Читать книгу Повестка - Джон Гришэм, Джефф Безос, Илон Маск - Страница 3

Весна в Пидмонте, долина Шенандоа. Пронзительно-голубое, без единого облачка небо, яркая зелень холмов, уходящие к горизонту ровные ряды хлопчатника. По прогнозу синоптиков, дождь ожидается только завтра – хотя жители центральной части штата Виргиния не привыкли верить прогнозам.

Налетав почти триста часов, Рэй поставил себе за правило во время ежеутренней пятимильной пробежки то и дело посматривать на небеса: бегать можно в любую погоду, а вот летать – нет. Он дал страховой компании твердое слово, что не станет поднимать машину в воздух ночью и откажется от полетов в облаках. Девяносто пять процентов всех катастроф с небольшими самолетами произошло либо по причине плохих погодных условий, либо из-за недостаточной видимости, поэтому даже после трех лет за штурвалом Рэй очень скромно оценивал собственный опыт. Он был абсолютно убежден в справедливости присловья, гласившего: «Бывают пилоты старые, бывают дерзкие, но не бывает старых дерзких пилотов».

Кроме того, исключительная по красоте природа центральной Виргинии вряд ли заслуживала того, чтобы любоваться ею сквозь низкую облачность. Рэй всегда выжидал хорошей погоды, когда взлет и посадку не осложняет боковой ветер, когда не застлан дымкой горизонт, а барометр не предвещает грозы. Чистое во время пробежки небо обычно определяло распорядок всего дня. Рэю не составляло никакого труда перенести на пару часов обед, отменить лекцию или повременить с работой в архивах до той поры, когда разверзнутся хляби небесные. Благоприятный прогноз означал одно: можно смело отправляться в аэропорт.

Аэропорт находился к северу от города, в пятнадцати минутах езды от университета. За решетчатыми воротами Рэя грубоватыми армейскими шутками приветствовали Дик Докер, Чарли Йейтс и Фог Ньютон, вышедшие в отставку морские летчики и владельцы частной школы, где азы летного мастерства постигали пилоты-любители всей округи. Троица рядком восседала в старых театральных креслах, стоявших у входа в школу. Здесь, в «кокпите», бывшие асы поглощали галлоны кофе, делились воспоминаниями и сочиняли немыслимые профессиональные байки. Каждый клиент вне зависимости от того, новичком он был или ветераном, получал от троицы свою порцию весьма едких насмешек. Замечания звучали подчас почти оскорбительные, кое-кто обижался, однако инструкторов это ничуть не беспокоило. Выплачиваемые министерством обороны кругленькие пенсии делали их неуязвимыми.

Появление Рэя спровоцировало череду забористых, но лишенных даже намека на юмор анекдотов о юристах.

– Ясно, почему вы лишились клиентуры, – невозмутимо бросил Рэй, заполняя бланк предполетного осмотра машины.

– Куда намерен двинуть сегодня? – поинтересовался Докер.

– Так, проделаю пару дырок в небе.

– Какая неосмотрительность! Смотри, парень, придется натравить на тебя службу воздушного контроля.

– Для этого ты слишком ленив, Дик.

Через десять минут, потраченных на беззлобные препирательства и оформление необходимых бумаг, Рэя милостиво отпустили. За восемьдесят долларов в час он получил в свое полное распоряжение «сессну», птичку, которая вознесет его на милю от земли – подальше от телефонов, запруженных улиц, студентов, рутины архивов и, по крайней мере на сегодняшний день, от умирающего отца, беспокойного брата и тех изматывающих душу хлопот, что навалятся завтра.

Сбоку от взлетной полосы тянулся ряд из тридцати легких крылатых машин. По большей части это были почти игрушечные «сессны», самые, наверное, надежные среди созданных человеком миниатюрных летательных аппаратов. Но в этом ряду обращали на себя внимание и несколько куда более солидных бортов. Рядом с машиной Рэя стоял одномоторный красавец «бонанза», под капотом которого прятались двести лошадиных сил. Чтобы научиться держать в повиновении этот табун, Рэю потребовался бы всего месяц. Крейсерская скорость «бонанзы» была на семьдесят узлов выше, чем у «сессны», а его оборудование и приборная доска являлись пределом мечтаний любого пилота. Хуже того, неделю назад «бонанзу» выставили на продажу – всего за четыреста пятьдесят тысяч! Владелец машины занимался строительством торговых центров и, судя по поступившей из «кокпита» информации, твердо вознамерился пересесть за штурвал престижного «кинга», настоящего короля воздуха.

