Читать книгу Крушение империи - Джон Скальци, John Scalzi - Страница 4

Последнюю неделю жизни Батрина Ву его дочь Кардения Ву-Патрик провела в основном у постели отца. Узнав, что в его состоянии медицина полностью бессильна и не может предложить ничего, кроме паллиативного лечения, тот решил умереть дома, в своей любимой кровати. Кардения, уже знавшая, что конец близок, отменила все свои дела и велела поставить возле кровати отца удобное кресло.

– Тебе что, нечем больше заняться, кроме как сидеть тут? – шутливо спросил Батрин у своей дочери и единственного оставшегося в живых отпрыска, когда она села рядом с отцом, как обычно делала по утрам.

– Прямо сейчас – нечем, – ответила она.

– Сомневаюсь. Уверен, стоит тебе выйти в туалет, и тут же налетают подхалимы, которым нужна твоя подпись или еще что-нибудь.

– Нет, – сказала Кардения. – Сейчас всем занимается исполнительный комитет. На ближайшее будущее установлен переходный режим.

– До моей смерти, – кивнул Батрин.

– До твоей смерти.

Батрин рассмеялся, едва слышно – большего не позволяла слабость.

– Боюсь, это будущее чересчур близко.

– Постарайся об этом не думать, – сказала Кардения.

– Тебе легко говорить… – После недолгой паузы Батрин поморщился, услышав какой-то звук, и повернулся к дочери: – Что это?

Кардения слегка наклонила голову:

– Ты про пение?

– Там кто-то поет?

– Снаружи целая толпа доброжелателей, – ответила Кардения.

– Уверена, что это именно доброжелатели? – улыбнулся Батрин.

Батрин Ву, отец Кардении, формально являлся Аттавио Шестым, имперо Священной империи Взаимозависимых государств и Торговых гильдий, королем Ядра и Ассоциированных наций, главой Взаимозависимой церкви, наследником Земли и отцом всего сущего, восемьдесят седьмым имперо из дома Ву, ведшего свою историю от пророчицы-имперо Рахелы Первой, основательницы Взаимозависимости и Спасительницы Человечества.

– Вне всякого сомнения, – сказала Кардения. Оба сейчас находились в Брайтоне, имперской резиденции в Ядропаде, столице Ядра, где больше всего любил бывать ее отец. Официально имперский трон располагался в нескольких тысячах километров выше по гравитационному колодцу, на Сиане, широко раскинувшейся космической станции, которая парила над поверхностью Ядра и была видна из Ядропада, казавшись гигантской зеркальной тарелкой посреди тьмы, – вернее, была бы видна, если бы большая часть Ядропада находилась на поверхности планеты. Ядропад, как и все города Ядра, располагался в вырубленной искусственной полости внутри каменной толщи; наружу выступали лишь служебные купола и сооружения, ожидая в вечных сумерках восхода солнца, который не мог наступить на планете, обращенной к звезде одной стороной, а если бы наступил, жители Ядра тотчас же испеклись бы, словно картошка в духовке.

Аттавио Шестой терпеть не мог Сиань и никогда не задерживался там дольше необходимого. И уж точно не собирался там умирать. Домом его был Брайтон, у ворот которого столпилась тысяча, а может, и больше доброжелателей, подбадривавших его радостным пением, которое иногда сбивалось на национальный гимн или приветствие для имперской футбольной команды. Кардения знала, что всех доброжелателей тщательно проверили, прежде чем подпустить к воротам Брайтона ближе чем на километр, чтобы их мог услышать имперо. Некоторым даже не пришлось платить за то, чтобы они пришли.

– Сколько нам пришлось заплатить? – спросил Батрин.

– Почти ничего, – ответила Кардения.

– Мне пришлось заплатить всем трем тысячам человек, которые пришли порадовать на смертном одре мою мать. И притом немало.

– Ты популярнее твоей матери.

