Читать книгу Первое послание к Тимофею и Послание к Титу. Жизнь поместной церкви - Джон Р. У. Стотт - Страница 8

Никто не станет отрицать, что в греко-римском мире практика приписывания тех или иных литературных произведений великим учителям прошлого была широко распространена. Разногласия касаются того, всегда ли произведение под чужим именем писалось с целью обмана.

1) Попытка восстановить авторство

Харрисон высказывает предположение, что автором Пастырских посланий был «преданный, искренний и серьезный приверженец Павла», который жил в Риме или Эфесе и написал эти послания в начале правления императора Адриана (117 г.). Он знал и хорошо изучил все десять посланий Павла, а также, видимо, имел информацию о «нескольких коротких личных письмах» Павла к Тимофею и Титу. «Он от всего сердца верил благовествованию Павла – как он его понимал»[23]. Столкнувшись с доктринальными и этическими проблемами, вызванными лжеучениями, он и «лучшие умы Церкви» искренне возжелали «вернуть прежнюю апостольскую пламенность и святость» и «снова возжечь героический дух» Павла. Они считали, что наилучшим в данном случае было бы появление «послания от его имени, исполненного его духа, со знакомыми словами, словами великого апостола»[24]. Если это предположение верно, то эти Пастырские послания не являются ни «подлинными» (т. е. они не принадлежат перу святого Павла), ни «подложными» (т. е. они не принадлежат фальсификатору), но они «написанны под псевдонимом» (т. е. их автор не скрывал, что он использовал имя Павла)[25].

Харрисон также убежден, что самые личные строки в этих трех посланиях не были вымышленными и не составлены автором, писавшим под именем Павла, но являются подлинными фрагментами, принадлежащими перу Павла и включенными данным автором, который не знал их первоначального контекста, в свою работу. Харрисон считал, что он определил пять таких фрагментов, и предположил, что они все прекрасно согласуются с повествованием Деяний.

2) Использование псевдонимов в Древнем мире

Доктор Мецгер различает «литературную фальсификацию, или подделку», и «псевдоэпиграфию», т. е. ложную атрибуцию авторства. Под фальсификацией понимается «произведение, созданное или измененное с целью обмана»[26]. К какой из этих категорий должны принадлежать Пастырские послания, если они вышли под псевдонимом? Многие исследователи убеждены, что к ним не применимо определение «фальсификация» или «подлог». Вслед за П. Н. Харрисоном они утверждают, что написавший их под именем Павла автор «не прибегал к злонамеренному обману; необязательно полагать, что он действительно обманул кого-то»[27]. Таким способом христианские богословы защищают концепцию псевдоэпиграфии как особый литературный жанр и совершенно невинную литературную практику. Профессор Моул пишет о «том, что можно назвать благонамеренным использованием псевдонима, безо всякого умысла ввести публику в заблуждение»; согласно тем, кто придерживается этой точки зрения, «автор, написавший под именем Павла, искренне верил, что он передает весть, которую мог бы сообщить и сам апостол»[28]. Но он также пишет о неразрешимой проблеме совмещения этой концепции «честного» использования чужого имени с фабрикацией отрывков личного (для Павла) характера в Пастырских посланиях.

Доктор Мецгер тоже высказывает серьезные сомнения по поводу псевдоэпиграфии. Он задает три важных вопроса. Совместима ли этически псевдоэпиграфия с «нормами честности и чистосердечия, с древними или современными нравственными эталонами»? Как следует, с психологической точки зрения, «рассматривать автора, который выдает себя за древний авторитет»? С теологической точки зрения: «может ли произведение, в котором есть подлог, будь он совершен из самых благородных побуждений, рассматриваться как совместимое с характером послания от Бога»[29].

Трудно утверждать, что использование чьего-то имени в таком случае можно воспринимать в качестве невинного литературного приема.

3) Ответ в свете современных христианских представлений

1. Хотя со времен Баура для защитников использования чьего-то известного имени стало привычным утверждать, что это приемлемая практика, в которой нет злонамеренного подлога, они все же «не могут привести исторических свидетельств для подкрепления своих представлений о том, что новозаветная псевдоэпиграфия признавалась как таковая и рассматривалась как вполне невинная практика»[30]. Напротив, доктор Л. Р. Донелсон утверждает: «Мы вынуждены принять, что в христианских кругах использование псевдонима считалось нечестным приемом»[31]. Произведение под чужим именем либо воспринималось как достоверное, а потому уважалось, либо, если его автора разоблачали, осуждалось. Нет никаких данных о том, что при раскрытии мнимого авторства каких-то сочинений, они, тем не менее, почитались и уважались. Некоторые комментаторы приводят в качестве примера суждение антиохийского епископа начала III в. Серапиона. Сделав вывод о подложности Евангелия от Петра, он провозгласил такой принцип: «Мы, братия, принимаем и Петра, и других апостолов, как Христа. Но сочинения, написанные под их именем другими, мы отвергаем».

2. Утверждение, что автор, написавший под чужим именем, не намеревался сделать подлог, по-видимому, выглядит как самооправдание. Если никого не ввели в заблуждение, тогда в чем смысл этого ухищрения?

3. Несмотря на уверения, что псевдоэпиграфия – нормальный, вполне невинный литературный прием, многие из нас не могут принять ее безоговорочно и со спокойной совестью. Мы помним, что Писание постоянно подчеркивает священность истины и греховность ложного свидетельства. Мы не чувствуем удовлетворения от заверений, что имитация не обманывает, а псевдоэпиграфия не является фальсификацией. «Определение термина „подделка“, которое дается в словаре, означает преднамеренный обман, – пишет доктор Дж. Пакер. – Какие бы цели ни преследовались при этом, обман остается обманом, даже если он окрашен благородными мотивами»[32].