Читать книгу «Роб Рой» на Балтике - Джон Макгрегор - Страница 5

О языках и навигации. Молевой сплав. Обносы. Граница. Сигнал на Луну.

Вот два самых частых вопроса, которые мне задают в связи с плаваниями «Роб Роя»:

– Как вы справляетесь с чужими языками?

– Как вы находите путь?

На первый вопрос довольно подробный ответ можно найти в книге о моем предыдущем путешествии, когда мне приходилось разговаривать с людьми, говорящими на четырех разных языках, не считая полдюжины наречий и жаргонов. В этой северной экспедиции приходилось общаться с норвежцами, шведами, датчанами и немцами, слышать диалекты Шлезвига и Гольштейна, нижненемецкий язык на Эльбе, и все это мешалось в непостижимой тарабарщине на Гельголанде.

Но английский язык все же поможет вам в долгом пути по северным странам севере, поможет и язык жестов, а в крайнем случае можно что-то нарисовать. Интересно, что вы быстро усваиваете иностранные слова, когда к этому принуждают обстоятельства. Кроме того, есть некое свойство ума, которое приходит с практикой – способность понимать то, что говорится.

Вопрос языка в путешествии на байдарке облегчается, потому что, когда вы появляетесь где-то таким необычным способом, любопытство жителей настолько велико, что люди делают все возможное, чтобы войти с вами в контакт. Если там есть кто-то, кто может говорить по-английски, по-французски, по-немецки или по-латыни, пусть даже очень плохо, он обязательно будет выдвинут вперед в качестве переводчика.

Хорошими собеседниками бывают моряки. Слов, которые они знают, может быть немного, но зато это самые полезные слова, относящиеся к тому, что вас интересует.

Что касается образованного класса в более южных странах, люди там с удовольствием практикуют свой английский или французский язык, разговаривая с путешественником. Часто я замечал, что изучающие английский язык школьники так хотят поговорить, что нужно терпение, чтобы удовлетворить их охоту.

Позже я расскажу о забавных примерах, как за границей стараются говорить по-английски. В общем, пусть никого не останавливает незнание иностранных языков, а тот, кто их знает – не очень рассчитывает на это для удачного завершения путешествия. Поверьте, в путешествии сообразительность полезнее немецкого, а дружелюбие – французского языка.

Что касается поисков пути, это совсем другое дело. Местные жители при всем желании не могут сказать вам того, чего они сами не знают, то есть речного пути даже в своей местности. Но в реке обычно легко найти дорогу, хотя иногда достаточно трудно на ней держаться. Вам нужно попасть в правильный поток и плыть вниз по течению, стараясь не пойти на дно.

В северном плавании среди запутанных озер, речек и морских заливов справиться с навигацией было не так-то просто. Часто нет течения, которое могло бы направить вас в нужную сторону, либо течение может обмануть. Бесчисленное множество островов может ввести в заблуждение. Вы сидите в байдарке так низко, что поросшая деревьями скала может долго скрывать бухту, которую вы ищете. Солнце не поможет, оно закрыто облаками; ветер меняется с каждым изгибом берегов. Компас может озадачить вас. Он дает общее направление, но где, справа или слева от конкретного островка всего в сто ярдов длиной, находится нужное место?

Еще одна прелесть водного путешествия заключается в развитии своеобразного инстинкта, похожего на способность животных отыскивать то, что им нужно. После месяцев плавания вы сможете уверенно сказать себе: «Точно, за этой скалой будет протока к деревне».

На большинстве здешних озер не у кого спросить дорогу. К тому же вы идете туда, куда никто не ходит, и поэтому никто не может помочь.

А как же карта, ведь она должна помочь? Да, конечно, карта очень помогает, но в основном в простых местах. В сложных случаях она, напротив, сбивает с толку.

Скажем, вы попали на один из 1400 островов озера Меларен, но на какой? Даже на самой большой карте не отмечено и тридцати из них. Какие из лесистых скал и холмов вокруг – нанесенные на карту острова? Вы не видите хотя бы наполовину ни один из них; мыс большого острова может показаться маленьким островом, а маленький островок рядом с вами заслонит два больших вдалеке.