Кардения никогда не видела свою бабушку, имперо Зетиан Третью, но от того, что она вычитала в исторических хрониках, вставали дыбом волосы.

– Даже камень был бы популярнее моей мамочки, – сказал Батрин. – Но не стоит обманывать себя, дитя мое. Ни один имперо Взаимозависимости никогда не пользовался популярностью. Это не входит в их профессиональные обязанности.

– По крайней мере, ты популярнее большинства, – предположила Кардения.

– Именно потому тебе пришлось заплатить лишь немногим из тех, кто сейчас стоит за окном.

– Если хочешь, могу их отослать.

– Они мне нисколько не мешают. Узнай только, принимают ли они заявки на песни.

Наконец Батрин снова задремал. Убедившись, что он спит, Кардения встала с кресла и вышла в личный кабинет отца, временно позаимствованный ею, – впрочем, скоро он все равно стал бы ее собственным. Покидая отцовскую спальню, Кардения увидела отряд медиков во главе с Кви Дринином, имперским врачом: они склонились над ее отцом, чтобы умыть его, осмотреть и убедиться, что ему обеспечен лучший уход, какой только может получить страдающий от неизлечимой болезни.

В кабинете Кардению встретила Наффа Долг, недавно назначенная главой ее аппарата. Наффа молча ждала, когда Кардения откроет маленький холодильник, достанет бутылку с содовой, сядет, откроет бутылку, сделает два глотка и поставит бутылку на отцовский письменный стол.

– А подставку? – сказала Наффа, обращаясь к своей начальнице.

– Что, обязательно? – спросила Кардения.

Наффа показала на стол:

– Этот стол изначально принадлежал Турину Второму. Ему шестьсот пятьдесят лет. Подарок отца Женевьевы Н’дон, которая стала женой имперо после…

– Хватит, – подняла руку Кардения. Взяв со стола небольшой томик в кожаном переплете, она подвинула его к себе, поставила на него бутылку и только тогда обратила внимание на выражение лица Наффы. – А теперь что?

– Ничего особенного, – ответила Наффа. – Просто ваша «подставка» – первое издание «Комментариев к доктринам Рахелы» Чао, которому почти тысяча лет. Оно бесценно, и даже мысль о том, чтобы поставить на него бутылку, равна величайшему богохульству.

– О господи. – Кардения сделала еще глоток из бутылки и поставила ее на ковер рядом со столом. – Теперь ты счастлива? Разве что ковер тоже невыразимо бесценен.

– Собственно…

– Следует ли понимать так: всему, что есть в этой комнате, кроме нас двоих, многие сотни лет, оно изначально подарено кому-то из моих предков другой невероятно знаменитой исторической личностью и оно не имеет цены или, по крайней мере, стоит дороже, чем большинство людей зарабатывает за всю свою жизнь? Есть в этой комнате хоть что-нибудь, не соответствующее данному описанию?

Наффа показала на холодильник:

– Думаю, это просто холодильник, и ничего больше.

Кардения наконец нашла на столе подставку и переставила на нее бутылку с ковра.

– Этой подставке, вероятно, четыреста лет, и она подарена герцогом Края, – сказала она, взглянув на свою помощницу. – Только не говори, будто это так и есть.

– Не буду. – Наффа достала планшет.

– Но ведь знаешь?

– К вам обращаются из исполнительного комитета, – сказала Наффа, проигнорировав последнее замечание начальницы.

– Кто бы сомневался, – развела руками Кардения.

Исполнительный комитет состоял из трех представителей гильдий, трех членов парламента и трех архиепископов церкви. Некогда комитет был прямым связующим звеном между имперо и тремя центрами власти во Взаимозависимости. Сейчас же его членам предстояло обеспечить преемственность власти в последние дни правления имперо, и они слегка сводили Кардению с ума.

– Прежде всего они хотят, чтобы вы появились в сети и, как они говорят, «успокоили страхи империи» по поводу состояния вашего отца.

