вы сейчас направляетесь?

– В Саванну. Пробуду там пару дней, а потом поеду во Флориду.

– Во Флориду, значит. В Сибрук?

– Да. Я решил взять это дело.

По выражению лица Фрэнки трудно угадать его мысли и эмоции. Он редко моргает, говорит всегда ровно, спокойно и при этом, кажется, взвешивает каждое слово, прежде чем произнести его. Чтобы выжить в тюрьме, нужно уметь сохранять бесстрастное выражение лица. Там никого не удивляет, если человек долго молчит, прежде чем что-нибудь сказать.

– Вы уверены? – Совершенно очевидно, что у Фрэнки возникли сомнения по поводу моих планов относительно Сибрука.

– Этот парень невиновен. И у него нет адвоката.

Нам приносят еду, и мы какое-то время занимаемся тем, что намазываем масло на хлеб и льем в тарелки сироп и горячий соус. Сибрукское дело мы в нашем фонде анализируем уже три года и до сих пор не пришли к единому мнению по поводу того, следует ли за него браться. Такая ситуация не является необычной. Фонд буквально захлестывает поток писем от заключенных, отбывающих наказание в пятидесяти штатах, – их авторы утверждают, что невиновны. Но в большинстве случаев это не так, поэтому мы внимательно все проверяем и перепроверяем и отбираем только те дела, в которых наиболее высока вероятность невиновности заключенного и есть шанс доказать наличие судебной ошибки. И даже при этом мы порой ошибаемся.

– Там может сложиться опасная ситуация, – говорит Фрэнки.

– Знаю. Мы уже давно крутим и вертим это дело. А его фигурант тем временем отбывает чужой срок, и каждый день в заключении кажется ему вечностью.

Мой собеседник, жуя блинчик, едва заметно кивает, но я вижу, что мне все еще не удалось убедить его.

– Скажи, Фрэнки, разве мы когда-нибудь уклонялись от хорошей драки?

– Возможно, это как раз тот случай, когда следует это сделать. Вы ведь каждый день отклоняете какие-то дела, верно? Так вот это дело, наверное, опаснее, чем все остальные. У вас и так бог знает сколько потенциальных клиентов.

– Похоже, ты становишься не таким жестким, как раньше, а?

– Нет. Просто не хочу, чтобы с вами случилось что-нибудь плохое. Меня никто не знает и не видит, Каллен. Я живу и работаю, не выходя из тени. Но вашей фамилией подписаны все прошения и ходатайства. Если вы начнете копать в нехорошем месте, таком, как Сибрук, это может не понравиться каким-нибудь опасным типам.

– Тем более этим делом следует заняться, – с улыбкой отвечаю я.

Когда мы выходим из кафе, солнце уже взошло. На стоянке мы, не обращая ни на кого внимания, крепко обнимаемся и прощаемся. Я понятия не имею, куда отправится Фрэнки, и в этом заключается одно из тех его качеств, которые меня восхищают. Каждое утро он просыпается свободным, благодарит Бога за то, что ему повезло, садится в свой грузовой пикап последней модели с просторной кабиной и едет туда, куда пожелает.

Его умение чувствовать себя свободным придает мне сил делать то, что я делаю. Если бы не фонд «Блюститель», Фрэнки продолжал бы гнить в тюрьме.