Читать книгу Добрая самаритянка - Джон Маррс - Страница 6

Четыре месяца и две недели после Дэвида

Я достала из своей сумки электронную читалку «Киндл» и положила на стол в своей выгородке.

Пролистала библиотеку, чтобы выбрать одну из десятка книг, которые я скачала, но пока не прочитала. Как правило, романы заставляли меня скучать. Сосредоточенность, требующаяся, дабы страницу за страницей запоминать, что есть что и кто есть кто, утомляла меня. Я предпочитала вместо этого скачивать на телефон телепрограммы и смотреть их. Но Джанин, менеджер нашего филиала, ругала нас за это – и таких мелких поводов для придирок она нашла великое множество за те семь месяцев, пока занимала свой руководящий пост.

Я едва успела прочесть пролог психологического триллера, прежде чем поступил мой первый звонок за эту вечернюю смену. Я откашлялась и вошла в нужный образ, словно актер, готовящийся выйти на сцену.

Очень многое можно выиграть или потерять посредством первых слов, которые услышит клиент. Проявишь чрезмерный энтузиазм – и тебя сочтут слишком жизнерадостной для сочувствия. Будешь говорить слишком уверенно – рискуешь показаться авторитарной личностью, готовой унизить. Мне нравилось думать, что я соблюдаю верный баланс.

Со мной говорила девушка-подросток; она поняла, что беременна, и понятия не имела, как сказать об этом своим родителям. Я сочувственно выслушивала, в нужные моменты задавала вопросы, не требующие однозначного ответа, и молча гадала, как бы я отреагировала, если б Эффи пришла ко мне с такой проблемой. Я бы настаивала на прерывании беременности, но она, вероятно, сохранила бы ребенка просто из вредности. Девушка на том конце линии тихо плакала. Я притворилась, будто мне есть до нее какое-то дело, и к завершению разговора она решила для себя, что осторожно прощупает семейную почву, рассказав о своем положении тете, с которой у нее хорошие отношения.

Затем настала моя очередь принять звонок от типа, которого мы прозвали Онанистом. Раз в неделю, обычно по четвергам, он звонил нам и громко самоудовлетворялся. Его не волновало, мужчина или женщина ему отвечает, потому что к тому времени, как мы снимали трубку, он уже был близок к оргазму. Предполагалось, что мы вправе повесить трубку, как только станет ясно, чем он занимается, но сегодня я была в хорошем расположении духа и потому сказала ему, как сильно он меня заводит, и позволила ему завершить дело, прежде чем пожелать доброго вечера и попрощаться.

Потом были два звонка со сразу же повешенной трубкой; приближалось окончание моей смены, и я уже предвкушала изнурительное занятие интенсивной йогой. Сначала был соблазн проигнорировать следующий звонок, потому что не хотелось опаздывать, однако я все равно сняла трубку.

– Никогда прежде не звонил в такие учреждения. Не знаю, с чего начать, – произнес мужской голос.

– Что ж, начните с имени. Как мне к вам обращаться?

– Стивен, – ответил он. Слишком быстро, чтобы это имя было вымышленным. Я записала его в блокнот. По голосу я дала бы ему двадцать с небольшим лет: говор был чистый, с местным акцентом. Мужчина почти не старался скрыть свое нервное состояние.

– Рада побеседовать с вами, Стивен. Могу я спросить, что заставило вас позвонить нам сегодня вечером?

– Даже не знаю. Я… мне кажется, что у меня… никого нет. Мне кажется, что я не хочу… не хочу больше… быть здесь.

Он заполнил графу номер один совершенно самостоятельно, что сделало мою работу немного легче.

– Что ж, хорошо, что позвонили. – Я дала своему инстинкту обычные пять минут на то, чтобы определить, был ли этот человек искренен или просто хотел внимания. – Расскажите о людях, которые вас любят, которым вы небезразличны. Кто в вашей жизни попадает в эту категорию?

Стивен выждал несколько секунд, чтобы подумать.

– Правда, никто, – с тяжелым вздохом ответил он. То, что он высказал это вслух, для него явно оказалось поворотным моментом. – У меня совсем никого нет.

– Есть ли кто-то, кого вы могли бы назвать своим другом?

– Нет.

Графа номер два заполнена.

– Уверена, что трудно жить, когда вы в мире совсем один.

– Это полное дерьмо, а не жизнь.

– Вы сейчас работаете? Есть ли у вас какая-то возможность выстроить личные отношения на работе?

– Едва ли. Иногда проходит день за днем, и вдруг я понимаю, что ни с кем по-настоящему не разговаривал почти целую неделю.

