Читать книгу Гнев ангелов - Джон Коннолли - Страница 3

Осень заканчивалась, исчезли клочки белых облаков, пролетев по голубому небу бледными шелковистыми платочками, похищенными дерзким ветром. Близился День благодарения, хотя на исходе нынешнего года оказалось трудновато найти поводы для благодарности. На улицах Портленда[1] я сталкивался с людьми, рассуждавшими о необходимости второй работы для сведения концов с концами, о дешевых мясных обрезках на их столах и о неуклонном убывании как личных денежных сбережений, так и пособий малоимущим семьям. В ответ на свои сетования они слышали лишь, как кандидаты на высокие посты глубокомысленно заявляют, что трудности в стране сделают богатых еще богаче, и поэтому еще больше крошек с их столов попадет в рот бедных, и смиреннейшие из последних, подумывая о несправедливости жизни, полагали, что эти крохи все же лучше, чем ничего.

По Коммершиал-стрит еще гуляли немногочисленные туристы. За ними у причала маячил, возможно последний в этом сезоне, огромный круизный корабль, невероятно высоко вздымаясь над береговыми таможенными складами. Его нос утыкался в фасады зданий на набережной, а поскольку с улицы поддерживающие воды гавани были не видны, сам лайнер казался изгоем, выброшенным на берег разрушительной гигантской волной и отвергнутым океаном.

По мере удаления от порта туристы исчезали вовсе, а в районе бара «Заблудший медведь» вообще было безлюдно, несмотря на то что день уже клонился к вечеру. В течение светлого времени суток в двери «Медведя» втекал небольшой, но неизменный поток местных жителей, знакомые все лица, которые обеспечивали бары доходом даже в такие тишайшие времена. И сейчас в подступающих сумерках, когда голубые небеса начали темнеть, «Медведь» готовился отдохнуть в той спокойной и сердечной атмосфере приглушенных разговоров и тихой музыки, что звучали в темных уголках, где беседовали влюбленные или друзья, а порой велись и более таинственные переговоры.

В коротких черных волосах субтильной женщины белела странная прядь, придавая ее обладательнице сходство с сорокой, а на шее темнел S-образный шрам, похожий на змеиный след, оставленный на бледном песке. Ее ярко-зеленые глаза отвлекали внимание от сеточки мелких морщин и притягивали взгляд к лучистой улыбке, придававшей лицу особую красоту. Женщина выглядела не старше и не моложе своих лет и разумно пользовалась косметикой. Обычно ее вполне устраивала дарованная Господом внешность, и лишь изредка, выезжая в город по делам или отдохнуть, она испытывала потребность «навести марафет», как обычно называл наложение макияжа мой дед. Она не носила обручального кольца, и единственным ее украшением служил нашейный серебряный крестик на дешевой цепочке. Ногти были обрезаны так коротко, что их можно было бы принять за обкусанные, если бы линия обреза не выглядела исключительно аккуратной и ровной. Прореху на правом боку ее черных брюк скрывала мастерски сделанная и едва заметная треугольная заплатка. Брюки хорошо сидели на женщине, и, вероятно, когда-то она выложила за них круглую сумму. Эта скромница явно не принадлежала к тому типу дамочек, что выбрасывают вещи из-за какой-то дырочки. И я допускаю, что она даже сама починила брюки, не доверив их никому другому и не желая тратить деньги на то, с чем отлично может справиться сама. Классическая белая мужская рубашка свободно спускалась до брючного пояса. Рубашку ей, очевидно, сшили на заказ, поэтому она доходила точно до талии. Через тонкую ткань слегка просвечивали контуры бюстгальтера, очерчивающего небольшую грудь.

Сидевший рядом с ней мужчина выглядел по меньшей мере раза в два старше. Ради сегодняшней встречи он принарядился в коричневый саржевый костюм и желтую рубашку. Образ дополнял подходящий по цвету желто-коричневый галстук, который наверняка продавался в комплекте с носовым платком для нагрудного кармана пиджака и от которого хозяин давно отказался из-за показного шика. «Похоронный комплект» – так называл подобный костюм мой дедушка, правда, с другим галстуком, – вполне сгодился бы также для крестин или даже свадьбы, если его обладатель не играл одну из главных ролей на вечеринке.