– Он умирает, и быстро, – сказала Кардения. – Вряд ли это кого-то успокоит.

– Думаю, они предпочли бы что-нибудь более вдохновляющее. Они прислали текст речи.

– Какой смысл внушать империи ложные надежды? К тому времени, когда моя речь доберется до Края, отца не будет в живых уже девять стандартных месяцев. Даже до Бремена – две недели пути.

– Все равно есть Ядро, Сиань и Ассоциированные нации внутри системы. До самой дальней – всего пять световых часов.

– Там уже знают, что он умирает.

– Речь не о том, что он умирает. Речь о преемственности.

– Династия Ву простирается в прошлое на тысячу лет, Наффа. Вряд ли кого-нибудь настолько беспокоит преемственность.

– Людей беспокоит не преемственность. Людей беспокоит их повседневная жизнь. Кто бы ни стал имперо, перемены неизбежны. В системе триста миллионов имперских подданных, Кардения. Вы наследница. Все знают, что династия останется прежней. Речь обо всем остальном.

– Не могу поверить, что ты на стороне исполнительного комитета.

– Даже остановившиеся часы дважды в день показывают правильное время.

– Ты читала речь?

– Читала. Она просто чудовищна.

– Будешь ее переписывать?

– Да, уже переписала.

– Что еще?

– Они хотят знать, изменили ли вы свою позицию в отношении Амита Нохамапитана.

– Какую именно позицию? Насчет того, чтобы встретиться с ним или выйти за него?

– Полагаю, они надеются, что за первым последует и второе.

– Я уже однажды встречалась с ним и именно потому не желаю встречаться снова. И уж определенно не собираюсь выходить за него.

– Исполнительный комитет – возможно, предвидя ваше нежелание – хочет напомнить вам, что ваш брат, покойный кронпринц, в принципе согласился жениться на Надаше Нохамапитан.

– Я скорее вышла бы замуж за нее, чем за ее брата.

– Предвидя ваше возражение, исполнительный комитет желает напомнить вам, что этот вариант также был бы приемлемым для всех сторон.

– За нее я тоже не собираюсь, – сказала Кардения. – Мне не нравятся они оба. Ужасные люди.

– Ужасные люди, чей дом занимает господствующее положение среди Торговых гильдий и чье желание заключить союз с домом Ву позволило бы империи получить рычаг воздействия на гильдии, которого у нее не было в течение столетий.

– Это твои слова или исполнительного комитета?

– На восемьдесят процентов – исполнительного комитета.

– И на двадцать процентов твои? – Кардения изобразила притворный ужас.

– Я на свои двадцать процентов считаю, что политические браки порой необходимы тем, кто, вроде вас, готовится стать имперо и, несмотря на поддержку тысячелетней династии, нуждается в союзниках, чтобы держать гильдии в узде.

– Хочешь сказать, будто всю последнюю тысячу лет имперо Ву были, по сути, марионетками, действовавшими в интересах гильдий?

– Я хочу напомнить, что вы назначили меня на этот пост не только благодаря личной дружбе и моему опыту в придворной политике, но и потому, что я защитила докторскую по истории династии Ву и знаю о вашей семье больше, чем вы сами, – сказала Наффа. – Но политикой я, конечно, тоже могу заниматься.

Кардения вздохнула:

– И все же нам не грозит опасность стать марионетками гильдий.

Наффа молча смотрела на начальницу.

– Ты шутишь, – проговорила Кардения.

– Дом Ву – сам по себе торговое семейство, и он обладает монополией на строительство кораблей и изготовление оружия, – продолжала Наффа. – Более того, военных контролирует имперо, а не гильдии. А значит, гильдиям или контролирующим их домам не так-то просто прибрать к рукам династию или империю. Кстати, ваш отец проявлял крайнюю мягкость в отношении торговых домов, позволив нескольким из них, включая Нохамапитанов, создать центры власти, не имевшие аналогов в последние двести лет. Естественно, мы не говорим о церкви, которая сама по себе – центр власти. И вполне можно ожидать, что все они попытаются захватить еще больше власти, рассчитывая, что вы окажетесь слабой правительницей.