Графа номер три заполнена – чем меньше людей присутствует в его личной или рабочей жизни, тем лучше. Я была рада, что все же ответила на его звонок.

– Неделя – это долгий срок, чтобы ни с кем по-настоящему не разговаривать, – ответила я, подчеркивая его ситуацию и не давая уклониться от темы. – Вы обращались к врачу, чтобы рассказать о своих ощущениях?

– Да, она выписала мне курс антидепрессантов.

– И как они подействовали?

– Прошло уже четыре месяца, а я по-прежнему не понимаю, ради чего встаю утром с постели. Иногда я думаю, что лучше было бы сделать запас этих таблеток и… ну, вы понимаете.

– Иногда или часто?

– Часто, – прошептал Стивен так тихо, что я едва расслышала его. Он словно стыдился своих суицидальных мыслей.

Обычно требовалось намного больше времени, чтобы заполнить четвертую графу, и это, опять же, облегчило мою работу. «Возможно, здесь есть с чем поработать», – подумала я.

Обвела взглядом комнату. Зои играла на своем мобильном телефоне и одновременно разговаривала через гарнитуру. Санджай подергивал ногами, слушая клиента. Мэри пила из термокружки какой-то ядовитый супчик. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания.

Из сумки я выудила второй блокнот, используемый только для тех клиентов, которым я могла помочь на свой уникальный лад. В него подробно записывалось все, что они мне говорили. Позднее я приводила эти подробности в разговоре, дабы подчеркнуть, что слушаю и понимаю. Я вывела на чистой странице имя Стивена и подчеркнула его.

– Вам не нужно стыдиться, Стивен. Все мы в тот или иной момент думаем о том, чтобы оборвать свою жизнь. Вы когда-нибудь пытались сделать это прежде?

– Нет. Но однажды планировал.

– Вы однажды планировали это? – Я старалась воспроизводить его реплики, чтобы дать ему понять, что воспринимаю его признания. – Могу я спросить, что у вас было на уме?

– Я распечатал свои банковские счета и отчеты и оставил их в конвертах на своем столе вместе с паролями от учетных записей и документами на квартиру, чтобы полиция могла их найти. Доехал до моста над железнодорожными путями, за городом, поблизости от Вулвертона… Знаете это место?

– Да, знаю.

– На одном пролете моста ограждение проржавело настолько, что можно проломить его и выпасть на рельсы. Я наполовину сломал перила и долго ждал поезда. Собирался спрыгнуть прямо перед ним, и все было бы кончено. Но поезда не было слишком долго, и я передумал.

– Понимаю. Пока вы ждали поезда, думали о том, как может ощущаться смерть?

– Никак, потому что после смерти ничего нет.

– Она даст вам покой?

– Жизнь не дала, поэтому могу только надеяться.

О чем бы я его ни спросила – Стивен уже задавал себе этот вопрос прежде. Он принял это решение отнюдь не в спешке.

В последнее время меня все сильнее раздражали нытики. Слишком многие из тех, кто нам звонил, небрежно разбрасывались угрозами самоубийства, но когда доходило до дела, им не хватало духу на то, чтобы что-то совершить.

Поэтому я решила надавить и заставить Стивена подтвердить серьезность его намерений. Этот прием психологи называют «страх и облегчение». Я понизила голос, поднесла трубку ближе к губам и начала хорошо отрепетированную, но редко используемую речь.

– Быть может, в глубине души вы не питаете серьезных намерений покончить с собой, – заговорила я. – Возможно, это крик о помощи? Я получаю множество звонков от людей, которые говорят, будто хотят умереть, но при тщательном разборе оказывается, что они просто-напросто испытывают жалость к себе. Может быть, вы один из таких людей, Стивен? Может, вы просто попались в ловушку жалости к себе? Может, настолько глубоко погрязли в этом, что не понимаете: ничего не изменится, пока вы не найдете в себе смелость сделать что-то самому? Потому что если вы не возьмете на себя ответственность, то всю оставшуюся жизнь – возможно, сорок или пятьдесят лет – боль, которую вы испытываете сейчас, боль, которая так нестерпима, что заставила вас позвонить мне, будет только усиливаться. Это – то, что вы чувствуете сейчас, – станет для вас наркотиком. Вы сможете так жить, Стивен? Я знаю, что сама не смогла бы.

Я использовала эти слова только при контакте с потенциальными кандидатами, и моя прямолинейность часто заставала их врасплох. Они звонили, ожидая, что я буду проявлять к ним сочувствие и, наверное, стану уверять их, что в конце концов все будет хорошо. Но я не такой человек. Я знала по личному опыту, что в конце концов ничего не будет хорошо, а скорее всего, будет куда хуже, чем есть теперь. И иногда это совершенно невыносимо. Но я могу прекратить это. Нужно только поверить мне.