С сожалением отвернувшись от элегантного соседа, Рэй приступил к детальному осмотру своей «сессны». Скрупулезно, как и всякий любитель, следуя инструкции, он проинспектировал каждый узел. В ходе учебных занятий Фог Ньютон не упускал случая, чтобы не ужаснуть подопечного леденящей душу историей о том, во что обходится нерадивым дилетантам собственная беззаботность.

Когда с осмотром было покончено, Рэй забрался в кабину и перехлестнул тело ремнями. Музыкой прозвучал в ушах ровный рев двигателя, ожили наушники. Обведя взглядом многочисленные циферблаты, он связался с диспетчерской башней и получил разрешение на взлет. После короткого разбега «сессна» взмыла в воздух. Поворотом штурвала Рэй направил самолет на запад, к долине Шенандоа.

В четырех тысячах футов от земли машина проплыла над вершиной Эфтон-Маунтин. Поднимавшиеся от склонов турбулентные потоки вызвали ощутимую, но в общем-то абсолютно ничем не угрожавшую тряску. Когда под крыльями раскинулись зеленые поля хлопчатника, самолет выровнялся. Согласно прогнозу, видимость составляла двадцать миль, но на деле с такой высоты глазу открывались поистине необозримые дали. Ни дымки, ни облачка. Пять тысяч футов, линию горизонта рвут острые пики горного хребта, который пересекает Западную Виргинию. Отрегулировав подачу топлива, Рэй впервые после взлета расслабил мышцы.

Звучавшие в наушниках чужие переговоры с землей смолкли. Возобновятся они лишь при подлете к Роуноуку – диспетчерской вышке, что стоит милях в сорока южнее. Рэй решил обогнуть Роуноук.

В окрестностях Шарлотсвилла услуги психоаналитика – это было ему известно по личному опыту – стоят порядка двухсот долларов в час. Полеты обходились куда дешевле, да и эффект от такой «терапии» был намного благотворнее. Но подобрать себе новое хобби Рэя заставил все-таки врач. Одно время Рэй приходил к нему на прием – ведь нужно же хоть с кем-то общаться. Спустя месяц после того, как миссис Этли подала на развод, уволилась с работы, собрала свои вещи и навсегда покинула дом (с ее методичностью на все это потребовалось менее шести часов), Рэй навестил психоаналитика в последний раз – чтобы прямо от его порога направиться в аэропорт и подвергнуть себя граду уничтожающих насмешек то ли Дика Докера, то ли Фога Ньютона. Сейчас он уже не мог вспомнить.

Колкие фразы принесли облегчение: здесь по крайней мере к нему не безразличны. Быстро осознав, что добродушные издевки не смолкнут, Рэй почувствовал себя в родной стихии. Уже четвертый год он бороздил кристально-чистое небо, привыкнув усмирять вспыхивавший иногда в душе гнев, смахивая случайную слезинку, исповедуясь пустому соседнему креслу. «Забудь, нет ее, нет, – отвечало кресло. – И не будет».

Одни женщины уходят, а потом возвращаются. Уход других вызывает мучительные воспоминания. Решительность третьих не позволяет им, уходя, хотя бы оглянуться назад. Вики спланировала свой уход столь четко и осуществила его столь хладнокровно, что, юрист до мозга костей, Рэй честно сказал себе: «Парень, выброси ее из головы».

Похоже, Вики удалось заключить более выгодную сделку. Так поступает спортсмен, когда перед началом соревнований вдруг уходит в другую команду: новая форма, ослепительная улыбка фотографам и – на старт! Проводив одним прекрасным утром Рэя на работу, Вики бросила в багажник машины свои туалеты и укатила. Через двадцать минут она уже была в просторном особняке, выстроенном на ранчо, что располагалось к востоку от города. Возле мраморной лестницы с распахнутыми объятиями и брачным контрактом ее встретил Лью Родовски, более известный в округе как Носорог. Повадка истинного хищника позволила Лью вырвать из дебрей Уолл-стрит состояние в полмиллиарда долларов. На шестьдесят пятом году жизни он удалился от дел, по никому не известной причине осел неподалеку от Шарлотсвилла и начал разводить лошадей.