– Спасибо, – сухо ответила Кардения.

– Ничего личного. Никто не ожидал, что вы унаследуете корону.

– Будто я не знаю.

– И никто не понимает, как к вам относиться.

– Не считая исполнительного комитета, который хочет выдать меня замуж.

– Они хотят сохранить возможность союза.

– Союза с ужасными людьми.

– По-настоящему приятные люди обычно не получают власти.

– Хочешь сказать, я особенная? – спросила Кардения.

– Не помню, чтобы я называла вас приятным человеком, – ответила Наффа.

– Все это не твои проблемы, – сказал Батрин Кардении, когда та вернулась в его спальню и снова села в кресло. Медики, хлопотавшие над ним, пока он спал, удалились в соседние комнаты, и отец с дочерью снова остались вдвоем, не считая набора врачебного оборудования.

– Знаю, – ответила Кардения. Разговоры на эту тему уже были, но Кардения знала, что возвращение к ним неизбежно.

– Ко всему этому готовили твоего брата, – продолжал Батрин, и Кардения кивнула, слушая его медленную речь. Реннеред Ву на самом деле был ее сводным братом – сыном супруги имперо Гленны Косту, в то время как Кардения стала плодом короткой связи между имперо и ее матерью Ханной, профессором древних языков. Ханна Патрик познакомилась с имперо, проводя для него экскурсию по собранию редких книг в библиотеке имени Споуда университета Ядропада. Они стали переписываться на научные темы, и через несколько лет после внезапной смерти супруги имперо подарил Ханне Патрик сперва редкое издание «Касида аль-Бурда»[1], а затем, довольно скоро и к некоторому удивлению обоих, – Кардению.

Наследником уже был Реннеред, и Ханна Патрик после некоторых раздумий решила, что скорее шагнет из шлюза в космос, чем станет постоянным предметом обстановки имперского двора. Поэтому Кардения росла в достатке и неге, но вдали от атрибутов реальной власти. Кардению признали дочерью имперо, и она регулярно, хоть и нечасто встречалась со своим знаменитым отцом. Иногда одноклассники дразнили ее «принцессой», но не слишком часто и не слишком жестоко: как оказалось, она действительно была принцессой, и ее отряд имперской охраны не терпел проявлений неуважения.

Ее детство и ранняя юность были настолько обычными, насколько это возможно для дочери самого могущественного человека во всей известной вселенной. Впрочем, с точки зрения самой Кардении, жизнь ее выглядела почти обыкновенной – она закончила университет Ядропада, получив степень по современной литературе и образованию, и подумывала стать профессиональным покровителем какой-нибудь гуманитарной программы для малообеспеченных.

А потом погиб Реннеред: врезался на своем ретроавтомобиле в стену во время благотворительных показательных гонок с участием настоящих гонщиков и, по сути, лишился головы. Кардения никогда не смотрела видео с места катастрофы – все-таки это был ее брат, – но читала отчет судебных экспертов. Исключив любые подозрения в умышленном нарушении правил, они, однако, отметили наличие в автомобиле систем безопасности, а также крайне малую вероятность фатального исхода, не говоря уже об обезглавливании.

Позже Кардения узнала, что во время благотворительного аукциона после гонок Реннеред должен был публично объявить о своей помолвке с Надаше Нохамапитан. Эти два события остались для нее прочно связанными между собой.

Кардения не была особо близка с Реннередом – когда она родилась, брат был подростком, и их круги общения не пересекались, – но он относился к ней по-доброму. В детстве она издали боготворила Реннереда и его разгульный образ жизни, а становясь старше и понимая, что ее почти миновало тяжкое бремя имперской славы, втайне радовалась, что у нее есть брат, готовый возложить это бремя на свои плечи. Похоже, ему это даже нравилось – намного больше, чем могло бы понравиться ей.