Маршрут «Роб Роя» показан пунктирной линией. Часть, отмеченная как карта 2, показана в более крупном масштабе ниже.

Остров Онсон на озере Венерн, который выглядел на карте достаточно ясно, при взгляде с воды был настолько похож на многие другие, не отмеченные, что мне пришлось несколько раз причаливать и выходить на берег, прежде чем я смог убедиться, где нахожусь.

Если на пути между двумя деревнями есть, скажем, двадцать островов, будет ошибкой измерять расстояние, которое вам нужно проплыть, пользуясь масштабом карты. Фактический путь окажется примерно вдвое больше прямого. Зато при хорошей погоде, если у вас хватает времени и сил, вы будете рады зигзагам пути, благодаря которым сможете увидеть многие скрытые красоты.

Введение затянулось, но я хотел сказать, что не стоит сильно беспокоиться о такого рода затруднениях. Вы всегда будете на каком-то из участков общей водной цепи.

Правда, иногда в этой цепи можно застрять: вокруг плавает все больше бревен, что говорит о том, что мы приближаемся к лесопилке. В конце концов вода пропадает – впереди одни бревна. Однажды, уже после пары обносов, вечером мы подошли к затору из бревен, протянувшемуся на целую милю. Никого не было видно, и я был в замешательстве. Пришлось набраться терпения. Я устроил кухню под аркой моста, и, когда я ужинал, на дороге появился мальчик. Я угостил его кофе и предложил шесть пенсов, если он найдет двоих мужчин мне в помощь для переноски лодки, что он добросовестно и сделал.

На следующий день сияло яркое солнце; я плыл под тенистыми деревьями, оставляя позади милю за милей. В эти же дни в Шотландии было дождливо и холодно, ненастье добралось и до Швейцарии. В обоих моих походах погода была благоприятной. Только два дождливых дня в прошлом году, но в это лето не было ни дня, когда было бы слишком холодно и пришлось бы сидеть в одном пальто, и ни дня, когда дождь был бы настолько сильным, чтобы «Роб Рой» не покинул берег.

А вот заторы из бревен молевого сплава были новинкой, которая не встречалась ни на одной из двенадцати рек предыдущего путешествия. Когда в лесу рубят деревья, бревна сталкивают в воду, чтобы они плыли вниз по течению. По берегам ходят рабочие с длинными шестами и толкают бревна в поток, если они запутываются в каких-нибудь кривых углах. Но в августе все заняты уборкой урожая, и за сплавом не следят. Одно-два бревна обязательно где-нибудь застрянут, а потом постепенно к ним прибьет сотни, а то и тысячи других, и вся вода покроется бревнами.

Если река несудоходна, деревянный затор может неделями стоять нетронутым; но подходить к нему на байдарке – дело напрасное и опасное. Бревна слишком плотно сжаты течением, чтобы можно было пройти, и они слишком малы и круглы, можно было выбраться на них и перетащить лодку. Ничего не оставалось делать, кроме как тащить байдарку вокруг по траве. Чтобы посмотреть, насколько длинным будет обнос, обычно приходилось взбираться на какой-нибудь холм.

Однажды у завала в пустынном месте в лесу я спрятал лодку под деревом и поднялись на холм. Вид был одновременно чарующим и тревожным. Лес, лес, лес до самого горизонта, на берегах и вокруг, а река безмолвна и сплошь покрыта тысячами бревен. Никого не видно, нет и признаков жилья. Я сидел и ждал, но ничто не происходило и даже не собиралось произойти – только чирикали птицы.

Обед и сигара подготовили меня к тому, чтобы принять как должное неизбежную задачу: тащить лодку через лес. Не помирать же здесь. Предстояла тяжелая работа, особенно потому, что непонятно было, сколько миль придется тащить лодку, прежде чем можно будет найти открытую воду. Я подумал о Мак-Клинтоке6, который тащил свои лодки по снегу, когда лед закрыл морской проход. Вынул из лодки весь багаж, мачту, паруса, весло, доски настила и связал все это для первой ходки, чтобы затем найти лучший путь для волочения лодки через лес и болота.