В какой-то момент пути Носорога и Вики пересеклись, он запихнул в утробу новой знакомой двух младенцев – отцом которых должен был стать Рэй! – и теперь, заведя очередную семью, явно рассчитывал снискать восторженное почтение местных жителей.

– Хватит! – приказал себе Рэй.

Возглас прозвучал неожиданно громко, но откликнуться было некому. На высоте пяти тысяч футов отсутствовало даже эхо.

Рэй надеялся, что мозг брата не одурманен алкоголем или наркотиками, – хотя подобные надежды часто оборачивались разочарованием. После двадцати лет, в течение которых Форрест долгие недели проводил в различных клиниках, было весьма сомнительно, чтобы он избавился наконец от своих пристрастий. Сейчас Форрест почти наверняка на мели, это вполне соответствовало богемному образу жизни. А если брат на мели, то активно занят поиском денег и уже до цента просчитал причитающуюся ему долю наследства.

Доллары, что оставались у отца после щедрых жертвований, уходили на безуспешные попытки избавить Форреста от его пагубных привычек. Такие попытки на протяжении многих лет предпринимались столько раз, что судья, с присущей лишь ему одному категоричностью, фактически отказался от общения с младшим сыном. Убежденный в собственной правоте, он расторгал браки, лишал родительских прав, отправлял на принудительное лечение, а то и просто за решетку, недрогнувшей рукой подписывая строгий вердикт. В самом начале карьеры источником своих полномочий судья полагал законодательство штата Миссисипи, однако по прошествии пяти или семи лет единственным для него авторитетом стал Господь Бог.

Если кто-нибудь из отцов мог отречься от собственного сына, то в Соединенных Штатах таким человеком был именно бывший председатель окружного суда и советник юстиции Ройбен В. Этли.

Форрест привык делать вид, что изгнание ничуть его не тревожит. Считая себя личностью абсолютно свободной, он со спокойным удовлетворением не показывался на пороге отчего дома уже девять лет. Как-то он навестил судью, лежавшего с инфарктом в палате кардиологического центра, причем, поразительно, явился туда трезвым. «Пятьдесят второй день, братец», – с гордостью шепнул он Рэю, когда оба шагали по пустынному коридору. В очередной раз выходя из клиники, Форрест неизбежно исполнялся стремлением побить предыдущий рекорд.

Если судья включил-таки непутевого отпрыска в число своих наследников, то подобное решение изумит Форреста. Младший сын понимал, что в лучшем случае может рассчитывать лишь на какие-то крохи.

Над прихотливым изломом ущелья Нью-Ривер, Западная Виргиния, Рэй совершил пологий разворот и лег на обратный курс. Хотя полеты и обходились дешевле, нежели услуги психоаналитика, они тоже стоили денег. Ничего, пусть только купленный неделю назад лотерейный билет принесет удачу, тогда можно будет приобрести «бонанзу» и летать, где душе угодно. Через пару лет университет должен предоставить Рэю годичный отпуск для научной работы: нужно же когда-то закончить фундаментальный восьмисотстраничный труд по промышленным монополиям! Вот тогда-то он сядет за штурвал «бонанзы» и растворится в небесах.

В двенадцати милях от аэропорта Рэй связался с башней и получил разрешение заходить на посадку. Слабый встречный ветер не сулил никаких неожиданностей. Когда до начала посадочной полосы оставалось менее полутора тысяч футов, в наушниках раздался голос еще одного пилота:

– «Челленджер», бортовой номер два-четыре-четыре-дельта-майк, нахожусь в пятнадцати милях к северу.

– Будьте внимательны, «челленджер», перед вами снижается «сессна», – ответил диспетчер.

Выбросив из головы мысли о неприятном соседстве, Рэй сосредоточил внимание на рычагах управления. Колеса шасси мягко коснулись бетона, и вскоре «сессна» уже выруливала с полосы к месту своей стоянки.

«Челленджер» представлял собой небольшой реактивный самолет канадского производства. Он мог без промежуточных посадок долететь от Нью-Йорка до Парижа. В воздухе над Атлантикой стюард предлагал пассажирам неплохой выбор горячих блюд и изысканных напитков. За новую машину покупатель платил что-то около двадцати пяти миллионов долларов. Точная цена зависела от прихотей конкретного заказчика.