Теперь брата не стало, и империи внезапно потребовался новый наследник.

– Похоже, ты не слушаешь, – сказал Батрин.

– Извини, – ответила Кардения. – Я думала о Реннереде. Жаль, что его нет с нами.

– Мне тоже. Хотя, вероятно, по другим причинам.

– Я была бы рада, если бы он занял трон после тебя. Как и многие.

– Наверняка, дитя мое. Но послушай меня, Кардения: я вовсе не жалею, что наследницей стала ты.

– Спасибо.

– Я серьезно. Из Реннереда получился бы прекрасный имперо. Он в буквальном смысле родился для этого, как и я. Ты – нет. Но это не так уж и плохо.

– Думаю, ничего хорошего. Я сама не знаю, что делаю, – призналась Кардения.

– Никто из нас не знал, что мы делали, – ответил Батрин. – Разница в том, что ты это знаешь. Будь с нами Реннеред, он оказался бы таким же несведущим, но более уверенным в себе – и в итоге ударил бы в грязь лицом, как я, моя мать и мой дед. Возможно, ты нарушишь семейную традицию. – Кардения улыбнулась, и Батрин едва заметно наклонил голову. – До сих пор не знаешь, как ко мне относиться, да?

– Нет, – призналась Кардения. – Я рада, что за последние месяцы мы смогли лучше узнать друг друга. Но… – Она развела руками. – Все остальное…

– Тебе хочется ближе узнать своего отца, – улыбнулся Батрин, – но вместо этого приходится готовиться к управлению вселенной?

– Смешно, но так и есть.

– Это я виноват. Как ты знаешь, ты родилась случайно – по крайней мере, если говорить о моем участии. – Кардения кивнула. – Все, в том числе твоя мать, советовали держать тебя подальше от двора. И я с радостью согласился с ними.

– Знаю. И я никогда тебя не винила.

– Да, не винила. Странно, правда? – сказал Батрин.

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты в буквальном смысле принцесса, но тебе не нравилось жить, как принцесса. Думаю, большинство людей возмутились бы, оказавшись в твоем положении.

– Мне нравилось это как вариант, – пожала плечами Кардения. – Когда мне было восемь, я немного возмущалась. Но когда я стала достаточно взрослой и поняла, что значит быть принцессой, я обрадовалась, что большая часть всего этого пройдет мимо меня.

– И все же это тебя настигло.

– Да, – кивнула Кардения.

– Тебе все еще не хочется быть имперо?

– Нет, не хочется. Я бы предпочла, чтобы ты передал трон кузену, племяннику или кому-нибудь еще.

– Если бы Реннеред женился раньше и у него остался бы ребенок, это решило бы твою проблему. Но этого не случилось. И в любом случае, если бы он женился на этой Нохамапитан и у них родился наследник, она стала бы регентом. Не слишком удачная мысль – позволить ей бесконтрольно править империей.

– Ты же сам настаивал, чтобы он на ней женился.

– Политика. Как я понимаю, тебя тоже убеждают выйти замуж за ее брата.

– Да.

– Это политически выгодно.

– И ты этого хочешь?

Батрин резко закашлялся. Кардения налила стакан воды и поднесла к его губам.

– Спасибо. Нет. Надаше Нохамапитан бессердечна и жестока, но и Реннеред не был невинным младенцем. В этом смысле он напоминал мою мать. Он держал бы жену в узде и наслаждался бы этим – как и она сама. Но ты не такая, как Реннеред, и Амит Нохамапитан лишен той спасительной благодати, что есть у его сестры, а именно ума.

– Он зануда.

– Это куда короче и точнее.

– Но ты сейчас сказал, что это политически выгодный союз.

Батрин едва заметно пожал плечами:

– Да, и что с того? Ты скоро станешь имперо.

