Читать книгу Медленный человек - Джон Максвелл Кутзее - Страница 7

Он вышел из больницы с парой костылей и какой-то штукой, которую они называли рамой Циммера, – алюминиевые ходунки на четырех ножках, ими можно пользоваться дома. Это приспособление дали на время; его нужно будет вернуть, когда отпадет необходимость, то есть когда он сможет передвигаться свободнее либо скончается.

Есть и другие устройства (о них рассказывается в брошюре), начиная с колес и тормоза для рамы Циммера и кончая средством передвижения с мотором, питающимся от батареек, с рулем и съемным верхом на случай дождя – оно предназначено для инвалидов со стажем. Однако если он пожелает что-нибудь из этих устройств, ему придется платить самому.

При помощи Марияны то, что она любит называть его ногой, с каждым днем приобретает все более нормальный цвет и уже не кажется таким распухшим, как прежде. Костыли становятся второй натурой, хотя он и чувствует себя в большей безопасности, пользуясь ходунками. Когда он предоставлен сам себе, то передвигается из комнаты в комнату на костылях, полагая, что это упражнение, хотя на самом деле это всего лишь проявление беспокойства.

Раз в неделю он приезжает в больницу на осмотр. В одно из таких посещений он попадает в лифт вместе со старухой – горбатой, с ястребиным носом и смуглой кожей. За руку она держит свою копию, только помоложе – тонкокостную, почти такую же смуглую, в широкополой шляпе и солнечных очках, таких огромных, что они скрывают всю верхнюю часть лица. Он стоит, прижатый к той женщине, что помоложе, и, прежде чем они выходят, успевает вдохнуть сильный аромат гардении – ее духов – и заметить, что, как ни странно, платье на ней надето наизнанку, так что рекомендации относительно сухой чистки торчат, словно маленький флажок.

Час спустя, направляясь к выходу из здания, он снова замечает эту парочку – они сражаются с вращающейся дверью. Когда он сам выходит на улицу, то видит только широкополую черную шляпу, мелькающую в толпе.

Их образ остается с ним: старая карга, ведущая принцессу, которая оделась впопыхах и бредет в зачарованном сомнамбулическом сне. Быть может, недостаточно молода для роли принцессы, но тем не менее привлекательна: с мягкой плотью и большой грудью, миниатюрная. В его воображении это женщина того типа, что дремлет до полудня, а затем завтракает конфетами, которые ей подносит на серебряном блюде маленький мальчик-раб в тюрбане. Что же такое она сделала со своим лицом, если ей приходится его прятать?

Это первая женщина, вызвавшая у него сексуальный интерес с тех пор, как произошел несчастный случай. Ему снится сон, в котором она каким-то образом присутствует, хотя и не обнаруживает себя. В полной тишине в земле открывается трещина и устремляется к нему. Две огромные волны пыли вздымаются в воздух. Он пытается бежать, но ноги его не слушаются.

«Помогите!» – шепчет он.

Черными невидящими глазами старуха, эта старая карга, пристально смотрит на него и сквозь него. Она снова и снова бормочет слово, которое он не до конца улавливает, что-то вроде «Toomderoom». Земля у него под ногами разверзается, он проваливается.

Звонит Маргарет Маккорд. Извиняется, что исчезла: она уезжала из города. Может ли она вывезти его на ланч, скажем, в воскресенье? Они могли бы отправиться в Баросса-Вэлли. К сожалению, ее муж не сможет к ним присоединиться, он за границей.

Он бы с радостью, отвечает он, но, увы, долгие поездки в автомобиле для него – сущее мучение.

– Тогда я просто заскочу к тебе? – говорит она.

Много лет тому назад, после его развода, у них был легкий флирт. Как утверждает Маргарет, которой он не очень-то верит, ее муж ничего не знает о том, что они были в близких отношениях.

– Почему бы и нет, – отвечает он. – Приезжай в воскресенье, к обеду. У меня есть превосходные каннелони, приготовленные моей помощницей.

Они обедают на балконе. Вечер довольно прохладный; птицы перекликаются, перед тем как совсем угомониться. На столе мерцают свечи. Они ощущают некоторую скованность: то, что когда-то было между ними, ничуть не забыто. Маргарет не упоминает об отсутствующем муже.

Он рассказывает Маргарет о временах правления Шины; рассказывает о миссис Путтс, социальном работнике, которая подготовила его ко всем аспектам жизни после жизни, кроме секса. Ей не позволила обсуждать эту тему ее скромность, а быть может, она сочла ее неуместной для мужчины его возраста.