Владельцем бортового номера два-четыре-четыре-дельта-майк являлся Носорог, выкупивший «челленджер» за гроши у какой-то разорившейся благодаря его стараниям компании. Провожая взглядом изящный силуэт самолета, который уже скользнул с небес к полосе, Рэй пожелал, чтобы машина врезалась в землю. Разумеется, этого не произошло, и «челленджер» благополучно порулил в сторону частного ангара.

За миновавшее после развода время Рэй всего пару раз видел бывшую жену и сейчас не испытывал ни малейшего желания наблюдать за тем, как Вики спускается по трапу. А может, ее нет на борту? Может, Родовски вернулся из очередного, совершенного в одиночку, опустошительного набега на бывших конкурентов?

Рэй отключил подачу топлива и, глядя на приближающуюся машину, начал медленно сползать по спинке кресла.

Когда футах в ста от него «челленджер» остановился, из ворот аэропорта с включенными фарами к ангару на скорости рванул сияющий черным лаком джип с тонированными стеклами. Впечатление было такое, будто в захолустный Шарлотсвилл прибыл член королевской семьи. Из автомобиля выпрыгнули двое одетых в оливкового цвета рубашки и такие же шорты молодых людей. Дверца самолета распахнулась, к земле опустилась лестница трапа. Чуть приподняв голову, Рэй увидел, как на нее ступил пилот с двумя объемистыми сумками в руках.

Следом появились в сопровождении Вики фигурки близнецов. Мальчикам, Симмонсу и Рипли, шел третий год. Кто, интересно, выбрал для них эти напрочь лишенные каких-либо признаков пола имена, подумал Рэй, – бездумная мать или же сам Носорог, успевший наплодить уже девятерых и, по-видимому, безразличный к тому, как назвать пару новых сыновей? О рождении мальчиков Рэй узнал из колонки местной газеты, где сообщались городские новости. На свет Симмонс и Рипли появились в госпитале имени Марты Джефферсон спустя двадцать четыре дня после того, как развод супругов Этли вступил в законную силу, или, пользуясь другой точкой отсчета, на двадцать третий день совместной жизни молодоженов Вики и Лью. Для Родовски этот брак был четвертым.

Крепко держа сыновей за руки, Вики осторожно спускалась по ступенькам трапа. Принадлежавшие мужу пятьсот миллионов долларов выгодно оттеняли ее красоту: сшитые на заказ джинсы на длинных ногах – ногах, которые стали значительно стройнее, если сравнить с временами, когда их обладательница еще не располагала собственным реактивным самолетом. Лечебное голодание способно творить чудеса. Мало кого из мужчин внешность Вики оставила бы сейчас равнодушным: аристократически тонкие лодыжки, плоский животик, небольшие, задорно приподнятые ягодицы, гладкие упругие щеки. Глаз ее Рэй видеть не мог – они были скрыты под тенью широкополой шляпы, творением парижского – или голливудского? – кутюрье.

Носорог же диетой себя не утруждал. Возвышаясь в дверном проеме, он нетерпеливо покусывал нижнюю губу, ожидая, когда самка с пометом ступит на землю. Газетных репортеров Родовски уверял, будто трижды в неделю пробегает марафонскую дистанцию, однако лишь немногие наивно принимали его слова на веру. Приземистый, коренастый Лью прежде всего заявлял о себе громадным животом. Значительная часть его шевелюры исчезла, а прожитые годы сделали пепельно-серой оставшуюся. Вики же на сорок втором году жизни вполне могла сойти за тридцатилетнюю. Носорогу исполнилось шестьдесят четыре, а большинство окружающих давали ему семьдесят. Это приносило Рэю хоть какое-то утешение.

Супруги забрались в джип. Пилот вместе с напарником и двумя водителями укладывали в просторный багажник саквояжи, сумки, бесчисленные фирменные пакеты с именами Сакса и Бергдорфа[8]. Завершение короткой прогулки по Манхэттену, всего-то сорок пять минут лёта для «челленджера».

Джип почти бесшумно взял с места. Спектакль был окончен. Рэй с наслаждением выпрямился. Не души его ярость, он бы еще долго сидел в кабине «сессны», предаваясь воспоминаниям.

Ничто в семейной жизни не предвещало краха. Не было ни сцен, ни выяснения отношений. Вики просто подвернулась сулившая хорошую прибыль сделка.

Только открыв дверцу, Рэй осознал, что воротник куртки насквозь пропитался потом. Тыльной стороной ладони вытер лоб, спрыгнул на землю.

Впервые за три года он пожалел, что приехал в аэропорт.