– И тогда никто не сможет указывать мне, что делать.

– Ну уж нет, – ответил Батрин. – Все станут указывать тебе, что делать. Но тебе вовсе незачем каждый раз их слушать.

– Сколько ему еще осталось? – спросила Кардения за ужином у Кви Дринина. Точнее говоря, ужинала сама Кардения в приватной столовой, роскошная обстановка которой выглядела скорее смешной, нежели чудовищной, приятно контрастируя с остальной резиденцией. Дринин ничего не ел, а лишь стоял, ожидая, когда ему дадут возможность дать отчет о состоянии умирающего. Кардения спросила, не хочет ли он поесть, но он отказался столь поспешно, что ей подумалось, будто она невольно нарушила некий имперский протокол.

– Думаю, не больше суток, мэм, – ответил Дринин. – У него фактически перестали работать почки, и хотя мы еще можем ему помочь, скоро откажет и все остальное – организм в критическом состоянии. Ваш отец понимает, что можно предпринять героические меры, но те продлят его жизнь в лучшем случае на несколько дней, и он предпочел от них отказаться. Сейчас мы лишь создаем ему необходимый покой.

– Он все еще в ясном уме, – сказала Наффа, которая тоже ничего не ела.

Кивнув, Дринин повернулся к Кардении:

– Вряд ли стоит рассчитывать, что это надолго, мэм, особенно если учесть, что в его крови продолжают накапливаться токсины. Не сочтите за дерзость, но если вы хотите сообщить отцу нечто важное, лучше сделать это раньше, чем позже.

– Спасибо, доктор, – ответила Кардения.

– Не за что, мэм. Могу я спросить, как вы себя чувствуете?

– В личном смысле или в медицинском?

– И в том и в другом, мэм. Я знаю, что вас несколько недель назад подключили к сети, и хотел бы убедиться, что обошлось без побочных эффектов.

Свободной от вилки рукой Кардения дотронулась до точки на затылке, у самого основания черепа, куда ей вживили имплант имперской нейросети. Через месяц или около того он должен был врасти в ее мозг.

– Где-то с неделю болела голова, – ответила она. – Сейчас все хорошо.

– Прекрасно, – кивнул Дринин. – Головная боль – дело обычное, но если почувствуете что-то другое, дайте мне знать, конечно же. Имплант уже должен полностью прижиться, но мало ли что.

– Спасибо, доктор, – повторила Кардения.

– Не за что, мэм, – кивнул Дринин и повернулся, собираясь уйти.

– Доктор Дринин?

– Да, мэм? – Дринин остановился и снова повернулся к ней.

– Буду рада, если после передачи власти вы и ваши подчиненные останутся на службе имперо.

– Конечно, мэм. – Дринин улыбнулся и, низко поклонившись, вышел.

– Знаете, вам незачем просить остаться весь имперский персонал, – сказала Наффа, когда за ним закрылась дверь. – Иначе весь первый месяц уйдет на это.

Кардения показала на дверь, через которую вышел доктор.

– Этому человеку предстоит осматривать меня в течение десятилетий, – сказала она. – Думаю, нет ничего плохого в том, чтобы лично попросить его остаться. – Она посмотрела на помощницу. – Как-то странно: почему ты не ешь вместе со мной, а стоишь с планшетом и чего-то ждешь?

– Подчиненные не едят вместе с имперо.

– Даже когда имперо им разрешает?

– Вы приказываете мне съесть вместе с вами ту бурду, которую вы едите?

– Никакая это не бурда – всего лишь буйабес[2] из коричной рыбы. И я ничего не приказываю. Я просто говорю, что ты можешь, если хочешь, поесть вместе со своей подругой Карденией.

– Спасибо, Кар, – ответила Наффа.

– Меньше всего мне хотелось бы видеть в тебе только подчиненную. На самом деле мне нужны друзья. Друзья, которым все равно, кто я такая. Когда мы были маленькими, только тебя не волновало, что я принцесса.