Из-за жары сначала лень было напрягать силы, но вскоре ко мне пришло воодушевление. Размах этого нового предприятия, его новизна и планы на случай обнаружения новых препятствий на пути через заросли, в которых вряд ли бродил хоть один человек (не говоря уж о лодке), стали сами по себе интересны. Работа шла час за часом, и за две ходки лодка и вещи были перетащены на открытую местность, где река освободилась от бревен.

«Роб Рой» снова оказался в своей стихии, а чудесный вечер еще был впереди. Наверное, немногие байдарки выдержали бы полмили такого обноса.

Последний завал бревен недалеко от деревни Растад вынудил меня найти двух человек, чтобы отнести каноэ через поля к дому, иначе меня застала бы ночь. Увидев лодку, все были поражены, ведь они знали, что река забита лесом. Они спросили, как же я мог там пройти, на что я с мрачным мистическим видом покачал головой.

На следующий день лодку поставили на длинную тележку, состоящую из одного шеста и четырех колес; два человека сели по концам и держали «Роб Роя» на коленях, смягчая толчки и удары от ухабов. Такая перевозка была очень хороша, во всяком случае для лодки.

Мне сказали, что бревен на Вронгсельве больше не будет, отныне река была открыта, так что началось приятное путешествие. Глубокие, быстрые, извилистые ручьи, красивые скалы, густые леса, прыгающая в водопадах форель, а потом много миль вдоль солнечных лугов. Откинувшись на спинку и вытянув ноги на палубу, я забрасывал мушку прямо на рыбьи носы, а рыбы выпрыгивали в воздух. Прекрасный летний вечер.

Ветер усилился; мы весело плыли мимо больших плоских барж с грузом железа. Они поднимаются вверх по Вронгсельве7 на милю или две, так что мы, должно быть, приближались к озеру Хугн. Скалы разошлись вправо и влево, и показалось озеро – глубокое и темное, длиной всего в четыре или пять миль, но с волнами, которые немного потрясут мои бутылки в корзине.

Здесь уже была Швеция, ее граница с Норвегией проходит возле Мораста. Там, на холмах и равнине, проходит расчищенная полоса, на которой стоят обозначающие границу пирамидки из камней.

Пограничная линия (как и в Канаде) проходит на север и юг на тысячу миль. Возможно, именно эти давние линии на земле натолкнули мечтателя-философа на мысль, что мы, жители Земли, могли бы попытаться сообщить о себе лунным жителям, посадив где-нибудь в снегах Сибири pons asinorum8 Евклида из пихтового леса, чтобы любой школьник на нашем бледном спутнике ясно видел, что на Земле, по меньшей мере, разбираются в геометрии.

В маленькой гостинице обнаружились явный англичанин, готовый обед и большая пустая бутылка.

«Вы англичанин! – сказал он, – попробуйте-ка этого эля, он действительно хорош. А я гражданин мира, земля – мой дом, саквояж – мое счастье. Я предложил телеграфную линию, в том числе для биржевых сделок, да. Французы хотели посадить меня в тюрьму. Они не знают, что я здесь. Ха-ха, поймайте-ка меня сначала! Устраивайтесь здесь ночевать. Тут комната с двумя кроватями. Я такого не люблю, но раз вы англичанин, занимайте вторую. Только не пугайтесь, потому что я во сне разговариваю и хожу в темноте по комнате».

«Нисколько не боюсь, – ответил я; – но смотрите, не лезьте ко мне в темноте на ощупь, потому что у меня есть дурная привычка бить правой и левой рукой, а от гребли руки крепкие!»

Он усмехнулся и сказал, что покажет мне удивительную вещь, которую он обнаружил в комнате: умывальные принадлежности здесь сделаны из прозрачного стекла. Так и было! Из его саквояжа вываливались соверены, рубашки, туфли и путеводители, все в беспорядке. А я с аппетитом съел омлет, и мой сон после тяжелого рабочего дня был крепок.