Читать книгу Османская империя. Шесть столетий от возвышения до упадка. XIV–ХХ вв. - Джон Патрик Бальфур - Страница 7

Часть первая. Рассвет империи
Глава 5

Оглавление

Когда татары впервые узнали железо и даже самый сильный из них не сумел его согнуть так, как гнули другие металлы, они предположили, что оно должно содержать внутри какую-то особую, неизвестную субстанцию. Они назвали ее тимур; это означало что-то наполненное или набитое. Стало обычаем присваивать это имя их великим предводителям, тем самым признавая наличие у них каких-либо необычных сил. Среди них Тимур Татарин значился как величайший из всех Людей Железа, поскольку его целью было не что иное, как покорение мира, поскольку «если на небесах есть только один Бог, то и на Земле должен быть только один правитель».

Тимур родился в небольшом татарском племени, вождем которого стал уже в юности, правя регионом между Самаркандом и горными границами Хиндустана. Он был наделен необычной храбростью, неукротимой энергией, уникальным даром руководителя и потрясающим военным талантом. Создавая мощную армию, Тимур всегда был впереди и вел ее от одной блестящей победы к другой, чтобы стать повелителем трех империй – Персии, Татарии (с Туркестаном) и Индии. За свою жизнь Тимур истребил девять династий, чтобы править из Самарканда во имя ислама большей частью Азии.

Личная власть Тимура была абсолютной. Он правил без министров. Мускулистого телосложения, с широкими плечами, массивной головой и большим высоким лбом, с очень выразительным лицом, обрамленным густой бородой, кожа под которой была светлой, он с раннего возраста был седым. Тимур прихрамывал, то ли из-за врожденного паралича, то ли вследствие несчастного случая или полученной в бою раны. Говорили, что ему в ногу попала стрела. Поэтому его звали Тимур Хромой (Тимурленк) – и действительно, временами его недомогание становилось настолько сильным, что, как во время наступления его армии на Багдад, он был не в состоянии сидеть на лошади, и слуги несли его в паланкине. Немногословный, рьяный приверженец своей веры, строгий в представлениях о справедливости, он был мастером расчета и планирования, и, нередко в одиночестве по ночам, Тимур часами просиживал за огромной шахматной доской. Он манипулировал фигурами, вырабатывая стратегию сложных кампаний, «которые он всегда выигрывал в борьбе с любым противником». В его победоносной армии количество лошадей исчислялось шестизначной цифрой. За войском следовали стада не только верблюдов, но и слонов, животных, оказавшихся очень полезными в бою, а также использовавшихся как тягловая сила при строительстве его легендарной новой столицы – Самарканда. Отсюда в конце XIV века Тимур правил империей, которая простиралась на восток до Великой Китайской стены, на север – до российских степей, на юг – до реки Ганг и Персидского залива. На западе она включала Персию, Армению и верховья Тигра и Евфрата, иными словами, достигала границ Малой Азии. Дальше простиралась лишь другая великая мусульманская империя – Османская, – чьи завоевания при Мураде и Баязиде совпали по времени с завоеваниями Тимура. Теперь интересы двух победоносных соперничающих императоров, Тимура и Баязида, татарина и османа, столкнулись на этой границе, в регионе, где (как представлялись их характеры Гиббону) «Тимур проявлял нетерпение равного, а Баязид не был осведомлен о превосходстве».

Здесь обозначился критический момент истории, когда интересы каждого, в их соответствующих сферах, взывали к молчаливому modus vivendi. Вызывает сомнение наличие у Тимура в то время каких-либо планов в отношении территории его османских соседей. Как солдат, он отдавал должное военной мощи турок. Как строитель империи, стремящийся приумножить свои владения, он все еще имел другие области для завоеваний; перед ним была открыта дорога на юг – в Сирию, Святую землю, Месопотамию и Египет. А Баязиду больше всего нужно было завершить завоевания на Балканах захватом Константинополя, который уже был близок. Тимур видел, в чем заключаются их обособленные интересы, Баязид – нет. С одной стороны, исполненный гордости и заблуждений относительно непобедимости своей армии после десяти лет побед без единого поражения, с другой стороны, вероятно, недооценивавший силы своего соперника, Баязид своими действиями спровоцировал Тимура выступить против него.

Баязид, заняв, но не сумев ассимилировать значительную часть Анатолии, превратил в изгнанников ненавидящих его бывших правителей, стремившихся вернуть свои земли из-под власти османов и снова править своими прежними подданными, все еще сохранявшими им верность. Многие бывшие правители жили при дворе Тимура. Однако Тимур не слишком интересовался их судьбой или действиями султана до захвата турками Сиваса. Прояви тогда Баязид осмотрительность, он бы сделал этот укрепленный город оборонительным аванпостом. Вместо этого он в 1399 году использовал его в качестве опорного пункта для наступления дальше на восток, к верховьям Евфрата. Армией командовал его сын Сулейман. Там османы вступили на находившиеся под защитой Тимура территории туркменского правителя Кара Юсуфа, который попал к ним в руки.