И даже вытащив на свет божий этот костюм ради важного события, пусть и не связанного с церковным ритуалом прибытия в наш мир или ухода в мир иной, и отполировав кирпичного цвета туфли до такого блеска, что матовые потертости на мысках выглядели скорее бликами отраженного света, старик, тем не менее, по привычке нахлобучил на голову потрепанную бейсболку с фирменной рекламой «Услуги проводника и таксидермиста Сколлея», написанной столь витиеватым шрифтом, что пока вы ее расшифровываете, хозяин успеет всучить вам визитку и поинтересоваться, не нужно ли сделать чучело какого-нибудь животного или, если такового не имелось, не хочется ли вам исправить ситуацию, отправившись с ним на охоту в мэнские леса. Я испытывал самые светлые чувства, глядя, как он сидит напротив меня, нервно сжимая и разжимая кулаки. Его губы подрагивали в полуулыбке, таявшей почти сразу после появления подобно легким волнам душевного волнения, пробегавшим по его лицу. Этот старик явно отличался добротой и порядочностью. Чтобы прийти к такому выводу, мне понадобилось не так много времени, ведь мы познакомились всего лишь около часа тому назад. Он буквально излучал благонравие, и мне подумалось, что после его ухода из нашего мира близкие испытают глубокую скорбь, а просто друзья и знакомые значительно обеднеют.

Но я понимал также, что мое сердечное отношение к нему отчасти объясняется особыми ассоциациями, которые вызвал в памяти этот день. Сегодня была очередная годовщина смерти моего деда. Утром я возложил цветы на его могилу и посидел там немного, рассеянно глядя, как проезжают туда-сюда машины, и сидящие в них люди спешат попасть куда-нибудь в Праутс-Нек, Хиггинс-Бич и Ферри-Бич: все с местными номерами.

Как ни странно, но я частенько стоял у отцовской могилы, совершенно не ощущая его близости; то же касается и могилы матери, которая пережила его лишь на несколько лет. Давно ушедшие, они находились где-то далеко, но что-то от моего деда продолжало жить здесь, среди лесов и болот Скарборо, поскольку он любил те места и они всегда приносили ему успокоение. Я знаю, что его Бог – ведь у каждого человека есть свой собственный Бог – позволяет ему бродить там иногда, возможно, с призраком одной из многочисленных собак, составлявших ему компанию при жизни, которые тявкали у его ног и, вспугивая птиц из камышей, с восторгом за ними гонялись. Дед обычно говорил, что если Бог не позволяет человеку в другой жизни воссоединиться со своими собаками, то такой Бог не достоин поклонения; ведь если уж у собаки нет души, то у кого же она тогда есть?

– Простите, что вы сказали? – переспросил я.

– Самолет, мистер Паркер, – повторила Мариэль Веттерс. – Они нашли какой-то самолет.

Мы сидели в глубине зала «Медведя» в одной из кабинок, и ближайшие столики пустовали. За барной стойкой Дэйв Эванс, владелец и управляющий заведения, боролся с неподдающейся пивной пробкой, а на кухне повара готовили блюда, заказанные к вечерней трапезе. С помощью пары стульев я отгородил наш столик от остального бара, чтобы нас не беспокоили другие завсегдатаи. Дэйв никогда не возражал против таких временных перестановок мебели. В любом случае сегодня вечером у него есть более значительный повод для беспокойства: за столиком у двери сидели братья Фульчи с матушкой – отмечали день ее рождения.

Братья Фульчи, два высоченных амбала, держали под контролем рынок синтетической одежды, в которую сами же и одевались, причем наряды их выглядели несоразмерно тесными и куцыми. К тому же оба торчали на таблетках, якобы предотвращающих чрезмерные перепады настроения. Впрочем, снижение чрезмерности означало лишь то, что вред, причиненный в более спокойном настроении, ограничивался материальным ущербом и не выливался в членовредительство. Глядя на их мать, крошечную женщину с серебристой шевелюрой, с трудом верилось, что ее узкие бедра смогли пропустить двух таких здоровяков, которым, как говорили, пришлось заказывать специальные, более вместительные детские кроватки. Впрочем, как бы сложно ни происходило их появление на свет, Фульчи очень любили свою мать и всегда желали ей только счастья, особенно в ее собственный день рождения. И поскольку братья нервничали из-за предстоящего празднования, нервничал и Дэйв, в свою очередь заражая нервозностью шеф-поваров. Один из них уже порезался острым ножом для разделки мяса, когда сообщили, что лично ему поручено присмотреть сегодня за приготовлением заказа семейства Фульчи, и испросил разрешения прилечь ненадолго, чтобы успокоить нервы.

«Милости просим, – подумал я, – на очередной занятный вечерок в «Медведе».

– Вы не против, если я вас кое о чем спрошу? – поинтересовался Эрни Сколлей вскоре после их прихода с Мариэль. Я предложил заказать спиртное, но они отказались, однако согласились выпить кофе.