– Мои родители – республиканцы, – напомнила подруге Наффа. – Если бы я относилась к тебе иначе из-за того, кем был твой отец, они бы от меня отреклись. Они и сейчас возмущаются, что я на тебя работаю.

– Кстати, напомнила: когда стану имперо, смогу дать тебе титул.

– Только попробуй, Кар, – возразила Наффа. – Иначе я никогда не смогу поехать домой в отпуск.

– «Баронесса» звучит не так уж плохо.

– Если будешь продолжать в том же духе, вылью рыбный суп тебе на голову, – предупредила Наффа. Кардения молча улыбнулась.

– Я смотрел твое видео, – сказал Батрин, проснувшись в очередной раз. Кардения отметила про себя, что Дринин был прав: силы оставляли отца, взгляд его блуждал. – То, где ты говорила обо мне.

– И что скажешь? – спросила Кардения.

– Прекрасно. Речь ведь сочинял не комитет?

– Нет.

Исполнительный комитет постоянно жаловался, что Наффа переписала текст речи, пока Кардения не сообщила им, что в нем либо будут слова Наффы, либо не будет вообще никаких. Она радовалась своей первой победе над тремя политическими силами, противостоящими имперо, хотя и не делала вида, будто после ее прихода к власти таких побед будет намного больше.

– Хорошо, – кивнул Батрин. – Ты должна принадлежать только самой себе, дочь моя. И более никому.

– Запомню.

– Обязательно. – Батрин на мгновение закрыл глаза и, казалось, задремал, но тут же снова открыл их и взглянул на Кардению. – Ты уже выбрала себе имперское имя?

– Я думала оставить свое собственное, – ответила Кардения.

– Что? Нет, – покачал головой Батрин. – Собственное имя – для твоего личного круга. Для друзей, супругов, детей, любимых. Оно тебе понадобится. Не отдавай его империи.

– Каким из твоих имен звала тебя моя мать?

– Она звала меня «Батрин». По крайней мере, достаточно долго для того, чтобы это имело значение. Как она?

– Жива и здорова.

Три года назад Ханна Патрик согласилась занять должность проректора в технологическом институте Гельфа, в десяти неделях пути от Ядра по Потоку. Известие об ухудшающемся здоровье имперо, вероятно, уже дошло до нее, но о том, что ее дочь стала новым имперо, ей предстояло узнать уже постфактум. Кардения знала, что мать испытывает весьма противоречивые чувства по поводу ее восхождения на трон.

– Я подумывал на ней жениться, – сказал Батрин.

– Ты мне говорил. – От матери Кардения слышала другое, но сейчас было не время заводить разговор об этом.

Имперо кивнул и сменил тему:

– Могу я предложить тебе имя? В качестве имперского?

– Да, пожалуйста.

– Грейланд.

– Мне оно незнакомо, – нахмурилась Кардения.

– Когда я умру, посмотри, кто она такая. А потом приходи и поговорим.

– Да.

– Вот и ладно. Ты будешь хорошей имперо, Кардения.

– Спасибо.

– Иначе и быть не может. В конце концов, империи это необходимо.

Не зная, что ответить, Кардения лишь кивнула и взяла отца за руку. Похоже он слегка удивился – и слабо сжал ее пальцы.

– Пожалуй, засну, – сказал он. – Засну, а потом ты станешь имперо. Согласна?

– Вполне, – ответила Кардения.

– Ладно. – Батрин снова едва заметно сжал ее ладонь. – Прощай, Кардения, дочь моя. Жаль, что судьба не дала мне шанса любить тебя и дальше.

– Все будет хорошо, – сказала Кардения.

Батрин улыбнулся:

– Приходи повидаться.

– Да.

– Хорошо, – сказал Батрин и погрузился в сон.

Кардения сидела возле отца, ожидая, когда она станет имперо. Долго ждать не пришлось.