– Я… я… я не просто так звоню, честное слово, – выдавил Стивен, застигнутый врасплох. – Это то, о чем я долго и напряженно думал, и я хочу этого – но если не смогу это сделать, то покажу себя трусом, верно?

– Нет, Стивен, вы не трус. Вы позвонили мне сегодня, и это показывает, насколько вы отважны. Может быть, вы просто выбрали неверный день для ожидания поезда… Так случается со многими людьми. Просто помните: мы здесь ради вас – в любом качестве, в каком вам нужны.

– Вы собираетесь выслушать меня?

Он почти попался. Я позволила обнюхать приманку – и отдернула ее.

– Если это все, чего вы хотите от меня, то да.

– Что, если… что, если мне нужно… что, если я решу… – Голос сделался тише, а затем совсем оборвался.

Стивену было нужно, чтобы кто-то сказал ему, что смерть – правильный выбор. Но сначала мне нужно было точно узнать, чего же он хочет от меня. Я не должна была завершать фразу за него, даже если точно знала, что он собирается сказать, однако для потенциальных кандидатов я делала исключения.

– Вы звоните, чтобы сказать мне, что хотите покончить с собой и ищете моей поддержки в этом деле?

– Я… полагаю, что да.

Как только кандидат думает, будто понимает меня, я сбиваю его с толку, вернувшись к тому же тону, которым разговаривала в начале нашей беседы. Не доверяю никому, пока не удостоверяюсь, что он именно настолько отчаялся, насколько говорит.

– «Больше некуда» – беспристрастная организация, не выносящая суждений, – начала я. – Мы здесь для того, чтобы выслушать вас. Мы не пытаемся отговорить вас от того, что вы собираетесь сделать, – просто просим вас сначала поговорить с нами и рассмотреть все варианты, прежде чем сделать подобный важный шаг. Вы это понимаете?

– Да, – ответил Стивен. Между нами повисло неловкое молчание. – Но…

– Но? – переспросила я.

– Но если я… понимаете, если я хочу осуществить это, то станете ли вы…

– Стану ли я что, Стивен? Каких действий вы от меня ждете?

Он снова замолчал, и я ощутила его нарастающую тревогу.

– Извините, мне нужно идти, – произнес Стивен, прежде чем в трубке наступила тишина.

Я постучала пальцами по столу и стала изучать свои ногти. Темно-красный лак на указательном пальце слегка облупился. Нужно записаться к маникюрше, чтобы восстановить покрытие.

Я не беспокоилась о том, перезвонит ли Стивен. Конечно, он перезвонит, и когда снова будет искать разговора со мной, то покажет, что готов приложить некоторые усилия. Нельзя просто связаться с «Больше некуда» и попасть на мой телефон – у нас нет прямой линии. Нас девяносто четыре волонтера, все работаем в разные смены, и лишь дело случая, кто именно ответит на звонок.

Я вспомнила, как Дэвид постоянно названивал нам, пока не нашел меня. Как только мы установили контакт, я дала ему свое расписание, чтобы мы могли общаться более регулярно. Мы беседовали три или четыре раза в неделю, и не только относительно нашего соглашения; иногда обсуждали события в мире, нашу повседневную жизнь и страны, в которых хотели бы побывать.

И пока он говорил, я закрывала глаза и представляла, что мы сидим друг напротив друга за столиком в кафе где-нибудь за границей; целый день осматривали достопримечательности, а вечером решили насладиться мягкой средиземноморской погодой и поесть в бистро: отведать рыбного супа, выпить кьянти и по-дружески поболтать. Потом реальность вступала в свои права, и я осознавала, что ничто из этого не могло произойти. Никогда.

Спустя столько месяцев я все еще тосковала по звуку его голоса. Я гадала, пройдет ли это чувство когда-нибудь окончательно. Дэвид понимал меня так же глубоко, как я понимала его, – но моего присутствия в его жизни не было достаточно, чтобы побудить его остаться. Меня было недостаточно, чтобы заставить его выбрать жизнь.

Мой желудок стянулся узлом.

«Помни о якоре, Лора. Помни о якоре».

Я прикинула, чего мы со Стивеном можем добиться. Он строил планы. Приводил свои дела в порядок, выбирал место и уже побывал там. Все, что ему было нужно, – я. У меня было доброе предчувствие на его счет.

Хочу услышать, как он умирает.