– Пожалуйста, – ответил я.

– У вас ведь, наверное, есть визитные карточки?

– Безусловно.

Я достал один из бумажников, просто чтобы убедить Эрни в своей благонадежности. Мои данные были отпечатаны на простой черно-белой визитке: имя «Чарли Паркер», выделенное полужирным шрифтом, а также номер сотового телефона, безопасный адрес электронной почты и туманная фраза «Следственные услуги».

– Значит, у вас собственное агентство?

– В общем-то, да.

– Тогда почему вы не пригласили нас в более подходящее место? – спросил Эрни, обведя рукой барные столики.

– Увы, пока я об этом только мечтаю.

– Ну, может, если бы у вас была своя контора, мне бы не пришлось задавать вам столько лишних вопросов, – вполне логично заявил он.

– Содержание офиса чревато большими расходами. И если бы я завел себе контору, то вынужден был бы торчать там постоянно, чтобы оправдать стоимость аренды. А такое положение, по-моему, сродни тому, чтобы запускать телегу впереди лошади.

Поразмыслив над моим объяснением, старик кивнул. Возможно, ему понравилось разумное использование мною сельскохозяйственной метафоры, хотя это сомнительно. Скорее он одобрил мое нежелание тратить лишние деньги, поскольку при наличии у меня конторы я не смог бы предложить своим клиентам, включая эсквайра Эрнста Сколлея, доступные цены.

Но ритуал знакомства остался в прошлом, и сейчас мы подошли к цели нашей встречи. Я выслушал рассказ Мариэль о последних днях ее отца и о спасении мальчика по имени Барни Шор. Также мне рассказали, хотя и с легкой запинкой, о древней неживой девочке, пытавшейся заманить Барни в лесную чащу. При этом Мариэль не сводила с меня глаз и даже не пыталась извиняться за странность своей истории. И я в свой черед не выразил недоверия, поскольку много лет тому назад уже слышал байку о такой девочке из Северного леса от другого человека и полагал, что она правдива.

В конце концов мне приходилось становиться очевидцем куда более странных явлений.

Но вот она перевела беседу на самолет, и напряжение, накопившееся между ней и Эрни Сколлеем, братом лучшего друга ее отца, сразу стало ощутимым, точно электростатический заряд. Я догадался, что самолетная тема стала предметом долгих обсуждений, даже споров между ними. Сколлей, казалось, слегка отклонился к стене, явно желая откреститься от того, что будет сказано. Он пришел сюда, осознавая, что у него нет иного выбора. Мариэль Веттерс собиралась открыть кое-что, если не все, из того, что рассказал ей отец, и Сколлей решил, что лучше ему присутствовать при этом, чем сидеть дома, беспокоясь о том, что она тут наболтает без него.

– На нем имелась какая-то маркировка? – спросил я.

– Маркировка?

– Ну цифры и буквы, позволяющие узнать его марку. Обычно говорят «эн-номер», который, как правило, находится на фюзеляже и всегда начинается с буквы «эн», если самолет зарегистрирован в Соединенных Штатах.

– М-да, понятно… Нет, отец не заметил никаких опознавательных знаков, и вообще большая часть самолета была спрятана.

Это звучало подозрительно. Кому могло понадобиться лететь на самолете, лишенном регистрационных номеров?

– Вы уверены?

– Вполне. Он сказал, что после крушения самолет потерял часть крыла и хвостовой отсек.

– Так он описывал вам этот самолет?

– Он отыскал картинки подобных летательных аппаратов и решил, что это мог быть «Пайпер-Шайен» или что-то в этом роде. Двухмоторный самолет с четырьмя или пятью оконцами по борту.

Я нашел через мобильник картинку упомянутого самолета, и увиденное, пожалуй, подтвердило слова Мариэль об отсутствии маркировки. Регистрационный номер этого типа судна находился на вертикальной панели в хвостовой части, а другие маркировки располагались на нижней стороне крыла, то есть такой самолет трудно было идентифицировать.

– А что вы имели в виду, сказав, что большая часть самолета спрятана? – спросил я. – Неужели кто-то пытался скрыть его существование?

Мариэль взглянула на Эрни Сколлея. Тот пожал плечами.

– Лучше все ему рассказать, Мари, – с неохотой произнес он. – Он уже понял, что дельце это на редкость странное.

– Спрятали его не люди, то есть не человек, – пояснила женщина. – Отец говорил мне, что это сделал сам лес. Сказал, что лесные заросли словно сговорились проглотить это судно.