– А она неуместна? – спрашивает Маргарет. – Если честно?

Если честно, отвечает он, то пока трудно сказать. Он не лишен возможности заниматься сексом, если она об этом. Его позвоночник не поврежден, как и соответствующие нервные окончания. Однако пока неясно, сможет ли он делать движения, необходимые для активного партнера в паре, занимающейся сексом. Второй вопрос, на который пока что тоже нет ответа, – не перевесят ли смущение и стыд удовольствие.

– Мне кажется, – рассуждает Маргарет, – что при данных обстоятельствах тебя можно было бы освободить от роли активного партнера. Что касается твоего второго вопроса без ответа, то как же ты узнаешь, пока не попробуешь? Но с какой стати тебе смущаться? У тебя же не проказа! Тебе лишь ампутировали ногу. Это может быть довольно романтично. Вспомни обо всех этих фильмах про войну: мужчины возвращаются с фронта с повязкой на глазах, или с пустым рукавом, приколотым к груди, или на костылях. Женщины просто с ума из-за них сходили.

– «…лишь ампутировали ногу», – повторяет он.

– Да. Ты стал жертвой несчастного случая. В этом нет ничего постыдного, ничего, заслуживающего порицания. После этого тебе ампутировали ногу. Часть ноги. Часть глупой части тела. Вот и все. У тебя же осталось твое здоровье. Ты – это все еще ты. Ты тот же красивый, здоровый мужчина, каким был всегда. – Маргарет одаряет его улыбкой.

Они могли бы проверить это прямо сейчас, в спальне, они вдвоем, – проверить, тот ли это мужчина, каким он был всегда; проверить, может ли удовольствие, даже при отсутствии части тела, перевесить свою противоположность. Маргарет была бы не против, он в этом уверен. Но момент упущен, они им не воспользовались, чему он позже, оглядываясь назад, будет рад. Ему не улыбается становиться объектом сексуальной благотворительности какой-либо женщины, пусть даже самой доброжелательной. Ему не хочется обнажаться под взглядом постороннего, даже если это старинный друг, даже если она заявляет, что находит людей с ампутированными конечностями романтичными. Да, ему не хочется демонстрировать ей свое некрасивое новое тело – не только укороченное бедро, но и дряблые мускулы, а также непристойное маленькое брюшко. Если он когда-нибудь еще ляжет с женщиной в постель, то позаботится о том, чтобы это было в темноте.

– У меня была гостья, – сообщает он Марияне на следующий день.

– Да? – говорит она.

– Могут быть и другие гости, – мрачно продолжает он. – Я имею в виду женщин.

– Чтобы жить с вами? – спрашивает Марияна.

Жить с ним? Эта мысль никогда не приходила ему в голову.

– Разумеется, нет, – отвечает он. – Просто друзья, женщины-друзья.

– Это хорошо, – говорит она и включает пылесос.

Марияне, судя по всему, совершенно безразлично, принимает ли он у себя женщин. Ее не касается, чем он занят в свободное время. Да и в любом случае – чем он может быть занят?

В отличие от Маргарет Марияна никогда не видела его таким, каким он был прежде. Для нее он просто ее последний клиент – пожилой мужчина с бледной кожей и дряблыми мускулами, передвигающийся на костылях. Но он все равно ощущает стыд в присутствии Марияны, а также в присутствии ее дочери – как будто цветущее здоровье матери и ангельская чистота дочери совместно выносят ему приговор. Он избегает взглядов ребенка, укрываясь в своем кресле в углу гостиной, словно квартира принадлежит этим двум женщинам, а он какой-то вредитель, какой-то грызун, пробравшийся сюда.

Визит Маргарет порождает серию грез о женщинах. Все эти грезы имеют сексуальную окраску; в некоторых из них он и женщина доходят до того, что укладываются в постель. В этих снах не упоминается о его новом, изменившемся теле, его даже не видно. Все хорошо, все так, как было раньше. Но женщина, которая с ним, – не Маргарет. Почти всегда это женщина, которую он видел в лифте, та, в темных очках и платье, надетом наизнанку.

«Ваше платье, – говорит он ей, – позвольте мне помочь вам надеть его правильно».

Она поднимает руку, чтобы снять очки.

«Хорошо», – отвечает она.

Голос у нее тихий, глаза – темные омуты, в которые он ныряет.