Так впервые гнев Тимура обрушился на Баязида, и он обратился к нему (снова находившемуся в Европе) с письмом, требуя вернуть пленника. Гиббон цитирует персидского историка Шерефеддина: «В чем причина твоего высокомерия и безрассудства? – спрашивал Тимур султана. – Ты провел несколько сражений в лесах Анатолии: ничтожные трофеи». Далее он, один из главных поборников ислама, обращающийся к другому, пишет: «Ты одержал несколько побед над христианами в Европе; твой меч был благословлен апостолом Бога; и твое следование заповеди Корана в войне против неверных есть единственное соображение, которое удерживает нас от разрушения твоей страны, границы и оплота мусульманского мира». В заключение Тимур предупреждает: «Вовремя прояви мудрость; подумай; раскайся и предотврати удар грома нашего возмездия, которое все еще висит над твоей головой. Ты не больше чем муравей; зачем ты дразнишь слонов? Увы, они растопчут тебя под ногами».

Баязид предпочел отнестись к этому и последующему посланиям с презрением: «Твои армии бесчисленны, пусть так; но что такое стрелы твоих стремительных татар против ятаганов и боевых топоров моих непоколебимых и непобедимых янычар? Я буду охранять князей, которые искали моего покровительства. Ищи их в моих шатрах. – Он закончил послание оскорблением, более интимным по своему характеру: – Если я побегу от твоего оружия, пусть мои жены будут трижды отрешены от моего ложа; но если у тебя не хватает мужества встретиться со мной на поле битвы, желаю тебе снова принять своих жен после того, как они трижды окажутся в объятиях чужестранца».

Послания Тимура Баязиду, каким бы ни было их содержание, по форме были дипломатическими. Татарин следовал общепринятому обращению между двумя равными по положению людьми, ставя их имена рядом. Теперь Баязид намеренно отбросил всякую дипломатию, написав свое имя большими золотыми буквами, а имя Тимура – под ним маленькими черными буквами. На это явное рассчитанное двойное оскорбление, одновременно личное и дипломатическое, мог быть только один ответ.

Тимур немедленно занял поле напротив Сиваса. Сулейман, который располагал только небольшим отрядом конников, направил отцу, находившемуся в Фессалии, просьбу о подкреплении, но не получил ответа. Тогда он предпринял смелую вылазку, но, обнаружив, что противник имеет большое численное преимущество, ушел из города. Тимуру потребовалось восемнадцать дней, чтобы подорвать укрепления города и осуществить его захват, после чего он похоронил в крепостных рвах несколько тысяч наиболее стойких его защитников, которыми были армянские христиане. Затем, вместо того чтобы продолжать движение в Малую Азию, он направился на юг, захватив один за другим Алеппо, Дамаск и Багдад, который разрушил до основания, соорудив пирамиды из отрезанных голов его защитников. Только осенью 1401 года Тимур вернулся к границам Малой Азии. Здесь он остановился на зимний период, намереваясь решить, стоит или нет возобновлять атаку на Османскую империю.


Удивительно, но тем временем Баязид ничего не сделал для того, чтобы надлежащим образом встретить такую угрозу. Потеря Сиваса была первым обрушившимся на него серьезным ударом после ряда легких побед над мелкими правителями в Европе и Азии, унизительным результатом первой схватки с действительно грозным противником. Впервые встретив равного себе, Баязид казался парализованным, ошеломленным поражением и медленно реагировал на кризис, с которым теперь столкнулся. Несомненно, его физическое состояние и умственные возможности были подорваны усиливавшейся тягой к пьянству и разгульной жизни. Тимур, отсутствовавший более года после захвата Сиваса – он вел кампанию в Сирии и Месопотамии, – оставил свой армянский штаб открытым для нападения, аналогичного тем, что принесли Баязиду имя Удар Молнии. Но только гром больше не гремел, да и молнии не сверкали. Баязид, не выказывая обычной быстроты решения или действия, не нанес Тимуру удара возмездия и даже не попытался умиротворить его. Куда делась решимость, военное и дипломатическое искусство, которые принесли ему победу в Европе?

Летом 1402 года Тимур наконец принял решение выступить на Баязида. Теперь союза с ним против османов искали генуэзцы и другие силы христианской Европы. После захвата Сирии он больше не был склонен поддерживать солидарность с другими исламскими державами. Поэтому он и двинул свою победоносную армию на запад, к Сивасу. Только теперь, почти два года спустя после первоначальной потери города, Баязид заставил себя отказаться от осады Константинополя и перебросить основную часть своей армии в Азию. В страшную жару середины лета он выступил из Бурсы, по выжженному солнцем, безводному Анатолийскому плато к крепости Ангора, расположенной в самом сердце страны.

Османская империя. Шесть столетий от возвышения до упадка. XIV–ХХ вв.

Подняться наверх